Карина улыбнулась в ответ и быстро выскользнула из коридора на кухню.
Мы втроём прошли в гостиную. Полуянов аккуратно вынул из кармана, развернул и положил на середину круглого стола два листка серой дешёвой бумаги. Сев на стулья, мы расположились вокруг, с интересом разглядывая документы из прошлого. Перед нами лежала ксерокопия старого письма, написанного уверенным и красивым мелким почерком по-французски, и ксерокопия его перевода на русский язык, сделанного от руки. Письмо Святослава Ракицкого было интересно уже самой формой – прямые, ровные строчки, широкие поля, буквы с характерными длинными, украшающими раздвоенными завиточками, плавно взлетающими или падающими вниз, – красивое послание из девятнадцатого века. Перевод письма резким образом контрастировал с самим посланием. Он был написан как будто в спешке, со многими сокращениями и исправлениями; пляшущие, непонятные буквы то наезжали друг на друга, то разбегались в стороны, слабо придерживаясь прямой линии строки.
– Это без сомнения копия того самого письма Святослава Ракицкого, которое я передал в своё время Рыбакову, ― ещё раз внимательно рассмотрев листок бумаги, заявил Полуянов. ― А это перевод, сделанный моим дедом, ― добавил он, взяв в руки вторую страницу. ― Перевод хороший и сделан дословно. Я прочитаю вам его вслух – почерк моего деда никогда не отличался особой аккуратностью, ― заметил Полуянов и стал читать: ― «Уважаемый барон П! Как мы и договаривались ранее, спешу сообщить Вам то, что мне известно по интересующему Вас вопросу. Надеюсь, то, о чём я напишу, укажет Вам путь к обретению исчезнувшей реликвии тамплиеров, хотя я склонен рассматривать эту историю как красивую легенду, не имеющую ничего общего с реальностью. Итак, как я уже и говорил Вам при встрече, в нашей семье сохранилась удивительная традиция устного пересказа истории, связанной с местонахождением реликвии ордена Храма. Когда она появилась, и имеет ли она какие-то реалистичные основания, нельзя понять никак. Однако кое-что по этому вопросу я всё-таки знаю.
Да будет Вам известно, что мой прадед Огюстен Ламбо бежал в конце восемнадцатого века из Франции, спасаясь от ужасов Революции. В России он поступил на военную службу, поменял свою французскую фамилию Ламбо на польскую Ракицкий и женился. По меркам того времени для эмигранта у него была завидная судьба, и он многого достиг в жизни, став даже полковником русской армии. Но для нашей темы важным является лишь то, что именно мой прадед принёс в семью и укрепил в ней этот необычный ритуал наследования устного пересказа. Само действо напоминало мистическое упражнение, когда отец, в предчувствии своих последних дней, рассказывал сыну историю о документах, хранившихся в трёх деревенских церквях близ Тулузы. Почему это надо было делать на закате жизни, и почему рассказ должен был быть поведан обязательно сыну, а не дочери, к примеру, я не знаю. Полагаю, мой прадед тоже этого не знал, тем не менее традицию, берущую свои корни ещё во французской его жизни, он свято сохранил. Волею божественного провидения в нашем роду всегда были мальчики, и потому проблемы точного следования традиции не существовало. Мой отец, так же как и мой дед в своё время, почувствовав приближение смерти, посвятил меня в семейное таинство и рассказал мне эту странную историю, особо заметив лишь, что выполняет волю предыдущих поколений. Практически дословно эта история звучала так.
После роспуска ордена Храма, когда многие тамплиеры были казнены или попали в тюрьму, а большинство, лишившись покровительства светской власти и церкви, просто разбрелись по Европе в поисках нового смысла жизни, группа бывших рыцарей-храмовников, тайно исповедовавших альбигойскую ересь, обосновалась в предместье Тулузы. Именно этой группе воинов-монахов в ночь на 13 октября 1307 года было поручено вывезти реликвию ордена Храма из Тампля и спрятать её в безопасном месте. Реликвия была спрятана, а пергамент, на котором рыцари записали её местонахождение, был разорван на три части, каждая из которых была укрыта в особых тайниках в трёх разных церквях. Первый лист пергамента был спрятан под двадцать третьей сверху каменной ступенькой, ведущей в подвал церкви Святой Женевьевы в городке Тюре. Второй – под помеченной буквой «К» плитой пола дальнего левого угла церкви Святого Сернена, находящейся в городке Бомонт-сюр-Лак. И третий кусок пергамента нашёл своё убежище в церкви Девы Марии городка Кадене под белым камнем внешней стены около западного окна часовни. Эти куски пергамента, соединённые вместе, должны указать точное место, где была спрятана реликвия тамплиеров.
И это была вся история, которую из поколения в поколение пересказывали мои предки. Что стало с теми рыцарями-тамплиерами, которые спрятали реликвию, откуда история брала свои корни и почему мои предки так и не проверили правдивость содержащейся в ней информации, мне доподлинно не известно. Предполагаю, эта странная сказка, взявшая своё начало в слухах и домыслах средневековья, со временем приобрела характер бессмысленной семейной традиции, которую никто до меня так и не решился нарушить, делая тайну из горячечной выдумки нашего далёкого предка. Тем не менее я не хочу Вас переубеждать и надеюсь, что мой рассказ, как минимум, позабавит Вас и снимет некоторые вопросы. С наилучшими пожеланиями и надеждой на скорейшую реализацию нашего уговора, С. Ракицкий. 1 мая 1890 года, Париж. ― Полуянов вздохнул и прочитал последние строки письма: ― P.S. То, что вся история есть выдумка, подтверждают хотя бы те факты, что у церкви Девы Марии в Кадене не было и нет часовни, а лестница в подвале церкви Святой Женевьевы в Тюре состоит всего из шестнадцати ступенек».
Полуянов положил письмо на стол, откинулся на спинку стула и скрестил пальцы рук.
– А что там дописано ещё внизу? ― спросил внимательный Сарычев.
– Это дата перевода, сделанного Петром Ракицким, ― сказал Полуянов. ― 7 мая 1945 г. Теперь всё. Ваши мнения?
– Судя по всему, Святослав Ракицкий поведал в этом письме не всё, что узнал от своего отца, ― промолвил я. ― Как мне представляется, и как вы нам рассказывали, традиция состояла не только в устном пересказе истории о спрятанной реликвии, но и в передаче на хранение послания Ногаре. Об этой бумаге в письме Святослава Ракицкого нет ни слова.
– Как вы думаете, почему? ― спросил Полуянов, оживившись.
– Потому что Святослав Ракицкий прекрасно знал, в отличие от нас, кем был барон П., ― ответил я.
Полуянов согласно кивнул, подтверждая, что мы с ним мысленно двигаемся в одинаковом направлении.
– Он, безусловно, знал, кто такой барон П. и почему его следует опасаться, ― сказал Полуянов. ― И именно поэтому, вероятно, говорил не всю правду или даже не совсем правду… Прадед прямо намекает на то, что между ним и бароном П. существовал некий договор, одним из условий которого было раскрытие семейной тайны местонахождения реликвии тамплиеров. И Святослав Ракицкий, пытаясь это условие добросовестно выполнить, откровенно требует выполнения оговорённых условий и от другой стороны. Он подробно описывает те места, где по легенде должны храниться отрывки тайного пергамента. Однако делает это с особым скепсисом, добавляя этот скепсис реальными подтверждениями сказочности описанной истории. Святослав Ракицкий юлит. Он утверждает, что семейная история есть чистейшей воды выдумка, но тем не менее у нас не остаётся сомнений, что он всё-таки относился к ней достаточно серьёзно, проверял её правдоподобность и был в тех церквушках, о которых писал. Своими замечаниями он словно пытается убедить адресата своего письма в бесперспективности дальнейших поисков. Местами это становится даже подозрительно.
– А то, что он написал в постскриптуме, действительно, правда? ― спросил неожиданно Сарычев.
Полуянов улыбнулся:
– Не совсем… У церкви Девы Марии нет отдельно построенной часовни, она находится в здании самой церкви, у которой есть западное окно и несколько белых камней в стене. Лестница же церкви в Тюре, ведущая в подвал, двойная. Первый пролёт ведёт на небольшую площадку и состоит из двадцати одной ступеньки, второй спускается непосредственно в подвал и состоит из шестнадцати ступенек. Так что Святослав Ракицкий немного лукавил, когда пытался утверждать о неточностях в рассказе своих предков. В письме мой прадед, откровенно имитируя недоверие к семейной истории, старается уверить барона П. в том, что пытался найти тайники, но это у него не удалось. Складывается впечатление, что Святослав Ракицкий исподволь готовит барона к неудаче в его будущих поисках и пытается отвести от себя любые подозрения в том (если тайники всё-таки будут найдены в церквях), что он сознательно дезинформировал барона П. об их содержимом.
– Вы намекаете на то, что тайники мог вскрыть Святослав Ракицкий? ― спросил Сарычев.
– Это мог сделать и Святослав Ракицкий, и его отец или даже далёкие французские предки. Это могли быть и мастера, перестраивавшие церкви… Вообще, это мог сделать кто угодно! А потому я считаю это лишним подтверждением парадоксального, но верного предположения, что в тайниках изначально ничего не было… Как мы уже знаем, не разорванный на три части пергамент, а само местоположение церквей должно было указывать на тайник с реликвией… Леонид Барташевич осознал это и организовал поиски реликвии в Белых Норах. Но первым, кто понял то, что тайники представляли собой некий обманный манёвр, полагаю, был Святослав Ракицкий. Скорее всего, он открыл все тайники и ничего там не нашёл. Так что барону П. он предлагал откровенную пустышку, стараясь за это получить что-то вполне конкретное, вероятно, деньги. А своими предупреждениями о несостоятельности древней семейной истории он хотел предупредить возможные обвинения в махинации. Мол, я вас предупреждал, но вы сами этого желали и не прислушались к моему мнению.
– Но почему в таком случае письмо всё-таки не было отправлено адресату? ― возразил я.
ebooksa