– Нет, этому я склонна верить не больше, чем тому, что все негры – лентяи, а французы круглые сутки думают только о сексе.
– Тогда поработай мозгами! Господь наградил тебя не самыми худшими из тех, что бывают.
Стефани попыталась проанализировать ситуацию, а старики с интересом наблюдали за ней.
– Она приняла бы это в качестве благотворительности, – выдала девушка, наконец.
Винс и Дэйв весело переглянулись.
– Что? – не поняла Стефани.
– Дорогуша, раз уж мы вернулись к теме лентяев-негров и озабоченных французов, – сказал Дэйв намеренно растягивая свою новоанглийскую речь до почти пародийного бормотания, – поговорим тогда и о гордой женщине янки, не признающей благотворительности.
Чувствуя, что углубляется в социальные дебри, Стефани сказала:
– Но она должна взять. Ради детей, не ради себя.
– Человек, оплативший наш обед, прибыл издалека, – продолжал гнуть свое Винс. – А, как убеждена Хелен, люди издалека буквально набиты деньгами.
Польщенная его терпением и учтивостью в ее адрес, Стефани огляделась, сначала окинув взглядом патио, где они сидели, а затем взглянув на окна закусочной. Она заметила интересную вещь: почти все посетители, что сидели снаружи, были местные, также как и обслуживающие их официантки. А внутри сидели курортники, так называемые «пришлые», и их обслуживали официантки помоложе и посимпатичнее, также не местные. Летнее подкрепление. И вдруг ей все стало ясно. Рановато ей считать себя социологом. Решение было под носом.
– Официантки «Серой чайки» делят все чаевые поровну, не так ли? Вот о чем речь.
Винс указал пальцем в ее сторону, точно целясь из пистолета, и сказал:
– В яблочко!
– И что же вы сделаете?
– Что я сделаю, – ответил старик, – так это дам на чай пятнадцать процентов, когда буду подписывать чек, а сорок долларов из наличности бостонского журналиста положу в карман Хелен, и эта сумма целиком достанется ей. А чего не видит глаз, то не ранит совесть.
– Вот так в Америке ведутся дела, – торжественно произнес Дэйв.
– И знаете, что мне нравится больше всего? – сказал Винс Тигги, подставив лицо солнцу. Он зажмурился, защищаясь от яркого света, и от этого на его коже ожили тысячи морщинок. Они не старили его, но позволяли выглядеть на восемьдесят.
– Что? – спросила Стефани, повеселев.
– Мне нравится, как деньги ходят и ходят по кругу, как одежда в химчистке. Нравится наблюдать за этим. И на этот раз, когда механизм вращения остановился, деньги закончили свой путь здесь, на Лосином острове, где они людям действительно нужны. А для полного осознания совершенства произошедшего вспомните: горожанин заплатил за наш обед, а ушел ни с чем.