Рукопожатия границ ,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Слишком рано вы служите панихиду! Вначале хотя бы поищите его, черт возьми!

Космач молча взглянул на меня:

— Капитан, нечего искать… все и так ясно.

Я стиснул зубы, спустился вниз, схватил лопату и с отчаянной злостью начал разгребать снег.

— Если вы ищете тело, его надо искать вон там, — пробормотал Космач и показал рукой на котловину. — Его увлекла с собой лавина. Но, откровенно говоря, капитан, это… — И он безнадежно махнул рукой.

Однако он все же взял своих людей и начал раскапывать снег в нескольких десятках метров ниже.

После двух часов безнадежных поисков я первым прекратил работу. Одеревеневшие руки не слушались. Я понял наконец то, что Космач знал раньше. Шансы найти тело в этих условиях равнялись нулю. Снежные сугробы тянулись почти на километр, а толщина их достигала минимум десяти метров.

Мы молча двинулись обратно. Я врач. Вы понимаете, смерть людей для меня — привычное дело. У меня не было никаких поводов чтить память этого человека. Он был для меня чужим и даже неприятным. И все же я никак не мог освободиться от мысли о нем.

Облака медленно поднимались, постепенно обнажая склоны окрестных гор, гордые утесы, снежные вершины, о существовании которых я до сих пор только догадывался. Но я не замечал их, не чувствовал их красоты. Только тогда я понял, что меня что-то связывало с этим человеком. Я привык к нему, как человек привыкает к ржаному хлебу, и мне было тяжело подумать, что я его больше никогда не увижу…

2

И вот тогда-то случилось невероятное.

Я медленно передвигался на лыжах, погруженный в раздумья, как вдруг до меня долетели возбужденные голоса солдат. Я поднял голову. Пограничники остановились и, сбившись в кучу, показывали палками на темную точку внизу.

Я быстро подъехал к ним. Космач стоял остолбеневший с биноклем в руке. Я никогда не видел такого остолбенения в глазах человека. Я вырвал у него бинокль и приложил к глазам.

Вдали на белом снегу я увидел какую-то бесформенную глыбу. Медведь не медведь. Вдруг рука моя задрожала. Я весь покрылся потом.

— Не может быть, — выдавил я из себя.

В бинокле виднелась сгорбленная фигура Митренги. Я протер глаза, на которых от напряжения выступили слезы, и повернулся к Космачу. Но его не было. Вместе с другими пограничниками он быстро мчался вниз. Взволнованный, я последовал за ними.

Фигура человека росла на глазах. Да, уже не могло быть сомнения: это — Митренга! Пограничники что-то кричали ему, но он не реагировал. Казалось, он ничего не слышит и не видит. Он шел по-прежнему сгорбленный, согнувшийся от тяжести. Что же такое он нес на себе? Я вытаращил глаза. Черт возьми! Да он тащит на спине человека. Сделав шаг, он останавливался, отдыхал и снова шел. А длинные ноги человека волочились беспомощно по снегу.

Мы подъехали к Митренге, преградили ему дорогу. Он посмотрел на нас бессмысленным взглядом, хотел сделать еще шаг и вдруг повалился на снег, как бревно.

Это было настолько неожиданно, настолько выходило за рамки наших самых смелых предположений, что я некоторое время стоял как вкопанный. Митренга был жив. Мало того, он поймал Белого лыжника.

Мои нервы были, вероятно, не в порядке, ибо я разразился смехом. Да-да. Я начал смеяться как сумасшедший.

Я пришел в себя только тогда, когда Космач взял меня под мышки и начал трясти.