Потом тихо добавил:
— Патронов в обрез.
Я подсчитал в уме: у комбата восемьдесят семь человек — значит, всего двести семь.
— Как Островский?
— Плох, — еле слышно ответил Феденко и низко опустил голову.
Но когда он повторял мое распоряжение, голос его был четок:
— Людей ввести в лес. Выставить дозоры. Послать разведку в Березань… Разрешите выполнять?
Повернулся кругом, сделал несколько шагов и будто растворился в сумраке.
Пока я приводил себя в порядок после перехода через Трубеж, наступило утро. Правда, на западе было еще темно, но на востоке горизонт посветлел, впереди показался лес, и в тумане голые деревья вырисовывались смутными силуэтами, подернутыми пеленой мелкого дождя.
Мы стояли с капитаном Ревой и смотрели, как медленно шли бойцы, один за другим исчезая за деревьями.
Я впервые видел их такими. Усталые, измотанные, потерявшие прежнюю выправку, они брели нестройной толпой.
А Рева шутил:
— Гляди, комиссар, як славно хлопцы идут: ну, прямо курортники с пляжа…
Нет, не знал Рева, что связывало меня с этими людьми. Вместе с ними принял я свое первое боевое крещение на подступах к Киеву. Бок о бок мы обороняли столицу. Вместе выполняли задание командования во вражеском тылу и вместе прошли от Киева до Полтавщины…
Очевидно, почувствовав, как неуместна его шутка, Рева оборвал себя и мягко сказал:
— Ну, пошли, комиссар, к хлопцам.
И зашагал размашистым шагом…
Павел Федорович Рева присоединился к нашему батальону несколько дней назад, вскоре после того, как немцы захватили Киев. Мне запомнились его первые слова:
— Вот и добре. С вами доберусь до своей части, товарищ комиссар. Не журитесь: пассажир я не тяжелый — транзитный.
О себе капитан докладывал отрывисто и кратко, словно анкету заполнял:
ebooksa