Словно по волшебству в руках у Эйнджела появляются кол и молоток.
«Все это время ты мной кормился, — думает Эйнджел. — И ты извратил любовь мамы — превратил эту любовь во что-то постыдное и жестокое. Один удар молотка — и все. Тебя нет».
Голос Беки Слейд:
«Нет, я мужчина», — думает Эйнджел, и втыкает кол в сердце Эррола, и замахивается молотком... сейчас он ударит...
Но тут чьи-то грубые руки хватают кол и пытаются вырвать. Эйнджел поднимает глаза и видит, что это то самое существо, одетое в кожу матери... проповедник из Вопля Висельника...
— Уйди! — говорит он сквозь зубы.
Они дерутся за кол. Тимми стоит в стороне. Он не может вмешаться, потому что сражение происходит в сознании Эйнджела. Руки кошмарного существа обагрены кровью. Кожа матери, в которую оно одето, сшита грубыми стежками, как у Франкенштейна в кино, но настоящие мамины руки безвольно свисают с его запястий.
Существо, которое не его мать, говорит:
— Люби меня, Эйнджел. Люби меня вечно.
Эйнджел пытается отобрать кол у твари, но та держит крепко. Направив заточенное острие прямо Эйнджелу в сердце.
— Я заставлю тебя полюбить меня, пусть даже это тебя убьет, — говорит мать, которая не мать. — Кроме тебя, у меня нет никого... мы с тобой против целого мира, чтоб ему провалиться. О Господи, Эйнджел, люби меня. Люби. — Тварь утирает кровавые слезы и пытается обнять Эйнджела. Но при этом она не выпускает кол, и он понимает, что, если она его обнимет, кол вонзится ему прямо в сердце.
Они продолжают бороться...
•
Преподобный Дамиан Питерс поднимается по лестнице в небо. Это не важно, что мир вокруг рушится. Он идет к своему Богу — уже приближается к престолу Всевышнего под звучание сладкого хора серафимов и херувимов. Жемчужные врата раскрываются перед ним... нет, не жемчужные, а железные... точно такие же, как в особняке Тимми Валентайна. Горный склон, облака, и сам дом Господень — все залито странным белым свечением.
Неземной раскаленный свет.
Бог стоит наверху. Там, где кончается бесконечная лестница. Его голос — тихий, но звонкий. Голос ребенка. Он и вправду ребенок — Бог. Ребенок с лицом, знакомым Дамиану по бессчетным обложкам компактов, видеоклипам на MTV, фотографиям в молодежных журналах. Его глаза горят красным огнем, волосы развеваются на ветру, губы слегка приоткрыты — как будто он собирается целовать или пить кровь.
— Дамиан, Дамиан, — говорит Тимми Валентайн, — зачем ты гонишь меня?
— Но я же не знал! — говорит Дамиан.
Пение ангелов переходит в сияющее крещендо, свет становится ослепительным, режет глаза. Дамиан зажмуривается, но глаза все равно жжет. Жжет, даже когда он закрывает лицо руками.
А потом наступает тьма... и Дамиан понимает, что он — подобно святому Павлу — поражен слепотой.