– Значит, для вас было неожиданным сообщение о том, что Кочев решил не возвращаться на родину?
– Для меня это было полной неожиданностью.
– Садитесь вон за тот столик и запишите это. Я приобщу ваше показание к делу.
– Хорошо.
– И перечислите имена тех, кто был с вами в тот день.
– Хорошо.
– Если у вас возникнут какие-то новые соображения по поводу вашей встречи с Кочевым – тоже пишите.
– Собственно, ничего нового у меня не должно возникнуть. Я, правда, был несколько удивлен его немецким, он говорил как настоящий берлинец. А в остальном он трещал, словно диктор московского радио: «Да, у вас очевидная техническая революция, да, вы сделали гигантский рывок, нет, ваш рабочий класс не может быть пассивной силой, но ваши нацисты подняли голову, и, если вы будете просто митинговать – без программы и без организации, вас сомнут в самом близком будущем». Ну и еще что-то в этом роде.
– Вот вы все и запишите, пожалуйста. И последнее: вы не помните, он не уговаривался ни с кем из ваших приятелей о встрече?
– Я не слышал. Может быть, Граузнец знает? Или Урсула. Она любит экзотику. Она видела первого красного в своей жизни.
– Напишите мне ее адрес и телефон.
– У нее нет телефона, она живет в общежитии.
– Адрес?
– Нойерштадт, семь. По-моему, на третьем этаже. Ее там все знают.
Урсулу привезли через полчаса после того, как Ульм кончил свои показания.
– Девятнадцатого мы уговорились о встрече – это верно. Назавтра днем мы с ним увиделись, господин прокурор… Мы выпили кофе…
– Где вы увиделись?
– В «Момзене».
– В какое время?
– В пять часов.