Гривс выглядел озадаченным:
— Я все же доведу вас до дома. Чтобы убедиться...
Гарольд оборвал его:
— Нет!..
В тоне, каким было произнесено это короткое слово, звучала мольба. Гривс нахмурился.
— Не надо заходить туда, — попросил Гарольд, с трудом выдавливая вымученную улыбку. — Я в порядке. В самом деле.
Гривс не предпринимал больше попыток довести напарника до дома, но сомнения не покидали его.
— Я вернусь на дежурство в четверть девятого, — пообещал Гарольд, усиленно кивая головой. — В четверть девятого.
Он повернулся и побрел к хибарке, шатаясь как пьяный. Гривс смотрел на него, щурясь в темноте и ожидая, когда там зажжется свет. Но окна дома оставались темными. Негр задумчиво поскреб подбородок. Все-таки, наверное, ему следует сходить и посмотреть.
И он направился к дому Гарольда.
Пройдя ярдов десять, замедлил шаг и остановился, сказав себе: наверное, Гарольд хочет побыть один. В конце концов, он же обещал прийти на работу через сорок пять минут. Гривс еще постоял, не отрывая глаз от домика. Свет по-прежнему не зажигался. Старший санитар глубоко вздохнул, развернулся и пошел обратно к больнице. Его мучили вопросы, на которые он не находил ответов. Почему Гарольд не захотел, чтобы он зашел в дом? Что он там прячет?.. Тут Гривс мысленно упрекнул себя в излишней подозрительности: скорее всего, ничего не прячет он. Возможно, Гарольду просто неловко за свое убогое жилище... Тем временем Гривс достиг главного входа и еще раз обернулся, надеясь увидеть свет в хибарке. Она оставалась неосвещенной, и Гривс забеспокоился.
В нем заговорило любопытство, и по дороге к своему кабинету он все больше убеждался в том, что Гарольд все же что-то у себя прячет. Может, он вор? Но Гривс быстро отбросил эту мысль. Во-первых, в больнице нечем поживиться; во-вторых, Гарольду не хватит смекалки, чтобы заниматься воровским ремеслом. Скорее всего, причина вполне невинная, размышлял Гривс, дойдя до кабинета. Он уселся за стол и стал допивать свой чай, который уже совсем остыл. «Можно выпить еще чашечку», — подумал он и поставил на огонь чайник, взглянув на часы.
Они показывали семь сорок шесть. Гарольд вернется через полчаса.
И Гривс стал ждать, когда закипит чайник.
Гарольд стоял в темноте, прижавшись спиной к двери и закрыв глаза. С трудом он доковылял до окна, посмотрел и увидел Гривса, который, постояв немного, наконец все-таки ушел. Гарольд облегченно вздохнул. Не включая света, он на ощупь двинулся на кухню и долго смотрел на посудный шкаф под раковиной. Потом протянул трясущуюся руку, чтобы открыть дверцу, но тут же отдернул ее. У него перехватило дыхание, порезы на груди запульсировали, и он отступил назад.
В голове возник знакомый шелест. Гарольд прижал руки к вискам. Боль усиливалась. Голоса в его воспаленном мозгу вели диалог из какого-то полузабытого сна.
Гарольд снова подошел к шкафу.
Наклонился и приоткрыл дверцу на дюйм, но тут же отпрянул: запахло плесенью и чем-то еще более неприятным — сильным и едким. Тяжелый дух разложения ударил Гарольду в нос и заставил закашляться.
Уходя, он накрыл трех эмбрионов одеялом и теперь наблюдал, как эти три существа медленно перемещаются под грубой тканью.
В голове завертелись слова, которые он уже слышал когда-то раньше. Невнятный шепот и приказы, которым он должен повиноваться и которые, как оказалось, он хотел выполнять.