— Я хотел бы обратить ваше внимание, принц, — твердо заметил посол, — что здесь только я уполномочен предпринимать шаги на благо правящего страной Резы Шаха.
— Поймите, сэр, — ответил принц, — речь идет о короне куда более царственной, чем диадема Резы Шаха.
— Ваше превосходительство, — обратился к послу старик, — выслушайте мою нижайшую просьбу. Почему бы вам не направить официальный запрос здешнему правительству?
Вопрос слишком серьезен, англичане должны это понимать.
— Дорогой Хаджи Ибрагим, — мягко произнес посол, — вы несомненно правы, но если я отправлюсь в английский МИД и скажу, что некий англичанин приобрел у одного из членов вашего дома предмет, высоко чтимый на Востоке, они просто не увидят здесь повода для вмешательства, а если я расскажу им, что реликвия позволяет людям скакать по миру, как кузнечикам, у меня попросят доказательств. — Он помолчал. — Ну а если они получат и доказательства, неважно, от нас или от сэра Джайлса, как вы думаете, вернут они нам реликвию?
— И все же можно было бы попробовать, — настаивал принц.
— Нет, — ответил посол, — и пробовать не стоит. У нас очень слабая позиция. Мы располагаем только рассказом нашего уважаемого Хаджи Ибрагима, а в нем — сплошные случайности. Он случайно узнает о проступке вашего родича, случайно оказывается по пути в Англию на одном корабле с сэром Джайлсом, который случайно проговаривается о своих намерениях. С нашей точки зрения они святотатственны, но едва ли министр иностранных дел Ее Величества согласится с нами. Нет, и пробовать не стоит.
— Вы просто не верите в корону Сулеймана, — проскрипел старец, — или не верите в великую силу Аллаха, таящуюся в камне, дарованном некогда царю Господом нашим.
Посол ответил не сразу.
— Я давно знаю вас, Хаджи Ибрагим, — проговорил он задумчиво, — и поэтому могу сказать, во что верю, а во что — нет.
Да, я знаю, что ваша семья издавна известна высочайшим благочестием. Я знаю, что на протяжении столетий вы ревностно сберегали несколько славных реликвий. Я слышал, что среди них находилась и корона царя, и я слышал также, что месяц назад один из хранителей продал корону — если это она — англичанину. Я верю, что многие древние предметы хранят запас удивительных сил, до сих пор способных действовать в мире. Я верю рассказу Али, ему вполне могло показаться, будто человек ухитрился быть одновременно и здесь, и там. Но происходило ли это на самом деле, и если да, то как — я не знаю, и не стану обсуждать эти вопросы с английскими министрами. — Посол покачал головой. — Я и так взял на себя слишком много, позволив вам, принц, почти официально предлагать выкуп сэру Джайлсу.
— Но он все равно не отдал ее! — вскричал принц.
— Вполне естественно, — ответил посол и, видимо не сдержавшись, добавил:
— Попади она ко мне в руки, я бы и сам не стал спешить продавать ее.
— Ну что же, — тряхнул головой принц, — раз ваше превосходительство не намерено действовать, действовать придется мне. До тех пор, пока я не верну корону, на всем моем доме — великий грех.
— И что же вы собираетесь предпринять, друг мой? — поинтересовался посол.
— Прежде всего, сообщу на Восток о том, что корона в руках неверных, — заговорил принц. — Поклянусь в этом.
Моей клятве поверят. Об этом станут говорить на всех базарах, во всех дворцах, в каждой мечети. Волна гнева, направленного против англичан, прокатится от Стамбула до Гонконга. А потом… потом я посмотрю, что еще можно сделать с моими скромными силами в твердынях ислама.
— Пробудить любопытство у английского правительства, — с едва заметной иронией ответил посол, — может быть, даже убить нескольких английских солдат. Но корону вам этим способом не вернуть. И учтите, действовать вы будете вопреки моей воле.
Тут в разговор снова вступил Хаджи Ибрагим.