– Он мог знать все об операции по устранению Лейбы, – сказал Комуров.
Берия нахмурился, не сразу его поняв, потом усмехнулся:
– Троцкого, что ль? Лейба… Во сколько миллионов стал нам этот Лейба… Ну написал Лейба книгу о Хозяине – гнусную, клеветническую, напечатали ее, а каков результат? Пшик! Ноль! Умные люди даже обернули ее в нашу пользу: «Смертельный враг диктатора пишет о нем с уважением…»
– Он может знать и наверняка знает о наших деловых подходах к Гитлеру начиная с тридцать пятого, – сказал Деканозов.
– Вы имеете в виду Дадиани?
– Да…
– Что еще?
– Секретные протоколы, подписанные Молотовым и Риббентропом, уничтожение нашей агентурной цепи в Германии, приказ о прекращении работы по национал-социализму… – Деканозов вздохнул. – Он знает много, Лаврентий Павлович… Он пересекался с Орловым, который исчез из Испании и которого мы не можем найти… Орлов знал такое, от чего волосы встанут дыбом, открой он это…
– Так заставьте этого Исаева рассказать, что он написал! – Берия не мог скрыть раздражения. – Что, разучились работать?!
– Он не развалится, – убежденно сказал Комуров. – Вариант Постышева.
– А фармакология зачем?! – Берия принялся за жареного поросенка. – Возьмите показания, выкупите его рукопись, неужели трудно составить план и решить его? Денег не пожалеем, деньги решают все.
– Лаврентий Павлович, тут особый случай, – снова возразил Деканозов. – По словам Исаева, рукопись в сейфе, в Лос-Анджелесе… Его друзья и адвокаты имеют право отдать папку только ему и лишь в Америке…
– А если он блефует? – спросил Берия. – Вы такое допускаете?
– А если его книгу все же напечатают?
Берия усмехнулся:
– Боитесь, расскажет о ваших берлинских девках? За такое Хозяин действительно спустит шкуру…
– Но ведь представление на меня, как на посла в рейхе, писал не Молотов, а вы…
Берия неторопливо доел поросенка, отставил тарелку и, тщательно вытерев руки туго накрахмаленной салфеткой, негромко заметил:
– Товарищ заместитель министра иностранных дел, а ведь у порядочных людей это называется шантажом. – И, перейдя на крик, рубанул: – А ну, вон из-за стола, мамацгали! Прочь отсюда!
Деканозов медленно поднялся, вышел из-за стола и, согбенный, приниженный, покинул комнату.