– Я говорю о том мире, в котором я живу. И этот мир есть скорее порождение дьявола, нежели творение Господа, ― ответил рыцарь.
– Страшные слова вы говорите, барон.
– Может, сожжешь меня, монах, прямо в этом костре?! ― гневно, в возбуждении глухой ярости, бросил рыцарь.
– Я не судья вам, ― спокойно ответил брат Целестин и опустил глаза. ― Но вижу, на вашем сердце лежит тяжёлый камень. Откройтесь мне и тем облегчите свои страдания… Вы файдит?
Барон совсем не пытался скрыть свою принадлежность к отвергнутому сословию лангедокских дворян-лишенцев, но всё-таки откровенно удивился проницательности монаха:
– Как ты догадался?
Брат Целестин пожал плечами:
– Ну, это очень просто. Почему барон, выговор которого явно выдаёт в нём жителя Лангедока, не хочет называть своего имени и почему он желает уехать из страны? Ответ напрашивается сам собой. Потому, что его земли теперь принадлежат другому, а его самого разыскивают королевские слуги.
– Да, это так, ― печально подтвердил рыцарь. ― И если я попаду в руки французов, меня ждёт долгая и мучительная смерть… И есть за что! ― Барон громко рассмеялся, и в его смехе были слышны прорывавшиеся изнутри отчаяние и тоска. ― Мой дед воевал и погиб на войне, мой отец воевал и погиб на войне, и я не мыслил для себя иной участи. Французы сполна заплатили за гибель моих родных и мои лишения. Очень многие из них нашли свою смерть от моего меча. ― Для убедительности своих слов барон поправил лежащий рядом с ним клинок в ножнах. ― Я убивал наёмников-рутьеров, рыцарей и даже монахов. ― Барон выразительно посмотрел на брата Целестина. ― Но сейчас я остался один. Все мои товарищи по оружию погибли, страны, за которую я воевал, больше не существует – а значит, моя война закончена. И меня, таким, каким я был раньше, теперь тоже не существует. Осталась одна пустота… ― Рыцарь умолк на некоторое время и долго смотрел в потрескивающей тишине на пляски огня в костре, медленно пожирающего сухие ветки. ― Я должен был умереть, как многие другие, но, видно, Бог меня хранил, ему было угодно, чтобы я остался в живых. Я что-то ещё не сделал в этой своей жизни…
Внимательно слушавший барона монах проговорил:
– Вам надо покаяться перед Богом за свои прегрешения и отречься от еретических мыслей.
– Монах, о каком Боге ты говоришь?! ― в волнении воскликнул барон. ― Если о моём всеблагом и справедливом Боге, то он далеко отсюда, он не от мира сего, но он меня никогда не оставит, ведь главная его забота – спасение наших бедных душ, испорченных злым миром! А если ты говоришь о своём боге, царствующем в этом несправедливом и жестоком мире, то имя ему… дьявол, князь мира сего! И перед ним я склонять свою голову не намерен – я не из его послушного стада. Я его не боюсь, пусть лучше он боится меня, ибо он не сможет своей ложью меня запутать. Зло не есть отсутствие добра, оно самостоятельно, активно и могущественно. Зло так же реально в мире, как и добро. Проникая везде и утверждаясь в умах человеческих, оно хочет одного – власти над людьми, потому что оно хочет править в мире единовластно, через ложь добрых намерений творить зло, строить своё тёмное земное царство, потакая самым низменным нашим чувствам и желаниям. Для демонов зла человечество есть материал, глина, из которой они лепят своё прошлое, настоящее и будущее. И пока человечество, погружённое в ложь, остаётся этим безмолвным материалом, слепым орудием в руках зла, у него нет светлого будущего на земле. Дьявол предложил человеку удобные правила игры в жизнь, по которым конечной целью её является власть над миром, а самыми успешными орудиями её достижения будут ложь и предательство. Человек принял правила этой страшной игры, в которой ему никогда не победить, ибо в этой игре никогда нельзя обыграть её создателя, дьявола. Человек, увлёкшись этой страшной игрой, забыл, что первой его целью Бог полагал добро.
Брат Целестин изумлённо посмотрел на рыцаря, не в силах что-либо ответить. Барон заметил испуганное стеснение монаха, который с опаской поглядывал то на рыцаря, то на его меч, и, стараясь ободрить его, улыбнулся:
– Тебе нечего бояться, монах. Моя война закончена. Я начинаю новую жизнь и хочу посвятить её праведному делу… Я хочу тоже стать монахом, и потому решил вступить в ряды рыцарей Ордена Храма.
– Полагаю, ваше благородное намерение посвятить себя служению Богу можно только приветствовать, ― тяжело вздохнув, кротко сказал монах. ― Я уверен, вы измените своё мнение о мире…
– Пора спать, ― нахмурившись, решительно оборвал его барон, словно пытаясь уже раз и навсегда закрыть тему разговора. Рыцарь лёг, положив свою голову на седло. Плотно закутавшись в плащ, он скоро уснул. И судя по спокойной, почти детской улыбке, которая то и дело появлялась на его лице, сон его был тих и безмятежен. Брат Целестин ещё долго сидел у костра, подбрасывая в него сухие ветки, – он о чём-то раздумывал. Но дневная усталость в конце концов сломила и его силы, и он, устроившись на траве близ костра, закрыл свои тяжёлые веки.
Когда монах проснулся, барона уже не было. Наступило солнечное утро. Слуга возился около коней.
– Где барон? ― спросил его брат Целестин.
– Уехал засветло, ― ответил слуга, надевая на коня седло.
Монах протёр глаза и поднялся с земли, отряхнув свой плащ от кусочков земли и травы.
ebooksa