– Да.
– Что вы делали девятнадцатого августа?
– Снимал. На улицах. Да, да, именно на тех, которые были показаны по телевидению Ленцем. Я снимал в тот день те же самые объекты, которые показал телезрителям Ленц.
– Когда вы познакомились с Кочевым?
– С этим болгарином? Я его в глаза не видел!
– Вы допускаете мысль, что кто-то из ваших сотрудников мог привлечь его к съемкам?
– Надо запросить план работ того дня, господин прокурор. Я не могу сейчас сказать со всей определенностью, вели мы тогда хроникальные съемки скрытой камерой или же ассистенты организовывали открытую массовку…
– Что значит «скрытая камера»?
– Это такая камера, которую не должны видеть люди, чтобы они были естественны… многие цепенеют перед объективом или микрофоном…
– Такой метод уже практиковался в мировом кинематографе?
– Сотни раз.
– Могли бы вы определить по отснятому материалу, ваши это кадры или нет.
– Думаю, смог бы… Погодите, господин прокурор! Пусть сделают химический анализ той пленки, которую Ленц показывал на телевидении, и моей. Идиот, как я об этом не подумал раньше!
– Об этом мы подумали. Этим сейчас занимаются эксперты в фирме АЭГ. У вас нет отвода против фирмы?
– Отвод? Почему я должен давать отвод фирме?!
– Я могу считать эти слова официальным согласием на экспертизу пленки, показанной на ТВ, фирмой АЭГ?
– Да.
– Я прочитаю, какие вопросы я поставил перед экспертами, господин Люс. Меня интересует, идентична ли пленка, на которой работаете вы, с пленкой, арестованной мною на ТВ. Меня интересует, идентична ли проявка и обработка этих пленок – вашей, которую мы изъяли в вашем ателье, и той, которая арестована нами. Меня интересует, наконец, является ли пленка, арестованная на ТВ, той самой пленкой, которая была девятнадцатого заряжена в вашем киноаппарате. Вы ничего не хотите добавить?
– Нет. Вопросы абсолютно точны.
– Хорошо. Они должны ко мне сейчас позвонить, поэтому мы отвлечемся от дел Ленца и вернемся к другой трагедии… к гибели Дорнброка… Вот что меня интересует, господин Люс: у вас в доме был яд?