От шторма и нам досталось. Ударом волны заклинило носовые горизонтальные рули. Крастелев предложил послать людей отремонтировать рули. Командир отделения электриков Васин и командир отделения рулевых Солодов полезли в носовую надстройку. Едва они спустились в люк, как вахтенный командир Закаржевский доложил:
— Слева по носу два миноносца. Следуют на нас! Командую:
— Всем вниз!
Силуэты миноносцев уже отчетливо видны. Надо немедленно уходить под воду. Но я не могу подать нужную команду. Не могу я губить этих самоотверженных ребят, работающих сейчас в тесной, заливаемой водой надстройке.
Миноносцы все ближе.
— Скорее, скорее! — торопит Пенькин ребят.
Наконец мы слышим шуршание резиновых комбинезонов. Васин и Солодов кубарем катятся вниз по трапу. Лодка скрывается в волнах буквально перед носом миноносцев. Переменными курсами удираем от них. Взрывы глубинных бомб скоро остаются в стороне.
Шторм продолжался двое суток. На невысокий корпус лодки обрушивались тяжелые волны. Они перекатывались по палубе, ударялись о рубку и рассыпались веером жгучих брызг. Руки сигнальщиков коченели от мороза, лица деревенели. Вся одежда верхних вахтенных быстро намокала, обмерзала и становилась твердой, словно жесть. Ледяной ветер пронизывал до самых костей. Но наблюдатели за горизонтом Гусаров, Солодов и Шведенко, поочередно сменяясь, бдительно несли вахту. Четко исполняли свои обязанности, несмотря на сильную качку, и вахтенные у дизелей, в центральном посту, в радиорубке, во всех отсеках. И только гидроакустики — командир отделения Михаил Козловский и его подчиненный Октябрь Плотников — ходили в «безработных»: в такой сильный шторм они не могли выслушивать море, потому что все шумы забивались ударами волн. Оттого и был старшина угрюмый, недовольный собой и заставлял молодого акустика до блеска начищать и без того сверкающую аппаратуру.
А темень над морем — хоть глаз коли. Стоим мокрые, продрогшие на мостике, клянем погоду. То и дело склоняюсь над люком:
— Штурман, где идем?
А ведь он тоже прокладывает курс вслепую, давно уже ни одного ориентира не видел, руководствуется только своими расчетами да картой. И вдруг доклад сигнальщика:
— Открылись звезды!
Штурман Евгений Жолковский мигом взлетел на мостик, поймал звезды секстаном, вернулся к своему столику, произвел расчеты. И тут слышу его отчаянный крик:
— Товарищ командир, впереди — камни!
Командую:
— Стоп! Назад средний!.
Ложимся на новый курс. Подхожу к штурманскому столику. Действительно, если бы двигались прежним курсом, лодка оказалась бы на камнях банки Штольне. Штурман мой ни жив, ни мертв. Пот со щек падает на карту. Успокаиваю его:
— Ничего, бывает. Позаботьтесь только, чтобы больше подобное не случилось, обидно будет погибать без боя.
Ночные плавания очень утомляли верхнюю вахту. Тем более что в нашем районе даже в шторм рыскали большие противолодочные корабли. Внутри лодки тоже мало кто из свободных смен ложился спать. Очень уж часто приходилось вскакивать с коек по сигналу боевой тревоги и бежать на свой боевой пост.
— Хватит мучиться, — говорю вахтенному офицеру лейтенанту Бузину. — Будем погружаться.