Окопов. Счастье на предъявителя

22
18
20
22
24
26
28
30
Сергей Владимирович Карнеев Окопов. Счастье на предъявителя

Успешный бизнесмен Окопов Николай Анатольевич, сколотивший свое состояние в девяностые, случайно узнал про клад, схороненный в глухих приуральских лесах. Он отправился в длительную экспедицию. Неимоверными усилиями клад найден и добыт. Но по прибытии домой, вместо объятий жены он попадает в карцер КПЗ, где его держат несколько дней. Выйдя из-под стражи, Окопов узнает, что у него нет ни дома, ни имущества, ни жены, ни имени. Одни лишь долги. Ему не оставили даже жизни. Только случай помог избежать смерти. Вынужденный скрываться, Окопов выясняет обстоятельства предательства. Содержит нецензурную брань.

Самиздат,роман-приключение,черновики,любовь и ненависть 2020 ru ru
Сергей Владимирович Карнеев calibre 4.19.0 2020 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64346202 932fb180-1a7f-4dd8-9f0f-0e8fd2a190ca 1.0 ЛитРес: Черновики ЛитРес: Черновики bdb58db5-5bad-11e9-82ee-0cc47a5203ba SelfPub 2021 Карнеев С. В. 84(2)6 82-312.4 К24

Сергей Карнеев

Окопов. Счастье на предъявителя

Книга первая. Не зарекайся.

Глава первая. Тюрьма

«Динь, динь, динь» – динамики гулко разнесли вызов электронного ксилофона по полупустому залу аэропорта. Приятный женский голос, несколько гнусавя, как будто с заложенным носом, мило известил: «Пассажирам рейса двадцать два девятнадцать, Москва-Калининград… Выдача багажа осуществляется на стойке два бэ, в правом крыле аэропорта».

«Спасибо. У меня все с собой», – послышался голос мужчины в светло-бежевом плаще, остановившимся посреди зала. Он огляделся, закрыл глаза, запрокинул голову назад, с шумом выдохнул и произнес: «Вот я и дома».

Звали мужчину Николай Анатольевич Окопов. На вид, лет сорок, хотя по паспорту – тридцать четыре. Чуть выше среднего роста, шатен, уже с посеребренными висками, средней комплекции, немного сухощав, светлые карие с зеленоватым оттенком глаза, небольшой, слегка вздернутый нос, подбородок с ямочкой, которая обозначала, скорее, наличие воли, чем качеств мужика-самца, укладывающего женщин на лопатки за пару минут или пару фраз. Его нельзя назвать ни смуглым, ни бледным. Верхняя часть лица, ото лба до носа, более темная от загара. А вот нижняя – от верхней губы до кадыка, бледная, даже иссине бледная. Так бывает, когда мужчина очень долго носит густую бороду, а затем сбривает.

«Во б….!» – негромко выругался Николай Анатольевич, увидев свое отражение в стекле. Из-под воротника новенького плаща торчала магазинная бирка с крупной надписью черным фломастером: «1199 у.е.». «Эк меня оценили! Прям, как у Шифрина в монологе про Золушку, – с усмешкой подумал он. – И как еще интимных услуг никто не потребовал? Хотя…, за такую цену?… Я б за себя столько не дал». Он сорвал бирку и бросил в мусорку. Не права бирка. Николай Анатольевич стоил много и много дороже. Достаточно сказать, он входил в двадцатку официально состоятельнейших людей Калининграда. Он, даже, четыре года назад находился на первом месте среди самых завидных женихов этого города, но уступил пальму первенства по причине женитьбы. За душой у него имелось состояньице, исчисляемое семизначным числом во все тех же условных единицах. Правда, заводов, газет, пароходов не имел. Владел крупнейшей в области транспортной компанией с обширным автопарком большегрузных фур, логистическим центром со складами, терминалами, сервисом, стоянками и прочим сопутствующим, имел магазинов штук пять и пару зданий бизнес центров, которые сдавал в аренду, да еще по мелочи, вроде деревообрабатывающего цеха. Скажу больше, он находился в шаге от того, чтобы ворваться в пятерку самых богатых людей этой области, так как нашел, не побоюсь этого слова, клад. Не просто нашел, а уже добыл и вывез. Но об этом чуть позже. А так, с первого взгляда и не скажешь, мужик, как мужик. Обычный. Ничего особенного. Кроме богатств Николай Анатольевич имел еще и другое, не менее ценное. Красавица жена Светланка, на зависть всем коллегам бизнесменам, скромная, заботливая, ласковая, великолепная хозяйка, которую он не видел уже восемь с половиной месяцев и которая сейчас ждала его в их просторном особняке на берегу озера в одном из самых престижных районов города. Так что, не стоит судить о людях по ярлыкам.

Николай Анатольевич переложил из правой руки в левую пухлый, слегка потертый портфель рыжей кожи и направился к выходу.       «Динь, динь, динь» – снова мелодично пропели динамики, и тот же приятный, слегка гнусавый голос сообщил: «Встречающих пассажиров. Рейс четырнадцать семнадцать, Минск – Калининград, отложен на неопределенное время в связи со штормовым предупреждением». После секундной паузы вновь раздалось: «Динь, динь, динь. Вылеты рейсов двенадцать семнадцать, Калининград – Санкт Петербург, и одиннадцать ноль девять, Калининград – Краснодар, задерживаются на неопределенное время в связи со штормовым предупреждением. Информация о вылете будет сообщена позднее».       В зале кто-то громко выругался, послышался шлепок чемоданов об пол, а настроение Николая Анатольевича еще более улучшилось. Он улыбнулся и негромко сказал сам себе: «Везет же мне! Успел проскочить до шторма!».

На стоянке машин рядом со зданием аэропорта немноголюдно. К нему тут же подскочили несколько человек, по очереди предлагая такси до города всего за триста пятьдесят рублей. Не нужно ему такси. У него своя машина с шофером Степаном, которую он и высматривал по сторонам. Странно, но черного Лексуса внедорожника поблизости нигде не видно. Он посмотрел на часы. Без четверти семь. Это время как-то не вязалось со временем суток в этот сезон. Еще светло. Так и есть. Забыл перевести часы. На большом табло над входом аэропорта значилось «15.47, 5 ноября 2004 года, + 07 градусов по Цельсию». Он перевел свои часы назад и достал телефон-раскладушку. Трубка молчала абсолютно. Еще делая пересадку в Москве, пытаясь позвонить, обнаружил, что телефон не подает признаков жизни. Нет, заряд в нем был, экран светился, но делать звонки категорически отказывался. Даже не раздавался голос: «На вашем телефоне не достаточно средств». Хотя, их там должно быть достаточно, даже сверх того. И все равно молчание.

Эх, если бы Николай Анатольевич на третьем курсе техникума слушал лекции Жанетты Федоровны по Истории КПСС, а не резался в «Морской бой» со своим соседом по парте, Валеркой, то хотя бы что-то слышал о работе Ленина «Советы постороннего» и знал, что обязательным условием предстоящего переворота является лишение свергаемой власти какой-либо связи, что слова вождя о захвате и удержании любой ценой телефона, телеграфа и прочего, при определенных обстоятельствах, актуальны всегда. Если бы он знал это или чувствовал, то, вполне возможно, и не случилось бы с ним та катастрофа, и не была бы написана эта история. Однако, отсутствие признаков жизни у своего мобильного телефона Николай Анатольевич объяснял себе тем, что почти девять месяцев он им не пользовался, так как все это время находился в неимоверно глухих местах, вследствие чего мобильный оператор волюнтаристски вычеркнул его из списка своих абонентов.

Если молчание мобильного телефона он мог как-то объяснить, то отсутствие здесь своего автомобиля – уже никак. Спешно делая пересадку в Москве, он позвонил-таки с телефона-автомата домой и предупредил о своем прибытии. Так что, его должны были встречать. Он еще некоторое время потоптался на месте, отворачиваясь от порывов ветра. Машины так и не было. Как же хотелось поскорее приехать домой, залезть в ванну, поваляться в пене, в щекочущих воздушных пузырьках джакузи, затем поужинать со Светланкой при свечах. Интересно, что она приготовила? Только бы не грибы. Да и мяса с рыбой не хотелось. Последние месяцы только это и ел. Хорошо бы картошка, да жаренная, да с лучком… А потом в спальню. А потом… И зуд нетерпения от этого «потом» донимал все больше.

Уже пассажиры его рейса получили свой багаж и потянулись: кто на остановку автобуса, кто – прямо в лапы таксистов. Мимо прошествовала пестрая галдящая толпа цыганок в цветных юбках, которые встречали, наверное, своего барона, седого невысокого мужичка с бородкой, лет пятидесяти, сидевшего в самолете через кресло от Николая Анатольевича, и который сейчас возглавлял эту шумную процессию. В самолете этот мужчина казался совершенно обычным, ничем не примечательным, даже не скажешь, что цыган. Зато сейчас, в окружении шумных цыганок и детей – настоящий барон. Важный, властный. Вот что значит свита. За этой процессией, немного отстав, шла молодая цыганка. Она не была похожа на остальных. Длинное белое кожаное пальто с пушистым песцовым воротником и такими же манжетами рукавов. На голове элегантная белая шапочка короткого меха, похожая на пилотку, которую она придерживала рукой от ветра. Каштановые волосы собраны на затылке в тугой узел. Ярко, даже очень ярко напомаженные пухлые улыбающиеся губки. Прямой тонкий нос и большие темные глаза, наглые, как будто хмельные.

– Э-э-э! Молодой, красивый, давай погадаю! – вдруг громко сказала молодая цыганка развязным, низким, слегка хрипловатым, но все-таки приятным голосом, заглядывая ему в глаза. – Всю правду скажу. Ничего не утаю. Ну! Давай!

Николай Анатольевич уже привык к вокзальным гадалкам-цыганкам, обещающим напророчить счастье или снять порчу. Он всегда отделывался от этих попрошаек тем, что в упор не замечал их. Как будто к нему обращалось пустое пространство, не занятое женщиной в цветастом платке и широких пестрых юбках. Только эта молодая красавица ничем не напоминала тех вокзальных приставал, ни внешним видом, ни самой манерой обращения. Те заговаривали негромко, ласково, пытаясь заглянуть в глаза. Эта же сходу выдала на всю улицу, перекрикивая ветер. Николай Анатольевич внимательно посмотрел на молодую цыганку в белом. Похоже, она была немного навеселе и явно дурачилась.

Он слегка улыбнулся и отвернулся, не желая дальше ломать эту комедию.

– Чего отворачиваешься?! – не унималась цыганка. – Позолоти ручку! Все тебе расскажу. Что было. Что будет. Ну, соколик!

Он с видом, как будто не к нему обращаются, нарочито не спеша посмотрел на часы и обвел автостоянку взглядом, выискивая свою машину.

– Тебя дома ждут. Но не так как ты думаешь, – после некоторой паузы громко и отчетливо сказала она. – Не будет тебе картошки. Горбушку черствую есть будешь. Объедкам обрадуешься.

Николай Анатольевич опешил и обернулся. Лицо молодой цыганки преобразилось. Оно стало абсолютно серьезным, даже побледневшим. Губы слегка скривились на одну сторону. Глаза, как будто затуманены серебристой пеленой и, казалось, смотрят не на этот мир, а вовнутрь, в себя.