Одним из них был Саня Сперанский, — большой, солидный, положительный, серьезный. Он пришел вечером и обо всем договорился со Стекляшкиными, увез их в горы на своем грузовике.
Стекляшкины не должны были ехать, пока их не догонит Павел Бродов. Но и этот человек появился и вошел, наклонившись под низкой притолокой, в дом Покойников. Павел Бродов приехал назавтра, 13 августа, с самого утра, чтобы охранять Стекляшкиных и Хипоню, помогать найти клад и не позволить никому их всех обидеть.
И уже в 9 часов утра 13 августа ничто не мешало вершить великие дела.
ГЛАВА 6
Самостопом
12 августа 1999 года
Слепой не заметил бы приготовлений к путешествию. Из гаража был извлечен, помыт и отремонтирован доисторический папин «москвич». Папа целыми днями лежал под ним или ходил вокруг него, закупал канистрами бензин и запасался инструментами.
Мама закупала продукты, носилась с какими-то невероятно легкими спальниками из гагачьего пуха, с котелками из дюраля, с железной треногой, совершенно необходимой для костра. В доме появлялись литые топорики с резиновой рукояткой, охотничьи ножи, специальные лопаты для промышленного грунта; мама раздобыла даже карабин заржавленно-устрашающего вида и еще что-то в кобуре, пронесенное в спальню родителей с загадочным выражением лица.
Иру не привлекали к этим приготовлениям. Даже обсуждения шли у родителей на лету, чуть ли не в коридоре. Впрочем, на глазах у Ирины происходили не совещания, а скорее отдача приказов, и в роли штаба, конечно же — мама. Ира не сомневалась, что родители ведут и разговоры подольше, но когда ее нет в доме, или в другом месте: скорее всего, в гараже или, может быть, еще в машине.
На ее вопросительный взгляд мама отвечала фальшивой деланной улыбкой, ерошила волосы (чего Ирка терпеть не могла лет с восьми), стремительно проскальзывала мимо.
Если бы мама лучше знала дочь, она не сделала бы того, что задумала. Не будем говорить об очевидном — мама не сделала бы задуманного и в том случае, если бы любила дочь. Впрочем, любовь — редкая гостья между людьми, в том числе между детьми и родителями, и не стоит говорить о ней лишний раз. Но мама Ирку и не знала, вот в чем дело. Хуже всего именно это — не знала и никогда не пыталась узнать. Мама кормила Ирину, покупала ей колготки, блузки и юбки, по своему воспитывала: лет до 13 мама вела с Иркой беседы о вреде зазнайства, за плохие оценки ставила в угол, а случалось, и вооружалась папиным ремешком. Когда Ирина почти выросла, мама стала беседовать с ней еще и о вреде общения с мужчинами, об опасности забеременеть и уже не секла дочь, а потчевала оплеухами.
Чтобы оценить человека, имеет смысл выяснить, что думают о нем другие, и внимательно сравнить, кто именно и что именно думает. Мама же Ирины совершила крайне типичную родительскую ошибку: вообразила, что знает о дочери все… По крайней мере, все необходимое. И суждения других людей ее совсем не интересовали. В число «других», кстати, входила и сама Ирина. Мама искренне считала, что лучше Ирины знает, как она устроена, о чем она думает и что ей надо в жизни, и мнения Иры были ей совсем не интересны. А поскольку они никогда не говорили ни о чем сложнее уборки, отметок в школе и обедов, то в результате оказывалось, что даже произнося одни и те же слова, мама и дочка имели в виду совершенно различные вещи.
Например, по мнению мамы и папы, Ирина была самой обычной девочкой, как все! Что и верно, и неверно одновременно. А главное, у Ирины и у ее мамы вполне могли быть разные мнения о том, что такое «обыкновенная девочка». Скажем, спортивная секция для мамы была чем-то вроде места, где Ирка может делать второй раз утреннюю гимнастику. А для самой Ирины она стала местом, где она может научится оборонять свое имущество и саму себя. И таких расхождений между мамой и дочкой было очень много, чуть ли не по каждому поводу.
Мама многое поняла бы, выслушав дедушку. Но дедушка не разговаривал с ней с 1987 года. Мама поняла бы еще больше, если бы послушала мнение учителей и особенно соучеников. Ирину не любили большинство учительниц и большинство девочек, потому что она «воображала» и «задавака». Девочки хотели бесед о нарядах, о дискотеках, а Ирину интересовали как-то совершенно иные предметы.
Не любили Ирину и мальчики, особенно любившие девочек. В основном это были мальчики мало занятые чем бы то ни было и чаще всего болтавшиеся без дела; мальчики, которым было все «скучно». Которые любили сообщать друг другу, что «их все заколебало». Широко распахнутый, ждущий взгляд Ирки много чего обещал, но он много чего и требовал.
А вот для элитных, умных, постоянно чем-то занятых мальчиков Ирина была «своя парнишка», и они охотно брали ее в свои игры и в свои дела. Причем любой взрослый человек просто обязан понимать — в отличие от мальчиков, «заколебанных жизнью» уже в 15 — 17 лет, эти-то лет через 20 — 30 будут стоять у общественного кормила и станут хозяевами земли. Так что и быть своей в их компании для девушки ну уж куда как полезно, и само отношение мальчиков имеет смысл принять во внимание.
Так что у мамы сложился собственный взгляд на вещи, очень далекие от взгляда Ирины и тех мальчиков, которым предстояло стать хозяевами этого мира. Имеет смысл сразу и с полной определенностью сказать — да, мама не знала Ирину, и все последующие события связаны именно с этим.
Вечером десятого Ирина пришла домой поздно — целый день общалась — сначала с Пашей Андреевым, потом пошла к Марине, слушать новые польские записи. Если по правде — у Ирины была надежда, что родители уже легли, но они еще торчали в кухне. И уж конечно, ничто не предвещало того, что случилось потом.
— Ирочка, вот тут жаркое… — прервался голос мамы от какой-то насквозь фальшивой заботливости, с оттенком непонятной виноватости.
— Мама, мы что — завтра выезжаем?
ebooksa