«С упреждением? Как я могу знать, чтó именно меня заинтересует до тех пор, пока не получу какие-нибудь сведения об их сговоре?»
«По правде говоря, я знаю немногим больше вашего. Хаш-Монкур надеется осуществить свои планы с помощью Сарсема – но это неудивительно».
«Сарсем играет с огнем. В конечном счете он будет сурово наказан за двоедушие! Так наказан, чтобы его судьба послужила примером и предупреждением все инкубам!»
«Вы говорите так, будто конечный результат игры предопределен!» – беззаботно заметил Ошерль.
«Что ты имеешь в виду?»
Но Ошерль больше ничего не сказал, и Риальто, чтобы подчеркнуть свое недовольство, приказал ему выйти наружу и охранять шатер всю ночь. Ошерль упростил свою задачу, соорудив по углам шатра четыре огромные головы гоблинов, озаренные изнутри призрачным голубым сиянием; когда Риальто решил выглянуть из шатра, чтобы поинтересоваться, как идут дела, он сам испугался.
Вернувшись внутрь, Риальто устроил девушке постель; она легла и тут же заснула от полного эмоционального истощения. Через некоторое время Риальто тоже прилег отдохнуть.
Наутро девушка проснулась в сосредоточенно-безразличном настроении. Риальто устроил ей ванну в отдельном помещении и наполнил ее надушенной водой, а Ошерль, превратившись по такому случаю в служанку, приготовил для нее новый опрятный костюм: белые полотняные брюки, алую блузу с золотистыми пуговицами и черной бахромой, а также черные полусапожки, расшитые красными нитями. Девушка выкупалась, оделась и привела в порядок не слишком длинные черные локоны, после чего осторожно вышла в основное помещение, где Риальто присоединился к ней во время завтрака.
Пользуясь возможностями глоссолария, он обратился к ней на ее родном языке: «Тебе пришлось пережить ужасную трагедию – позволь мне выразить сожаления по этому поводу. Меня зовут Риальто; так же, как ты, я не родился в эту тоскливую эпоху. Могу ли я поинтересоваться: как тебя зовут?»
Сначала девушка, казалось, не хотела отвечать, но потом произнесла упавшим голосом: «Мои тайны больше не имеют значения. В своем внутреннем представлении я называю себя „Фарудой, дочерью Зари“ или „изысканной дочерью Рассвета“. В школе меня прозвали „Шалукке“ – „лучшая пловчиха“. Так меня и называли подруги».
«Прозвище тебе подходит – и, если ты не возражаешь, я так и буду тебя называть».
Девушка скорбно улыбнулась: «Статус больше не позволяет мне выбирать – это было бы непозволительной роскошью».
Риальто угадал, что имеет дело с какой-то сложной концепцией, и даже в какой-то степени ее понял: «Верно, что основой самооценки должно быть некое „внутреннее преимущество“ или „смелое утверждение о существовании заслуги“. Если я назову тебя „Шалукке, победительница Смерти“, разве это не станет основанием для гордости?»
«Не сказала бы – ведь меня спасла только твоя помощь».
Услышав это замечание, Ошерль прокомментировал его: «Тем не менее, ты инстинктивно выбрала правильную тактику. Когда имеешь дело с Риальто Изумительным – да, я говорю о хозяине этого шатра и эксплуататоре мой задолженности – необходимо постоянно подбрасывать дрова в костер его неутолимого тщеславия. Громко расхваливай его привлекательную внешность, притворяйся потрясенной его мудростью – и в твоих руках он станет послушным, как глина».
Риальто сдержанно произнес: «У Ошерля нередко бывает язвительное настроение. Невзирая на его сарказм, я действительно хотел бы заслужить твое расположение».
Шалукке не смогла удержаться от улыбки: «Ты уже его заслужил, Риальто! Кроме того, я благодарна и Ошерлю за его помощь».
«Вот еще! – воскликнул Риальто. – Он гораздо больше сочувствовал проголодавшемуся каннибалу Дульке».
«Неправда! – возмутился Ошерль. – Вы не понимаете шуток!»
«Так или иначе, – осмелилась спросить девушка, – могу ли я поинтересоваться, чтó теперь со мной будет?»