Memento Finis: Демон Храма

Мы с Бурятом замерли в ожидании.

– Он узнал о нашей встрече с Пахомовым и предупреждает, чтобы мы были осторожны… – сказал Сарычев. – Он не знает наверняка, но боится, что нас там ждёт засада, – добавил он, не скрывая своего разочарования, и по обыкновению, когда силился что-то мысленно оценить, сдвинул брови домиком.

Меня не удивил тот факт, что всегда осторожный Сарычев вдруг настолько проникся доверием к своему дяде, что оставил ему номер телефона в нашем укрытии. Меня уже не интересовало, откуда тот узнал о готовящейся встрече Сарычева с Пахомовым и передаче последнему письма Ногаре. Меня даже не поразило то, что старый полковник стал вдруг подозревать о готовящейся на нас засаде. Я не хотел думать о том, насколько обоснованны были предположения и верна информация заслуженного пенсионера. Я знал, что в этот самый момент у меня появился шанс изменить ситуацию в свою пользу. И я должен был использовать вновь открывшиеся обстоятельства, чтобы взять инициативу в свои руки.

– Этого следовало ожидать, – заметил я с видом человека, который предвидел подобное развитие ситуации и пытался предупредить его. – Они попытаются убрать нас и получить письмо. Нам нельзя отдавать им документ. Этим мы подпишем себе приговор.

Сарычев ещё раз внимательно посмотрел на меня. Его взгляд был уже не такой откровенно возмущённый и злой, как несколько минут назад. Он молча прошёлся по комнате, задумчиво поглаживая свой подбородок. Бурят беспристрастно наблюдал за своим командиром. Я с волнением ждал его решения. После такой долгой, погружённой в полную тишину, минуты неопределённости Сарычев остановился и оглядел нас.

– Сейчас собираемся и меняем квартиру – наш номер может быть уже засвечен. Вечером идём на встречу, но… без письма. Я принял решение не отдавать его ни Бартли, ни Пахомову, пока сам не узнаю, в чём состоит его секрет, – заявил майор и повернулся ко мне. – Веришь?

Я нерешительно кивнул.

– Так где ты его всё-таки спрятал? – В примирительном, мягком тоне вопроса Сарычева я услышал особые нотки любопытствующего интереса.

За то недолгое время, которое я знал майора, у меня не было оснований не доверять его слову. Впрочем, если я хотел получить Сарычева в ряды надёжных союзников, я, со своей стороны, должен был показать добрую волю. Немного помявшись для формы, я вытащил из заднего кармана брюк листки бумаги. Сарычев усмехнулся и вполне дружелюбно, но с еле скрываемой досадой на то, что дал себя обмануть, проговорил:

– Какая наглость… – и опять оставил бумаги мне на хранение.

Мы покинули Химки, быстро погрузились в «десятку» и переехали на новую квартиру, расположенную недалеко от метро «Водный Стадион». Сарычев был максимально осторожен и безупречно строг в вопросах безопасности и конспирации.

С самого начала, когда у Сарычева возникли проблемы, у него хватило ума и мужества правильно оценить обстановку и не броситься на поклон к Пахомову доказывать свою невиновность. Майор сразу осознал, что стал той запланированной жертвой, принесение которой должно было стать основой объединения интересов Бартли и Пахомова. От быстроты и чёткости действий в сложившейся ситуации зависела его судьба. Узнав о том, что его обвинили в убийстве, Сарычев не только смог быстро исчезнуть из поля зрения своих коллег, но и организовал для себя несколько убежищ, а также мобилизовал верных себе помощников. У Сарычева не было жены и детей – шантажировать его было некем, он прекрасно знал особенности оперативной розыскной работы, мог предугадать и предупредить шаги своих преследователей, у него, вероятно, были некие возможности организовать себе новые документы – это максимально снижало шанс его быстрого обнаружения. Надо было признать, что майор был очень крепким орешком для тех, кто уготовил ему в своих планах роль жертвы. Сарычев прекрасно осознавал тот факт, что только активное вмешательство в конфликт могло изменить сложившуюся ситуацию в его пользу. Именно для этого он освободил меня и заполучил заветное письмо Ногаре. Он всё сделал точно и правильно, как ему казалось. Сейчас преимущество во многом было на его стороне, и потому он с трудом мог поверить в то, что его противники предпочли миру войну. Неужели трофей был настолько дорог, что Пахомов, презрев опасность разоблачения, не решился разорвать свой договор с Бартли? Или Бартли есть лишь временный союзник в этом деле, а главная цель – это не материальные блага, которые мог посулить американец, а нечто иное, может быть, сам перстень Соломона? После всего, что стало известно, можно было предложить самые разные объяснения поведения генерала. Но развеять все сомнения мог только один человек – Полуянов!

Очередная наша квартира-укрытие была на редкость схожа с той, которою мы только что покинули. Сидя на потёртом диване, брат которого остался в Химках, я внимательно наблюдал за Сарычевым, когда тот сосредоточенно мерил своими шагами площадь нашего нового убежища, периодически поглядывая на часы. Время встречи неумолимо приближалось, а он, чувствовалось, так и не был до конца уверен в необходимости нашего появления на ней. Он хотел быть до конца честен в этой игре и всё-таки надеялся, что Пахомов не решится разорвать договорённости. Наконец он вытащил из сумки проспект с подробной картой Москвы, положил её на стол и подозвал к себе нас с Бурятом.

– Встреча пройдёт здесь, – сказал он и ткнул пальцем на раскрытой странице в схематическое изображение каких-то улиц и зданий. – Пересечение проспекта Маршала Жукова и улицы Народного Ополчения. Весьма удобное место. Широкий перекрёсток нескольких улиц, небольшой сквер, достаточно открытое место и много направлений для отступления, если что пойдёт не так. Вряд ли Пахомов сможет перекрыть все пути отхода из сквера – это будет небольшой гарантией для меня.

– Для вас? – удивлённо спросил я.

– Я пойду один, – пояснил Сарычев.

– Но… – Я хотел возразить.

– Это не обсуждается, – отрезал майор. – Так безопаснее. У меня одного намного больше шансов уйти, чем у нас троих. Вы подстрахуете меня. – Сарычев ещё раз показал на карту. – Встреча должна пройти около памятника Народным Ополченцам в семь часов вечера. Пахомов должен быть один, но вероятнее всего он расставит в округе своих людей. Нам необходимо быть на месте примерно за час. Я доеду на троллейбусе со стороны Нижних Мневников, вы – на машине через Хорошёвское шоссе и проспект Маршала Жукова. Не доезжая перекрёстка, вы свернёте во двор дома номер двадцать по улице Народного Ополчения, развернётесь там и остановитесь. – Сарычев посмотрел на Бурята, тот кивнул. – Если всё пройдёт нормально, я уеду на троллейбусе в сторону метро «Октябрьское Поле», вы через проспект Маршала Жукова, улицу генерала Глаголева, – палец майора медленно пополз по карте, показывая маршрут, – улицу Берзарина двигаетесь в сторону «Октябрьского Поля» и подбираете меня вот здесь на перекрёстке с этой стороны. – Палец майора остановился. – Тормознёте, если правая рука у меня будет в кармане брюк – это будет значить, что слежки нет, если же она будет свободна, едете на квартиру и там ждёте меня.

– А как мы узнаем, что всё нормально? – спросил я.

– Правильный вопрос, – заметил Сарычев и вытащил из кармана миниатюрный микрофон и рацию в виде мобильного телефона. – Микрофон мне, аппарат вам. Абсолютно новое оборудование, хранил специально для подобных целей. Во время встречи мы будем поддерживать линию связи, и вы будете слышать всё, о чём на этой встрече пойдёт речь. Если я скажу «замечательно», быстро выезжаете со двора на перекрёсток ближе к памятнику. Я сажусь в машину и, по обстановке, вырываемся в одну из четырех сторон – туда, где дорога не будет перекрыта или перекрыта слабо. Всё понятно?