Папа периодически страдал бессонницей, поэтому в его аптечке имелся целый набор снотворного. Разложив перед собой на кровати с десяток цветных баночек, я изучила в Интернете их действие, вкус и способ приема. Мне повезло, и у отца нашелся препарат без вкуса и запаха, который бы точно не навредил Индюку. Оставалось только выбрать подходящий момент и действовать. Такой момент выпал на субботу, когда полдня было в нашем с Димой распоряжении. Как обычно, наша встреча была запланирована на три часа, и до самого вечера мы собирались прозаниматься.
– Ты сегодня раньше, – удивился Дима. Я пришла к нему без пятнадцати три, потому что так волновалась, что не могла усидеть дома.
– Была свободна и решила прогуляться к тебе, но, видимо, слишком быстро дошла, – заходя в дом, ответила я, проклиная свои дрожащие руки, которые легко могли выдать мое волнение.
– Будешь что-нибудь? Чай, кофе? Хотя чая, кажется, нет, – он растерянно почесал затылок и направился к кабинету, а я снова поймала себя на мысли, что он чертовски красив.
– Ты не составлял список продуктов, чтобы тебе купили в городе все необходимое? – удивилась я.
– Составлял, но про чай забыл, – признался Индюк, и это вышло как-то виновато, словно он нашкодивший школьник.
– Я принесу в следующий раз, – улыбнулась я и поймала на себе удивленный взгляд лжепрофессора. – Что?!
– Хм… ничего. Спасибо.
Удивительный мужчина Дмитрий Смирнов. Такой сильный, серьезный, часто хмурый и суровый, но в то же время настоящий ребенок, который совершенно не может о себе позаботиться, и таким неоднозначным он мне нравился еще больше.
Мы зашли в кабинет, и я разложила на столе книги и конспекты. В понедельник нас ждал семинар по философии Фомы Аквинского, и я дала Диме достаточно большое домашнее задание.
– Ты сделал то, о чем я тебя просила?
– Имеешь в виду домашнюю работу? – уточнил Смирнов и протянул мне небольшую тетрадку, исписанную от корки до корки. – Можешь проверить.
Было приятно отметить, как усердно готовился мой ученик. Где-то его почерк становился размашистым, видимо, он уставал и злился на «дурацкую философию», где-то писал разборчиво, старательно, скорее всего, после небольшого перерыва или отдыха. Но самое главное, что Дима действительно старался, и хотелось верить, что не только из-за своей работы, но и учительницы…
– Вот, видишь, – довольно сказал Смирнов, развалившись в кресле, – я не безнадежен.
– Я так и не считала, – ответила я, – наоборот, если ты стараешься, то можешь многое.
– Лер, в понедельник у меня первый семинар, и мне понадобится твоя помощь, – снова заволновался он и посмотрел на меня с такой надеждой, что сердце сжалось в груди. – Я должен буду понимать, кто говорит верные вещи, а кто ошибается.
– Давай поступим так, ты будешь смотреть на меня, а я тебе буду подавать знаки. Если все верно – улыбнусь, если что-то не так, но ответ верный – дотронусь рукой до шеи, если человек будет говорить неверно – опущу взгляд.
– Секретный язык? – усмехнулся Индюк.
– Можно и так сказать.
– Как мне указать на ошибку, если я сам не пойму, где она?