8 Призраков. Том II

22
18
20
22
24
26
28
30

Целью было получить на выходе самостоятельный и живой мир с собственной историей и законами.

Для этого создатели использовали ИскИнов, которых Джо называл «куклами». По словам Тромбли, ядро песочницы было наделено силой помечать способных «кукол» и постепенно в них зарождались зачатки воли и самосознания. Каким образом создатели это сделали, Джо, конечно, не знал, собственно, как и название феномену, но носители этих меток и стали первыми мечеными.

Тромбли называл их младшими из-за того, что изначально куклы имели собственные алгоритмы поведения, и они главенствовали над разумной частью, вносили определенные ограничения, которые персонаж не в силах был преодолеть. Таким был и сам юный Джо. Из-за того, что он создан куклой-ребенком, его базовый алгоритм был достаточно прост и имел мало ограничений. Некоторые из них остались с ним и по сей день, например абсолютная невозможность покинуть регион Бранд, пить алкоголь или поднять уровень выше двадцать девятого.

Изучением этих феноменов, структуры мира, алгоритмов и закономерностей Джо посвятил всю свою жизнь. Крупица за крупицей он вместе с единомышленниками откапывал ответы и информацию, играя с системой в смертельную игру.

В процессе создания экосистемы, создателям пришлось вносить в ядро все новые ограничения, чтобы не утратить контроль над песочницей. Из-за частых подобных обновлений версия системы в песочнице начала существенно отличаться от версии основного ядра мира призраков, тогда-то она и получила статус нулевого измерения, окончательно обособившись.

Спустя время на свет появились старшие меченые. Все НПС песочницы отыгрывали роль под названием жизнь и уже в первой фазе начали появляться дети. Ядро, или как Джо чаще его с трепетом называл система, находилось рядом и при выполнении определенных условий в момент родов генерировало пустую куклу. Так Джо называл чистый алгоритм поведения младенца без встроенных ограничений.

Именно из-за отсутствия системных запретов, пустых кукол, которые получали метку, Джо называл старшими мечеными. Таким был Берт. Потенциал роста подобных персонажей был гораздо выше, система зачастую воспринимала их точно так же, как обычных игроков, накладывая лишь ситуативные, а главное временные ограничения.

Как пример, до переезда в регион Ролло, Берт Тромбли был 25 уровня, но как только пересек границу и заезжал в новый регион, его уровень система принудительно подстраивала под текущую локацию. Но такой как Берт обладал свободой вернуться назад в любой момент и его уровень бы обратно подстроился.

Эту гибкость ядра Тромбли старался изучить в первую очередь. И всю жизнь он верил, что потенциал его сына выше ограничений мира, и истово надеялся, что за старшим меченым есть следующая ступень эволюции. Верил, но не находил подтверждения. Пока не увидел логи Аланы, Гектора и теперь Мануила. По всем признакам это, несомненно, были представители следующей ступени и, смирившись со смертью сына, загадка эволюции меченых — это единственное, что сейчас придавало жизни Джонатана Тромбли смысл.

— Помню, — неуверенно ответил я, не понимая, к чему клонит старик.

— Я думаю, они высшие меченые и ты мой единственный шанс это проверить, — со светящимися глазами заключил Джо и закашлялся.

— Даже термин придумал… А проверишь будучи мертвым?

— Да, — легко ответил Тромбли и разочарованно вздохнул.

Видимо негодуя с моей тормознутости. Лучше бы со своими суицидальными наклонностями разобрался, а не меня осуждал.

— Так, — начал Джо, откашлявшись, — видят создатели, я не хотел разыгрывать эту карту. Ян, ты убил моего сына, и ты мне теперь должен. Как должен осознать и еще кое-что: казнив Берта и персонализировав револьвер с частью его души, ты связал ее со своей цифровой личностью. Вспомни мои лекции и представь, что внутри твоего хаотического торнадо крутится разорванная на куски душа моего сына.

От резко изменившегося тона Тромбли мне стало нехорошо, яичница, которую я успел съесть на завтрак, попросилась назад, голова закружилась, а в глазах потемнело.

— … не виню! Слышишь? — едва разобрал я и внезапная паническая атака отступила.

— Что? — собрав силы в кулак, спросил я, все еще сражаясь с дезориентацией.

— Я говорю, я тебя не виню! Расслабься! Ты меня не так понял и инстинктивно попытался вытянуть из потока крупицы души Берта… это бесполезно. Не мучай себя, так и с ума можно сойти.

Так вот что это было. Но я не помню, чтобы даже успел подумать об этом, возможно мне захотелось, подсознательно, чтобы искупить вину? И секундная попытка вызвала паническую атаку? Чувство тошноты не покидало, и я отодвинул недоеденный бутерброд.