— Учбин, — согласился Гиви, — ага…
— Учюз бин, — старик заскрипел зубами. Звук был страшный.
— Ладно-ладно, — испугался Гиви, — учюз так учюз. Миша, что он сказал?
— Три тысячи лир он сказал, — рассеянно пояснил Шендерович. На него, видно, накатил очередной приступ лысюкобоязни, потому что он нервно оглядывался и уже начал приплясывать на одном месте.
— Ско-ка? — переспросил Гиви.
— Дурень, это ж вообще один доллар. Инфляция у них.
— Тогда не понимаю, — усомнился Гиви, — послушай, чего он хочет?
— Чего ж тут не понять, — удивился Шендерович, — продает он… Ты предлагаешь больше, он просит меньше. Все ясно. Но ты торгуйся, торгуйся. Иначе он тебя за человека считать не будет. Торговаться угодно Аллаху.
— А чего он баксами не берет?
— А я знаю? Может, он их по жизни за деньги не считает… Может, когда он родился, Америку еще не открыли…
Гиви пожал плечами и выбросил один палец.
Старик поглядел на него с отвращением и выбросил два. Пальцы были узловатые и корявые.
— Ну? — обернулся Гиви к Шендеровичу.
— Что — ну? — нетерпеливо сказал Шендерович, — кончай эту волынку. Жрать охота.
Но на Гиви напал приступ азарта. Он снова выбросил один палец. Палец торчал даже как-то оскорбительно.
Старик вновь заскрипел зубами и потянулся к поясу. Корявая рука легла на рукоять кинжала.
Гиви на всякий случай отодвинулся.
Старик выхватил кинжал из ножен и начал вращать им в воздухе. Блеск лезвия образовал стремительную дугу.
«Смотри, батоно, какой кинжал! — казалось, говорил старик, — погляди, генацвале! Какой мужчина без кинжала? Врага зарежешь, друга спасешь! Женщину уведешь! Вот какой кинжал! Стыдно без кинжала мужчине! Сэрцхвиле сэрхвале!»
— Ага! — вслух согласился Гиви.