– Захар Артемович, уверяю вас, что у него нет и в мыслях ничего личного. Если уж быть откровенной до конца, то у нас с Арсением Витальевичем не заладилось с самого начала, и объединяет нас только дело.
– Ох, Валерия… – тяжело вздохнул он, но его взгляд потеплел, и я понадеялась, что мне удалось чего-то добиться.
– Уверяю вас, что ничего выходящего за рамки деловых отношений у нас нет.
– Как бы вы не ошиблись… Надеюсь, что так и будет дальше. Учтите, если со стороны Романова будет что-то неоднозначное, не смейте этому потакать, – вновь его взгляд стал холодным, а тон угрожающим. Я непроизвольно поежилась, но Захар не отступал. – Если ваш научрук захочет нечто большее, даже если у вас будет только подозрение, я должен быть первым, кто об этом узнает.
– Откуда такой интерес к моей жизни, Захар Артемович? – перешла в наступление я, стараясь оборвать разговор, явно вышедший за пределы общения преподаватель-студентка.
– Я хорошо относился к вашему отцу, поэтому считаю своим долгом приглядеть за вами.
– Спасибо, но я уже не ребенок и сама могу нести ответственность за свою жизнь.
– Ошибаетесь, Ланская, пока вы в Оболенке, ваша жизнь вам не принадлежит.
– Что вы хотите этим сказать?!
– Учтите, если мои подозрения подтвердятся, я лично позабочусь о Романове. Его уволят в тот же день.
Нилов ушел от меня, громко хлопнув дверью. Теперь наше общение с Индюком значительно усложнится, но больше всего меня беспокоило, что его могут разоблачить. Я не сомневалась, что под «увольнением» Захар говорил не о потере работы, ведь мне довелось познакомиться с методами этих людей. Нужно было срочно обо всем рассказать Индюку, только увидеться с ним могла еще нескоро.
Мы с Димой договорились лететь в Прагу по отдельности. Он уехал из Оболенки в тот же день, когда принял последние зачеты у студентов, по легенде чтобы провести новогодние каникулы с матерью в Финляндии, а я осталась в Университете и должна была вылететь из Москвы через сутки. Билет и паспорт с чешской визой мне должны были передать сразу в аэропорту.
Это был мой первый самостоятельный полет. В детстве я летала с мамой на море, но это было совсем другое. Будучи ребенком, мне не приходилось думать, как пройти регистрацию, куда свернуть на паспортный контроль и как не ошибиться воротами на посадку. Вроде бы все элементарно, кругом указатели, электронные табло и объявления по громкой связи, но когда летишь один первый раз в жизни, все вдруг кажется таким сложным. Я безумно волновалась, что где-нибудь ошибусь.
Приехав во Внуково, за три часа до вылета, я устроилась в зале ожидания. Смирнов не уточнил, кто именно привезет документы, сказал, что меня узнают, поэтому я внимательно разглядывала каждого вошедшего в зал. В глубине души мне бы хотелось, чтобы это была Лариса. Индюк сообщил, что именно она будет заниматься нашими билетами и визами. Женское любопытство не давало покоя, и я надеялась увидеть женщину, с которой мой ФСБшник имел такие близкие отношения, но, к сожалению, меня ждала встреча не с ней.
Мальчишка лет четырнадцати бодро плюхнулся на кресло рядом со мной. Он стал рыться в своем огромном рюкзаке и неожиданно протянул мне увесистый путеводитель по Праге. Сначала я даже не поняла, что именно он и есть мой связной.
– Просили передать, чтобы ты не заскучала в полете, – улыбнулся он в тридцать два зуба.
– Спасибо, – ошарашено ответила я, не веря, что ФСБ использует подростков в своей работе. Я стала смотреть по сторонам в поисках его сопровождающих, но никого не увидела. Странно, что в таком возрасте он один в аэропорту.
– Приятного полета, Лера. Все, что нужно, там, – он кивнул на книгу и собирался уйти, как вдруг снова сел и посмотрел на меня. – Слушай, может, подкинешь немножко? Ну… как чаевые.
– Чаевые? – удивилась я.
– Я тут вроде как в курьеры заделался, а курьерам иногда оставляют на чай, если с работой хорошо справляются.