– Считаете, что девушкам из богатых семей голос иметь необязательно? – ехидно спросила она.
– У тебя и в самом деле хороший голос, Эльвира, – отозвался и Нури, который до того молчал, весь уйдя в себя. Видимо, к побегу готовился. – Я бы тоже хотел, чтобы моя любимая девушка умела петь.
– Любимая девушка! – буркнул под нос Звонарев. – Что же вы о своих любимых девушках не думаете, когда в бандформирования вступаете!
Так, началось. Видимо, потому, что они все ближеподъезжают к краевому центру. И все ближе тот миг, когда придет пора надевать на Нури наручники!
А Эльвира думала, что достаточно ее вмешательства для того, чтобы мужчины… нет, не подружились, но хотя бы примирились с тем, что у каждого из них могут быть определенные обстоятельства, когда поступить по-другому нельзя…
Она чуть не застонала от огорчения. До последнего момента ей думалось, что зря они продумывали план побега. На самом деле, ничего такого Нури делать не надо, и Георгий вовсе не собирается его арестовывать! И вот, наконец, Звонарев показывает свое подлинное лицо!
– Нури, а у тебя уже есть любимая девушка? – почти весело спросила она, – ей казалось, что переведи она разговор в другую колею, и сразу все забудется, разрядится, и Звонарев не будет сидеть за рулем с таким суровым лицом.
– По-моему, я первый спросил, – не отступал тот, разом отметая все попытки девушки привести атмосферу салона к миру.
Опять Эльвире захотелось вернуться к тому, как она вела себе раньше. Вернее, как бы повела, случись это, скажем, всего две недели назад. Она бы сидела и ни во что не вмешивалась. Считая, что старший лейтенант профессионал, ему виднее. А теперь бросается чуть ли не в бой, хотя кто такой – Нури? Чужой человек, и вполне вероятно, что она на его счет ошибается.
Вот именно, раньше Эльвира не захотела бы брать на себя ответственность, а сейчас берет. Причем, ответственность за малознакомого человека.
– Не надо, не защищай меня, – Нури обернулся к ней вроде невзначай положил свою руку на ее. – Может, старший лейтенант прав, и мы не всегда думаем о том, чем окончится то или иное наше движение души. В тот момент я думал только о брате, которого забирают с собой чужие люди. И говорят при этом: твой дядя сбежал, значит, другой мужчина из вашего рода должен отработать его долг. Я и сам не знаю, почему так сделал. Наверное, мне стало жалко брата. Он так смотрел на нас, как будто навек прощался. И я подумал, что если буду рядом с ним, то, может, смогу уберечь его… от самого страшного. У нас и так из четырех братьев осталось двое… Мама меня не пускала. Она так кричала. На коленях стояла перед Фаруком… Но он сказал: «Твой сын сам захотел послужить святому делу!»
Он замолчал, и в машине некоторое время царила тишина, а потом Георгий сказал.
– Восточные люди любят сказки рассказывать.
Эльвире захотелось изо всей силы стукнуть его по голове. И она сказала:
– Ты вообще никому не веришь, или только нам?
Нарочно объединила в одно местоимение себя и Нури. Человек такое рассказывает! Мог бы хоть для виду изобразить сочувствие.
Служебное рвение – это, конечно, хорошо, но постоянное следование своему так называемому долгу – или точнее: долгу, как он его понимает – должно выхолаживать душу. ПотомуЗвонарев до сих пор и не женат, и никого не любит, что он весь – в уставе!
А душа… Ей ведь внимание нужно уделять. Потому, что она – как цветок, который увянет, если его не поливать…
Вот это да! До чего Эльвира додумалась, хоть сейчас роман пиши.
Она сцепила пальцы в замок и уставилась в окно. Нури тоже молчал, и Звонарев прибавил громкость приемника, где на волне «Русского радио» пели: «Направляй меня своею рукой, заслони меня от полнолуния… Чем выше любовь, тем ниже поцелуй…» Песню, которую Эльвира терпеть не могла.
ebooksa