— Бэн ме русча, — раздельно повторил Али. — Эфендим? Анламадым.
— Где деньги, гад? — вопил Шендерович. — Где товар?
— Текрар сейлер мисиниз, — любезно предложил Али.
— Какой сейнер? Какой мизинец? Что ты тут лопочешь?
— Миша, пойдем, это бесполезно!
— Под турка косит, сукин кот! Да он вчера по-русски лучше нас с тобой! Ну, погоди, я тебя заставлю вспомнить язык Пушкина!
— Пушкин! — восторженно сказал Али, — О, Пушкин! Русум!
— Русум-русум, — обрадовался Шендерович.
— Бэн мэ русча, — в третий раз пояснил Али.
И вежливо добавил:
— Хошчакалын.
— Что «хошчакалын»? — подпрыгнул Шендерович, — какой-такой «Хошчакалын»?
Почему вдруг у Шендеровича прорезался грузинский акцент, для Гиви осталось загадкой.
— Ийи гюнлер, — пояснил Али.
— Убью, — прохрипел Шендерович. — Гиви, ты слышал, чего он сказал?
Али заморгал великолепными черными ресницами и на миг задумался. Потом обрадовано выдал:
— Бай-бай!
— Какой «бабай-мабай»? — надрывался Шендерович, — я сейчас тебе тут такой «бай» устрою!
Боковым зрением Гиви заметил, что несколько посетителей кофейни, которые до того вяло медитировали, прихлебывая кофе, отставили свои чашки и начали медленно выбираться из-за столиков.
— Миша, — прошептал он, — пошли отсюда.