Ведьмин ключ

Ола подошла к скульптуре, провела ладошкой по могучему лбу, будто утерла многотрудную испарину. Сосандр задумчиво проговорил:

– Вот ведь как. Может, впервые царская рука коснулась ласково своей головы. Мудрые утверждают: государству – народ голова. А тебе, Лог, тебе – я больше не наставник. Твори сам и сам защищай свое творение. Отныне не камень одолевать станешь, он тебе послушен, а людей, чьи взгляды на искусство бывают тверже камня.

– Но как бы ни дорог был меч, он себя окупит, – подбодрил Скил. Он взял Сосандра под локоть, и они пошли в пещеру. Рыбаки отъехали наловить рыбы. Ленивые наплески волн мягко шуршали песком, вокруг все стало опять тихо и пустынно, но теперь рядом с Логом стояла Ола, и это было непостижимым.

– Ты – вот она, а я не верю, – глухим от волненья голосом басил мастер, прижимая к себе девушку. Другой рукой гладил ее голову топил пальцы в волосах, расчесывал.

– Больше не расстанусь с тобой, – твердила Ола. – Всюду мне страшно одной. На Борисфене чуть не выкрали. Так и не знаю – кто. Скил говорил, что царь персидов требовал у отца отослать меня к нему в гарем.

«Как мне уберечь тебя? Сколько кругом зла», – думал мастер, лаская гордую и сильную на людях, но такую беспомощную при нем, царевну.

– Почему не спросишь, как я оказалась тут? – Она подняла к нему розовое от волнения лицо с четкими мазками бровей. – Ведь это Скил приехал за мной на Борисфен и увез сюда. Теперь даже отец не знает, где я. А как мы искали тебя! Всякого наслушались. Думала – надо умереть.

И хорошо, и тревожно было мастеру. Хорошо – держать ее, хрупкую, у груди, слушать ласковый шепот, перебирать волосы. Тревожно – от мысли, что все это хорошее ненадежно, злые силы доберутся сюда и разъединят, поставят каждого на его раз и навсегда уготованное место.

– Скил давно хотел меня взять женой, – шептала Ола. – Отец был рад этому, ты знаешь. Но… я всегда обижала Скила, чтобы он возненавидел меня и отказался. Боялась его, страшного. А он не злой, а добрый. Я ему открыла про нас с тобой еще там, до отъезда на Борисфен. Какие глаза стали! И шрамы! Ну, как угли совсем. Испугалась. Только он говорит: «Царевна, будь по-твоему. Но дай обещание не удалять меня от себя ни сейчас, ни потом. Особенно потом». Это он про смерть отца подумал. И… о нас с тобой.

– Скил умный человек, – успокоил Лог. – Много знает. Его за это уважает ольвийский стратег. Быть бы Скилу царем.

Мастер пересказал заветные думы старейшины, высказанные им на пиру у Сосандра. Пораженная, слушала Ола, но все поняла и решительно оценила:

– Правильного хочет. А царем быть ему необязательно. Пусть лучше будет рядом с царем-единомышленником. Мы еще построим скифские города. Ведь я обещала ни в чем не мешать ему. И тебе.

Она прижалась, счастливая, к нему, затаилась, соображая, дошел ли до него ее намек.

– Ты радуешься, а мне тревожно, – с хрипотцой заговорил Лог. – Время такое – бойся. Ведь Скил готовил Ольдоя к тому же, а что вышло? Я боюсь за тебя, царевна Ола.

– Ольдой сам погубил себя, – ласково возразила она. – Нельзя было озлоблять народ и вызывать гнев богов. Не этому учил его Скил. Еще хорошо, что отец простил смерть Ольдоя. Ксар поведал ему, как все было. Если бы не он – быть великой резне.

– Не люблю Ксара, – угрюмо сказал мастер. – Он ко всем недоверчив, слова ласкового не обронит. Сторожит доброту, как дракон яблоки. И не только доброту. Ола удивленно привстала на носках, заглянула в самые глаза Лога.

– Ты читал эллинских поэтов.

– Нет. Слушал и запомнил. Но скоро сам буду читать и писать по-ихнему.

– Как хорошо! – обрадовалась Ола. – Меня мать обучила языку и письму. – Она вдруг нахмурилась. – А ты что имел в виду, когда помянул о драконе и яблоках? Ведь имел, правда?

– Имел. – Лог наморщил нос. – Яблоки – это ты, а дракон – Ксар.