Магда сидела напротив, по другую сторону костра, и что-то штопала.
– Отец дразнил меня рыжиком, – не поднимая головы, ответила она.
– Свет почти ушел, – пожаловался Дюрер.
– Значит, работай быстрее, – сказал Дисмас, усаживаясь рядом. – Упражняйся. Быстрота очень тебе пригодится.
Солнце скрылось за отрогами Шартреза. При свете костра Дюрер продолжал рисовать и вскоре вручил Магде завершенный портрет. Она зарделась.
– Это…
– Шедевр, да? Я знаю.
– Мастер Дюрер, у вас такой талант…
– Не надо ему это говорить, – простонал Дисмас. – Он и так уже скоро лопнет от величия. Дай-ка сюда, я сам посмотрю, шедевр или что.
Портрет был и впрямь великолепен, но выполнен в нехарактерном для Дюрера стиле. Его словно бы нарисовал кто-то другой.
– Что скажешь? Огласи уже свое авторитетное мнение, знаток высокого искусства.
– Сойдет. Только нос непохож.
Дюрер выхватил у Дисмаса рисунок и протянул Магде, но тут же снова отдернул:
– Погоди. – Он что-то накарябал в нижнем углу листа. – Вот. Теперь забирай.
Магда поглядела на портрет:
– А что значит TV?
– Тициано Вечеллио. Тициан. Эта работа в его стиле.
– По-моему, больше похоже на Кранаха, – хмыкнул Дисмас.
Во сне Магду снова мучили кошмары. Они преследовали ее каждую ночь. Дисмас осторожно разбудил ее и прошептал:
– Все хорошо. Спи. И пусть тебе снятся только хорошие сны.