Два сразу: один спереди пятился от ударов — второй сверху целил в голову. Он забил когтями, завертелся. Им было не справиться с ним.
Коробок пустел.
Жало жгло. Била белая боль. Коготь исчез.
Он выставил уцелевший коготь к бою.
Стена огня.
Мир горел и сжимался.
Жало врезалось в мозг и выжгло его. Жизнь кончалась. Обугленные шпеньки лап еще двигались: он дрался.
…Холодная струна вибрировала в позвоночнике мальчика. Рот в кислой слюне. Двумя щепочками он взял пепельный катышек и выбросил на клумбу.
Пространство там прониклось его значением, словно серовато-прозрачная сфера. Долго не сводил глаз с незаметного шарика между травинок, взрослея.
Его трясло.
Он чувствовал себя ничтожеством.
Хуан Хосе Арреола
ПТИЦЕЕД
Птицеед свободно бегает по дому, но ужасает меня не меньше прежнего.
В тот день, когда мы с Беатрис вошли в грязный павильон уличной ярмарки, я понял: этот отвратительный маленький хищник — самое чудовищное, что могла послать мне судьба. Хуже презрения и сочувствия, внезапно засиявших в ясном взгляде.
Несколько дней спустя я вернулся, чтобы купить птицееда, и удивленный ярмарочный пройдоха рассказал мне кое-что о его привычках и странных предпочтениях в еде. Тогда я окончательно понял, что держу в руках само воплощение ужаса, величайший страх, что способна вынести моя душа. Помню, как я шел домой дрожащими, неверными шагами, чувствуя легкую тяжесть паука, из которой я мог уверенно вычесть вес деревянной коробки, как если бы то были два различных веса: невинное дерево и нечистое ядовитое животное, тянувшее меня на дно, как последний груз. В этой коробке обретался персональный ад, и я принес его в свой дом, дабы уничтожить, выжечь дотла другой, нескончаемый человеческий ад.
Та памятная ночь, когда я выпустил птицееда в квартире и увидел, как он побежал, словно краб, и спрятался под мебелью, стала началом конца. С тех пор каждый миг моей жизни оттеняют шаги паука, наполняющего дом своим незримым присутствием.
Каждую ночь я дрожу в ожидании смертельного укуса. Я часто просыпаюсь, трясясь, как от холода. Я лежу вытянувшись, не в силах пошевелиться, ибо сон приносит мне ощущение щекочущих лапок паука на моей коже, ощущение его невесомого тела и налитого брюшка. Но всегда приходит рассвет. Я продолжаю жить, и душа моя напрасно ждет, облекаясь в чистые ризы.
Бывают дни, когда я думаю, что птицеед убежал, заблудился или умер. Но я не ищу его. Я отдаюсь на волю судьбы и всегда могу столкнуться с ним, выходя из ванной комнаты или раздеваясь перед сном. Порой ночная тишина доносит до меня эхо его шагов, которые я научился слышать, хотя и знаю, что слуху они недоступны.