Библиотечка журнала «Советская милиция» 2(26), 1984

22
18
20
22
24
26
28
30

— Лучше бы он раньше соображал.

— Раньше он о другом думал. А когда настанет пора отвечать любой человек начинает думать только о себе. В первый раз, что ли, сталкиваемся с подобным явлением.

— В том-то и дело, что не в первый.

— Пока трогать его не будем, путь посидит, подумает. Иногда это полезно бывает. А завтра, как договорились, я попробую с ним потолковать.

— Чего мы так все усложняем? Ведь доказательств его вины более, чем достаточно, а я сегодня практически ни одного не предъявил. Все душеспасительные беседы вел. Надо было припереть его к стенке — и делу конец.

— Боюсь, что это был бы не конец. Поляков — парень не слабый, и трудно заранее предсказать, как бы он повел себя в случае, если бы мы сразу раскрыли ему карты. Сейчас нам известна его линия защиты и это дает возможность контролировать ситуацию, что очень важно. Постараемся сохранить это преимущество и в дальнейшем…

НА СЛЕДУЮЩИЙ день Садовников вызвал Полякова на допрос не утром, а в середине дня. Сергей вошел в кабинет с застывшим, измученным лицом, потемневшими глазами.

— Как чувствуете себя? Язва не беспокоит?

— Пока нет.

— Вот и хорошо. Теперь перейдем к делу. Вам известно, конечно, по какому поводу вы оказались здесь?

— Да, мне сказали.

— Раз все известно, тогда, будьте добры, расскажите подробно о том, как вы провели вечер четвертого января. Даже не вечер, а вторую половину дня.

— Я вам уже рассказывал. Добавить нечего.

— Понятно. — Алексей помолчал. — А может быть, в этот день еще что-то было? Вспомните, пожалуйста. Я скажу сейчас фразу, которую вы наверняка много раз слышали в кино или читали в книжках. К сожалению, она отражает истинное положение вещей и воспринять ее нужно с полной ответственностью и серьезностью. Я говорю о добровольном и чистосердечном признании. Только оно, я хочу это подчеркнуть, только оно может хоть в какой-то мере облегчить вашу участь, Сергей.

— Мне не в чем признаваться, Алексей Вячеславович.

Садовников ничего не ответил. Он молча разглядывал какие-то бумаги на столе, потом достал папку, раскрыл ее и начал читать. Так прошло минут пятнадцать. В кабинете стояла тишина. Наконец Алексей оторвался от бумаг и внимательно посмотрел на Полякова. Тот сидел, опустив плечи, тяжело глядя в пол.

— Ладно, — негромко сказал Садовников, и Сергей вздрогнул от его голоса. — Ладно. Не хотите говорить, не надо. Только учтите, что это была моя единственная и, наверное, последняя попытка помочь вам, хотя бы ради вашей дочки.

Алексей снова сделал паузу и посмотрел на Полякова. Тот сидел, все так же потупив взгляд.

— Теперь давайте разбираться в том, что же все-таки произошло четвертого января. В тот день вы действительно были на работе и отправляли, как вы говорите, машины на линию. Около четырех часов вы подошли к начальству и отпросились домой. Я, правда сильно подозреваю, что никакого приступа в то время и в помине не было. Он мог начаться значительно позже, на нервной почве. Но это так, к слову. Отпросившись, вы пошли не домой, а поехали в город, где встретили машину Березина. Уговорили его подъехать на автоплощадку ДОСААФ, где и совершили заранее обдуманное преступление. Загнали фургон на Старую Канаву и окружным путем отправились домой, спрятав по дороге деньги и пистолет, принадлежавший оператору. Причем, на автоплощадку поехали не зря. Вы ее давно присмотрели. Там, во-первых, тихо в это время, а во-вторых, рядом расположено общежитие, где в 127 комнате проживает Селиванов, по кличке «Кот», на которого вы и решили повесить преступление. Так?

— Не так. Ничего этого не было. Я ничего не совершал и Березина не видел, — сказал Поляков еле слышно.