Она опустила коробку, чувствуя, как к горлу катится тошнота. Палец перевернулся, и Триш разглядела красноватые мышечные ткани, голубоватые вены и плотный белый кружок кости. Комната внезапно показалась слишком маленькой, слишком душной, и она непроизвольно отшатнулась.
– Джаспер нечаянно отрубил себе палец на лесоповале в 1954 году, – пояснила Айрин.
Документированное подтверждение инцидента придало зрелищу отрубленного сустава еще более зловещий смысл. Трития посмотрела на приятельницу. Айрин была бледна, испугана и впервые выглядела старше своих лет.
Как только Трития вышла из комнаты, Айрин плотно закрыла и заперла дверь кабинета. Не произнеся ни слова, они вернулись в гостиную. Прежде чем сесть на диван, хозяйка взяла свой бокал с чаем. Кубики льда отчетливо задребезжали.
– Он работал в Тонто, – заговорила Айрин. – Это недалеко от Пэйсона. Рубил топором сучья, случайно отвлекся и саданул топором по ноге. Я так и не поняла, как он ухитрился отрубить только один палец, но так получилось. Джаспер рассказывал, что заорал так, что его было слышно, наверное, за несколько миль. А вся хвоя вокруг стала красного цвета. Кто-то оказал ему первую помощь, ведь на лесоповале такие инциденты случаются постоянно. Короче, кровь ему как-то остановили и быстро доставили в больницу в Пэйсоне. Тогда не было таких хирургических изысков, как сейчас, и врач сказал, что все равно не смог бы пришить палец обратно, даже если бы они привезли его с собой. Сказал, что спокойнее будет просто зашить рану. Все само заживет.
Айрин перевела дух и умолкла.
– А что стало с пальцем? – спросила Триш.
– Джаспер позвонил мне, рассказал, что произошло, и я уговорила кого-то отвезти меня в Пэйсон. В те времена я еще не водила машину. Палец положили в пробирку и залили какой-то жидкостью. Джаспер спросил, не хочу ли я его сохранить, но мне это показалось просто отвратительным. Больше того, я попросила медсестру на время моего появления в палате куда-нибудь спрятать его. Безусловно, я не собиралась хранить отрубленный палец в квартире. Я сказала, чтобы больница сама как-нибудь с этим разобралась. – Айрин покачала головой, охваченная воспоминаниями. – Но позже мне стало известно, что Джаспер со своими друзьями-лесорубами как следует надрался, и они устроили в лесу балаганные похороны. Похоронили палец. – Айрин бросила на Триш затравленный взгляд. – Это было очень давно. Никто и не помнит уже об этой истории. И я не могу понять, каким образом это узнал почтальон, не говоря уж о том, как ему удалось найти палец и каким образом он так хорошо сохранился.
– Может, это вообще не... – подала голос Триш.
– Нет-нет, никаких сомнений, – жестко оборвала ее Айрин.
– Вы звонили в полицию?
– Зачем?
– Это противозаконно. Какой-то...
– Послушай меня. – Айрин положила ладонь на руку Тритии. Пальцы были сухими, холодными. – Полиции это не касается. Это частное дело.
– Ничего подобного! – подалась вперед Триш. – Вам прекрасно известно, что происходит в городе. И вы понимаете, что мы никак не можем поймать почтальона за руку. У нас нет никаких доказательств, подтверждающих наши предположения. – Она махнула рукой в сторону запертого кабинета. – Но теперь они появились!
– Ничего не появилось. Ты можешь представить, как все это будет выглядеть? Почтальон скажет, что он всего-навсего доставляет корреспонденцию и не несет ответственности за ее содержание. Он скажет, что представления не имеет, о чем идет речь. Мы с тобой обе прекрасно это понимаем.
Трития посмотрела в лицо приятельницы и подумала, что Айрин права. Как это ни ужасно, но она права. Айрин точно описала возможное поведение почтальона.
– По крайней мере, разрешите мне рассказать все Дугу. Он приедет и поможет вам избавиться от этого. Вы же не хотите, чтобы...
– Нет, – жестко парировала Айрин. – Я не хочу, чтобы кто бы то ни было прикасался к коробке. И никто, кроме тебя, не должен увидеть ее содержимое. Это зло. – Последние слова пожилая женщина произнесла таким тоном, что у Триш по спине пробежали мурашки. Она кивнула, ради спокойствия подруги сделав вид, что разделяет ее точку зрения. Хотя на самом деле считала, что Айрин уже на грани безумия. Это событие подвинуло бедняжку к опасной черте, и любой последующий толчок вполне способен перенести ее туда, откуда уже нет возврата.
Конечно, именно этого и добивается почтальон.