Ангел боли

— Я не чувствую боли, — признал Таллентайр. Он снова откусил от плода и быстро съел его, затем снова поднял глаза.

— Он довольно сладок, — признал он. — Но я ничего не узнал. Я и раньше знал, что я обнажен.

Затем к женщине подошел второй человек. Это был мужчина, одетый ещё более нелепо, чем она, его одежда сидела так плохо, словно он одолжил её у кого-то другого. Она сорвала ещё один плод и протянула ему.

— Вот мой Адам, — сказала она Таллентайру. — Однажды павший, но сейчас восставший. Ты встречал его раньше и встретишь снова, совсем в другом месте, очень скоро.

Таллентайр и Адам Глинн обменялись взглядами. Адам Глинн не был удивлен, увидев старика снова живым и здоровым.

Таллентайр подумал, что Глинн дошел до того состояния рассудка, когда уже ничто не удивляет. В некоторых снах ждешь всего и ничего, и нет причин чему-то изумляться. Затем, проснувшись, испытываешь неприятное ощущение потери способности к правильному пониманию мира.

Он посмотрел женщине в глаза и спросил:

— Кто вы?

Неважно, — ответила она. — Возможно, ты больше никогда меня не увидишь. И я не знаю, чем буду в будущем. Что касается того, кем я была в прошлом… Я была шлюхой, просто шлюхой.

— Лилит, — сказал Таллентайр, словно он подбирал ответ к загадке. — Тебя зовут Лилит.

— Одно имя не хуже другого, — сказала она. — В именах нет силы, пока ты не знаешь, что они точно обозначают.

— Я не столь в этом уверен, — заговорил Адам Глинн. — Дать чему-то имя означает вступить на путь понимания. Каждое последующее открытие того, что означает имя, — это новый шаг на пути. Однажды мы узнаем, как правильно тебя называть, и узнаем точно, что мы имеем в виду, когда говорим о тебе. Тебе не всегда будет так же легко менять свои имена, как ты меняешь свою внешность, чтобы скрыться от понимания.

Она лишь рассмеялась в ответ, но затем повернулась и коснулась лба Адама Глинна. Он замер, как статуя, лишенная жизни и времени. Женщина подошла к Таллентайру, протягивая руку к его лбу.

— Вам бы следовало превратиться в ангела с пылающим мечом, — сухо сказал он. — Имеете ли вы вообще представление о театре?

Дэвид не почувствовал постепенного пробуждения, он очнулся резко и грубо. Его глаза уже были открыты и привыкли к сумеркам вокруг его постели. Нелл сидела в кресле, неся свою вахту. Она была в своей ночной сорочке.

Он посмотрел на неё и почувствовал, как любящая улыбка изменяет его лицо.

Боль осталась, но приуменьшилась. Резь в спине и жгущее ощущение в суставах стали значительно легче. Это вернуло ему чувство необходимого комфорта, и он почувствовал, что вздрагивает от радости.

— Мне снился сон, — осторожно сказала Нелл.

— Он напугал тебя? — спросил Дэвид, наслаждаясь свободой от боли.

— Нет. Сон был не страшный, но я решила рассказать тебе о нем как можно скорее, а то я его забуду.