Незаметные

Так что мы какое-то время жили вместе с богатой парой в слишком большом замке на утесе, выходящем на океан. Мы заняли комнату для гостей и гостевую ванную; кухней мы пользовались, когда хозяева спали или отсутствовали.

Но это было неуютно – жить так вплотную с другими и быть в курсе всех их интимных подробностей. Мне неудобно было видеть людей, когда они думали, что их никто не видит, смотреть, как они чешутся, бормочут и выражают на лице свои истинные чувства, и мы переехали дальше по побережью в Пасифик-Палисад, найдя вычурную виллу, принадлежавшую бывшему антрепренеру, которому стали не по карману платежи. Вилла продавалась уже два года. Мы въехали.

Дни потянулись один за другим. Мы вставали поздно, почти весь день проводили на пляже, читали и смотрели по вечерам телевизор. Это было приятно, но я не мог не думать: какой же в этом во всем смысл? Я никогда не верил по-настоящему в идею Филиппа, что у нас особое предназначение, что у судьбы есть на нас планы, но я все же думал, что моя жизнь должна все же куда-то вести, что у нее может быть цель, что она должна что-то значить.

А она не значила.

В этом не было смысла. Мы жили, мы умерли, а тем временем пытались устроиться как лучше. Все. Точка. Никакого образа не складывалось из разрозненных событий, которые были моей жизнью, потому что такого образа не было. Никому не было никакой разницы, что я вообще когда-то родился.

Потом Джейн объявила, что она беременна.

Все переменилось в одночасье.

Вот в этом и смысл, подумал я. То ли я оставлю след в мире, то ли нет. Но я оставлю в мире ребенка, а кем он окажется, зависит от меня и от Джейн. Может, этот ребенок оставит в мире заметный след. Может, и нет. Но его или ее ребенок, может быть, оставит. И что бы ни случилось, как бы далеко ни протянулась эта линия, это будет благодаря мне. Я – звено этой цепи. У меня была цель.

Я вспомнил, как Ральф говорил, что дети Незаметных всегда сами тоже Незаметные, и я сказал это Джейн, но ей было все равно, и мне тоже. Она сказала, что ей не нравится стиль жизни в Пасифик-Палисад, что она хочет, чтобы наш сын или дочь росли в другой обстановке, и снова мы поехали дальше по побережью, найдя дом на берегу в Кармеле.

Прошла первая треть беременности, и это стало заметно. Мы с Джейн были счастливы, как никогда в жизни. Мы попытались сообщить ее родителям, но они нас не видели и не слышали, и хоть этого следовало ожидать, это было разочарование. Но оно долго не продлилось. Слишком много было другого, что надо было делать, много такого, за что следовало быть благодарным. Мы рылись в сборниках имен. Мы читали книги для родителей. Мы крали детскую еду, мебель и одежду.

Мы стали ходить на долгие прогулки вдоль берега, но Джейн стала раздаваться и быстро уставать, и потому переключилась на комнатные тренажеры. Тем не менее она сказала мне продолжать пешие прогулки, и я, сначала поспорив, согласился. Она сказала, что не хочет, чтобы я разросся до ее размеров. И еще она созналась, что хочет немного времени проводить одна, чтобы я не ошивался рядом.

Я понял.

Мне даже стали нравиться мои одинокие прогулки по берегу.

И тогда это и случилось.

Я ушел примерно на милю от дома и возвращался обратно, когда заметил странное завихрение воздуха впереди. Я побежал трусцой, прищуриваясь.

На песке мерцали смутные очертания пурпурной рощи.

Сердце у меня в груди подпрыгнуло, я весь похолодел и не мог перевести дыхание. В ужасе я побежал обратно к дому. Добежал, взлетел по ступенькам.

Джейн визжала мое имя.

Я никогда раньше не слышал, чтобы она так вопила, никогда не слышал в ее голосе такого полного и поглощающего ужаса, но услышал теперь, и у меня внутренности стиснуло будто тисками страха. Я согнулся пополам, едва в силах преодолеть боль, но заставил себя бежать. – Боб!! – кричала она.

Я бросился в спальню. Там был убийца.