А потом появилась другая Миюри - смущённая и растерянная.
Он ещё ощущал неожиданно грубое ощущение от её губ и сильный запах серы, вероятно, из-за воды, в которой она побывала... Грубое?
Губы Миюри оставались гладкими и вишнёво-розовыми, даже зимой. Он подумал, что что-то не так, и Миюри сразу отпустила его лицо. Между руками у неё была натянута ткань от её повязок - такой же ширины, что и её губы. Она подняла голову, и, улыбнувшись, надула губы.
- Это специальная мазь отца, и я думаю, она поможет твоим сухим губам, брат, - сказала она, помахивая хвостом и с улыбкой чертёнка на лице.
Коул, наконец, понял, что она сделала, и у него появилась куча мыслей. Вся кровь от груди ударила ему в голову.
- Мммиюри! - крикнул он, и она пожала плечами и закрыла глаза, продолжая улыбаться.
- Боже, не сердись на меня.
- Т-т-ты...
- Не волнуйся, брат, твоя чистота в безопасности, - сказала она и приложила тонкий палец к губам. Послушание, чистота и аскетизм были тремя достоинствами, которые поклялись придерживаться те, кто решил служить Богу. Конечно, Миюри о том, как следовать учениям Доброго Бога, представляла себе что-то другое.
Однако Коул не знал, что сказать этой грешной, пугающей девушке. Более того, он не знал, как справляться с чувствами, нахлынувшими на него, когда их глаза встретились.
- На сегодня хватит...
- Что? В самом деле? - обрадовалась Миюри и вскочила с кресла. Она развернула одеяло и аккуратно положила его на кровать.
Он сжал пальцами пламя свечи, словно убил комара, комната погрузилась во тьму. Потом медленно подошёл сзади к Миюри. Будто почувствовав его приближение, она стала поправлять одеяло.
- Б-брат?
Коул взял своё одеяло.
- Я лягу спать на полу.
- А?
- Я лягу спать на полу.
Его ответ прозвучал резко, он завернулся в одеяло и в самом деле лёг на пол.
- Э, брат? Эй, подожди, что, почему?