Любовный напиток в граненом стакане

22
18
20
22
24
26
28
30

Ну вот, даже этот чистый и честный юноша не может не говорить о деньгах. Её сердце билось как-то непривычно восторженно. Даже слова эти насчет чистоты и честности откуда-то выплыли из глубины сознания. Раньше Алла ими не пользовалась. Так ли уж нужна ей эта пресловутая честность, а тем более чистота?

Но душа её, точнее, часть, крошечный незамутненный кусочек, продолжала торжествовать. И это было не торжество победы, а торжество света.

Значит, она не конченая ведьма? Значит, есть в её душе место, где поёт чистый детский голос и журчит хрустальный ручей… Алла даже представила себе сцену на манер номера «солнечного клоуна», как она сидит в центре, освещенная светом, а вокруг неё тьма, которая медленно наползает, сужая и без того небольшое светлое пятно…

Подумав так, Алла смутилась и взглянула на Евгения повлажневшими от чувств глазами. Что же это с ней делается? Словно в одно мгновение стала другим человеком. Никогда прежде ей не хотелось плакать от счастья, никогда она не чувствовала себя человеком, готовым к полету. К счастью, наконец!

Но почему та, что гадала ей на кофе, так жалостливо на Аллу посмотрела? Точно не о большой любви ей говорила, а о… смерти? Какая ерунда! Кто это умирает на пороге своего двадцатитрехлетия?

Евгений подошел к стойке бара – решил, что официантка давно к ним не подходит. Он торопится? Воспринимает их совместное времяпровождение как необходимость? Хочет поскорее от нее избавиться?

От этих мыслей настроение Аллы стремительно ухнуло вниз, в самую чёрную меланхолию. Неужели в любви всё так и происходит: то взлёт, то падение?

Евгений вернулся к столику улыбающийся, и от его улыбки у Аллы сразу потеплело на душе. К её первым впечатлениям можно добавить: человека бросает то в жар, то в холод, и он может стать счастливым от одной улыбки.

– Я заказал нам пиццу с грибами, но в последний момент подумал: а вдруг вы не едите грибы? Тогда я вернусь и закажу вам какую-нибудь другую, с ветчиной, например.

– Ем грибы, я всё ем, – успокоила его Алла и неожиданно для себя стала рассказывать то, что не рассказывала даже подругам. – Я, знаете ли, в такой семье росла, где дети ели всё, что им давали, потому что не были уверены в том, что очередной обед или ужин их не заставят пропустить.

– Вы тоже сирота? – попытался понять он.

– Нет, – жалко улыбнулась Алла, – у меня до сих пор живы оба родителя.

И в конце концов, сама себе удивляясь – постороннему человеку! – она рассказала все о своей семье, от которой в душе давно открестилась. Максимум, что себе позволяла, дать родителям немного денег или в долг – без отдачи! – среднему брату.

И как в детстве ей порой хотелось есть, и как она мечтала вырасти и «стать человеком», и как хотела жить не хуже других.

– Можно сказать, ваша мечта исполнилась, – сказал он, касаясь руки Аллы – неужели ему её просто жалко и в душе не возникли никакие иные чувства?

Она постаралась поймать его взгляд, чтобы заглянуть Евгению в душу. В самую глубину. Ему самому не нужно было делать этого нарочно, у него получалось само собой.

Но он ответил ей безмятежным взглядом, прямым и открытым, без всякого намека на влюбленность. В нем было только сопереживание, и больше ничего! Неужели он так любит свою невесту?

Заглянула поглубже и поняла: любит! Казалось бы, смирись с этим. Посидела, и уходи из кафе. Беги от него, потому что ответа не будет. Но она продолжала сидеть, улыбаться ему, говорить о чём-то незначительном, а сама лихорадочно думала: а что, если попробовать?

Алла знала, что некоторых клиентов она может – не загипнотизировать, нет, но на время подчинить себе. А с гипнозом работать она просто не пробовала. Да и толком не знала, что это такое. Читать – читала, а вот ни на ком не пробовала. Что, если с Евгения и начать?

Конечно, она понимала, что чувство, внушенное гипнозом, сродни зомбированию. Оно как бы ненатуральное. Ненастоящее. Но чувство к Евгению вцепилось в неё, как зловредный клещ. И вгрызалось всё глубже и глубже в её душу, которая оказалась перед ним беззащитной. Как, выходит, слаб человек, если он не может противостоять какому-то там увлечению…