– Диетами, поди, себя изводишь?
– Нет, мама.
Из комнаты с воплями выскочил шестилетний Игорь. Он держал в руке пластмассовый самолетик и изображал вой двигателя. Ольга услышала, как сердце пропускает удары. Она не помнила его таким. Вообще не помнила ничего из того, что видит. Игорь подбежал к сестре и стал тыкать ей самолетом в спину.
– Игореша, перестань, – сказал отец.
Ольга поглядела мальчику в глаза, а он показал ей язык. Помахав игрушкой у нее перед носом, Игорь умчался в коридор, потом оттуда выскочил на балкон.
– Папа, расскажи, что здесь было? Что я не помню?
– Не могу. Почему я должен рассказывать? Мы поставили точку, вы с Игорем забыли всю эту мерзость. Пускай тени останутся здесь.
– Нет, – сказала Ольга. – Это может повториться, уже, наверно, повторяется. Как мы можем не знать?
– Тебе только так кажется, Оля. Оно не придет. Комната закрыта навсегда.
– Что? Комната?
Отец нахмурился, потер кожу над верхней губой.
– Я не хочу про это говорить. Все останется здесь – и никогда не вернется.
– Ошибаешься, папа.
– Нет!
– Мама, почему ты молчишь?
Людмила раскладывала по тарелкам дымящуюся картошку и еле слышно напевала. Она даже не посмотрела на дочь.
– Мне сказать нечего, дочик. Мы договорились молчать, значит, нужно держать слово.
– Мне страшно, мама. Я сейчас совсем одна!
– Ты взрослая, выбор за тобой… Если хочешь вспомнить, ты вспомнишь, но мы с отцом не будем тебе помогать. Тебе положить салат?
– Салат?