Изменники Рима

- Благодарю вас за это. Это как раз то, что мне было нужно.

- Я рад, - ответил Корбулон. - Хорошо за ней приглядывай.

- Я сделаю все возможное, чтобы однажды вернуть ее тебе, - улыбнулся Аполлоний. - Вам она еще может понадобиться.

Командующего, похоже, не задело несколько фамильярное отношение мужчины, когда он вернулся в свое кресло.

Катон заколебался. Он почувствовал волну раздражения от того, что с этим человеком, Аполлонием, имело место такое фамильярное общение. Как будто он был агентом полководца, а Катон – его помощником, а не наоборот.

Корбулон откинулся на спинку стула и продолжил. - Разреши представить Аполлония, сына Демиппа из Перги. Возможно, ты слышал о его отце.

Имя всколыхнуло далекие воспоминания. - Философ? Последователь школы циников, если я припоминаю.

- Действительно он был, - одобрительно кивнул Корбулон.

Катон приподнял бровь. - Был?

Аполлоний сел вперед, уперся локтями в колени и, сцепив руки, внимательно посмотрел на Катона. - Мой отец умер в ссылке несколько лет назад. Я удивлен, что ты о нем знаешь. Я думал, что его репутация ограничивается узким кругом ученых здесь, в восточной части Империи.

Хотя его голос был низким, с богатым тембром, Аполлоний говорил мягко, и в его речи была приятная мелодия и ритм, которые мгновенно расположили к себе Катона, прежде чем вмешалась его естественная осторожность. - Я признаю, что его работы нелегко найти в Риме, - ответил трибун. - Циники вышли из моды во время правления Августа, но в юности я нашел его «Эстетику бытия» в библиотеке Тиберия.

- И? - Аполлоний слегка склонил голову набок, его темные глаза не отрывались от Катона.

- Меня впечатлило многое из того, что он написал.

- Но...

Катона раздражало то, что другой человек так легко уловил его сомнения по поводу работы. Он тщательно составил свой ответ. - Хотя я восхищался его стилем и ясностью, с которой он передал свои мысли, большинство его идей были заимствованы из работ более ранних философов. В частности, Зенона. Не то чтобы нет ничего плохого в том, чтобы продвигать работы более ранних мыслителей на более высокий уровень, применяя диалектику. Но я счел его опору на эпихерейму неубедительной. Однако я всего лишь солдат. Тем более римский солдат.

Воцарилась тишина, пока Аполлоний смотрел прямо на него, словно призывая его продолжать. Затем он внезапно покачал головой и засмеялся, повернувшись к Корбулону. - Он хороший малый! Мне нравится этот парень.

- Я сказал вам, что у него задатки дипломата.

- О, он больше, чем дипломат, - продолжил Аполлоний. - Он упрямый интеллектуал, самый лучший. Мой старик, возможно, заткнул глаза большинству своих последователей, но трибун увидел его насквозь. - Он снова повернулся к Катону. - Как бы то ни было, мой отец был плагиатором. Вот почему я отказался последовать его примеру и применил свои таланты в другом месте, - он коротко понимающе улыбнулся, прежде чем снова обратиться к командующему. - Он прекрасно справится. Как раз то осознанное остроумие, которое ценит Вологез. Что еще более важно, он знает, когда это обуздать. Где вы нашли такого офицера? У меня создалось впечатление, что почти все римские аристократы, которые облачились в солдатские одежды, тихо подавляли те интеллектуальные страсти, которые у них были ранее.

- Обычно так и есть, - согласился Корбулон. - Но наш друг, трибун Катон другой. Не дайте себя обмануть качеством его одежды и развитым умом. Он не аристократ. Он поднялся по служебной лестнице и женился, добившись богатства и положения.

- Это меня нисколько не удивляет. Мне еще предстоит встретить традиционного римского аристократа, который не чувствовал бы желания дотянуться до меча всякий раз, когда кто-то упоминает культуру. - Аполлоний виновато развел руками. – Присутствующие здесь, естественно, исключение.