Девочка была привлекательная. Он даже почувствовал некоторое возбуждение, но потом подумал, что это всего лишь очередная полоумная поклонница и не более того; сразу после концерта он сможет построить таких, как она, в линию и выбрать любую, какую только пожелает.
Она схватила его за плечи. У нее были очень острые ногти. А у него была слабость к девочкам с острыми ногтями.
— Больно, — сказал он, но его лицо расплылось в улыбке.
— Пожалуйста, — сказала девочка, — мне правда очень нужно встретиться с Тимми... я тайком прилетела сюда из Мюнхена, и мне нужно с ним встретиться... он мой бог. Я не знаю, что сделаю, если его не увижу. Может быть, даже покончу с собой.
— Ну, — сказал он, — я работаю на этом шоу.
— Ой, так ты работаешь с ним... наверное, видишь его каждый день... — Девочка уже просто терлась о Левона. Маленькая похотливая лиса! — подумал он. Может быть, лет ей и вправду маловато, но она штучка заводная.
— Тебе нравится, что я делаю? — спросила девочка. — Иногда мне кажется, что я —
— Но это же имидж, ты же понимаешь.
— Но я читала во всяких журналах, что ему несколько тысяч лет...
Она прижималась к нему все сильнее и сильнее, так что он уже едва сдерживался, чтобы не разложить ее прямо здесь, на полу, в сортире. Ее руки сжимали его ягодицы, он был возбужден. Она прижималась к нему все сильнее, и тут он заметил, что старуха-уборщица уже вернулась и смотрела на них, опершись на свою швабру. Он достал бумажник, вытащил из него банкноту в сто бат и помахал ею вполне однозначно. Уборщица ловко выхватила бумажку из рук Левона и тут же исчезла, а он потерял равновесие и упал. Девочка уже шарила где-то в районе его ширинки.
— Я сделаю все, если ты мне поможешь встретиться с Тимми... все, что захочешь, — говорила она. Она уже стянула с него джинсы и обрабатывала языком головку его члена, а ее острые ногти все глубже впивались в его ягодицы.
— Думаю, что смогу тебе с этим помочь, — услышал он собственный голос. Боль становилась все острее. Девочка знала свое дело. Левон застонал. Он старался не удариться головой о стенку писсуара. Если бы только он мог затащить ее на часок к себе в номер. Секс в туалете — это для гомиков, подумал он и только собрался попросить ее остановиться, как она откусила ему яйца.
Он заорал благим матом. В ответ она вонзила ногти ему в бедра... ногти проткнули кожу, оставив глубокие ранки, которые тут же заполнились кровью... она принялась слизывать эту кровь. Его крик сорвался на утробный хрип. Он попытался скинуть ее с себя, но она зажала его между двумя писсуарами. Придавила его своим весом. У него перед глазами, в луже мочи, среди шариков нафталина, в писсуаре плавали его яйца. Он чувствовал, как ее язык жадно шарит в его опустошенной мошонке. Похоже, у него был болевой шок. Он пытался кричать, но у него получались лишь тихие стоны. Он хотел лишь одного: потерять сознание от этой боли. Она продолжала пить его кровь. И тут он выдавил из себя:
— Меня нельзя убивать. Кто тогда будет рулить эффектами? Без меня весь концерт накроется...
Он уже почти потерял сознание. Она подняла глаза, посмотрела не него. Кровь была у нее на губах, на зубах и даже на щеках.
— На этот счет не волнуйся. Мы сделаем так, что ты не пропустишь концерт.
Он начал впадать в забытье.
И тут лицо девочки начало изменяться.
Волосы стали короче. Нос — острее. Глаза становились все больше и больше. Скулы поднялись. Кожа бледнела и как будто светилась изнутри... Господи, думал он, она становится Тимми Валентайном, моя работа становится реальностью, Боже мой, я, похоже, сошел с ума...
— Тимми, — прохрипел он.