– Собирайся.
– Ты, Олеська, как следователь: собирайтесь, вы арестованы.
Но то ли шутка получилась не смешной, то ли им всем сейчас было не до смеха.
– А где дочь?
– У мамы.
– Тем лучше. Про Виктора я не спрашиваю. «Там, где ты, нет меня», как поёт Пугачёва… Да, и платочек прихвати. На голову.
Даша позволяла подруге собой командовать и вести себя туда, куда та считала нужным. В последнее время у неё оставалось всё меньше сил. То есть, пока она работала, всё было нормально. И в самом деле, дела согласовывались, строители делали то, что ей было нужно, но стоило Даше остаться одной, как она самой себе напоминала шарик, из которого потихоньку выходил воздух.
А когда весь воздух выйдет, шарик ляжет жалкой невзрачной тряпочкой, годной разве что для того, чтобы уложить её в горшочек. Или в ящичек. Странно, такие мрачные шутки всё чаще стали приходить ей в голову.
Наверное, в этом состоянии можно существовать очень долго. Живёшь, ешь, дышишь, почти ничего не чувствуешь. Вот ещё бы не худеть.
В церкви народу было мало. Наверное, они попали в такое время. Между службами.
Олеся и здесь всем распоряжалась. Купила свечи Даше и себе. Подвела к иконе. Там, где «за здравие».
– Ставь, – сказала, – за здравие этой самой Светланы.
Даша даже отшатнулась. Уж на что бесчувственная была, а здесь её достало.
– Не беспокойся, – шепнула ей в ухо Олеся. – Что пожелаешь сопернице, то к тебе и вернётся. Здравие – к тебе, а ее порча – к ней.
Олеся отошла по каким-то своим делам, а Даша стояла, глядя на тихо потрескивающую свечку. Она ни о чем не молилась. Просто стояла, казалось бы, без мыслей. И вдруг в её голове словно что-то лопнуло. До того она чувствовала себя так, как будто на голове тугой стальной шлем. И порой, когда Даша поворачивала голову, в голове что-то гудело, заглушая звуки, доносящиеся извне.
А тут голове стало легко и свободно. Даша услышала звуки. Кто-то говорил ей, то ли наяву, то ли казалось:
– Ты поплачь, милая, поплачь, тебе легче станет. Отпусти душу-то, пусть вздохнёт свободно.
И вслед за этими словами из её глаз полились слезы. Их оказалось так много, словно они копились в ней всю, пусть и недолгую, жизнь.
Она машинально взяла протянутый Олесей платок и промокала глаза. А когда слезы кончились, Даша взглянула на мокрый платок и удивилась, что это были именно слезы, прозрачные и ничем не пахнущие. Казалось, из неё вылилось что-то тёмное, с нехорошим запахом.
– Спасибо тебе, – прошептала Даша, наконец, как следует разглядев икону, перед которой стояла. – Ты права, у меня есть ребенок, и я не должна изводить себя, не думая о дочери.
ebooksa