– Шинагава-сан… Это имя вам знакомо?
– Да.
– Это ваш продюсер?
– Да.
– Он мне рассказал о том, как вы гадали Гансу…
Снова свет в палате. Быстрый, отчаянный, страшный…
– Я многим гадала. Я не знаю имен тех, кому я гадала.
– Надеюсь, имена людей, которые снимали для вас особняки, вы помните? Может быть, вы вспомните, кто снимал вам особняк на Орчард-роуд?
И женщина заплакала.
«Она плохо плачет, – подумал Люс, откинувшись на спинку белого стула. – Она играет эти слезы. Она не играла, лишь когда я назвал Ганса негодяем, который коллекционирует женщин. Почему она играет так фальшиво? Хотя это понятно – у нее были не те режиссеры…»
– Итак, вы знаете Ганса?
Она прошептала:
– Да.
– Почему вы лгали?
– Я боюсь его мести… Я боюсь, что он будет мстить мне…
– Мертвые не мстят…
Женщина вскинулась с кровати. Ослепительный свет в палате, глаза режет – как светло сейчас здесь!
– Кто мертв? Кто?!
«Она ничего не знает… Сейчас я мог проиграть. Как страшно я думаю – „мог проиграть“. Черство и страшно. Может быть, Нора права – я садист? И мне доставляет наслаждение мучить людей?»
– Будь он для вас живым – вы бы так себя не вели… Желай он вам мстить – разве бы он прислал к вам своего друга? Я так заметен в вашей клинике… У вас ведь только пять комнат и один врач – неужели вы считаете европейцев такими дурачками? Ганс отомстил бы вам иначе. Просто для вас он мертв… Прошедшая любовь всегда мертва, потому что… Не плачьте… Говорите правду,