Сказания умирающей Земли. Том IV

22
18
20
22
24
26
28
30

«Совершенно верно – на уровне того же слоя, тогда как разница во времени должна была соответствовать разнице глубины не меньше двух метров».

«Хммф! – Ошерль задумался. – Вы где-то в чем-то ошиблись. Нельзя решать такие важные вопросы на основании столь ничтожного свидетельства, как детская миска для каши».

«По сути дела, если уж говорить начистоту, вы с Сарсемом – безнадежные недотепы, хотя я уверен, конечно, что вы посмеялись надо мной на славу, хихикая, подталкивая друг друга локтями в ребра и представляя себе, как огорчится бедняга Риальто».

Уязвленный Ошерль воскликнул: «И опять вы ошибаетесь! Все планировалось в деловой атмосфере сотрудничества и взаимного уважения! Кроме того, у вас нет никаких доказательств справедливости ваших гипотез. Миска может быть не более чем имитацией древнего стиля – или пережила свое время на много столетий и только после этого была выброшена в море!»

«Ошерль, твои рассуждения граничат с полной нелепостью. Мои так называемые „гипотезы“ обоснованы, во-первых, логической дедукцией и, во-вторых, простым наблюдением. Невозможно не признать, что предмет, который вы позволили найти старику Яа-Йимпе, внешне напоминал Персиплекс – настолько, что вам удалось обмануть Хаш-Монкура. Но не меня».

Ошерль недоуменно моргнул: «Вы считаете, что у вас настолько острое зрение? Или что Хаш-Монкур стал плохо видеть?»

«Я не только справедлив, Ошерль, я еще умен и наблюдателен – в то время как Хаш-Монкуру свойственна лишь примитивная хитрость животного, в каковом отношении он ненамного превосходит Сарсема и тебя».

«Вы все еще не смогли ничего объяснить».

«Ты ослеп? Призма висела на шее Яа-Йимпе в горизонтальном положении! Настоящий Персиплекс всегда поворачивается вершиной вверх – чтобы никто не мог неправильно прочесть проецируемый священный текст. Хаш-Монкур не обратил на это никакого внимания и проявил самоуверенную торопливость глупца, за что я ему премного благодарен. А теперь что ты можешь сказать?»

«Мне нужно подумать».

«Остаются два вопроса. Первый вопрос: кто из вас прячет Персиплекс – ты или Сарсем? Второй вопрос: каким образом вы с Сарсемом можете быть одновременно награждены за службу и наказаны за предательство?»

«Первый вопрос значительно важнее второго – по меньшей мере в том, что касается меня, – пожал плечами Ошерль. – По поводу Сарсема не стану высказывать никаких предположений. Позволю себе заметить только одно: Хаш-Монкур его околпачил».

«Так где же Персиплекс?»

«А! Это щекотливая проблема, я не вправе обсуждать ее с неуполномоченными лицами».

«Что?! – взорвался наконец Риальто. – Ты смеешь причислять меня к числу неуполномоченных лиц после того, как Ильдефонс однозначно приказал тебе отчитываться передо мной?»

«В границах здравого смысла».

«Хорошо! Мы изложим все фактические обстоятельства дела в Бумергарте, перед Ильдефонсом – и я искренне надеюсь, что мне удастся представить беспристрастный отчет! Тем не менее, я вынужден буду отметить твое упрямое непослушание, способное добавить эоны к твоей задолженности».

Ошерль моргнул и поморщился: «Неужели все это так важно? Ну хорошо, я могу по меньшей мере намекнуть на истинное положение дел. Хаш-Монкур и Сарсем подготовили свой план в шутку. Я немедленно указал им на то очевидное обстоятельство, что они шутят с огнем, в связи с чем подменил Персиплекс подделкой, найденной стариком Яа-Йимпе, – инкуб нервно хихикнул. – Теперь, разумеется, Персиплекс остается в распоряжении Сарсема, и его вина, таким образом, гораздо тяжелее моей».

Сидевшая перед шатром Шалукке вскочила на ноги: «В поселке что-то случилось! Оттуда доносятся вопли… Похоже на то, что местные жители чем-то возмущены, причем их голоса становятся все громче – они бегут сюда».

Риальто прислушался: «Надо полагать, золотые зикко Хаш-Монкура превратились в жаб или в желуди – или, возможно, монеты, которыми я заплатил Ум-Фоаду, тоже преждевременно преобразовались… Так или иначе, нам пора возвращаться в 21-й эон. Ошерль, перенеси нас в Бумергарт, на минуту позже того момента, когда мы отправились в прошлое».