— Ну да, — тихо сказала девочка, — кушать хочется, да. Ты так... тепло пахнешь.
— Давай вылезай, — сказал он, осторожно поставил стопку пицц на асфальт и вытащил девочку из мусорки. Она была легкой, как перышко. — Ну и какого хрена ты тут забыла? Хочешь, я тебя отвезу — только скажи, куда.
— Я тоже могу тебя отвезти в одно место.
— Это что, приглашение? — Может быть, она все-таки шлюха. Нет уж, большое спасибо, только СПИДа мне и не хватало, подумал он. Тем более что она совсем малолетка. Лет четырнадцать или вроде того. Неполная средняя школа, етить-колотить. Совращение малолетних. Впрочем, и сам он еще сопляк — девятиклассник.
— Я могу сделать тебе хорошо. — Она улыбнулась. И вдруг стала такой... как будто ей тысяча лет. — Вот, потрогай меня.
Они были одни в темном проулке. Свет из «Макдоналдса» вдруг замигал. Она взяла его руку двумя руками. Такие холодные... Девочка была низенькая, едва доходила макушкой ему до губ, хотя он был старше ее года на два, ну, может быть, на три.
Она затолкала его руку себе под футболку — туда, где была бы грудь, будь девчонка чуток постарше. Ее кожа была холодной, такой холодной... и она, кажется, не дышала. Его пальцы легонько коснулись ее пупка, скользнули по крепкому плоскому животу. Он попытался ее поласкать, но ощущение было такое, как будто мнешь дохлую рыбу. Она, наверное, и вправду больна. Может быть, даже смертельно, подумал он. Может, она уже умирает. Надо ее согреть. Хоть чуть-чуть. Господи, как от нее воняет. Протухшим мясом. Что еще за хренотень?
— Потрогай меня еще, — прошептала она.
Он продолжал гладить ее холодную кожу. Вот его пальцы коснулись ее соска, потом он провел рукой по ее плоской груди, чтобы прикоснуться ко второму соску, но... там было что-то другое. Какая-то дырка. Что-то мокрое и липкое, как повидло. Ошметки кожи. Он хотел убрать руку, но она удержала его. Его пальцы почти погрузились в рану. У него было странное ощущение, что все это происходит не с ним. Он почувствовал, как его рука углубилась в дыру на груди у девочки. Он почувствовал кость, а потом — что-то мягкое. Там была и какая-то жидкость — вязкая, липкая и тягучая, как загустевший сироп.
— Да, мой хороший, — сказала она, — потрогай меня там, внутри. Господи, мне так страшно. Я такая всего один день, и я не знаю, что делать, я знаю только, что мне нужно тепло... что-то теплое, что-то красное, бьющееся...
Мэт вдруг вспомнил, где он ее видел.
По телевизору. Мертвое тело в проулке. Обескровленный труп.
— О, — простонала она. — Как мне хочется кушать. Ты должен меня накормить. Мне нужно то, что в тебе. — Она по-прежнему крепко держала его за руку. — А когда ты изменишься, мы с тобой сможем заняться чем-нибудь интересным. Вместе. То есть мне сейчас так одиноко, мне в жизни не было так одиноко, даже в детском приюте.
— Джейни Родригес, — прошептал он. — Японский бог. Ты же вроде как мертвая.
— Вот ты меня трогаешь — разве я мертвая?
— Да.
Холодно. Холодно. Но его рука погружалась все глубже внутрь. Он прикоснулся к какой-то шарообразной массе из жировой ткани и вдруг почувствовал, что у него встает. Он погладил рукой ее ребра, ломкие и холодные, как сосульки. Все было совсем по-другому — не так, как в дурацких ужастиках типа «Реаниматора». Все было по-настоящему. По-настоящему. Густая, но не то чтобы совсем свернувшаяся кровь просачивалась у него между пальцами. Ее развороченная утроба пила из него тепло. Он чувствовал, как колотится его сердце, как кровь бежит у него по жилам. Он подумал: "О Господи, я обжимаюсь с мертвой девчонкой, и мне это
Она поцеловала его. Ее язык был холодным и мягким... как замороженный йогуртовый батончик с ароматом печенки. Это было совсем не противно, просто как-то... по-другому. До него вдруг дошло, что его рука прошла ее тело насквозь и торчит теперь у нее из спины, натягивая футболку.
Теперь он вспомнил. В теле Джейни Родригес была сквозная рваная дыра. Как будто убийца засунул ей в грудь обе руки и рванул в стороны. «Жалко, что предки меня не видят, — подумал он. — Вот бы они пересрали».