AnnotationНа вокзал Термини прибывает скоростной поезд Милан – Рим, пассажиры расходятся, платформа пустеет, но из вагона класса люкс не выходит никто. Агент полиции Коломба Каселли, знакомая читателю по роману «Убить Отца», обнаруживает в вагоне тела людей, явно скончавшихся от удушья. Напрашивается версия о террористическом акте, которую готово подхватить руководство полиции. Однако Коломба подозревает, что дело вовсе не связано с террористами. Чтобы понять, что случилось, ей придется обратиться к старому другу Данте Торре, единственному человеку, способному узреть истину за нагромождением лжи. Вместе они устанавливают, что нападение на поезд – это лишь эпизод в длинной цепочке загадочных убийств. За всем этим скрывается таинственная женщина, которая не оставляет следов. Известно лишь ее имя – Гильтине, Ангел смерти, убийственно прекрасный…* * *Сандроне ДациериЧасть перваяГлава 1. Midnight Special[2]12345678Глава 2. Back on the Chain Gang[6]123456789101112131415161718192021Глава 3. Oops!.. I Did It Again[20]123456789101112Часть втораяГлава 4. Psycho Killer[26]1234567891011121314151617181920212223Глава 5. Price Tag[37]12345678910111213141516171819202122232425Примечание автораnotes1234567891011121314151617181920212223242526272829303132333435363738394041424344454647* * *Сандроне ДациериУбить АнгелаSandrone DazieriL’ANGELO© Л. А. Карцивадзе, перевод, 2019© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019Издательство АЗБУКА®* * *Моей материI am an anti-ChristI am an anarchistDon’t know what I wantBut I know how to get itI wanna destroy passerbySEX PISTOLS[1]Часть перваяГлава 1. Midnight Special[2]РанееДвое заключенных, оставшихся в камере, тихо переговариваются. Первый когда-то работал на обувной фабрике. Напившись, он убил человека. Второй служил в полиции и донес на начальника. Оба уснули в тюрьме, а проснулись в Коробке.Башмачник спит сутки напролет, полицейский почти не смыкает глаз. Если оба не спят, то заводят разговор, чтобы заглушить голоса, которые становятся все громче, а в последнее время совсем не смолкают. Временами перед глазами их полыхают ослепительно-яркие цветные вспышки – сказывается действие лекарств, которыми ежедневно пичкают заключенных, и шлемов, которые надевают им на голову. Под этими шлемами узники извиваются как ужи на раскаленной сковородке.Во время войны отец башмачника отбывал срок в городской тюрьме. В подвалах была комната, где осужденных заставляли балансировать на доске: одно неосторожное движение – и они падали в ледяную воду. Имелся там и каменный мешок, где узник мог поместиться, только сжавшись в комок. Никто не знает, скольких пытали и убили в подземельях этого здания. Говорят, тысячи.Но Коробка хуже. Из той старой тюрьмы, если повезет, можно было вернуться домой. Вернуться искалеченным, поруганным, но живым. Так случилось с отцом башмачника.А в Коробке можно только дожидаться смерти.Коробка – не дом и не тюрьма. Это бетонный куб без окон. Дневной свет проникает в камеру сквозь решетку над головой. Двор такие, как они, увидят лишь однажды – перед смертью. Если тебя выводят на воздух, значит ты уже слишком болен. Ты напал на охранника или убил сокамерника, начал калечить себя или пожирать собственные экскременты, а может, перестал реагировать на препараты и стал бесполезным.Полицейский и башмачник еще не исчерпали своей полезности, но знают, что осталось им недолго. Их волю сломили, они пресмыкались и умоляли о пощаде, но все-таки были раздавлены еще не до конца. И когда появилась Девочка, попытались ее защитить.Девочке не больше тринадцати лет. С тех пор как ее бросили к ним в камеру с наголо выбритой головой, она не произнесла ни слова. Только глядела на них кобальтовыми глазами, казавшимися огромными.Она чурается их, держится на расстоянии. Полицейский и башмачник не знают о ней ничего, кроме достигших коридоров Коробки слухов. Запри узников в жестоком, неприступном застенке, раздели их, закуй в наручники, вырви язык, и они все равно найдут способ общаться – перестукиваясь через стенку посредством азбуки Морзе, перешептываясь в душевых, передавая записки с пищей и в отхожих ведрах.Кто-то говорит, что она попала в Коробку с семьей, но вся ее родня погибла. Кто-то – что она бродячая цыганка. Какова бы ни была правда, Девочка ее не открывает. Она сидит в углу и недоверчиво следит за каждым их движением, справляет нужду в ведро, принимает положенные пищу и воду, но всегда молчит.Никто не знает ее имени.Девочку уводили из камеры трижды. Первые два раза она возвращалась в изорванной одежде и с окровавленными губами. Двое мужчин, считавших, что внутри у них осталась только пустота, плакали от жалости. Мыли ее, заставляли поесть.На третий раз полицейский и башмачник поняли, что больше ее не увидят. Когда охранники приходят, чтобы вывести тебя во двор, меняется даже звук их шагов. Они вежливы и спокойны – лишь бы ты не волновался. Тебя уводят наверх, приказав захватить жестяную миску и пропахшее хлоркой одеяло. Эти вещи достанутся следующему заключенному.Когда дверь открылась, они вскочили, чтобы за нее вступиться, и Девочка будто впервые заметила двух мужчин, с которыми делила камеру почти целый месяц. Покачав головой, она медленным шагом последовала за конвойными.Башмачник и полицейский дожидались грохота грузовика, увозящего со двора изувеченные трупы: в последний путь узников благословляет мясницкий топор. Как рассказал им заключенный из погребальной команды, это короткое путешествие кончается на заснеженной пустоши сразу за стенами Коробки. По его словам, там зарыто не меньше сотни трупов без лиц и кистей рук: даже если братскую могилу найдут, Коробка не желает, чтобы кого-то из них опознали. Позже могильщик проткнул себе уши гвоздем, пытаясь заставить голоса замолчать. Теперь и он отправился в последний путь.Прошло двадцать минут, но полицейский и башмачник так и не услышали скрежета старого дизельного двигателя. Помимо голосов в их головах и криков из соседних камер, в бетонном кубе стояла тишина.Но вот кто-то рывком открывает дверь. Это не охранник и не один из врачей, которые регулярно их посещают.Это Девочка.Пижама залита кровью, на лбу красные брызги. Девочка словно и не замечает. В руке у нее тяжелая связка ключей, принадлежавших конвойным. Ключи тоже в крови.– Пора идти, – говорит она, и воздух разрывает вой сирены.1Смерть прибыла в Рим за десять минут до полуночи скоростным поездом из Милана. Остановившись на седьмой платформе вокзала Термини, состав вывалил на перрон полсотни усталых пассажиров, почти не обремененных багажом. Их тут же умчали последняя электричка метро и дожидавшиеся такси. В поезде погас свет. Из вагона люкс почему-то никто не вышел – пневматические двери остались закрытыми. Сонный кондуктор разблокировал их снаружи и поднялся, чтобы убедиться, что в вагоне не задержался какой-нибудь задремавший пассажир.Добросовестность сослужила ему дурную службу.Через двадцать минут его исчезновение заметил агент железнодорожной полиции, дожидавшийся кондуктора, чтобы выпить пивка после смены. Большими друзьями они не были, но постоянно встречались на вокзале и со временем выяснили, что у них немало общего: оба обожали широкобедрых дамочек и болели за одну футбольную команду. Агент поднялся на борт и обнаружил, что его собутыльник свернулся на полу тамбура, слепо глядя перед собой распахнутыми глазами. Руками он сжимал горло, словно пытаясь себя задушить.На резиновом коврике собралась в лужу вытекшая у него изо рта кровь. Агент подумал, что таких мертвых покойников еще не видел, и все-таки прикоснулся к шее мужчины, заранее зная, что не нащупает пульса.«Видать, инфаркт», – подумал он.Агент мог и продолжить обход поезда, но во избежание бюрократической волокиты предпочел не выходить за рамки своих полномочий и, сразу же спустившись на перрон, связался с диспетчерской службой, чтобы прислали кого-нибудь из криминальной полиции и известили дежурного магистрата. Самого вагона он так и не увидел. Протянув руку и открыв раздвижную дверь с матовым стеклом, он изменил бы и свою судьбу, и судьбы тех, кому предстояло войти в поезд после него, но ему это и в голову не пришло.Обязанность осмотреть поезд легла на плечи замначальника третьего отдела мобильного спецподразделения, который все, кроме полицейских, называли убойным. Эту должность занимала женщина, вернувшаяся на службу после долгого отпуска по состоянию здоровья и череды невзгод, которые несколько месяцев обсуждались во всех ток-шоу. Звали ее Коломба Каселли, и впоследствии нашлись люди, посчитавшие ее приезд счастливым случаем.Ее мнение на этот счет было диаметрально противоположным.2Коломба приехала на станцию Термини без четверти час на служебном автомобиле, за рулем которого сидел старший агент Массимо Альберти. Веснушчатому и светловолосому Альберти уже исполнилось двадцать семь лет, и не приходилось сомневаться, что его лицо останется мальчишеским и в старости.Самой Коломбе было тридцать три, но ее зеленые глаза, оттенок которых менялся вместе с настроением, напоминали глаза человека на несколько лет старше. Ее черные волосы были собраны в строгий пучок, что подчеркивало твердые восточные скулы, унаследованные от неведомого далекого предка. Выйдя из машины, она направилась к платформе, где стоял прибывший из Милана поезд. Рядом курили четверо молоденьких агентов железнодорожной полиции: двое сидели в нелепом двухместном электромобиле, из тех, на которых полицейские передвигаются по станции, а еще двое стояли у буфера. Невдалеке щелкали камерами мобильников несколько зевак и вполголоса переговаривались уборщики и санитары «скорой помощи».Коломба показала удостоверение и представилась. Узнав ее по фотографиям в газетах, один из агентов растянул губы в обычной дурацкой улыбке. Она притворилась, что не заметила.– Какой вагон? – спросила она.– Первый, – ответил тот, что был старшим по званию. Остальные теснились за его спиной, как за щитом.Коломба вгляделась в окна, но в поезде было слишком темно.– Кто из вас был внутри?Агенты смущенно переглянулись.– Наш сослуживец, но он уже сменился, – сказал тот же юнец.– Он ничего там не трогал, просто посмотрел. А мы только заглянули внутрь с перрона, – добавил один из его приятелей.Коломба раздраженно покачала головой. Труп предвещал бессонную ночь: придется дождаться, пока закончат работу магистрат и судмедэксперт, а потом составить уйму бумаг и отчетов. Неудивительно, что агент удрал. Конечно, можно было бы пожаловаться его начальству, но она тоже не любила попусту терять время.– Вы знаете, кто это? – спросила она, надевая латексные перчатки и голубые бахилы.– Джованни Морган из поездной бригады, – сказал старший по званию.– Родственникам уже сообщили?Агенты снова переглянулись.– Ладно, проехали. – Коломба помахала Альберти. – Принеси из машины фонарик.Альберти ушел и вернулся с черным металлическим фонариком полуметровой длины, который при необходимости вполне мог заменить дубинку.– Мне подняться в вагон с вами?– Нет, жди здесь и отгоняй зевак.Коломба по рации сообщила в участок, что начинает осмотр, после чего, как и ее предшественник, безуспешно поискала пульс на шее кондуктора: кожа покойника была липкой и холодной. Пока она уточняла у диспетчера, когда приедут судмедэксперт и дежурный магистрат, ее внимание привлекло странное, чуть слышное жужжание. Коломба задержала дыхание и прислушалась. Звук представлял собой какофонию трелей и вибраций – с полдюжины мобильников трезвонили одновременно. Шум исходил из вагона люкс, где кресла были обиты натуральной кожей, а расфасованные блюда приготовлены по рецептам модного шеф-повара.Сквозь матовое стекло дверей просвечивали пульсирующие зеленоватые отсветы телефонных экранов. Поверить, что пассажиры забыли все эти девайсы, было невозможно, а единственное объяснение, пришедшее ей на ум, казалось чудовищным до неправдоподобия.И все-таки она не ошиблась. Стоило Коломбе взломать раздвижную дверь, в нос ей ударила вонь крови и экскрементов.Все пассажиры вагона люкс были мертвы.3Луч ее фонарика выхватил из сумрака тело пассажира лет шестидесяти. Руки лежащего на полу мужчины в сером костюме были зажаты между бедер, голова запрокинута. Хлынувшая горлом кровь плотной маской покрывала его лицо.«Какого хрена здесь произошло?» – подумала Коломба.Стараясь ни на что не наступить, она медленно двинулась вперед. Поперек прохода лежал молодой человек в расстегнутой рубашке и мокрых от экскрементов брюках-дудочках. Подкатившийся к его лицу стеклянный стакан был перепачкан натекшей из носа кровью.В кресле слева от Коломбы сидел старик. Наконечник трости воткнулся ему в рот, пригвоздив к спинке сиденья. Выпавшая вставная челюсть покоилась на покрытых засохшей кровью и рвотой коленях. Азиат в форме сотрудника вагона-ресторана повалился на тележку с едой, а его коллега – на колени женщины в костюме и на двенадцатисантиметровых шпильках. Как и они, женщина была мертва.Легкие Коломбы начали сжиматься, и она сделала глубокий вдох. Принюхавшись к вони, она ощутила странное, неопределенно-сладковатое послевкусие, напомнившее ей о детстве: мать регулярно пыталась освоить выпечку, но все ее торты пригорали в духовке.Коломба добралась до противоположного конца вагона. На полу распластался в позе Супермена пассажир лет сорока – правая, сжатая в кулак рука вытянута вперед, левая прижата к телу. Переступив через труп, она заглянула в туалет, где, переплетясь ногами, лежали какая-то женщина и уборщик в оранжевой спецовке. При падении женщина расшибла затылок о раковину, и к бортику прилип окровавленный клок волос.Рация снова запищала.– Ваш водитель просит разрешения подняться в вагон, – прокаркала диспетчерская.– Ответ отрицательный, я свяжусь с ним напрямую, отбой, – почти нормальным голосом отозвалась Коломба и, достав мобильник, позвонила Альберти: – В чем дело?– Госпожа Каселли… Тут у нас встречающие… Говорят, ждали пассажиров, которые должны были приехать этим поездом.– Погоди. – Коломба отодвинула дверь и оглядела следующий вагон первого класса – никого. Пусто оказалось и в других вагонах. На всякий случай она обошла весь поезд и вернулась назад. – Они ехали в вагоне люкс?– Да, госпожа Каселли.– Если ты рядом со встречающими, отойди подальше, чтобы тебя не услышали.Альберти послушно отошел к локомотиву:– Что случилось?– Все пассажиры первого вагона мертвы.– Вот дерьмо… Как они погибли?У Коломбы зашлось сердце. До сих пор она двигалась как в трансе и только теперь осознала, что, за исключением пронзенного тростью старика, на телах несчастных отсутствовали видимые повреждения.«Надо было сбежать, как только я увидела кондуктора».Но вероятно, и тогда уже было слишком поздно.– Госпожа Каселли… Вы меня слышите? – спросил встревоженный ее молчанием Альберти.Коломба встряхнулась:– Не знаю, что их убило, но, похоже, они что-то съели или вдохнули.– Господи Исусе… – в ужасе прошептал Альберти.– Сохраняй спокойствие, потому что у меня для тебя важное поручение: не подпускай никого к составу до приезда команды биозащиты. Даже криминалистов и магистрата. Если кто-то попытается приблизиться, арестуй его, пристрели, но не позволяй войти в поезд. – По спине Коломбы побежал ледяной пот.«Если это сибирская язва, мне крышка, – подумала она. – Если нервно-паралитический газ, то, может, шанс еще есть».– И второе. Найди агента, который входил в поезд. Возьми адрес у его сослуживцев. Его необходимо изолировать. Остальных также задержи, особенно если они пожимали ему руку, затягивались одной сигаретой и все такое. То же касается встречающих родственников. Если они вступали с вами в физический контакт, не отпускай их.– Сказать им правду?– Даже не думай. Сообщи в диспетчерскую, чтобы нашли всех, кто работал в поездной бригаде и общался с пассажирами. Но сначала пусть пришлют команду биозащиты. С диспетчерской свяжись по телефону. Рацию не используй, иначе начнется паника. Я ясно выразилась?– А как же вы, госпожа Каселли?– Я сглупила. Не надо было входить в поезд. Возможно, яд еще активен, и я могу стать переносчицей заразы. Я не могу выйти, иначе рискую заразить кого-то еще. Все понял?– Да, – охрипшим голосом сказал Альберти.Коломба дала отбой, вернулась в коридор и, дернув за аварийный рычаг, закрыла дверь в вагон. Затем она села в первое попавшееся кресло в вагоне первого класса, который по сравнению с люксом походил на нищенский барак, и принялась ждать, пока ей не сообщат, есть ли у нее надежда выжить.4Оперативники из команды биозащиты в противогазах и комбинезонах из тайвека активировали чрезвычайный протокол. Оцепив платформу ограждающей лентой, они накрыли поезд полотнищами из непроницаемого пластика и соорудили небольшую шлюзовую камеру на входе в первый вагон.Внутри, сосредоточенно наблюдая за собственным самочувствием и выискивая симптомы заражения, дожидалась Коломба. Лимфоузлы как будто не воспалились, потливость не усилилась, и ее не бил озноб, но она понятия не имела, как скоро начинает действовать предполагаемый вирус или яд. Через два часа паранойи, когда вонь и духота уже стали невыносимыми, в поезд вошли двое солдат в костюмах химзащиты. Первый нес в руках еще один защитный костюм, а второй навел на нее автомат.– Руки за голову, – глухо приказал он через противогаз.Коломба повиновалась.– Я замначальника мобильного подразделения Каселли, – представилась она. – Это я подняла тревогу.– Не двигайтесь, – сказал военный с автоматом, пока его товарищ обыскивал ее уверенными, несмотря на плотные перчатки, движениями.Положив ее табельный пистолет и складной нож в пластиковый пакет с герметичной застежкой, он передал его третьему солдату, оставшемуся на подножке. Тот в свою очередь протянул ему пакет побольше, который он отдал Коломбе.– Разденьтесь и положите одежду в пакет, – велел он. – Затем наденьте защитный костюм.– При вас? – переспросила Коломба. – Нет.– В случае неподчинения мы уполномочены стрелять. Не вынуждайте нас применять насилие.На мгновение закрыв глаза, Коломба подумала, что бывают вещи и похуже публичного стриптиза. Например, можно умереть, захлебнувшись кровавой рвотой, или схлопотать пулю в затылок. Она ткнула пальцем в камеру, встроенную в шлем солдата с автоматом.– Будь по-твоему. Только выключи эту штуку. Может, я и умру, но не хочу, чтобы ролики с моей обнаженкой разошлись по Интернету.Солдат прикрыл объектив ладонью.– Поторапливайтесь.Чувствуя на себе мужские взгляды, Коломба быстро разделась. Из-за мускулистых бедер и плеч в одежде она казалась крупнее, но стоило ей обнажиться, взору открывалась стройная, атлетическая фигура женщины, которая всю жизнь поддерживала хорошую физическую форму. Она натянула тяжелый костюм химзащиты, и солдаты помогли ей надеть противогаз.Коломба была опытной аквалангисткой, но из-за маски и отдающегося в ушах дыхания сразу же ощутила удушье. Легкие опять слегка сжались, но, как и в прошлый раз, спазм миновал молниеносно, словно призрак. Солдаты вытолкнули ее на перрон и провели через кордон, оцепивший упакованный, будто произведение Христо[3], поезд.Вокруг творилось светопреставление.Было четыре утра, и на залитой огнями военных прожекторов станции находились исключительно солдаты, карабинеры, полицейские, пожарные и агенты в штатском. Не слышались ни шум прибывающих и уходящих поездов, ни треск громкоговорителя, ни болтовня треплющихся по мобильникам пассажиров. Тишину нарушали только тяжелый топот военных ботинок, гулко отдающийся от свода крыши, покрикивание офицеров и сирены патрульных машин.Солдаты подвели Коломбу к стоящему прямо перед билетными кассами трейлеру передвижной лаборатории. Военный врач взял у нее кровь и биологические жидкости, вводя шприцы через резиновую заплату на рукаве, а затем сделал укол, от которого к ее горлу подкатила желчь.Никто не говорил Коломбе ни слова, не отвечал на вопросы и не реагировал даже на ее самые элементарные просьбы. Через полчаса молчания она взорвалась и приперла врача к стене трейлера:– Я хочу знать, что со мной, ясно?! Я хочу знать, что я вдохнула! – Взгляд ее был твердым, как нефрит.Двое солдат швырнули Коломбу на пол и заломили ей руки за спину.– Мне нужны ответы! – снова закричала она. – Я вам не арестантка, а сотрудница полиции, вашу мать!Врач неловко поднялся на ноги. Под капюшоном с него съехали очки.– Вы в полном порядке, – пробормотал он. – Мы как раз собирались вас отпустить.– А раньше вы сказать не могли? – Солдаты отпустили ее, и она встала, нарочно ткнув одного из них локтем в живот. – Как дела у моих коллег?Врач попытался водрузить очки обратно на нос, не снимая перчаток, и чуть не выколол себе глаз дужкой.– Они тоже в порядке. Уверяю вас.Коломба сняла шлем. Господи, какое счастье дышать свежим, не провонявшим пóтом воздухом! Пять минут спустя ей вернули одежду, и она снова почувствовала себя человеческим существом, а не куском мяса на прилавке. Голова раскалывалась, но она была жива, в чем еще пару часов назад не могла бы поручиться. Прожектора повыключали, но на станции по-прежнему царила неправдоподобная атмосфера военной оккупации. Возле поезда ровным рядком лежали трупы в герметичных пластиковых мешках. Нескольких тел не хватало – их унесли на экспертизу в передвижную лабораторию.Полковник полиции Марко Сантини отошел от кучки агентов, стоящих у перехода в метро, и, подволакивая левую ногу, направился к ней. Высокий мужчина с орлиным профилем и жесткими, как стальная проволока, усами был одет в плащ с прорехами и плоскую ирландскую кепку, в которой походил на пенсионера. Однако стоило получше присмотреться к его лицу, как становилось понятно: перед тобой опасный сукин сын.– Как себя чувствуем, Каселли?– Говорят, хорошо, но сама я в этом изрядно сомневаюсь.– Мне кое-что для тебя передали. – Сантини вручил Коломбе сумку с конфискованным у нее оружием. – Не знал, что ты разгуливаешь со складным ножом.– Это мой талисман, – сказала она, убирая нож в карман куртки. – Оберег от назойливых засранцев. Куда эффективнее четырехлистника.– Не похоже на табельное оружие.– Ты что-то имеешь против?– Нет, пока ты не пытаешься пырнуть меня в спину.Коломба пристегнула кобуру «беретты» к ремню. В более спокойных обстоятельствах она носила пистолет за спиной, где он не так бросался в глаза, но летом причинял немалые неудобства.– Есть шансы, что это просто несчастный случай? Например, химическая утечка?– Нет. – Сантини посмотрел на нее. – Ответственность за теракт уже взяла на себя ИГИЛ.5По всей вероятности, видео было снято на мобильный телефон. В фокусе камеры появились двое мужчин среднего телосложения в джинсах, темных футболках, черных балаклавах и солнцезащитных очках. Судя по смуглым рукам, уроженцы Ближнего Востока. Молодые, моложе тридцати. На видимых участках кожи – ни шрамов, ни татуировок.Помещение за их спинами занавешивала простыня.Мужчины по очереди вознесли благодарственную молитву своему Господу и присягнули в верности халифу Абу Бакру аль-Багдади – иракскому лидеру ИГИЛ. Оба говорили по-итальянски, сверяясь с бумажкой и время от времени поглядывая в объектив.– Мы солдаты «Исламского государства», – сказал левый. – Это мы нанесли удар по поезду, куда нет ходу нашим братьям-иммигрантам. В таких поездах разъезжают богачи, финансирующие войну против истинной религии.Затем заговорил правый. Голос у него был глубже, а произношение – типично римское.– Мы никогда не перестанем сражаться с вами. Вам не спастись ни в командировках, ни в турпоездках, ни в своих постелях. По закону шариата наши действия совершенно оправданны. Вы угнетаете правоверных, заключаете их в тюрьмы, забрасываете бомбами. Мы же ударим по вам.Левый:– С благословения Аллаха мы завоюем Рим, сломаем ваши кресты и превратим в рабынь ваших женщин. Вам не укрыться от нас даже в собственных спальнях.– Мы закрываем лица, потому что намерены бороться с вами, пока не умрем мученической смертью, – заключил правый.Когда видео закончилось, наступила гробовая тишина. Ролик проигрывался на жидкокристаллическом экране клуба постоянных пассажиров на вокзале Термини, который охранялся карабинерами в масках из группы специального назначения, вооруженных автоматами. Среди изогнутых клубных диванчиков толпилось с полсотни высокопоставленных чиновников из различных полицейских и военных подразделений. Когда снова включили свет, все заговорили наперебой, и генерал карабинеров, председательствующий на совещании, был вынужден призвать к тишине.– По одному, пожалуйста.– Вы полагаете, что они действуют вдвоем или являются представителями более крупного формирования? – спросил один из полицейских чиновников.– В настоящий момент ничего нельзя сказать с уверенностью, – ответил генерал. – Как вам известно, сейчас каждый второй буйнопомешанный объявляет себя воином халифата. Однако без высокого уровня подготовки и доступа к редким химическим веществам осуществить подобный террористический акт было бы невозможно. Следовательно, нельзя исключать связь с кадрами ИГИЛ.Коломба, до сих пор стоявшая поодаль, прислонившись к одной из стеклянных стен, подняла руку:– Находились ли в поезде лица стратегического значения?Присутствующие начали перешептываться, разглядывая Коломбу, но генерал и бровью не повел:– Насколько мы знаем, нет. Но расследование только началось. – Он обвел взглядом собравшихся. – Кризисная группа Министерства внутренних дел уже совещается с министром и премьер-министром. Довожу до вашего сведения, что уровень террористической угрозы повышен до «Альфа-один», что, позвольте напомнить, означает возможность новых терактов. Мобилизованы все правоохранительные структуры. Рим объявлен зоной, запретной для полетов, воздушное сообщение временно приостановлено по всей стране. Станция Термини закрыта до новых распоряжений, а метро не откроется, пока не закончат проверку саперы.На минуту в зале замолчали. Все пытались переварить чудовищность сложившегося положения: Италия превратилась в зону военных действий.– Какие вещества использовали террористы? – наконец спросил тот же полицейский чиновник.Генерал кивнул женщине в темном костюме. Это была Роберта Бартоне из миланской лаборатории судебной экспертизы – для друзей просто Барт. Коломба знала, что в своем деле Роберте нет равных, но никак не ожидала встретить ее здесь.– Доктор Бартоне из лаборатории ЛАБАНОФ возглавляет группу судмедэкспертов, проводящих аутопсию жертв, – сказал генерал. – Прошу вас, доктор Бартоне.Барт встала за прилавок, заменяющий кафедру, и подключила ноутбук к жидкокристаллическому экрану.– Предупреждаю, изображения довольно отталкивающие. – Она нажала на пробел. На экране появилась фотография баллона спрея, завернутого в упаковочную бумагу. От насадки отходили два провода, подключенные к таймеру на батарейках.Началась сутолока. Каждый пытался занять место с лучшим обзором; кто-то в задних рядах возмутился, что ничего не видит.– Этот литровый баллон, – пояснила Барт, – нашли при обыске саперы. Он был подключен к вентиляционной системе. – На экране показался снимок открытой панели в стене поезда: за ней проходила электропроводка и резиновые трубки. – В двадцать три тридцать пять электромагнитный клапан открылся, и содержавшийся в баллоне газ попал в вагон люкс. Клапан был подключен к «Нокии-105» французского производства. Это был одноразовый мобильник, на который, по всей вероятности, поступил звонок с другого одноразового телефона. К расследованию уже подключилась почтовая полиция[4].Барт нажала на клавишу. Взглядам предстала фотография вагона, снятого с порога двери, в которую входила и Коломба. Были ясно видны первые трупы. Барт снова защелкала по клавиатуре, и по экрану побежали изображения тел погибших. В зале раздался ропот.– Почти тотчас же после вдыхания газ вызвал у пассажиров судороги, внутренние кровоизлияния и расслабление сфинктеров.Еще один щелчок по клавише. Старик с тростью.– Несмотря на то что смерть выглядит насильственной, мужчина сам напоролся на трость во время предсмертных конвульсий. Исходя из внешнего вида тел и скорости наступления смерти, команда биозащиты выдвинула версию о том, что использовался нервно-паралитический газ – «Ви-Икс»[5] или, быть может, зарин. Поэтому были приняты меры по полному карантину территории. Однако, прибыв на место, я уже при предварительном осмотре тел заметила лиловые пятна гипостаза.Щёлк. Розоватое пятно на обнаженной спине трупа, лежащего на секционном столе.– Я также заметила блеск крови.Щёлк. Пятно крови на одном из кресел.Один из полицейских торопливо вышел через автоматические двери, прикрывая рот ладонью.– Это навело меня на мысль, что злоумышленники использовали не нервно-паралитический газ, а иное, в некотором роде более классическое вещество. При дальнейшем исследовании образцов гипотеза подтвердилась. – Барт помолчала. – Цианид, – наконец дрогнувшим голосом произнесла она.Щёлк. Схема строения молекулы.– Синильная кислота в газообразном состоянии, – уже тверже продолжила Бартоне. – Как многие из вас знают, цианиды вступают во взаимодействие с железом в клетках, блокируя дыхательную цепь. Жертвы погибают в судорогах, поскольку эритроциты перестают переносить к тканям кислород. Они продолжают дышать и тем не менее задыхаются. Кровь становится ярче из-за насыщенности кислородом.Щёлк. Одно из окон вагона люкс.– Газ рассеялся через дверь вагона и щели в окнах, чему способствовали движение поезда и падение давления во время прохождения через тоннели.Щёлк. Мертвый проводник.– Увы, когда кондуктор открыл двери, концентрация газа была еще чрезвычайно токсичной, и доза, которую он вдохнул, оказалась смертельной. К счастью, затем цианид еще больше рассеялся в воздухе, однако агент Польфер, вошедший в поезд после кондуктора, вдохнул достаточно, чтобы у него начались респираторные проблемы, а по дороге домой он потерял сознание. Ему немедленно оказали медицинскую помощь, и сейчас он вне опасности.В зале снова зашумели. Барт прервалась, и генерал карабинеров опять потребовал тишины. Коломба подумала, что бездельника-агента настигла мгновенная карма.– Как бы там ни было, – продолжила Барт, – всем, кто входил в вагон или вступал в контакт с телами погибших, ввели профилактическую дозу гидроксокобаламина. По нашим прогнозам, никаких проблем серьезней легкой тошноты и головной боли у них не будет.– Почему газ попал только в первый вагон? – изучив фотографии, спросил генерал.– Потому что нам повезло.Щёлк. Грубый набросок вентиляционной системы. Схема выглядела так, словно нарисована от руки, и, по всей вероятности, так и было.– Видите красный круг? Здесь находится обменник, который распределяет потоки воздуха, поступающего в вагон люкс и остальные вагоны. – Барт указала ручкой на кружок поменьше. – Баллон был подключен сюда – пятью сантиметрами ниже вентиляционного узла. Если бы террористы подключили баллон выше воздухообменника, газ попал бы во все помещения поезда, включая кабину машиниста, и жертв было бы в десятки раз больше.Последовали новые вопросы, но у Коломбы так трещала голова, что ей пришлось выйти из зала на свежий воздух.Уже через несколько секунд к ней, закуривая на ходу, подошел начальник мобильного подразделения Маурицио Курчо. Прошло семь месяцев с тех пор, как Коломба вернулась на службу, и все это время они поддерживали самые теплые отношения.– Все хорошо? – спросил он.Не так давно Курчо сбрил усы, и Коломба никак не могла привыкнуть к ироническому, почти ехидному выражению, которое придавала его лицу изогнутая верхняя губа.– Просто немножко отупела. Есть шансы установить происхождение цианида?– По мнению доктора Бартоне, это будет нелегко. Цианид не промышленный. Он изготовлен на дому из какой-то вишни, что растет везде и всюду.– Лавровишня, – сказала Коломба. Такая вишня росла у нее в саду, когда она работала в Палермо, и была единственным растением, которое ей удалось не угробить. – Значит, у ИГИЛ есть лаборатория в Италии.– Или целый арсенал. А вероятно, и то и другое, причем, возможно, не в единственном числе. Правда в том, что мы ни черта не знаем. – Он бросил окурок в переполненное мусорное ведро. – Рано или поздно это должно было случиться.– Могло быть и хуже.– Но мы не знаем, что задумали эти сукины дети. Необходимо найти их, прежде чем они еще что-то натворят. Поезжайте домой, передохните. Вы выглядите так, словно вот-вот свалитесь без чувств.– Думаю, сейчас не самое подходящее время для отдыха.– Хотя бы примите душ, Коломба. Простите за прямоту, но от вас воняет, как в раздевалке.Она покраснела:– Увидимся в участке.Наскоро попрощавшись и обнявшись с Барт, которая укорила ее, что она никогда не звонит, Коломба велела одному из агентов отвезти ее домой. Всю дорогу, пока полицейский предпенсионного возраста высказывал опасения, что грянет третья мировая, она не отводила взгляд от окна, за которым пролетал смазанный город. Стоило прикрыть веки, и перед ее глазами снова появлялись искаженные лица отравленных пассажиров. Запах дезинфицирующего средства, исходящий от ее одежды, сменялся стоящим в вагоне зловонием крови и дерьма. А потом давним смрадом обгоревших трупов, разорванных взрывом С-4 в парижском ресторане, где чуть не лишилась жизни и она сама. Тот день она называла только Катастрофой.Коломба снова видела, как ударная волна настигает пожилую женщину, ее разлетающиеся кости вонзаются в соседей по столику, а в разбитое окно вылетает горящее тело молодого человека, который вместе с женой отмечал годовщину свадьбы. В какой-то момент Коломба задремала, а когда проснулась, в ушах еще звенел собственный крик. В горле неприятно першило, как бывает, когда перенапряжешь голос. Похоже, она и правда кричала во сне, потому что водитель немного испуганно косился на нее краем глаза.Она вошла в дом, перед глазами все плыло. Ее двухкомнатная квартира, обставленная мебелью из «ИКЕА» и с блошиных рынков, находилась в старом палаццо на набережной Лунготевере, недалеко от Ватикана. Хотя Коломба жила здесь уже четвертый год, берлога до сих пор выглядела безликой и необжитой. Единственным уютным уголком было обитое красной кожей кресло в гостиной, окруженное стопками потрепанных книг, которые она мешками закупала на книжных развалах, чередуя классику в мягких обложках с бульварными романами забытых писателей. Коломбе нравились разнообразие и неожиданные сюжетные повороты, а книги стоили так дешево, что любое чтиво, показавшееся ей скучным, она могла без зазрения совести выбросить, прочтя всего несколько страниц. В настоящий момент она медленно продиралась сквозь «Милого друга» Мопассана – такого зачитанного, что иногда бумага рвалась прямо под ее пальцами.Она встала под душ, а когда обсыхала, завернувшись в халат-кимоно, ей позвонил Энрико Малатеста. Этот финансист был женихом Коломбы, пока она не попала в больницу после парижского взрыва, мучаясь приступами паники и чувством вины. Тогда-то он и сделал ноги, а снова объявился в ее жизни всего пару месяцев назад. Якобы нашел в ящике стола старую фотографию – ну прямо как в песенке «Претендерс».Энрико утверждал, что соскучился, но, по всей вероятности, у него просто-напросто не складывалось с личной жизнью. У Коломбы язык не поворачивался послать его куда подальше. Когда-то она к нему испытывала привязанность, да и трахался он отлично. Это вечно мешало ей бросить трубку.– Я слышал о теракте, – сказал Энрико. Судя по шуму на заднем плане, он был уже в парке – скорее всего, на вилле Памфили. Ему нравилось выбираться на пробежку ранним утром. Бегать любили они оба. – В Интернете пишут, что ты там была.– Значит, так и есть.– Да ладно тебе! Была или нет?Выйдя из ванной, Коломба села на край кровати, которая притягивала ее как магнит.– Была.– Я думал, молния не бьет в одно место дважды.– Очень тактично… Как бы там ни было, это не так. На такой работе, как у меня, люди превращаются в громоотводы.«Особенно некоторые», – добавила она про себя.– Как это было?– Жаждешь горяченьких подробностей?– Ты ведь знаешь, я всегда их любил, – весело отозвался Энрико.«На что это ты намекаешь? – мысленно спросила Коломба тоном, который больше подошел бы ее матери. – Что ты имеешь в виду?»– Нет никаких подробностей, – отрезала она. – Страшные смерти, вот и все.– Говорят, кто-то взял на себя ответственность за теракт.– Говорят.– И что пассажиры отравились газом.– Да. – Неожиданно для себя она добавила: – Я и сама чуть им не надышалась. Пожалуй, я действительно вдохнула небольшую дозу.– Ты шутишь?..– Нет.– Как ты? – Голос Энрико звучал тепло и искренне, но, возможно, он, как обычно, морочил ей голову. На сей раз Коломба решила принять его беспокойство за чистую монету и откинулась на постель в распахнувшемся на бедрах халате. Внезапно ей так сильно захотелось Энрико, что она положила руку себе между ног.– Все хорошо, не волнуйся, – сказала она.«Какого хрена ты творишь? Забыла, что этот говнюк бросил тебя, не дождавшись даже, пока тебя выпишут из больницы?» Она не забыла, как он ее предал, но помнила и другое.– Что значит «не волнуйся»? Ясное дело, я волнуюсь. Ты дома? Я загляну к тебе перед работой.«Да, загляни».– Нет, в другой раз, я уже ухожу.«Не слушай меня и приходи».– Я всего на пять минут, – сказал Энрико, почувствовав, что ее воля слабеет.«Да. Приходи. Приходи скорее!» – мысленно взмолилась Коломба.– Нет, мне нужно идти, – сказала она и повесила трубку.«Ну ты и шлюха, – с досадой подумала она. – Нашла время».Разнежившись от вожделения, она невольно закрыла глаза и блаженно провалилась в омут сна.Через час ее разбудил звонок домашнего телефона. Коломба так отвыкла им пользоваться, что не сразу его узнала. Нащупав трубку, она чуть не выронила ее из онемевшей, как под анестезией, руки. Звонил секретарь Курчо. От нее требовалось как можно скорее явиться на службу: начинались облавы.6Центральный полицейский участок находился в здании бывшего доминиканского монастыря на улице Сан-Витале, в двух шагах от Императорских форумов. На шестом этаже того же здания располагался и следственный отдел государственной полиции. Чтобы хоть немного проснуться, Коломба решила добраться туда пешком. Путь пролегал через площадь Треви. В любой другой день фонтан Бернини окружала бы плотная толпа, но сегодня здесь не было никого, кроме небольшой кучки унылых туристов.«Бомбовый психоз. Держитесь подальше от людных мест», – подумала Коломба, хотя никаких взрывов не было и в помине. По крайней мере, пока. Еще через пять минут она вошла в участок через главный вход, увенчанный надписью «Sub Lege Libertas» – «Свобода под сенью закона», – и поднялась на шестой этаж, где находилось девять отделов мобильного подразделения. Здесь девяносто полицейских делили девятнадцать кабинетов, два туалета, переговорную, ксерокс, два принтера, один из которых не работал с незапамятных времен, а также комнату ожидания для посетителей и крошечный изолятор. Из-за чрезвычайных обстоятельств все отгулы и выходные отменили, и в коридорах было не протолкнуться. Агенты обменивались хмурыми взглядами, почти никто не улыбался. Повсюду бормотали телевизоры и радиоприемники.Несколько коллег были в курсе ее злоключений и попытались ее расспросить, но Коломба молча обошла их и вошла в душную, переполненную переговорную. Вместе еще с тридцатью полицейскими, на лицах которых отражалась разной степени усталость, она выслушала распоряжения министра внутренних дел. Террористов пока не удалось идентифицировать, поступил приказ срочно собрать максимальное количество информации и установить личности исламских экстремистов, находящихся на территории Италии, а также сочувствующих им лиц. Другими словами, им предстояло перевернуть вверх дном всю страну в надежде, что всплывут хоть какие-то зацепки.– Кодовое название операции – «Решето», – сказал Курчо, повернувшись к потрепанной карте Рима, висящей на стене рядом с еще более ветхой, склеенной скотчем картой Италии. – Операция началась или в ближайшие часы начнется во всех крупных итальянских городах. Мы поделили Рим с карабинерами и «зелеными беретами». На нас Ченточелле, Остия, Касилина и Торре-Анджела.Все эти районы находились на периферии, где буйным цветом цвели мелкая преступность и торговля наркотиками.Из-за спины Коломбы донеслось чье-то приглушенное ворчание:– Ну почему нам никогда не достается улица Корсо?– В каждый отряд, – продолжал Курчо, – войдет по трое агентов под командованием вышестоящего офицера из их отдела. Вас поддержат патрульные, спецназ и культурный посредник. Каждый отряд будет управляться одним из членов целевой группы, сформированной Министерством иностранных дел для координации различных подразделений. Не превращайте это в вопрос званий и старшинства, потому что ответственность за операцию ляжет на них и именно им предстоит получать отмашки от разведслужб. Есть вопросы?Вопросов, по крайней мере осмысленных, никто не задал. Коломбе достался восточный район Ченточелле, поскольку расположенный там исламский центр был ей уже знаком: один из его посетителей задушил жену и именно она защелкнула на нем наручники в первые дни по возвращении на службу.– Притащим в зубах первую же косточку, если нам вообще хоть что-то подвернется, – сказал Сантини, когда Коломба зашла к нему в кабинет, чтобы получить последние распоряжения. Он сидел, положив левую ногу на стол. В прошлом году во время операции ему заменили одну из артерий пластиковой трубкой, и нога до сих пор не до конца восстановилась, зато болела в два раза сильнее, чем раньше. В три. – Если найдешь хоть один просроченный вид на жительство, арестуй всех и закрой заведение.– Мы только подольем масла в огонь, – вздохнула Коломба. – Вот дерьмо.– Такова жизнь, Каселли. Хочешь поставить под сомнение авторитет начальства? – с иронией спросил Сантини.Коломба фыркнула:– Есть еще распоряжения, шеф?Он сунул в рот сигарету, собираясь, по обыкновению, выкурить ее у открытого окна. Так он поступал зимой и летом.– Всем надеть бронежилеты, о’кей? И не самовольничай, как обычно.Выйдя из кабинета Сантини, Коломба захватила из шкафа пуленепробиваемый жилет, а из комнаты отдыха – трех амиго. При виде ее они тотчас вскочили. Тремя амиго были Альберти, лысый, сложенный как регбист инспектор Клаудио Эспозито, которого уже дважды отстраняли за рукоприкладство в отношении подозреваемых и сослуживцев, и вице-комиссар Альфонсо Гварнери – веселый, как зубная боль, тормоз с бородкой эспаньолкой. Это коллективное прозвище изобрел Альберти, и он же был единственным, кто его использовал. По мнению Коломбы, они больше походили на трех болванов: если бы не она, эта троица так бы и просидела в участке до пенсии, перебирая бумажки.По дороге к Ченточелле она, устроившись на заднем сиденье, пролистала распечатку с последними подвижками в расследовании. Покойник в сером костюме оказался шестидесятидвухлетним доктором Адриано Мэйном, анестезиологом из клиники Джемелли, который входил в научный совет миланской клиники «Вилла Реджина» и возвращался домой после сложной операции.Модника звали Марчелло Перукка. Этот тридцатилетний владелец дискотеки «Голд» на улице Аппиа Антика и еще нескольких ночных заведений лишился водительских прав и вынужден был путешествовать поездом.Женщиной на каблуках была пятидесятилетняя пиарщица Паола Ветри, известная в мире шоу-бизнеса благодаря работе с актерами масштаба Де Ниро и Ди Каприо. Пожалуй, именно ее смерть вызвала больше всего шумихи.Старика с тростью в горле звали Дарио Баллардини. Когда-то этот семидесятидвухлетний бизнесмен владел мебельной фабрикой, но перед кризисом продал ее китайцам и вышел на пенсию. Он направлялся в Рим, чтобы навестить дочь, а последний поезд предпочел потому, что страдал от бессонницы и, очевидно, любил доводить родню до белого каления.Тридцатидевятилетняя Орсола Мерли, напротив, возвращалась домой к мужу-строителю. Несколькими часами ранее ее машина сломалась, и ей пришлось сесть на поезд. Это ее Коломба обнаружила в туалете.Мужчина в позе Супермена оказался тридцативосьмилетним миланцем Роберто Копполой – востребованным визуальным мерчандайзером, который направлялся в Рим, чтобы курировать открытие модного французского бутика на улице Бабуино.Остальных четверых погибших гламурный флер не окружал. Двое из них – тридцатилетний гражданин Италии Джамилуддин Курейши и тридцатидвухлетний обладатель вида на жительство Ханиф Аали – работали стюардами, или как там называют тех, кто подает кофе в поездах. Оба были родом из Пакистана. Разведслужбы проверяли их на предмет связи с исламскими экстремистами, но пока расследование не принесло никаких результатов. Последними двумя жертвами были двадцатидевятилетний уборщик Фабрицио Понцио и открывший дверь в вагон кондуктор, чье имя Коломба уже знала.При помощи телевизионщиков и администрации железных дорог удалось отследить пусть и не всех, но большинство пассажиров поезда. Тщательный анализ их показаний также ни к чему не привел. К счастью, никто из них не отравился, хотя в приемных покоях римских больниц, заполнившихся ипохондриками, разразилась настоящая паника.Полицейские просматривали тысячи часов записей камер видеонаблюдения на миланском вокзале Чентрале и римском Термини, надеясь выяснить, кто вошел в поезд и подключил баллон к вентиляционной системе, но к настоящему моменту их однообразный труд был бесплодным. Зато звонки мифоманов и ложные сообщения о готовящихся терактах раздавались по всему полуострову.Пытаясь взять ситуацию под контроль, Министерство иностранных дел сформировало группу магистратов, которые, в свою очередь, координировали работу целевой группы, находящейся под надзором разведслужб. Теперь структура управления настолько разветвилась, что оставалось лишь гадать, кто принимает важные решения. Возможно, никто – вполне по-итальянски.К удивлению Коломбы, в группу магистратов вошла Анджела Спинелли, с которой она работала над делом о погребенных в озере трупах, – очередное воспоминание, которое Коломба предпочла бы стереть из памяти навсегда. Однако, когда она случайно задремала, убаюканная движением автомобиля, прошлое снова закружилось у нее перед глазами. Разбудил ее Альберти, смущенно прикоснувшийся к ее руке:– Госпожа Каселли, мы на месте.Она выпрямилась. Голова стала тяжелой, как арбуз.– Спасибо.Сидящий за рулем Эспозито выпростал из-за ворота золотой крестик, оставив его болтаться поверх необъятного бронежилета.– На счастье, – сказал инспектор.– Убери. Мы не инквизиция, – велела Коломба.Инспектор неохотно заправил крестик под футболку, прижав к волосатой груди: волосами он зарос всюду, кроме головы.– Хотите знать мое мнение, госпожа Каселли? Немного инквизиции тут не помешает. А иногда и пара зуботычин.– Ей твое мнение до лампочки, Клаудио, – сказал Гварнери. – Пора бы тебе это усвоить.– Ну и ладно. Попадете в ад, не жалуйтесь, – проворчал Эспозито, паркуясь.Когда-то двухэтажное здание исламского центра в Ченточелле занимала автомастерская, и на одной из его стен еще можно было заметить следы старой вывески: за тэгами и граффити на арабском и итальянском языках виднелись число 500 и приставка «Авто». Центр находился в переулке, который оканчивался оградой заваленного мусором и выброшенными электроприборами пустыря, где ночами собирались парочки и барыги.В полдень, когда к зданию подъехали Коломба и три амиго, его уже окружили десятки бронированных фургонов спецназа и полицейских машин. В тупике тремя рядами выстроились полицейские, экипированные для борьбы с уличными беспорядками. Вход в центр им преграждала сотня выкрикивающих лозунги по-арабски иммигрантов с Ближнего Востока, среди которых были даже дети.Противостоял манифестантам полицейский в штатском, в котором Коломба узнала инспектора Кармине Инфанти из своего отдела. Поняв, что его включили в целевую группу, она не слишком обрадовалась – Инфанти был конченым кретином.– Говорю вам, освободите дорогу! – раскрасневшись, кричал он.– Мы не имеем никакого отношения к халифату, – на хорошем итальянском сказал мужчина в коричневом костюме. – Мы здесь среди друзей. А вы заявляетесь к нам, как гестапо.– Друг, мы всего лишь исполняем свой долг. А теперь дай пройти и скажи своим приятелям, чтобы посторонились!– Вы не имеете права! Это наш храм! – снова возмутился араб.Трое или четверо стоящих позади него манифестантов прокричали что-то в его поддержку. В толпе начали скандировать новые слоганы.– Мне плевать, чей это храм. У вас десять секунд, чтобы убраться с дороги, или мы сами вас подвинем, ясно?Инфанти сорвался на крик, и спецназовцы, подняв щиты, двинулись к демонстрантам. Коломба инстинктивно шагнула между ними, сунув удостоверение в лицо самому старшему по званию офицеру.– Спокойно, ребята. Это не поможет, – сказала она.Руководитель подразделения окинул изучающим взглядом сначала корочку, а потом и ее саму.– Вы не командуете операцией, – сказал он.«Он прав. Я уже иду против приказов».– Как тебя зовут?– Инспектор Энеа Антиоко… Госпожа Каселли.– Хорошо, инспектор Антиоко. Если ты без причины атакуешь гражданских, у тебя будут большие неприятности. Ясно?Побагровев от гнева до кончиков ушей, Антиоко все-таки приказал своим людям остановиться.«Добро пожаловать в клуб моих ненавистников», – подумала Коломба и, велев трем амиго оставаться со спецназовцами, подошла к Инфанти:– Привет, Кармине.– Госпожа Каселли? – сказал он, перекосившись, будто жевал лимон, да притом гнилой. Когда-то они были на «ты», но те времена давно прошли. Они отошли в сторону, чтобы поговорить, не переходя на крик. – Что вы здесь делаете?– Вас поддерживаю. Итак, что случилось?– Сами видите, они не дают нам войти. Я вынужден приказать идти на штурм.– А где культурный посредник?– Посредников на всех не хватило. Обстоятельства чрезвычайные, госпожа Каселли. Поэтому я войду в центр, даже если в результате кому-то не поздоровится.– Дай мне пять минут. – Не дожидаясь ответа, Коломба подошла к толпе, остановилась в метре от первого ряда манифестантов и обратилась к мужчине в коричневом костюме, стоящему сразу позади них: – Позови имама.– Нет никакого имама.Коломба шагнула вперед и показала на собственное лицо:– Не придуривайся. И давай поживей, я пытаюсь избежать заварухи. Рафик меня знает.Мужчина сказал что-то по-арабски своим товарищам и исчез внутри. Через пару минут толпа расступилась, и из центра медленно, будто прогуливаясь по пляжу, вышел седобородый старик в куфии, очках в тяжелой оправе и свободной белой джеллабе, развевающейся на ветру.– Госпожа Каселли, – на безупречном итальянском произнес он, подойдя к ней. Он избегал смотреть ей в лицо, поскольку никогда не разглядывал женщин без паранджи.– Имам Рафик.– Здесь нет террористов. Игиловцы – и наши враги тоже.– Но нам необходимо это проверить, имам. Сами знаете, как все устроено.– Так убедите в этом их. – Старик показал на толпу. – Я им не начальник, а наставник.Коломба указала ему на выстроившихся со щитами спецназовцев. Из-за их спин показались оперативники в масках и с автоматами наперевес: на место прибыл ОБР – отряд по борьбе с терроризмом.– Видите этих бойцов, имам? Я им тоже не начальница. И мне очень сложно держать их на поводке. Вы действительно хотите, чтобы пострадал кто-то из ваших правоверных? Прошу вас. Здесь дети.Имам продолжал смотреть в невидимую точку за левым ухом Коломбы.– Мы не имеем отношения к поезду. Милостивый Аллах запрещает убийство невинных.– Я вам верю. Но я должна проверить.Искоса взглянув на нее – большего он не мог себе позволить, – имам дал согласие на обыск.Коломба вернулась к Инфанти, который свирепо затягивался сигаретой.– Вас пропустят. Имам вас проведет.– Давно пора, – недовольно сказал он.– Но я пойду с вами, – сказала Коломба. – Имам знает меня, а я знаю это место.– А ведь я могу потребовать, чтобы вы ушли, вы это понимаете?– Попробуй.Инфанти не осмелился. Как выяснилось впоследствии, малодушие сослужило ему дурную службу.7Инфанти, Коломба и три амиго вошли в здание вслед за оперативниками, оставив спецназовцев на улице, чтобы те установили личности присутствующих. Изнутри пропахшее отбеливателем и пряностями помещение с несколькими деревянными столиками напоминало безалкогольный бар. За стойкой выстроились стаканы, бутылки воды и пузатый посеребренный чайник, а на стенах висели фотографии арабских знаменитостей и флаг с полумесяцем. Обыск проходил мирно, пока они не попытались спуститься в расположенный в подвале спортзал. Имам встал перед дверью, преградив им дорогу.– Вы должны снять ботинки, – сказал он.– Простите? – Инфанти не верил своим ушам.– Внизу находится мечеть. В мечеть входят босиком.– Ну, теперь вы меня и правда достали. – Инфанти встряхнул имама, и тот с пронзительным воплем рухнул на пол, будто футболист-симулянт.– Кончай с этим! – рявкнул Инфанти. – Я тебя даже не тронул!Имам закричал еще громче.Не успела Коломба его успокоить, как снаружи донеслась какофония криков на арабском и итальянском и приглушенные удары.Она подбежала к окну. Около двадцати правоверных пытались прорваться внутрь, а спецназовцы сдерживали их ударами щитов и дубинок. Молодой араб упал на колени, держась за разбитую голову. Между пальцев у него текла кровь. Еще несколько человек лежали на асфальте, прикрывая лицо и ноги от пинков полицейских. Кто-то в задних рядах толпы начал забрасывать спецназовцев стеклянными бутылками, которые вдребезги разбивались об их шлемы. Антиоко приказал своим людям наступать, и все смешалось в вихре боли и криков.Коломба подбежала к имаму. Старик, запястья которого были теперь скованы пластиковыми стяжками, прислонился к стене, всем своим видом показывая, что едва держится на ногах. Оперативник из ОБТ попытался преградить ей дорогу, но она невозмутимо прошла мимо него.– Сейчас же прикажите им остановиться, – сказала она имаму.– Никакой обуви, – повторил тот.– Хочет стать мучеником, – сказал из-за ее спины Гварнери.– Ты только не начинай, – заткнула его Коломба, пытаясь перекричать шум.Инфанти безуспешно пытался попасть в спортзал: выломать запертую железную дверь пинками было невозможно.– Где ключ? – спросил он имама, но старик, не удостоив его и взглядом, принялся вполголоса молиться.– Выломайте замок! – велел оперативникам разъяренный Инфанти.Один из них затребовал по рации необходимый инвентарь.За стенами кричали все громче. Раздались глухие хлопки гранат со слезоточивым газом, и в центр просочился едкий, режущий глаза дым.Внезапно Коломба поняла, что нужно предпринять.– Принесите из машины бахилы, – сказала она трем амиго.Догадливый Гварнери пробормотал:– Да забудьте вы про бахилы, надо подвесить этого деда за бороду.– Не нарывайся, Гварнери. И постарайтесь не схлопотать от мусульман. – Виски Коломбы пульсировали от боли.Полицейские вышли на улицу и протолкались через толпу. Когда они снова появились в здании несколько минут спустя, у Альберти был оторван рукав куртки.– Не слишком-то вы торопились.– Да вы хоть представляете, что там творится? – отдуваясь, спросил Гварнери.Коломба вырвала у него картонную коробку, подошла к имаму и помахала ею у него перед носом:– Видите эти штуки? Мы их наденем и ничего не испачкаем.Имам недоверчиво посмотрел на бахилы:– Они чистые?– Не выводите меня из терпения. Я здесь единственная, у кого не чешутся руки разнести это место взрывчаткой.Коломба схватила его за плечо и под ошеломленными взглядами сослуживцев подтащила к выходу. Один из оперативников последовал за ними.– Теперь ход за вами, – сказала Коломба, распахнув дверь.Хотя обзор перекрывал последний кордон спецназовцев, с улицы доносились крики и волны слезоточивого газа. Антиоко опустил рацию:– Что происходит?– Скажи своим ребятам, чтобы минутку побыли паиньками, – бросила Коломба и подтолкнула имама. – Вперед.– Наручники.Коломба закатила глаза и разрезала стяжки складным ножом:– Пожалуйста.Имам потер запястья, возвел руки к небу и по-арабски воззвал к столпившимся перед полицейскими щитами правоверным. Гомон быстро стих, сменившись гробовой тишиной. Имам заговорил более обыденным тоном, властными жестами унимая выкрикивающих вопрос за вопросом манифестантов. Толпа правоверных перестала напирать.– А теперь ведите себя хорошо, – предупредила Коломба Антиоко, после чего снова втащила имама внутрь и захлопнула за ними дверь.– Мне нравится ваш стиль, госпожа Каселли, – сказал явно позабавленный оперативник из ОБР, стоящий у порога.Под лыжной маской виднелись только голубые глаза, но голос мужчины показался Коломбе приятным. Она улыбнулась:– Попробуем сдать это дело в архив, не наделав еще больше шума.– Предупрежу ребят, что таран нам уже не нужен.Коломба взглянула на имама:– Нам ведь не понадобится таран, правда?Вместо ответа старик достал из ящика за стойкой ключ и открыл дверь в подвал.Спустившись по лестнице в прежнем порядке, возглавляемые оперативником из ОБР полицейские оказались в просторной прямоугольной комнате с крошечными окнами на уровне тротуара и щербатым бетонным полом. В пропахшем сыростью и пóтом помещении было минимум на пять градусов холоднее, чем наверху. Вдоль одной из стен лежали стопки молитвенных ковриков, а в другой стене была проделана сводчатая ниша, расписанная листьями и цветами, – михраб, указывающий направление на Мекку. Комната была пуста.– Видели? Ничего, – сказал имам.– Прочешите все вдоль и поперек, – распорядился Инфанти, у которого буквально дым валил из ушей.Агенты принялись отодвигать мебель и заглядывать под коврики.– Я знаю, что вы презираете нашу религию, – сказал имам Коломбе.Та пожала плечами:– У меня нет предрассудков. Если уж на то пошло, кажется, это вы презираете женщин.– «Не отдавай жене души твоей, чтобы она не восстала против власти твоей».– Вот и я о том же.Имам улыбнулся:– Это Библия, госпожа Каселли. Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова. Во всех религиях есть фанатики. Есть и фанатики-атеисты, сколь бы странным вам это ни казалось.Коломба невольно улыбнулась:– Вы бы понравились одному моему другу, имам. Он тоже любит выставить всех дураками.– Мы закончили, – сказал дружелюбный оперативник. – Здесь никого нет.Инфанти подошел к имаму.– Ты в курсе, что мы можем закрыть это место? – сквозь зубы процедил он.– Совершенный Аллах в своей бесконечной мудрости найдет для нас новое пристанище, еще лучше прежнего.Инфанти с отвращением покачал головой и отправил остальных наверх. Коломба прикоснулась к его плечу:– Главное, что все прошло хорошо.– Хорошо для вас. Вы прилюдно меня унизили. Чтобы защитить этих.– Я никого не защищала.Инфанти закурил.– Вы изменились, госпожа Каселли.– Каким образом?– История с Отцом плохо на вас подействовала. Вы больше не рассуждаете как одна из нас.Коломба слишком устала, чтобы спорить.– Пойдем отсюда, – сказала она.Инфанти затушил сигарету о стену и с презрительной улыбкой отшвырнул ее в середину комнаты.– Конечно. Здесь воняет козлом.Стыдясь за сослуживца, Коломба посмотрела на окурок, и ее взгляд остановился на серых отметинах на полу. Она наклонилась.– Инфанти… – не поднимая взгляда, сказала она.– Почему бы вам не попросить прибраться своего приятеля-имама?– Не будь идиотом. – Коломба показала ему на отметины. – Что скажешь на это?Инфанти присмотрелся:– Отпечатки?– Следы ботинок.– И?..– Кто заходит сюда в обуви? – спросила Коломба.Инфанти пошел по следам, ведущим к стене, к которой была привинчена старая шведская стенка – единственный гимнастический снаряд, оставшийся от прошлой жизни исламского центра.– Странно… – сказал инспектор и протянул руку между перекладинами, чтобы коснуться участка стены, показавшего ему более гладким.Коломба закричала, чтобы его остановить, но поздно – Инфанти уже подтолкнул стену. Лязгнул металл, и часть стены повернулась на петлях, приоткрыв темный схрон. В темноте что-то метнулось.– Кармине! Назад!Но Инфанти не успел. Последним, что он увидел, была ослепительная вспышка ружья двенадцатого калибра.8Ружье, из которого выстрелили в Инфанти, было заряжено патронами для охоты на кабана – в каждом по девять дробин, с близкого расстояния способных насквозь пробить три доски, оставив в них дыру размером с обеденную тарелку.Три из девяти дробин рассекли только воздух, еще четыре ударили в кевларовые пластины бронежилета, высвободив достаточно кинетической энергии, чтобы Инфанти отбросило на полметра назад, а две последние попали в цель. Первая вошла под левую скулу, вышибив три зуба и отрезав кусок языка. Вторая попала в неприкрытый участок тела, прошив инспектора от плеча до ключицы. Инфанти потерял сознание еще до того, как, прочертив дугу багровых капель, упал на бетон.Коломба отчаянно пыталась вынуть пистолет непослушными пальцами. Раздался еще один выстрел – на сей раз стреляли по ней. Дробины просвистели у нее над головой и вонзились в стену, взметнув облако штукатурки. Под отдающееся от железобетонных стен эхо выстрелов она кинулась к одной из трех колонн, подпирающих потолок спортзала. В это мгновение из схрона, крича, выскочил араб лет двадцати в рваных джинсах и белой футболке. Схрон представлял собой полость метровой глубины и ширины, где когда-то проходили канализационные трубы. Мужчина прятался там с тех пор, как здание окружила полиция. Передернув затвор, он загнал в патронник новый патрон. Растерявшаяся, беззащитная Коломба превратилась в идеальную мишень. В ушах звенело от выстрелов, и ей никак не удавалось прицелиться. Она не успевала ни открыть ответный огонь, ни укрыться за колонной и чувствовала себя беспомощной и отяжелевшей, как влипшая в мед муха. Несмотря на расстояние, дуло ружья стало огромным. Черное солнце, готовое испепелить ее, поглотить.Убить.«Господи».В эту секунду Коломба была абсолютно уверена, что ей пришел конец. Она умрет в темном, смердящем пóтом и порохом подвале. Умрет, потому что стремглав окунулась в неведомую пучину, начав свое безудержное падение в заваленном трупами поезде.Не оставляя попыток поднять налившийся всей тяжестью мира пистолет, Коломба увидела, как пальцы араба сжимаются на спусковом крючке. Ей показалось, что она слышит щелчки шестеренок, передающих давление пальцев сначала к собачке, а затем к бойку и капсюлю гильзы. Она ощутила, как загорается порох и в гильзе крошечным пламенным облачком расширяется газ. Вдруг дуло ружья заслонила тень: наперерез стрелку с криком и поднятыми руками бросился имам.Коломба так и не узнала, что именно говорил Рафик: она разобрала только слово «la» – «нет» по-арабски, – а в следующее мгновение газ прогнал патрон по стволу, и дробины вошли в его тело со скоростью, вдвое превышающей скорость звука. В отличие от Коломбы единственной защитой старика была вера, которой – по крайней мере, для этого мира – оказалось недостаточно. Все девять дробин попали ему в грудь и низ живота и вышли через спину. Миг – и здоровый человек у нее на глазах превратился в окровавленный кусок мяса.Однако за это время ее пистолет описал в воздухе дугу и оказался в огневой позиции. Коломба выстрелила. Ее указательный палец так быстро нажимал на спусковой крючок, что все двенадцать выстрелов слились в один затяжной взрыв. Стреляя, она закричала и еще продолжала кричать, когда парень с пробитыми грудью и лицом пошатнулся и с хлюпаньем мокрой тряпки ударился о стену. На секунду он словно приклеился к стене, а потом в судорогах заскользил на пол: его мозг разорвало в клочья, но организм еще подчинялся императиву выживания и пытался сбежать. Коломба продолжала вхолостую спускать курок, не отрывая глаз от изгибающегося, словно бескостного тела – сдувающейся оболочки, лишь отдаленно напоминающей человека.Наконец она перестала кричать и пришла в себя достаточно, чтобы заменить отстрелянную обойму. Ее взгляд метнулся к схрону за шведской стенкой: она боялась, что оттуда вырвутся новые вооруженные боевики. В тайнике ничто не двигалось, но краем глаза Коломба видела, как пространство вокруг преображается. Стоило сфокусировать взгляд, все ускользало, но в миллиметре за периферией зрения спортзал наполнялся неуловимыми тенями, языками пламени, беззвучными криками и летящими, как фрисби, столешницами.Коломба, задыхаясь, упала на колени. Она била кулаком о бетон, пока на костяшках не лопнула кожа и боль не рассеяла кошмар – кошмар, который, как ей прежде казалось, навсегда остался позади.С полными слез глазами она на четвереньках подползла к Инфанти и приложила пальцы к его липкому от крови горлу. Пульс был нитевидным, но постоянным, однако левая половина его лица превратилась в фарш. Коломба подавила приступ тошноты, достала из кармана бумажные салфетки и прижала к ране, пытаясь остановить кровотечение.По лестнице застучали шаги, и Коломба вскинула пистолет. На ступенях показались Эспозито и Альберти.– Госпожа Каселли! – закричал Эспозито. – Не стреляйте!Она опустила оружие:– Нам нужна «скорая».– Какого черта здесь стряслось? – спросил Эспозито.Коломба продолжала зажимать рану Инфанти.– В схроне прятался мужчина с ружьем. Да вызови ты наконец «скорую»!– Рация здесь не ловит. Ни хрена не ловит! – всхлипнул Альберти.Эспозито отвесил ему оплеуху:– Проснись, сосунок! Беги на улицу и позови врачей! Они сразу за спецназовцами. Пошевеливайся!Альберти побежал наверх, и Эспозито склонился над имамом:– Этот еще живой.– Смени меня, – сказала Коломба.Эспозито занял ее место. Только поднявшись, она заметила, что перемазалась кровью по локоть.«Жаловаться не на что. Эта кровь могла быть твоей», – подумала она, все еще дрожа и задыхаясь. Все это не на самом деле. Всего лишь кошмар из прошлого. Как и поезд и Париж.Она не убивала этого человека.Имам прижимал руки к развороченному животу, почти неслышно бормоча молитву. Под ним растекалась лужа крови.– Врачи уже на подходе, – сказала ему Коломба.У имама, казалось, наступило просветление. Он перестал молиться.– Омар был славным мальчиком. Он просто испугался, – чуть слышно произнес старик.– Омар?– Омар Хоссейн… Мальчик, который в меня стрелял.– Он причастен к теракту в поезде?Словно понимая, что его время на исходе, имам поспешно возобновил молитву. Коломба повторила вопрос и встряхнула его за хрупкие, костлявые плечи.– Нет. Он был настоящим мусульманином, но знал, что вы ему не поверите… Потому что он был знаком с… теми из видеоролика.Коломба почувствовала новый прилив адреналина:– Кто они такие, имам?Его взгляд затуманился.– Преступники… фальшивые… Все это обман, – пробормотал он.Она снова мягко встряхнула старика:– Пожалуйста, скажите мне, кто они.– Я не знаю. Отпустите меня… – Он снова начал молиться на арабском.Поняв, что не имеет права настаивать, Коломба пожала липкую от крови ладонь имама:– Спасибо, что спасли мне жизнь.В первый и последний раз имам взглянул ей в лицо и обнажил красные от крови зубы в улыбке:– Не я спас вас, а всесильный и достохвальный Аллах. Он уготовил вам особое предназначение, хоть вы об этом пока и не знаете, – сказал старик. Челюсть его обмякла, и он умер.Словно во сне, Коломба поднялась и оглядела превратившийся в бойню спортзал. Эспозито продолжал зажимать раны Инфанти, бормоча ругательства и слова утешения. Кровь, вонь, два трупа и один умирающий.«Возможно, если бы ты осталась на улице, ничего бы не случилось», – сказала она себе. Кожу пощипывало от жженого пороха.По лестнице спустились двое врачей со сложенными носилками, а за ними – толпа агентов. Отодвинув Эспозито, медики засуетились с кислородными масками и трубками.Вслед за врачами в спортзал вошли трое оперативников из ОБР, включая того симпатягу, и спецназовец Антиоко.– Охренеть! – с порога сказал он. – Какого черта здесь произошло?– Нам потребуется подкрепление, – сказал Симпатяга. – Толпа на улице становится все больше.– Они слышали выстрелы?Симпатяга покачал головой:– Нет. Было слишком шумно. А здесь стены со звукоизоляцией.Комната продолжала заполняться полицейскими, которые, переговариваясь и покрикивая, останавливались в нескольких метрах от трупов и толкались на лестнице. Коломба дважды хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание:– Слушайте все! Народ из центра должен считать, что имам жив, ясно? Он здесь и помогает нам допрашивать подозреваемого.– С какой стати нам перед ними юлить? – спросил Антиоко.– Я правда должна тебе это разжевывать?Антиоко открыл было рот, но промолчал.– Сообщите в диспетчерскую и вызовите магистрата, – продолжала Коломба. – Но не сболтните лишнего, о’кей?– Значит, теперь вы за главную? – спросил Симпатяга.– Ненадолго. Но пока вы будете делать, что я вам скажу. – Она надеялась, что ей удалось придать голосу уверенность, которой она не испытывала.– Так точно.Коломба вывернула бронежилет наизнанку и с отвращением надела снова: так, по крайней мере, не видно было крови. Бегом поднявшись по ступеням, она выглянула на улицу. За кордоном спецназовцев собралось минимум полсотни иммигрантов, а чуть дальше потрясала транспарантом кучка итальянских ребят из самоуправляемого общественного центра. К счастью, в толпе больше не было детей.– Народ продолжает подтягиваться, – сказал ей один из оперативников ОБТ. – Но пока все ведут себя спокойно.Гварнери протиснулся через кордон и вошел внутрь.– Все хорошо, госпожа Каселли? – с озадаченным видом спросил он.– Тебе никто ничего не сказал?– Нет…В этот момент со стороны лестницы показались двое медиков, несущих носилки с бесчувственным Инфанти. Гварнери изумленно распахнул глаза:– Но…– Завязалась перестрелка, и имам попал под перекрестный огонь. Но демонстранты не должны ничего узнать.– Это мы его пристрелили?– Нет, но попробуй объясни это им.Медики с носилками прокладывали себе дорогу в толпе. Гомон становился все оглушительнее, и наконец над улицей зазвучало одно ритмично повторяемое слово.Рафик. Рафик. Рафик.Коломба снова услышала голос имама: «Все это обман».Рафик. Рафик. Рафик.– Они видели, как он вошел, но не видели, чтобы он выходил, – сказал Гварнери. – Скоро начнется настоящая свистопляска.– Уже началась, – сказала Коломба, вспоминая, как в последний раз пожала руку имаму.– Что будем делать? – спросил Гварнери.«Забудь обо всем, – подумала Коломба. – Поезжай домой». Но она осталась в живых, и за ней был долг.– Я хочу кое о чем тебя попросить, но моя просьба должна остаться между нами. Она… выходит за рамки процедур. Я возьму всю ответственность на себя, хорошо?– Просите о чем угодно, госпожа Каселли. И я знаю, что весь отряд скажет то же самое.Коломба перевела дух. Еще не поздно было остановиться. Но она не остановилась.– Найдите одного человека, – сказала она. – Его зовут Данте Торре.Глава 2. Back on the Chain Gang[6]Ранее – 1987Человек, который когда-то был полицейским, смотрит архивные съемки на крохотном кухонном телевизоре. Всякий раз, как рядом с обветшалым домишком в Полтаве проходит грузовик, черно-белое изображение на старом переносном телеприемнике прерывается помехами. И все же мужчина узнает на снятых с вертолета кадрах дороги, ведущие к Коробке. Ему даже удается различить вдали стены, прежде чем камеру затягивает густой черный дым и передача обрывается.«Это случайность, – говорит он себе. – Несчастное стечение обстоятельств, усугубленное человеческой глупостью». Никто не желал подобного кровопролития.От расстройства бывший полицейский снова начинает слышать голоса и видеть танцующие цветные пятна. Он закрывает глаза и затыкает уши руками. Он знает, что все бесполезно, но это приносит хоть немного облегчения. В голове кипит водоворот огней и звуков, шепота, ослепительных цветов, фрагментов воспоминаний и образов никогда не виданных краев. Тяжело втянув в себя воздух, он прячет лицо в ладони и падает на колени.Таким его и находит Девочка.– Вставай, – говорит она, положив руку ему на плечо.Как всегда рядом с Девочкой, вспышки перед глазами мужчины бледнеют, а голоса умолкают. Бывший полицейский поднимается на ноги и улыбается. Девочка, как всегда, не отвечает на улыбку, а только пристально глядит на него своими огромными глазами. Ее бледное лицо с обескровленными губами обрамляют отросшие волосы.– Вот, поешь, – говорит она, протягивая ему бумажный пакет. В пакете лежат хлеб, две банки с мясными консервами и несколько сморщенных яблок.– А ты? – спрашивает он.Девочка пожимает плечами. Она не голодна. Она никогда не бывает голодна.– По телевизору показывали взрыв. Столько смертей…– Не думай об этом, – не меняясь в лице, говорит она и снимает пальто. Ее худенькое тело сильнее стального прута. Кроме волос, со времен Коробки в ней ничего не изменилось: та же скованность, та же бесполая фигурка. Она по-прежнему молчалива и не произносит ни одного лишнего слова. Когда башмачник перерезал себе горло, она сказала лишь, что не каждой птице удается выжить, вылетев из клетки. «Но ты выживешь, – добавила она тогда. – Потому что ты мне нужен».Девочка аккуратно складывает пальто и кладет на край стула, а затем поднимает с пола и ставит на стол ящик с инструментами. Осмотрев содержимое, она мягким, выверенным движением достает плоскогубцы. У полицейского сводит живот. Хлеб становится ему поперек горла. Ему стыдно за свое трусливое молчание, но он знает, что все равно не смог бы ее остановить. Да и потом, им нужны деньги, а на другую работу, кроме той, что нашла Девочка, они, беглецы, не устроятся.Девочка открывает дверь в чулан, и ее тень падает на лицо запертого там человека. На привязанном скотчем к стулу мужчине нет ничего, кроме трусов. Его рот туго зажат обмотанной в несколько оборотов вокруг затылка клейкой лентой. На месте одного глаза зияет покрытая кровавыми струпьями пустая глазница, другой распахнут от ужаса. Его мочевой пузырь самопроизвольно опорожняется, и на трусах расплывается мокрое пятно.Равнодушная к смраду пота и мочи, Девочка хватает его за левую руку. Связанный мужчина пытается вырваться, но ему это не удается. Он невнятно мычит. Оставшийся на кухне бывший полицейский догадывается, что означает бормотание пленника: он спрашивает за что. Спрашивает, чего они от него хотят.«Еще рано для вопросов, – объясняла бывшему полицейскому Девочка. – Он пока не готов отвечать».«Мне он кажется вполне готовым, – возражал полицейский. – Может, хотя бы попытаемся?»«Рано». Девочка никогда не меняет тона, даже когда говорит с ним. Даже когда ей приходится разжевывать ему очевидные истины – например, как сломить волю человека.Бывший полицейский не знает, где она этому научилась. Не знает он и того, каким образом она пережила казнь в Коробке и освободила его. Главное, что ей это удалось, и бывшему полицейскому остается только верить в нее. Повиноваться ей и надеяться на ее милосердие.Девочка прижимает плоскогубцами левый мизинец связанного мужчины. Тот начинает мычать еще громче, невразумительно умоляя о пощаде. Девочка медленно качает головой.– Рано, – говорит она, смыкает плоскогубцы и готовится к долгой ночи.1Мужик был конченым кретином, – одевался как кретин: брюки с отворотами и мокасины на босу ногу, – у него была кретинская, да вдобавок еще и загорелая физиономия, и, словно этого было мало, разговаривал он тоже как кретин. Данте Торре с трудом удержался, чтобы не сообщить кретину его диагноз, и с деланым энтузиазмом вошел за ним в портик университета Сапиенца. За внушительным фасадом ректората скрывались гораздо более древние корпуса, где размещались факультеты. Он задерживал дыхание, пока снова не оказался под открытым небом. Попав в центральный двор, он набрал полные легкие воздуха, и Кретин, также известный как доцент Франческо Дельи Уберти с кафедры новейшей истории, обернулся к нему:– Все хорошо, господин Торре?– Конечно. Так о чем вы говорили, профессор?– Я говорил, что ребята будут счастливы с вами познакомиться.К ним, смеясь и толкаясь, направлялась группа студентов. Данте повернулся боком к молодежи и вскинул руки, вовремя избежав столкновения. Из его папки на булыжную мостовую посыпались бумаги и ручки. Кретин нагнулся:– Позвольте вам помочь.Данте поспешно подобрал один из листков, пока тот не успел к нему прикоснуться.– Не беспокойтесь, я сам.– Что вы, это такие пустяки.– Я сам, – не допускающим возражений тоном повторил Данте.Кретин резко выпрямился:– Простите.Данте попытался улыбнуться.– Просто у меня тут… как бы своя система, – на ходу придумал он. Господи, до чего ему было паршиво.Всю ночь Данте проворочался, размышляя о предстоящей встрече, и каждые двадцать минут вставал то за кофе, то за таблетками, то за водкой, водой и сигаретами. Заснуть ему удалось только на рассвете. Во сне он шел по сужающейся пещере, пока свод не стал настолько низким, что двигаться дальше было невозможно, – в жизни он не осилил бы такой подвиг даже под транквилизаторами, – а повернув назад, обнаружил, что выход завален огромным валуном. В этот момент по пещере прокатился голос Отца, приказывающий Данте отрезать его больную руку. Он проснулся, и его вывернуло провонявшей спиртом желчью прямо на себя.Не вставая, он закурил сигарету. Могло быть и хуже: он мог захлебнуться собственной рвотой во сне, как Джон Белуши. Сорвав с кровати постельное белье, Данте сунул его в ванну своего люкса и попытался отстирать пятна, чтобы горничная не поняла, что с ним стряслось. Его потуги привели к самым плачевным результатам – пришлось вывесить сырые, вонючие простыни на балкон и надеяться, что они высохнут. К счастью, стоял прекрасный солнечный день, и солнце слепило Данте даже сквозь зеркальные очки.Только теперь он заметил, что Кретин, похоже, о чем-то спросил и дожидается ответа. Данте нащупал в слуховой памяти его последние слова: доцент спрашивал о его образовании.«Какой же ты зануда».– Я даже школу толком не окончил, – сказал он вслух.– Правда? Судя по вашей речи, никогда бы не подумал. Я в том смысле, что вы производите впечатление глубоко образованного человека, – пояснил Кретин.Данте продолжал вертеть головой, прикидывая периметр двора и ширину проходов и пожарных выходов. Стены казались до тошноты близкими, гомон во дворе резал уши. Он уже взмок от пота.– Я самоучка. Но официального образования не получил.– Должно быть, из-за похищения?«Должно быть, из-за похищения? – мысленно передразнил Данте. – А из-за чего же еще? Кретин».– Да. Когда я сбежал, мне было уже почти восемнадцать, и мне пришлось получать свидетельства об окончании младшей и средней школы. Это оказалось довольно сложно. Помимо меня, в вечернюю школу ходили только дети и неграмотные старики.– То есть вы сбежали из силосной башни, где вас держал Отец?– Браво. А вы, вероятно, из династии профессоров?Кретин улыбнулся:– Мой дядя возглавляет факультет политологии, а отец преподает в Лозаннском университете. Вы узнали фамилию?«Нет, я узнал, что без протекции ты бы унитазы драил, а не в доцентах ходил».– Да. Прославленная фамилия, – с натянутой улыбкой сказал Данте.Ему нестерпимо хотелось удрать. Капли пота уже стекали по икрам. Оставалось лишь надеяться, что доцент ничего не замечает. Данте был одет в черный костюм, а на черном обычно не видно мокрых пятен. Помимо костюма, на нем были белая панама, из-под которой виднелись светлые волосы до плеч, и шипованные криперы со стальными носами. Он смахивал на Дэвида Боуи времен «Let’s Dance», правда изрядно вытянувшегося и похудевшего.– Вот мы и пришли, – сказал Кретин, показывая ему на полсотни раскладных стульев, расставленных прямо во дворе. Напротив них стояли стол, стул и микрофон, а позади стола – похожий на гигантский блокнот флипчарт, со шнура которого свисал синий маркер. – Согласно вашим пожеланиям, мы устроились на свежем воздухе. В свете недавних событий мы можем лишь надеяться, что кто-то придет…– Мы далеко от станции, – сухо произнес Данте.– Кто знает, не подложат ли эти сумасшедшие новую бомбу.– В таком случае одно место ничем не хуже другого, верно?Кретин не нашелся с ответом и сменил тему:– Как вы намерены провести лекцию?– Я… собирался начать с некоторых наиболее неоднозначных исторических случаев, – принялся импровизировать Данте.– Золотая коллекция конспирологических теорий, – сказал Уберти.– Да, и городских легенд. – Данте прервался, потому что в третьем ряду уселась парочка студентов, которые махали еще двум приятелям. Кто-то и правда пришел его послушать. При этой мысли он похолодел и как вкопанный застыл посреди двора.– А потом? – допытывался Кретин.– Мне нужно в уборную, – сказал Данте.– Вам туда. – Кретин махнул на дверь в главное здание.Вход показался Данте пещерой из его сна, распахнутой голодной пастью.– Мне просто захотелось выпить глоток воды.– Там есть и торговый автомат.Данте уставился на него. На лбу у доцента было написано: «Кретин».– У меня клаустрофобия. Потому я и провожу лекцию под открытым небом.Кретин Дельи Уберти виновато улыбнулся:– Да, конечно. Простите. Я думал, что ненадолго вы можете…– Бывает по-разному. Сейчас не могу.Один из психиатров, наблюдавших Данте в детстве, научил его оценивать выраженность своих симптомов по шкале от одного до десяти, и сейчас столбик его внутреннего термометра приближался к седьмой отметке. Еще чуть-чуть, и придется сбежать домой. Тем временем на стульях расположились еще восемь студентов. Он говорил себе, что, если не явится и десяти человек, не станет даже начинать, но студентов пришло уже больше.– Извините. Давайте я сам схожу. Вам без газа?– Главное, жидкую.Как только Кретин исчез, Данте пошарил в папке и извлек упаковку прегабалина. Это обезболивающее обладало сильным анксиолитическим действием, и, хотя обычно его прописывали эпилептикам, он обнаружил, что в его случае лекарство было неплохой чрезвычайной терапией. Однако, поскольку в стенки желудка оно всасывалось слишком медленно, Данте повернулся лицом к колонне, разломил две капсулы и, притворяясь, будто потирает нос, вдохнул порошок. Через сосуды слизистой препарат попадал в системный кровоток быстрее и должен был подействовать всего за пару минут.– Господин Торре? – раздался чей-то юный голос за его спиной.Данте вытер нос рукавом («Клянусь, это не кокс») и обернулся. Перед ним стояли двое улыбающихся студентов – парень и девушка лет двадцати. Невзрачный, сутулый паренек казался типичным зубрилой, а его подружка в розовой футболке, натянувшейся на груди четвертого размера, выглядела более чем привлекательно. Стараясь не опускать взгляд ниже ее ключиц, Данте быстро пожал обоим руки и незаметно вытер ладонь о брюки. Он терпеть не мог, когда к нему прикасались незнакомцы. Впрочем, по большей части он не слишком жаловал и прикосновения близких людей.– Мы пришли послушать вашу лекцию, господин Торре, – сказал паренек.– Мы уверены, что будет очень интересно, – добавила девушка.– А, спасибо, – ответил Данте, не зная, что сказать.Девушка наградила его соблазнительной улыбкой:– Мы много о вас читали.– Надеюсь, только хорошее.– Плохое гораздо интереснее, – рассмеялась она. – А правда, что вы никогда не выходите из дому?«Девчонка, ты вдвое меня моложе. Не делай из меня старого извращенца», – подумал Данте.– Это преувеличение, – солгал он.– А то, что вы живете в отеле?– Правда.По крайней мере, пока. Через пару недель ему останется либо съехать, либо заплатить по счету. Оба варианта казались Данте одинаково непрактичными. Ему и так пришлось отказаться от услуг гостиничной прачечной и таскать вещи в ближайший прачечный автомат, где его рубашки превратились в лохмотья. Сегодня он вынужден был надеть сорочку в здоровенных светлых пятнах от стирального порошка, но под пиджаком их было незаметно.Паренек встрял в разговор, буквально протиснувшись между ними:– Мы считаем, что нужна большая смелость, чтобы совершить то, что совершили вы. Вы не побоялись власть имущих, чтобы добиться правды о вашем деле.«Власть имущих? Кто так разговаривает?»Не успел Данте произнести эти слова вслух, как девушка обернулась: какая-то подружка махала ей, подзывая к себе.– Пойду сяду, – сказала она и исчезла.Парень так и остался стоять с ее жакетом в руках и приклеенной улыбкой.Данте стало его жаль.– У тебя нет шансов, сам-то понимаешь?– Простите?– Она не видит в тебе потенциального сексуального партнера. Пожалуй, ты можешь надавить на жалость, но я бы на твоем месте поискал другую.Лицо парня вытянулось.– Вы ошибаетесь. Мы просто друзья.«Не пытайся обмануть обманщика, сынок».– Ты таскаешь за ней жакет, как горжетку королевы, ходишь за ней по пятам, а когда ты к ней прикасаешься, у тебя расширяются зрачки. Пока она со мной щебетала, ты пронзал меня ненавидящим взглядом и даже попытался вклиниться между нами. Я понимаю, ты влюблен, но она стерва.– Она не стерва, – выдохнул паренек, уже не пытаясь отрицать очевидное.– Ты заезжаешь за ней в дождь? Даешь ей списывать? Ночами шлешь сообщения с сердечками?Парень молчал.– Только вот она на твои ухаживания не отвечает, рассказывает тебе о своих парнях и притворяется, будто не замечает, что ты по ней сохнешь. Но поверь, она прекрасно об этом знает и обсуждает тебя с подружками. Без сомнения, добавляя, что ты очень милый, или как там сейчас выражаются подростки. Она манипуляторша и будет манипулировать, пока это сходит ей с рук. Возможно, через несколько лет она поймет, что не стоит так поступать с людьми, но я в этом сильно сомневаюсь.Глаза парня наполнились слезами.– Нет. Вы ошибаетесь.– Уверен, что и кулончик у нее на шее – твой подарок. Спорим, ты долго его выбирал. Боялся, что подарок будет выглядеть слишком недвусмысленно, и в то же время надеялся, что она поймет его скрытое значение. Она стесняется этого кулона, носит только при тебе и прячет под блузкой. – Данте закурил. – Вот тебе мой совет: уноси ноги. Это твой единственный шанс. Может, ей и захочется тебя удержать.– Вы ублюдок! – выпалил парень и повернулся, чтобы уйти. – И здесь нельзя курить!– Под открытым небом?– Да! Потому что здесь вам университет, а не паноптикум!Мальчишка быстро зашагал прочь. Данте покачал головой.«Что ж, я хотя бы попытался тебя предостеречь. Да что толку». Влюбленное сердце глухо к доводам разума: с ним самим подобное случалось чаще, чем ему хотелось вспоминать.В этот момент вернулся Кретин.– Здесь нельзя… – начал он, протягивая ему бутылку воды и стаканчик кофе.– …курить. Да, мне уже сказали. – Данте в последний раз затянулся и бросил окурок в решетку канализации.– Пассивное курение…– Понимаю.– Вы уже познакомились с кем-то из студентов?– Да. – Данте отпил из бутылки, проглотив приторный, мучнистый комок в горле. Прегабалин начинал действовать. – Перекинулись парой дружелюбных слов.Он заметил в другом конце двора своих новых знакомых. Те горячо спорили о чем-то на повышенных тонах. Он опустил глаза на свой стаканчик – бледный призрак настоящего кофе. Что останется, если вскипятить молотый блендированный кофе, выпарить и снова растворить получившийся порошок в наперстке воды при совершенно неподходящей температуре? Зловонные помои. Принюхавшись, Данте уловил нотки джута, прогорклость, душок риато, пластик и, пожалуй, шлейфовый запах машинного масла. Он бы не смог влить в себя эту гадость, даже умирая от жажды посреди пустыни.– Я сегодня уже выпил пару чашек, – сказал он. Строго говоря, десять, и до заката намеревался выпить еще вдвое больше.Кретин показал ему на стулья. Все они были заняты, а между рядами даже стояли непоместившиеся слушатели.– Думаю, мы готовы. Я только скажу пару слов по случаю траура.«Сегодня просто спасу нет от этого поезда», – подумал Данте.– Спасибо.Кретин Дельи Уберти минут десять распинался о погибших в поезде и необходимости сплотиться перед угрозой терроризма в таких выспренних выражениях, что Данте то и дело содрогался. Когда настал его черед, он несколько секунд помолчал. Упертые в него глаза студентов, казалось, готовы были поглотить его с потрохами. Многие ли пришли, чтобы его послушать? Возможно, большинство привлекла его скандальная репутация и они надеются стать свидетелями какой-нибудь его дикой выходки? Данте испытывал большое искушение смыться, вырубить телефон и затаиться, игнорируя оскорбленную реакцию собравшейся на его лекцию публики. Раньше он не стал бы стоять столбом, подыскивая нужные слова, а именно так бы и поступил, но сейчас попросту не мог уйти.Он сделал глубокий вдох. Наполнивший легкие воздух приглушил гомон голосов и вывел его из столбняка.– Всем добрый день. Спасибо, что пришли. Прошу вас на время забыть о печальном событии и освободить разум, иначе мы так всю лекцию и проговорим о поезде. Кто-то из вас может дать определение теории заговора? Нет? Предупреждаю, если вы мне не поможете, это займет целую вечность…«Отличная хохма, продолжай в том же духе», – с досадой подумал он.Свинцовую тишину нарушила пара вежливых смешков.– О’кей, тогда это сделаю я. Теория заговора – пластырь, заклеивающий рану в нарративе мира, в котором мы живем. Нравится? Ладно, эту херню я только что придумал на ходу.На этот раз кое-кто и правда засмеялся. Ругательства действуют безотказно.Данте слегка приободрился.– Конспирологические теории представляют собой неуклюжие попытки дать ответы, способные приглушить тревогу, которую вызывают у нас необъяснимые или шокирующие события. Такие события выбивают у нас почву из-под ног, как, например, одиннадцатое сентября или сегодняшний поезд, приносят боль, как смерть какого-нибудь общественного деятеля, или заставляют мечтать о лучшем мире – такова гипотеза об автомобилях на водяном топливе, существование которых скрывают лоббисты нефтяников. Теории заговора почти никогда не дают правдоподобных ответов, зато указывают на дыры в официальном нарративе, намеренно и тщательно покрывающем злоупотребления и ложь. Однако и так случается не всегда. Иногда речь идет о полной бессмыслице вроде химиотрасс, но очень часто… – Слова лились свободным потоком, и постепенно Данте начал отдавать себе отчет, что публика заинтересованно слушает и даже забывает поглядывать на его изуродованную руку, затянутую в черную перчатку, – в наказание Отец заставлял его бить себя розгой по руке.К концу лекции Данте приберег свой коронный номер и нарисовал на доске довольно примитивные карикатуры на Элвиса и Джона Кеннеди. Техника у него была неплохая, и, когда он закончил, студенты разразились аплодисментами.– Вам ведь известно, – сказал Данте, показывая на карикатуры, – что Элвис приложил руку к убийству Кеннеди?Слушатели снова захихикали.– Нет-нет, я не шучу, – продолжал он. – Как и все конспирологические теории, эта версия опирается на факты или их правдоподобные интерпретации. Факт: Элвис крутил роман с актрисой Энн-Маргрет, известной по роли в фильме «Да здравствует Лас-Вегас!». Факт: Энн-Маргрет дружила с Мэрилин Монро. Факт: у Мэрилин Монро перед смертью был роман с президентом Кеннеди. Факт: в последние годы жизни Элвис был одержим «красной угрозой». Факт: личный врач Кеннеди Макс Якобсон был связан с Элвисом. Он снабжал их обоих амфетаминами и стимуляторами, за что его и прозвали доктор Кайф. – Данте улыбнулся. – Когда надо, в наше время таких докторов днем с огнем не сыщешь.Послышались новые смешки, и он довольно ухмыльнулся: несмотря на патологическую стеснительность, он обожал купаться во внимании.– Как видите, – снова заговорил он, – этих людей разделяет всего одно рукопожатие, однако для внедрения теории заговора требуются дополнительные элементы. Зрелищная, полная неясностей смерть – такая, как убийство Кеннеди. Действительно ли Освальд был таким метким стрелком, что сделал все три выстрела в одиночку и дважды попал в находившегося в движущемся автомобиле президента? Почему перед больничной палатой Кеннеди выставили вооруженную охрану, которая не пускала внутрь даже его супругу? Действительно ли Кеннеди вышибло мозги выстрелом, или же мозг извлекли позже? Каким образом Джеку Руби удалось приблизиться к Освальду и застрелить его на глазах у полицейских? Можно и дальше продолжать в том же духе.Данте отпил из бутылки.– Даже этого могло не хватить для зарождения легенды, но Кеннеди знали и любили во всем мире. На него почти молились. Впрочем, как и на Элвиса. – Он показал на карикатуры больной рукой. – Давайте добавим еще кое-какие детали, которые так и не удалось ни доказать, ни окончательно опровергнуть. Элвис владел редкой копией фильма Запрудера, который запечатлел смертельный выстрел в Кеннеди, и хранил пленку как зеницу ока; один из телохранителей Элвиса служил в спецслужбах; один из любовников Энн-Маргрет работал на КГБ… И вот у нас на руках все необходимые ингредиенты для торта. – Данте снова улыбнулся. – А вот и сам тортик. От врача, который был близок к Кеннеди, Элвис узнает, что президент распорядился убить Мэрилин, накачав ее барбитуратами. Он рассказывает об этом Энн-Маргрет, которая убеждает его отомстить за подругу. Элвис задействует свои связи с ЦРУ и мафиози из Лас-Вегаса, а те и рады оказать ему услугу. По другим версиям, Энн-Маргрет уговаривала его поквитаться с Кеннеди с подачи своего приятеля из КГБ и на спусковой крючок нажал сам Элвис.Данте подождал, пока хохот немного стихнет.– Разумеется, это всего лишь сказка, цель которой – помочь нам преодолеть ужас перед лицом немыслимого. Похожие легенды зародились и после самоубийства секс-иконы Мэрилин, которую все считали счастливицей, и после исчезновения Элвиса – самого знаменитого певца в мире. Как вы знаете, существует множество теорий и относительно его смерти. Главная из них, конечно, состоит в том, что он до сих пор жив и находится в доме престарелых для неимущих артистов, как писал в своем романе Джо Лансдейл. Вторая – что его убил Джон Леннон из зависти к его успеху. Но не волнуйтесь, за его смерть отомстил Майкл Джексон. А кто-то еще – пока не знаю кто – в свою очередь отомстил за Леннона.Слушатели снова разразились смехом и аплодисментами. Довольный Данте предложил перейти к вопросам. Руку подняла студентка с пышной копной рыжих волос.– Согласно вашим словам, профессор…– Я не профессор, а лишь страстный почитатель конспирологии, – не упустил случая порисоваться Данте. Уж очень хорошенькой показалась ему девушка.– Извините. Согласно вашим же словам, господин Торре, предполагаемая связь ЦРУ с вашим похищением – тоже теория заговора. Ваша версия не подтверждена никакими достоверными доказательствами.Данте ожидал этого вопроса – без него не обходилось никогда.– Факт: Данте Торре – не мое настоящее имя, но за время моего заточения Отец стер всю мою память о прошлом и внедрил мне новые воспоминания. Я даже не знаю, действительно ли родился в Кремоне. Факт: у Отца были спонсоры, которых так и не удалось отследить, и связи в армейских кругах. Факт: оказалось невозможным установить личность сообщника Отца, который сейчас отбывает тюремное заключение и до сих пор известен нам только под прозвищем Немец. Факт: у ЦРУ был исследовательский проект «МК Ультра», изучающий манипулирование сознанием посредством экспериментов над людьми. Все остальное – вопрос дедукции.– Ребенком вы попали в руки психопата, который много лет продержал вас в заключении, – сказал другой студент. – Разве это не достаточное объяснение?– На мой взгляд, нет. Но я уже много раз говорил об этом, и мои слова ничего не изменили.– Эксперименты «МК Ультра» закончились еще в семидесятые, – сказала рыжеволосая студентка. – И ЦРУ никогда не проводило их на территории Италии. Трудно представить, каким образом мог быть с ними связан Отец.– Да, насколько нам известно, так и есть. Но знаем ли мы все? В тысяча девятьсот семьдесят третьем году директор ЦРУ Хелмс приказал уничтожить все документы, касавшиеся «МК Ультра». По мнению осведомленных лиц, то, что нам удалось узнать исходя из немногих сохранившихся бумаг и свидетельств, – лишь верхушка айсберга.– Однако вы так ничего и не доказали, и магистраты, расследовавшие гипотезу о связях Отца с какой-либо организацией, закрыли дело, – сказал еще один парень.Данте поднял руки, показывая, что сдается:– О’кей, о’кей. Вы правы. В том-то и проблема. – Он самоуничижительно наморщил нос. – Как в моем случае, так и в случае Кеннеди доказательств нет, а значит, и говорить не о чем. Сегодня я не пытался убедить вас верить всему или не верить ничему. Я лишь хотел, чтобы вы научились всегда задаваться вопросами. Если кто-то старается скормить вам готовую истину, откройте упаковку и загляните внутрь. И не важно, кто пытается кормить вас с рук – политики, пресса, полиция или такой, как я. Проверяйте. И всегда ищите собственные ответы. Это я и постарался сделать сегодня вместе с вами.Целью последнего высказывания было заслужить аплодисменты, и лекция действительно закончилась громовыми рукоплесканиями. Отойдя в угол двора, Данте обменялся парой слов со студентами, подходившими, чтобы пожать ему руку, и с притворным недовольством раздал желающим автографы. Явился и Кретин Дельи Уберти с оговоренной оплатой за лекцию. Капля в море. Придется снова разыскивать пропавших деток. Пока Данте мечтал о приличном кофе, который, по его мнению, умел варить только он сам, его взгляд упал на троих вошедших во двор мужчин. В одном из них он узнал Альберти, который в момент их знакомства был всего лишь новичком-патрульным, а двое его спутников, разумеется, также принадлежали к команде Коломбы.При мысли о ней Данте охватили самые противоречивые чувства, но, когда троица подошла к нему, прочесть что-либо по его лицу было невозможно.– Стоит позвонить своему адвокату? – спросил он.– Спокойно, господин Торре, – сказал Альберти, подавая ему руку. – Как вы?Данте посмотрел на его ладонь, не изъявляя никакого желания ее пожать.– Зачем бы вы ни явились, мне это неинтересно.– Госпоже Каселли нужна ваша помощь, – сказал Альберти.Данте постарался сохранить невозмутимость.– В полицейских делах?– Ну да.– Это не по моей части, так что, если позволите….Собравшись уходить, Данте потянулся за своим мобильником, оставшимся на скамье, где он раздавал автографы, но Эспозито оказался быстрее. Полицейский выхватил телефон и помахал им в сантиметре от его лица:– Не позволим. Звоните ей, или я наберу ее номер вашим носом.Данте презрительно взглянул на него:– С каких пор горилл принимают в полицию?Гварнери опустил руку сослуживца:– Прошу прощения, господин Торре. В отличие от меня мой товарищ воспитывался не в монастырском пансионе. Но дело срочное.Данте заметил, что все трое выглядят не только изможденными после участия в каких-то жестоких и кровавых событиях, но и сильно обеспокоенными. Его досада тут же сменилась любопытством, и он, вопреки запрету, закурил.– Сначала выкладывайте, – сказал он.2Через два часа после перестрелки исламский центр в Ченточелле попал под осаду. Улицу перекрывали бронефургоны, здание оцепили полицейские в защитном снаряжении. Около ста демонстрантов собралось на тротуаре через дорогу, дюжина очутилась в больнице, а еще полсотни – в наручниках. Не говоря уже о том, сколько народу шаталось по кварталу, поджигая мусорные контейнеры и разбивая витрины. Коломба не знала, от кого исходила утечка – возможно, язык распустил один из полицейских или медиков, – но новость о гибели имама произвела среди демонстрантов эффект разорвавшейся бомбы, вызвав крики и рыдания.И вспышку насилия.Беспорядки начались неожиданно, и Коломбе, как и всем присутствующим полицейским, пришлось отражать нападение в шлеме и с дубинкой в руках. Ничего подобного не случалось с ней с первых лет службы, когда она отвечала за восстановление общественного порядка на стадионах. Но если в те времена она без колебаний раскраивала головы футбольным фанатам, вооруженным ломами и коктейлями Молотова, то сейчас перед ней были отчаявшиеся люди, которые винили полицию в безнаказанном преступлении, и противостоять им оказалось гораздо сложнее.Когда демонстранты отступили, Коломба насквозь промокла от пота. Бросив окровавленную дубинку на землю, она укрылась в безалкогольном баре, где вещал старый радиоприемник. Партизанская война, вызванная полицейскими рейдами по исламским центрам и мечетям, развязалась не только в Ченточелле, но и во многих других итальянских городах. Раненых было не перечесть, а количество арестованных уже достигло трехзначных чисел. Появились и бригады самозваных патриотов, нападавших на каждого, кто не мог похвастать светлой кожей, и стайки беженцев, отбивающихся палками и стальными прутами. Коломба подумала, что, если террористы намеревались разжечь гражданскую войну, то им это удалось, и в очередной раз поняла, как сильно ей не хватает Альфредо Ровере. Ровере, возглавлявший мобильное подразделение до Курчо, умел создавать порядок из хаоса и придавал ей уверенности даже в самые тяжелые минуты. К несчастью, Ровере убил Отец, а перед смертью бывший начальник обманом заставил ее привлечь к расследованию Данте. Правильно ли он поступил? Оправдала ли цель средства? Коломбе до сих пор не удалось ответить себе на этот вопрос. В том-то и проблема с усопшими – объясниться с ними начистоту невозможно. Оставалось лишь примириться с прошлым внутри себя, а ей такие подвиги духа давались нелегко.Чувствуя растущую потребность в добром слове или стаканчике спиртного, Коломба увидела, что через кордон проходит все полицейское начальство во главе с магистратом Спинелли. Она встала и собралась было поздороваться со старой знакомой, когда находившийся в числе новоприбывших Сантини без единого слова оттащил ее в подсобку, заставленную ящиками с напитками и коробками восточных сладостей. Он закрыл дверь и прислонился к ней, словно ожидая, что Коломба бросится бежать.– Твою мать! Я же просил тебя не напортачить! – побагровев от злости, прошипел он.Коломба вызывающе посмотрела на него. Витающие в воздухе ароматы глутомата и кориандра казались ей запахом пороха.– И как же я напортачила?– Ты еще спрашиваешь? Обращалась с Инфанти как с недоумком, выделывалась перед спецназовцами! – Сантини сшиб со стола старенький калькулятор. Корпус раскололся надвое, и по полу покатились батарейки. – Благодаря твоему гениальному вмешательству у Инфанти дырка в лице, а у нас на руках двое покойников, которых мы даже вынести отсюда не можем без помощи спецназа!На секунду Коломба отключилась. Только что она разглядывала трещину в кафельной плитке, а в следующий миг уже трясла Сантини за лацканы плаща.– Да! – заорала она ему в лицо. – У нас двое покойников, на месте одного из которых могла оказаться я!– Убери руки!Но Коломба словно не слышала. Она уже не могла перестать кричать.– Мне пришлось убить человека, понял?! Я убила двадцатилетнего паренька! А ты являешься сюда и орешь? Какое же ты дерьмо!Сантини оттолкнул ее, и она приземлилась на картонные коробки со спагетти.– Убери руки, замначальника Каселли! – ледяным тоном сказал он. – И убавь громкость. Меньше всего я хочу, чтобы все поняли, что ты свихнулась.Коломба вскочила как напружиненная и бросилась бы на него снова, если бы ее не удержала последняя искорка разума. Она остановилась, со сжатыми кулаками глядя на Сантини и порывисто дыша сквозь стиснутые зубы.– В подвале прятался преступник с ружьем. По-твоему, это моя вина?– Знаешь, почему он прятался? – спросил Сантини таким тоном, будто говорил с умалишенной. – Потому что вступил в силу приговор суда. Хоссейна осудили за торговлю наркотиками, на которой поймали еще шесть лет назад! Если бы ты не сунулась куда не надо, парень до сих пор был бы в бегах и, возможно, снова наделал бы глупостей. Но не расстрелял бы Инфанти и имама. А нам бы не пришлось подавлять целый мятеж.– Столкновения с полицией происходят сейчас по всей Италии, – сказала Коломба. – Волнения вызываю не я, а операция «Решето».Сантини фыркнул:– Я тебя умоляю! Хочешь сделать мир лучше? Подайся в миссионеры. В полиции существуют правила.– Сам-то ты не больно их придерживаешься, – пробормотала Коломба, когда ее бешенство уступило место чувству вины.– Каселли, я ни разу не отступал от правил с тех пор, как меня перевели в мобильное подразделение. Я учусь на своих ошибках. – Сантини закурил. – А ты постоянно совершаешь новые. – Он выпустил дым из ноздрей, напомнив Коломбе сказочного дракона. Костлявого, усатого дракона. – Какого черта на тебя нашло, могу я узнать? Ты всегда была занозой в заднице, но раньше хотя бы умела вовремя остановиться, иначе не сделала бы карьеру. А сейчас превратилась в посмешище.Сгорая от ненависти к самой себе, Коломба почувствовала, что краснеет.– Ты все сказал?– И последнее: никто не захочет взять на себя ответственность за случившееся. Тем более те, кто нас сюда послал. Смерть Хоссейна никого не волнует, но гибель имама может вызвать дипломатический скандал во всем мусульманском сообществе. Если бы Инфанти не подстрелили, отчитываться пришлось бы ему, но теперь начальство пойдет на все, чтобы выставить его жертвой, а не идиотом.– Значит, я в полном дерьме.– Браво! И выбирай слова, когда будешь говорить со Спинелли. Если ты не готова поклясться, что Хоссейн и имам бредили священной войной и напали на тебя с именем халифа на устах, лучше притворись, что ничего не помнишь от потрясения.– Я скажу правду, и точка. – Коломба закусила губу. В голове отдавались слова имама: «Все это обман». – Мы можем быть уверены, что в смертях в поезде виноваты мусульманские террористы?– А ты разве ролик не видела?– Кто угодно может объявить себя воином ислама, но это еще не значит, что так и есть.– Ради бога, не пори чепуху! – вышел из себя Сантини. – Саперы нашли в других поездах еще три баллона с газом. Кому такое под силу, кроме гребаных игиловцев?– Но почему никто не погиб? – растерянно спросила Коломба.– Потому что мы вовремя остановили железнодорожное сообщение. Вероятно, они подложили все баллоны прошлой или позапрошлой ночью, когда составы стояли в депо на миланской станции Чентрале. Но пока это только гипотеза.– Записи с камер наблюдения что-то показали?– Нет. За станциями наблюдают через пень-колоду. От камер только и пользы, что они отваживают бомжей. Но с чего ты засомневалась, что это ИГИЛ?Прежде чем Коломба придумала правдоподобный ответ, на экране ее мобильника появилось желтое привидение «Снэпчата», уведомляющее о звонке. Этим приложением пользовался только один ее знакомый. Он же без разрешения установил его на ее телефоне. «Снэпчат» шифровал звонки, за что был горячо любим барыгами и тинейджерами, увлекающимися сексом по телефону.– Это личный звонок, – сказала она Сантини. – Ты не мог бы оставить меня на минутку?Сантини всплеснул руками.– Что ты, что ты, разумеется! – раздраженно сказал он. – Но помни, что я тебе сказал.Полицейский вышел, и Коломба вдруг поняла, что он по-своему за нее волнуется. Это открытие застигло ее как гром среди ясного неба. Снова закрыв дверь, она уселась на один из ящиков с напитками.– Спасибо, что позвонил, Данте, – сказала она в трубку.– Твои люди не оставили мне выбора, – холодно ответил тот. – В следующий раз звони мне напрямую.– И ты возьмешь трубку?– Не обещаю.– Значит, ты понимаешь, почему я так поступила.На несколько секунд повисла неловкая тишина.– Ты в порядке? – наконец спросил он, внезапно вспомнив о манерах.«Нет».– Да-да, все о’кей. Но мне нужна твоя помощь.Данте сидел на капоте припаркованного перед университетом полицейского автомобиля. В нескольких метрах от него три амиго разглядывали проходящих мимо студенток и оценивали их в зависимости от размера груди.– Да, об этом я догадался, КоКа. – Этим ласковым прозвищем называл ее только Данте. В его устах оно звучало естественно.Они снова помолчали.– Видел ролик, где террористы берут на себя ответственность за трагедию в поезде? – спросила Коломба.– Пока нет.– Похоже, ты такой один на всю страну. Можешь посмотреть? Пожалуйста.– Прямо сейчас?– Да.– Не хочешь объяснить зачем?– Они рассказали тебе про имама?– Да.– Его слова меня встревожили. Только и всего. Пожалуйста, посмотри видео и перезвони.Данте фыркнул.– Рад стараться, – сказал он и положил трубку.В дверь постучали.– Входите, – сказала Коломба.Один из полицейских пришел сообщить ей, что ее ждет магистрат. Коломба сказала, что ей нужно еще несколько минут. Увидев ее мокрые от слез щеки, агент без лишних вопросов ретировался.Тем временем Данте сел в позу лотоса и достал из папки ноутбук.– Какого черта вы исполняете? – спросил Эспозито, на секунду оторвавшись от созерцания девушек. – Ритуал вуду?– Тсс… Не мешай ему работать, – сказал Альберти, который был великим почитателем Данте.Его кумир надел наушники и запустил ролик. Через несколько секунд он понял, почему Коломба попросила его посмотреть видео, а через минуту пожалел, что согласился. Он прогнал его дважды, а потом и в третий раз – уже на медленном воспроизведении и без звука.– Дай мне свой ответ, – сказала Коломба, когда Данте ей перезвонил.– Это лишь предварительный анализ… Да и качество картинки оставляет желать лучшего…У Коломбы сжались легкие.– Да говори же!– О’кей. Что-то тут нечисто.Коломба тоскливо вздохнула.«Вот дерьмо», – подумала она.– Что?– Эти двое. Они плохо говорят по-арабски. Это понятно уже по тому, как они произносят имена своих богов-покровителей. Судя по ногтям, мозолям и форме рук, парни занимаются тяжелым низкоквалифицированным трудом. Они недостаточно образованны, чтобы изготовить такой газ.– Может, газом их кто-то обеспечил, – предположила Коломба.– Газ был изготовлен в домашней лаборатории, а значит, скорее всего, на территории нашей страны. Если бы они купили его на черном рынке, то выбрали бы более сильное и стабильное вещество, например нервно-паралитический газ или С-четыре.– Барт говорит то же самое. Она занималась экспертизой тел погибших в поезде.– Значит, сомневаться не приходится. – Авторитет Бартоне был для Данте непререкаем. – Как видно по их одежде и дешевой простыне, они малограмотны и малообеспеченны, что роднит их со многими шахидами и камикадзе. Но не с подпольщиками, которые намерены оставаться в деле надолго. Подпольщики обычно имеют высшее образование и являются выходцами из привилегированных классов. Среди них много инженеров. Зато бедняки вроде этих двоих идут на пушечное мясо.– Значит, у них есть главарь, который изготовил газ и научил их, как себя вести.– Странный главарь. Главарь, который доверил им сделать публичное заявление, вместо того чтобы заняться этим самому. Одно дело – мученические ролики, а другое – программный манифест. Их всегда оглашают главари. Есть вопрос и поважнее, – с необычной для себя сдержанностью произнес Данте. – У каждой религии имеются свои отличительные особенности, но многие, в том числе ислам, предусматривают поясные и земные поклоны. Основой намаза является ракаат – последовательность строго определенных движений. Ты поднимаешься на ноги, садишься на пятки, про…– Данте, пожалуйста, я, вообще-то, тороплюсь…– О’кей, о’кей. Верующий не должен задумываться, как вести себя во время молитвы, его движения машинальны. Машинальные движения человек обычно воспроизводит и в других обстоятельствах. Когда люди, воспитанные в католических традициях, произносят: «Умоляю», то часто сводят ладони вместе, как будто и правда молятся. При мысли о Всемогущем мусульмане обычно наклоняются. Глубина поклона зависит от набожности, но нужно понимать, что речь идет о микродвижениях. – Данте прикурил сигарету от окурка предыдущей. – Восхваляя Аллаха, пророка и халифа, ребята из видеоролика стояли прямо, словно кол проглотили. Они фальшивые, как деньги из «Монополии». Не знаю, за какие достоинства их мог выбрать главарь, но уж точно не за веру. А это заставляет усомниться и в вере главаря.– Может, их завербовали второпях. Как того типа в Ницце.– От того парня требовалось умение водить грузовик, а не подключать газовый баллон к вентиляционной системе. Чувствуешь разницу в уровне подготовки?Коломба закрыла глаза:– По словам имама, все это обман.– Возможно, он кого-то покрывал.– В последнюю минуту жизни? Имам сказал, что Хоссейн… Парень, которого… – Она беспомощно запнулась.– Который погиб, – выручил ее Данте. – И раз уж мы об этом заговорили, это не твоя вина.– Спасибо за понимание, – отрезала Коломба. – Он сказал, что Хоссейн испугался, потому что знал их и боялся, что его тоже во все это впутают.– Допустим, так и есть. Зачем тогда они убили этих людей? Они совершенно точно родом с Ближнего Востока. Зачем им развязывать охоту на арабов?– Не знаю… Мало ли психов, – сказала Коломба.– Около семидесяти процентов мирового населения – психи, и большинство из них носит форму.Прежде чем ответить, Коломба мысленно посчитала до десяти. Сейчас ей было не до споров.– Данте…– Я не тебя имел в виду. Поговори с магистратом, расскажи ей, что знаешь. Если надо, я дословно повторю свои выводы полицейским.– Это ни к чему не приведет. В наших кругах ты пользуешься дурной славой. Твое мнение не примут, даже если ты скажешь им, который час.– Я уже доказал, что мне можно верить, – оскорбился Данте.– Это было до того, как ты объявил, что правительство и все государственные организации кишат цэрэушниками.– Мои слова извратили. – (Интервью, опубликованное в одном из популярнейших новостных изданий, вызвало немалый скандал и даже несколько парламентских запросов, которые окончились ничем.) – По крайней мере, отчасти.– Во-вторых, я и сама пользуюсь не слишком большим доверием.– Разве ты не любимица шефа?Коломба посчитала до двадцати.– Нет, Данте. Не любимица. Мне было нелегко вернуться на службу, и многие из моих сослуживцев не очень-то довольны моим возращением.– А ведь я тебя предупреждал.– Пожалуйста… Я не хочу ссориться. Не сейчас.Данте немного расслабился:– Прости, ты права. Уверена, что тебя не послушают, если будешь настаивать?– Может быть, в конце концов ко мне и прислушаются. Но я не знаю, сколько времени на это уйдет. По сути, расследованием теракта занимается целевая группа, без одобрения которой не пройдет ни одна операция. Представляешь, чего стоит убедить этих болванов из спецслужб, что они ошибаются? А без согласования с ними магистрат не сможет принять ни единого решения.– Да уж, – протянул Данте.– Не говоря уже о том, что, если ошибаемся мы, я не только подставлюсь сама, но и подставлю шефа и все мобильное подразделение.– О’кей, понял. Но я не вижу проблемы. Этих двоих вы все равно рано или поздно найдете. За плохими парнями охотятся сотни копов.– Если построить все расследование на неверной предпосылке, можно потерять очень много времени, – сказала Коломба. – Если эти двое не связаны с исламскими радикалами, к тому времени, как мы на них выйдем, их и след простынет. Или они убьют кого-нибудь еще. Я должна предоставить магистрату неопровержимые доказательства.– Удачи.– Я здесь застряла.Поняв, что от него требуется, Данте почувствовал, что ему срочно необходимо пропустить стаканчик, и, пожалуй, не один.– КоКа… Ты серьезно просишь, чтобы я стал ищейкой вместо тебя?– Нет, я только прошу, чтобы ты занялся тем, что умеешь лучше всего, – розыском пропавших.– Пропавших, а не террористов.– Только ты можешь их найти с теми крупицами информации, которые у нас есть.– Ты меня подмазываешь?– Есть немного, – признала Коломба. – Но поверь мне, если я обратилась к тебе после всего, что произошло, значит у меня не было другого выхода.Данте усмехнулся и еще немного оттаял.– Не очень-то приятно такое слышать.– Честно говоря, ты также мой лучший кандидат. Бывают и такие совпадения.Раздираемый противоречивыми чувствами, Данте на несколько секунд задумался.– Ну, я мог бы взглянуть на друзей Хоссейна, – неохотно сказал он. – На тех, что сейчас не под микроскопом у твоих коллег, то есть на умеренных мусульман и атеистов. Судя по произношению, оба парня выросли в Риме. Но я ничего не смогу сказать с уверенностью, пока не познакомлюсь с ними лично. Ну а что до доказательств, посмотрим, не всплывет ли что.– О’кей, спасибо. Правда.– Да-да, хорошо. И как мы это сделаем?– Моя команда останется с тобой. Ребята помогут тебе в поисках и будут тебя защищать. Но если запахнет жареным, мы тебя вытащим, хорошо? Не хочу подвергать тебя опасности.Данте покосился на трех амиго: олуха, который только и мечтал отличиться, депрессивного зануду и вояку, который распускал руки.«А кто защитит меня от них?» – подумал он.– Ладно, раз уж иначе никак. Я предпочел бы иметь дело с тобой.– Не знаю, насколько я бы тебе сейчас пригодилась. – Коломба потерла глаза. – Я тут недавно психанула.Стоило Данте услышать, как дрогнул ее голос, и его броня окончательно треснула.– Приступ паники? – мягко спросил он.– У меня их не было с тех пор, как умер Отец. Я надеялась… что поправилась. Но я снова начала задыхаться… и у меня опять появились галлюцинации.Данте решил оставить свое мнение при себе. Он считал, что Коломба никогда не поправится. Урон нанесен, течь открылась, и задраить ее уже невозможно. По крайней мере, так случилось с ним самим. Он останется порченым товаром на всю жизнь.– КоКа, кончай со всем этим, – сказал он. – Жизнь тебе задолжала, обналичь чек.– Не могу. Представь, каково мне будет, если я все брошу, а потом что-то случится, – еле слышно сказала Коломба. – Позови Эспозито, я сообщу ему, о чем мы договорились.– Попроси его, пожалуйста, чтобы не стрелял во все, что движется.– Дай ему трубку.Данте передал телефон Эспозито и улегся на капот, глядя в ясное небо.«Почему я все время ведусь?» – спросил он себя. Вопрос был риторическим, и ответ на него он прекрасно знал.После разговора с Коломбой три амиго минут десять совещались между собой и наконец подошли к нему.– Не то чтобы мы вам не доверяли, – сказал Гварнери. – Но мы не совсем поняли, чем вы можете помочь. Эксперты анализируют ролик целый день, а вы посмотрели его в течение пяти минут.– Госпожа Каселли вам не сказала? Я волшебник.Троица без выражения уставилась на него.«Какая неблагодарная публика», – подумал Данте.– Я хорошо узнаю людей. И умею их находить, – сказал он.– Это даже я знаю, – сказал Эспозито. – Но у тех парней были закрыты лица… Не слишком ли много вы на себя берете?– Открою вам секрет: лица не мой конек. Я даже с трудом их различаю. – Это заявление не совсем соответствовало истине, по крайней мере с тех пор, как Данте повзрослел, но так история лучше звучала. – Вы же знаете, что меня похитили? На протяжении тринадцати лет единственным человеком, которого я видел, был Отец. Он всегда прятал лицо. Приходилось определять его настроение по телодвижениям, и я неплохо разобрался в языке тела. И научился видеть то, чего остальные обычно не замечают.– Например? – спросил Эспозито.– У вас змея на шее, – сказал ему Данте.– Чушь собачья!– Да, чушь, но вам тут же захотелось проверить. Ваше сознание блокировало это действие – иначе вы бы выглядели глупо. Но у тела есть собственный мозг, распределенный между тысячами километров нервных волокон. На наши жесты и движения оказывают влияние самые разные факторы, например образование, среда и возраст, но они не менее уникальны чем отпечатки пальцев. Если завтра я встречу вас с закрытым капюшоном лицом, будьте уверены, я вас узнаю. В том числе и благодаря тому, что, играя в футбол, вы порвали мениск.У Эспозито отвисла челюсть.– Как вы узнали?– Это видно по походке. А что до футбола… По вам не скажешь, что вы увлекаетесь художественной гимнастикой.Эспозито невольно расхохотался и повернулся к Альберти:– Он всегда такой?– Всегда, – ответил молодой человек, гордясь своим знакомством с Данте.– О’кей. У нас есть три-четыре часа, прежде чем господин Сантини заметит наше отсутствие и вызовет нас в участок, – сказал Гварнери. – Успеете совершить чудо?«Как бы не так», – подумал Данте. Но разочаровывать публику он не привык.– Вот увидите, – сказал он.3Следующий час Данте провел, запершись в машине трех амиго: несмотря на боязнь замкнутых пространств, пребывание в автомобиле он вполне мог выносить, если только тот не находился в движении. Он разлегся на заднем сиденье, упираясь одной, обутой в шипованный крипер ногой в подголовник переднего, а другой – в заднее стекло, и лихорадочно стучал здоровой рукой по клавиатуре ноутбука, проклиная черепашье интернет-соединение через модем мобильника.Не обращая никакого внимания на дым, ставший таким густым, что слезились глаза, Данте курил одну сигарету за другой. Он блуждал по соцсетям, проверяя немногие имена, которые трое амиго выудили из полицейских отчетов о знакомых и сообщниках Хоссейна в период торговли наркотой, когда тот еще не обратился к религии и не начал посещать мечеть в Ченточелле.Никто из них не походил на парочку из видеоролика. Тогда Данте занялся самим Хоссейном, прибегнув к помощи слегка нелегального программного обеспечения, которое хранил в зашифрованном разделе жесткого диска.Первым делом он обратился к всемирной телефонной книге – «Фейсбуку». Ни один из шестидесяти друзей погибшего не напоминал телосложением самопровозглашенных воинов джихада, и Данте начал листать и анализировать все посты Хоссейна. Его страница явно принадлежала истинно верующему – ни голых задниц, ни приколов, ни игр, ни ссылок на порнографические сообщества и группы знакомств. Только снимки в компании друзей, невинно развлекавшихся купанием или курением кальяна, и женщин в паранджах – очевидно, пожилых родственниц. Табуны скачущих коней. Цветы. Закаты. Мечети. Безобидные стихи из Корана, в которых не содержалось призывов карать неверных.Прокрутив ленту вниз, Данте нашел переписку двухлетней давности, в которой кузен Хоссейна, помимо прочего, спрашивал, почему тот больше не обновляет свой сайт, и прилагал к сообщению гиперссылку. Данте скопировал ее в браузер и попал на веб-страницу, которая отсутствовала на первых страницах результатов поиска в крупных поисковиках. То была заброшенная три года назад личная страница на сайте с агрессивной рекламой, тоже под завязку набитая лошадьми и закатами. Не обошлось и без очередной суры из Корана о чудесах природы. Ничего стоящего. Придется копнуть поглубже.Альберти открыл дверцу со стороны водителя, и его тут же окутало облако дыма. Разогнав дым руками, он сел за руль:– Все хорошо, господин Торре?Данте досадливо поднял взгляд:– Ты что, вытянул короткую спичку?– Простите?Данте возвел очи к небу и мягко, как ребенку, пояснил:– Твои товарищи отправили тебя на разведку?– Н-нет, что вы… – солгал Альберти. – Можно спросить, чем вы занимаетесь?– Я ищу кого-то, с кем перестал общаться Хоссейн. Большое преимущество Интернета в том, что здесь сохраняется все.– Возможно, они не дружили.– Если верить предсмертным словам имама, Хоссейн узнал этих двоих по видеоролику, а значит, был их близким другом.– Или таким, как вы.– А ты изменился к лучшему за время моего отсутствия.На зарумянившихся щеках Альберти проявились веснушки.– Нашли что-нибудь?Данте повернул к нему ноутбук и продемонстрировал страницу Хоссейна.– Знаешь, что такое исходный код веб-страницы?– Инструкции относительно ее оформления, цвета и так далее.Данте одобрительно кивнул:– А ты сегодня в ударе! Исходный код содержит информацию, не визуализированную на экране. Например, имя разработчика и название программы для веб-дизайна…– И там есть что-то полезное?Глаза Данте заблестели.– В нашем случае это старый адрес электронной почты Хоссейна. Провайдер давно загнулся. Я не могу просмотреть содержимое ящика без помощи почтовой полиции, но, если забить адрес в поисковики соцсетей, возможно, всплывет его аккаунт.Одна из его не совсем легальных программок позволяла проверить сразу все соцсети, включая те, что закрылись или дышали на ладан.Полученный через несколько секунд результат оказался для Данте неожиданностью.– Смотри-ка, «MySpace», – сказал он. «MySpace» был одной из первых соцсетей «Веб 1.0», которой до сих пор пользовались некоторые особенно страстные любители музыки.– Вот так совпадение! – отозвался Альберти. – У меня тоже там аккаунт.Данте передал ему ноутбук:– Тогда зайди через свой аккаунт, чтобы мне не пришлось создавать новый. Хоть рука пока передохнет.Альберти повиновался. Страница, заведенная им под псевдонимом Руки Блу, содержала сотню музыкальных сэмплов, которые он сочинял по ночам. Он не терял веры, что служит в полиции временно и однажды сможет целиком посвятить себя сочинению музыки. Сочинению, а не исполнению – сцены Альберти боялся. Молодой человек кликнул на одну из композиций, и салон наполнила электронная музыка.– Нравится?Данте пришел в ужас:– Разве мы не торопимся?– Могу сделать потише.– Нет.Альберти выключил музыку и зашел на страницу Хоссейна.– Он не заходил сюда четыре года, – прочел он.Данте задумался: выходит, Хоссейн не посещал сайт с тех пор, как выложил аватарку, на которой красовался в берете «Черных пантер».– Его старая жизнь, – сказал он.– Но почему он не удалился? – спросил Альберти.– Скорее всего, просто забыл. Аккаунт привязан к старой почте, и Хоссейн не видел уведомлений. Что еще тут есть?– Посмотрим… – Альберти начал прокручивать страницу вниз, а Данте еще привольнее разлегся на сиденье и закурил последнюю сигарету в пачке: неплохо, когда у тебя есть личный помощник. – Помимо фото, Хоссейн выложил три танцевальных микса. Хотите послушать?– Ни за что на свете.– У него в друзьях несколько диджеев. Арабы, американцы… Проверить их?– Только если совсем отчаемся. Есть среди них итальянцы или резиденты Италии?– Мм… Человека три-четыре.– Вот их и посмотрим.– Двоих диджеев я знаю. Они не очень знамениты, но неплохо сводят. Хотите…– Нет. Дальше?– А вот какой-то дилетант. Не выложил ни одного трека, кроме единственного прошлогоднего видеоролика. Живет в Риме.– Посмотрим, – выпрямился Данте.Альберти щелкнул по ролику, снятому на мобильник чьей-то трясущейся рукой. Человек десять танцевали под техно на квартирной вечеринке. Перед объективом извивался худощавый паренек в диджейских наушниках и с бутылкой явно не халяльного пива в руке. Данте перевел воспроизведение в замедленный режим, сосредоточившись на движениях его рук и головы.– Возможно, это он.Альберти выпрямился так быстро, что стукнулся головой о крышу машины.– И вы так запросто это говорите?– Я сказал «возможно». Попробуйте выяснить, кто он такой.Альберти выскочил из автомобиля, и три амиго схватились за телефоны, упрашивая об одолжении всех знакомых коллег. Как выяснилось, подавшимся в балет диджеем, зарегистрированным в «MySpace» под ником Муста, был Мохаммед Фауци – итальянский гражданин, рожденный в Риме в семье Хамзы Фауци и Марии Аддолораты Пьомбини. Двадцатипятилетний Муста имел судимости за пьяную драку и хранение наркотических средств с целью сбыта, а однажды был оштрафован за вандализм: парень оставил свой тэг на стене муниципального здания. Ни о каких подозрительных связях Фауци – ни с преступниками, ни тем более с исламскими экстремистами – полиции не было известно.Данте изучил его фотографии, сделанные при задержаниях, на своем айпаде.– Теперь вы убедились? – спросил Эспозито.– Пока я знаю не больше, чем раньше, – ответил Данте.Социальные службы сообщили им, где работал Муста, а отдел по борьбе с наркотиками – где его взяли за торговлю гашишем. Оба места находились на окраине, в квартале под названием Малаволья. Все четверо набились в провонявший табаком автомобиль и со включенной сиреной поехали по римским улицам. Хотя погода испортилась, стекла пришлось опустить: Данте желал, чтобы его обдувал ветер. Он ехал, зажмурившись и ухватившись обеими руками за ремень безопасности, и принимался стонать всякий раз, как машина разгонялась больше чем до сорока километров в час. Через каждые пару километров он требовал остановиться и выходил, чтобы успокоиться и размять ноги, а во время остановок изучал социальные сети Мусты: скорее всего, мальчишке и в голову не приходило кого-нибудь прикончить. Данте не умел читать мысли, тем более по фотографиям в «Фейсбуке», и все-таки не мог представить, как этот паренек нажимает на кнопку, активируя баллон с цианидом.– По-вашему, он похож на террориста? – словно угадав, о чем он думает, спросил Гварнери. – Этот барыга и пьяница?– Религия может воспламенить кого угодно, – ответил Данте.Только вот Муста нисколько не походил на фанатика, и раскопанная им информация вовсе не заставляла подозревать парня в неуравновешенности. И все же Данте был уверен, что не ошибается. Осанка у Мусты была точь-в-точь как у одного из террористов – того, что был пониже ростом и хуже говорил по-арабски.Расспросы в транспортно-экспедиционной компании, где Муста работал грузчиком, и в иммигрантском баре, где его задержали с гашишем, ничего не дали, но моложавому Альберти удалось выдать себя за его приятеля и, не вызвав подозрений, разузнать, что Мусту не видели уже пару дней. Оставалось навестить его по месту жительства – в муниципальном доме на двести тесных, как соты, квартир, большинство жильцов которых занимали их нелегально. С ним проживали брат Марио Нассим и мать – служащая машиностроительной компании. Его отец вернулся в Марокко, когда Муста был ребенком, и с тех пор семья его не видела.Они припарковались недалеко от дома, похожего на обожженный солнцем бетонный холм. Перед заставленным велосипедами входом в подъезд, дожидаясь ужина, с адским гвалтом играла ватага детей всех народов. На улице, идущей вдоль заросшей сорняками пустоши, стояло еще шесть почти неотличимых домов. В радиусе километра не горело ни одной вывески магазина или бара, и зрелище напомнило Данте местную версию антиутопии «Побег из Нью-Йорка».Эспозито взял его под локоть и оттащил на несколько шагов от остальных.– Нам с вами нужно кое-что прояснить. Фауци может быть вооружен, и нам необходимо соблюдать осторожность. Согласны?Данте кивнул.– Здесь живут в основном негры и цыгане. Совать нос в чужие дела не в их интересах, – продолжал Эспозито. – Но если они увидят, как мы вышибаем дверь, то могут и вызвать полицию. Ясно?– Вы хотите быть уверенным, что риск оправдан.– Если Фауци – тот, кто нам нужен, нам и слова никто не скажет, но, если он ни в чем не виноват, у нас будут проблемы.Данте замялся. Еще не поздно было прекратить это безумие и избавить их всех от уймы неприятностей. Но он уже взялся за дело, и гордость не позволяла ему отступить.– Я вполне уверен в своей правоте, – наконец сказал он. – Но если бы я никогда не ошибался, давно стал бы богатым человеком.Эспозито хитро прищурился:– Говорят, вы немало дерете за консультации.– Недостаточно, – ответил Данте. Не говоря уже о том, что он не работал несколько месяцев.Эспозито закурил и, не сводя глаз с подъезда, предложил ему сигарету. Данте на миг увидел его таким, каким тот был в молодости, прежде чем собственные недостатки пустили жизнь инспектора под откос.– Что будем делать, если Фауци нет дома? – спросил он.– Нам хана, если не найдем в квартире ничего стоящего.– Например, баллон с цианидом?– Было бы идеально.Эспозито подошел к сослуживцам. Альберти уже успел поболтать с соседскими детьми и выяснил номер нужной квартиры.– Тринадцатый этаж, первая дверь от лифта.Вынув из кобуры пистолет, Эспозито передернул затвор и спрятал пушку во внешний карман куртки.– Пошли.Двое его товарищей тоже зарядили пистолеты. У Альберти тряслись руки.– Так и пойдем без бронежилетов? – спросил он.– Хочешь спалиться прежде, чем войдешь в дверь? – спросил Эспозито.– А вдруг он поджидает нас с «калашниковым»? – спросил Гварнери.– Вот именно. Если мы явимся в жилетах, он будет целиться в голову.– Я все равно надену, – заявил Альберти, направившись к автомобилю, и товарищи тут же решили последовать его примеру.Когда Гварнери и Эспозито вошли в подъезд, Данте придержал Альберти за локоть.– Уверен, что готов? – спросил он молодого человека. – Ты и так через многое прошел.Альберти поморщился.– Вот именно. Я хочу видеть, чем все закончится, – сказал он и исчез в подъезде.«А я – нет», – подумал Данте. У него сложилось стойкое впечатление, что концовка ему не понравится.4Три амиго поднялись на лифте на двенадцатый этаж и, стараясь двигаться как можно тише, преодолели последний пролет пешком. На пропахшей готовкой лестнице дети не играли, и покой нарушал только гулко отдающийся в шахте шум телевизоров и стереосистем.На площадке Эспозито достал оружие и, держа его в обеих руках, нацелил на дверь, а Гварнери подпрыгнул и ударил ногами по двери рядом с замком. Дверь с треском распахнулась. Гварнери приземлился на ноги и, выставив перед собой пистолет, вбежал в квартиру. Сослуживцы бросились за ним.– Стоять! Руки вверх! – хором закричали они тем, кто, возможно, находился внутри.Из комнаты на неверных ногах вышел окутанный облаком гашиша двадцатилетний растаман в майке и трусах, весящий раза в два больше подозреваемого.– Э? – успел сказать он, прежде чем Эспозито одним ударом сшиб его на пол.Прошло десять минут с тех пор, как полицейские вломились в квартиру. Данте, до колик нервничая, дожидался у подъезда. Наконец лифт зашумел, и во двор вышел Альберти. От бронежилета он уже избавился.– Его нет дома, – сообщил молодой человек.– Столько трудов понапрасну. А как насчет подозрительных баллонов?– Пока ничего не нашли. Но там его брат. Говорит, ему ничего не известно. Будем благодарны, если вы сможете подняться и помочь. Если можно, поскорее.Данте заглянул в разинутую пасть темного подъезда.«Господи, а я-то надеялся этого избежать», – подумал он.– Включи везде свет.– В квартире?– В здании. Поднимемся на своих двоих.– На тринадцать этажей?– Если ты думаешь, что я могу подняться туда в подвешенной на тросы железной коробке, ты сильно ошибаешься. – Достав пару таблеток ксанакса, Данте раздавил их между двумя монетками и под негодующим взглядом Альберти втянул в себя порошок. – Так быстрее подействует.– Ну, раз вы так говорите… – неуверенно произнес парень.Препарат словно пыльным мешком прибил Данте уже на втором этаже. Тело будто очутилось в свинцовом скафандре, а мысли ползли как улитки. Шевелить ногами становилось все тяжелее, и следующие двадцать маршей Альберти пришлось протащить зажмурившегося, бессвязно мямлящего Данте на себе.Когда они с ноющими ногами ввалились в квартиру Фауци – двухкомнатную каморку площадью пятьдесят квадратных метров с развешенными по стенам дешевыми картинами и фотографиями, – им показалось, что там пронесся ураган. Повсюду были разбросаны одежда, книги и грошовые безделушки.– А вы не больно-то торопились, – сказал Эспозито, заметив их на пороге.Он разрезал кухонным ножом обивку дивана. Их с Гварнери бронежилеты валялись в куче разобранной мебели. На полу в коридоре со скованными за спиной руками лежал брат Мусты Марио Нассим. Из носа у него шла кровь, а все тело покрывали псевдоблатные татуировки, которые наделали бы ему немало проблем в тюрьме.Оглядевшись по сторонам в надежде, что у него ксанаксные галлюцинации, Данте вошел в комнату, которую делили братья. Спальня превратилась в свалку распотрошенных матрасов и разобранных спортивных тренажеров, которые были свалены в углу вместе с DVD-дисками, фигурками супергероев и какими-то объедками. Там же лежала явно не подлежащая восстановлению приставка «Плэйстейшн-3».– Вы всегда проводите обыск таким образом? – спросил он, еле шевеля картонным языком.– Да, если торопимся, – отозвался Гварнери, вытряхивая содержимое из последнего ящика шкафа. – Вы чем-то недовольны?Данте был недоволен многим – прежде всего самим собой.– Что-нибудь нашли?– Только пыль и микробы.В комнату с мрачной физиономией вошел Эспозито:– Такая же фигня. А значит, нам должен помочь наш новый приятель. – Эспозито наклонился над мальчишкой в наручниках, который распластался по полу, как стопятидесятикилограммовый шмат салями. Из-под его сползших трусов торчали огромные волосатые ягодицы. – Ты мусульманин, Марио?– А что, похож на харе-кришну? – отозвался тот.Эспозито отвесил ему подзатыльник:– Не умничай и отвечай на вопросы. Ты мусульманин?– Да.– А как насчет твоих дружков, которые убили столько народу в поезде?– Они мне не дружки.– А твой брат? Он тоже мусульманин?– Он иногда молится.– Где он?– Говорю же, не знаю. Он уехал на работу и еще не возвращался.– На работу он не ходил, умник.– Мне он ничего об этом не сказал.Эспозито выпрямился и подозвал Гварнери:– Помоги отнести его в ванную.Глаза парнишки расширились от ужаса.– Что вы хотите со мной сделать?– Искупаем тебя. Может, побелеешь. – Эспозито и Гварнери подхватили его под руки. Мальчишка попытался вырваться, но Эспозито двинул ему локтем под дых, и тот упал бы, если бы его не поймал Гварнери.– Вздумаешь брыкаться, только хуже будет, – сказал ему полицейский.Часть Данте советовала ему не вмешиваться. Если брат террориста отказывается сотрудничать, легкая трепка – самое малое, что может с ним случиться. Но то была лишь крошечная его часть.– Отпустите его, – сказал он.– Не волнуйтесь, это наша работа, – откликнулся Эспозито.– Я сказал, отпустите его. Я не шучу.Эспозито бросил мальчишку и подошел к Данте вплотную:– Этот урод узнает, что мы его навещали. Либо берем его сейчас, либо прости-прощай.Данте спрятал руки в карманах, чтобы скрыть дрожь.– Вы правы. Но ваши методы неприемлемы.– Если вам не нравятся наши методы, можете проваливать, откуда пришли.Поняв, что необходимо сменить тактику, Данте обратился напрямую к парню:– Господин Фауци… У меня есть очень толковый и въедливый адвокат. Я помогу вам составить заявление о жестоком обращении со стороны полиции. И буду свидетельствовать в вашу пользу. – Он уставился на полицейских; Гварнери и Альберти выглядели смущенными, а Эспозито пришел в ярость. – Трое против двоих – численное преимущество на вашей стороне. Но что-то подсказывает мне, что в суде победим мы, – сказал он.– Вы сумасшедший? – спросил Гварнери.– Вообще-то, да, но не сегодня. И я не собираюсь допускать издевательства и пытки водой. Если вам непонятно почему, то и объяснять бесполезно.– Может, он и прав… – нерешительно сказал Альберти.Эспозито толкнул его в грудь:– Тебя забыли спросить, пингвин. Ты и так меня уже достал сегодня. – Он шагнул еще ближе к Данте. – Госпожа Каселли вас очень уважает, Торре. Но если будете вставлять нам палки в колеса, ничем хорошим это для вас не закончится.– Ладно, Эспозито, не делай из мухи слона, – пробормотал Гварнери.Данте знаком показал ему, чтобы не вмешивался. Он не нуждался в защитниках.– Вы готовы меня убить, инспектор Эспозито?– Что за хрень вы несете?Данте снял с изуродованной руки перчатку, и Эспозито передернуло от отвращения.– Меня пытали на протяжении тринадцати лет жизни. Пытали холодом и жарой, голодом и жаждой. Меня калечили. Если хотите меня остановить, вам придется изобрести что-то похуже. Думаете, у вас получится?– Вы отдаете себе отчет, что, если этот кусок дерьма не найдется, всех собак спустят на нас? – спросил пристыженный Эспозито.– Да. Поэтому мне нужно провести десять минут с его братом. – Данте не был уверен, что продержится так долго. Как бы он ни старался удерживать взгляд на небе за открытым окном, в четырех стенах он задыхался.– Хотите испробовать на нем свои фокусы? – спросил Гварнери.– Я не показываю фокусы. Но да, хочу.– Тогда поторапливайтесь, – сказал Эспозито и вышел из комнаты.Остальные полицейские последовали за ним. Альберти, шедший последним, заговорщически подмигнул. Данте склонился над парнем, помог ему подняться и усадил на остов кровати, а сам сел рядом и предложил ему сигарету.– Хороший полицейский, плохой полицейский? – спросил Марио.– Я не коп, но идею ты ухватил. – Данте прикурил обе сигареты.– Мать с ума сойдет, когда увидит, во что вы превратили квартиру.– Мне очень жаль, – искренне сказал Данте. – Но у твоего брата неприятности.– Что он натворил?– А сам как думаешь?Голос Марио стал выше на октаву.– Поезд?– Похоже на то.– Мой брат не террорист. Какие там убийства, он и драться-то не умеет.– Когда ты в последний раз его видел?– Рано утром. По телику показывали новости про теракт. Мама спала.– И как он отреагировал?– Не знаю… Он выглядел встревоженным. Напуганным. А потом начал пить. – Мальчишка наклонился к Данте. – Он ничего не знал! Клянусь.Данте пристально посмотрел на парня и понял, что тот говорит правду.«Ну и дела», – подумал он.– Жди меня здесь.– А куда, по-вашему, я денусь? – грустно отозвался Марио.Данте присоединился к трем амиго, которые как раз заканчивали потрошить кухню.– Уже добыли признание? – с сарказмом спросил Эспозито. – А может, дымящийся баллончик?– Мне нужно поговорить с Коломбой. Вы знаете, как продвигаются ее дела?– Без изменений, – ответил Альберти.– Но нам пора двигать отсюда, – сказал Гварнери. – Уже звонили из участка. Мы должны вернуться. Нас тоже допросят о случившемся.– Прямо сейчас?– Мы постарались выгадать время. Но у нас максимум пара часов.«Ситуация продолжает усложняться», – подумал Данте, удалившись на балкон в ванной. На свежем воздухе ему полегчало, но он старался не смотреть вниз, чтобы не закружилась голова. Он позвонил Коломбе в «Снэпчат», и через пару секунд она взяла трубку.Коломба стояла на лестнице в спортзал: ей пришлось проводить туда Спинелли и криминалистов, чтобы объяснить им обстоятельства перестрелки.– Скажи, что у тебя есть новости.– Думаю, я нашел одного из двоих.У Коломбы перехватило дыхание. В глубине души она не верила, что Данте это удастся – уж точно не так быстро.– Ты уверен?– Я ведь тебе позвонил…– Кто он?– Муста Фауци, двадцать пять лет. Ни на психа, ни на фундаменталиста не похож. Проблемы с законом у него были, но незначительные.Изумленная Коломба поднялась в безалкогольный бар, перескакивая через ступеньки.– На моей памяти самые уважаемые люди творили ужасные вещи.– У Мусты нет никаких признаков одержимости. Он в нормальных отношениях с братом и матерью и, как большинство его сверстников, пьет и принимает наркотики. КоКа, что-то не сходится.На несколько секунд Коломба перестала слушать.– Вы что, вломились к нему домой? – упавшим голосом спросила она.– Да.– А меня не подумали предупредить?– Ты доверила мне эту работу, и я справляюсь с ней, как умею, – обиженно ответил Данте.Коломба вытерла вспотевший лоб:– Я поговорю с магистратом и попробую достать ордер на обыск.– Без доказательств? Ты сама сказала, что тебе никто не поверит.Коломба стиснула телефон с такой силой, что затрещал корпус.– Я думала, ты хотел свалить при первой же возможности. Что случилось? Внезапно развилось чувство гражданского долга? – спросила она и немедленно пожалела о своих словах. Ведь она сама к нему обратилась. – Прости.– Не извиняйся. Я понимаю, у тебя есть причины волноваться. Но прежде чем выбрасывать белый флаг, дай мне попробовать разобраться. – Начав допрашивать брата Мусты, Данте почувствовал, что внутри у него нарастает странное возбуждение. Это ощущение возникало у него всякий раз, когда загадка начинала распутываться на глазах. Он чувствовал, что в сумраке прячется что-то темное, пугающее и влекущее. – Через два часа твои люди должны предстать перед магистратом. Дай мне эти два часа. Ты бы потратила больше времени, пытаясь переубедить свое упрямое начальство.В этот момент по ступеням грузно поднялась Спинелли.– Госпожа Каселли, можем начинать? – спросила она.Коломба лихорадочно соображала.– О’кей. Но больше никаких рейдов и обысков без меня, ясно? Два часа, и закругляемся, – вполголоса сказала она и отключилась, не дав Данте попрощаться.Коломба последовала за Спинелли в безалкогольный бар, и они, прогнав двух оперативников, сели за столик.Данте с закрытыми глазами прислонился к перилам балкона и закурил очередную сигарету.«Два часа – не так уж много», – сказал себе он. Но если он прав насчет Мусты, двух часов им хватит за глаза. Как известно, мелкие рыбешки всегда попадают на сковородку.5Мусту предупредил ребенок – пятилетний сын соседей. Мальчик, возившийся с игрушечным пластиковым телефоном возле гаража, где Муста пристегнул мопед, пробормотал ему что-то вроде «дяденьки».– Что ты сказал, малявка? – спросил Муста, стараясь вернуться на планету Земля. От страха его котелок совсем перестал варить.– Тебя дяденьки ищут.Со дна желудка поднялась отдающая пивом изжога.– Какие дяденьки? – промямлил Муста.– Не знаю. У них штуки на животе.Мальчик описал мужчин, и Муста понял, что тот говорит о бронежилетах.– Они еще здесь?– Не знаю.– Никому не говори, что видел меня, – велел Муста и отправился туда же, откуда приехал, но уже пешком. На мопеде стояли номера, хотя он и был зарегистрирован на имя его матери.Он пробежал через двор, не сомневаясь, что конец его страданиям положит град пуль. Но этого не случилось, и он оказался на улице. Муста старался убедить себя, что мальчик все придумал, но в глубине души знал, что это правда.Он в розыске. Случилось самое худшее.«Allahumma inni ‘a’udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith. Аллах, убереги меня от скверны». Этой присказке научил его отец. В детстве Муста должен был произносить ее всякий раз, как заходил в общественный туалет, но теперь посчитал, что более подходящей молитвы и быть не может. Хотя было слишком поздно.Скверну он уже сотворил.Муста скрепя сердце выбросил мобильник и, надвинув на нос капюшон толстовки, пошел по улице, ведущей от многоквартирных домов в другой конец квартала. Он думал о своем отце, где бы сейчас ни находился этот ублюдок. Отец был непоколебимо убежден, что после смерти каждый получит воздаяние по делам своим. Мусте тоже хотелось верить в существование высшего существа, способного его спасти. Утром он даже попытался молиться, но его движения показались ему самому холодными и неискренними. Он был не похож на брата, который даже соблюдал Рамадан. Муста хотел получить прощение, но не верил, что это возможно.Он продолжал идти по самым безлюдным улицам, избегая взглядов прохожих, пока не оказался перед Динозаврами. Разумеется, динозавры были не настоящие – так Муста с друзьями называли необъятные скелеты двух брошенных недостроенных домов. Ночами ребята приводили туда своих девушек, чтобы немного потискаться, а то и потрахаться, если повезет. Недалеко от Динозавров жил Фарид.Его друг.Человек, который втянул его в этот кошмар.Он поселился в здании разорившегося магазина мебели для ванной после смерти его владельца и обставил свое логово скрипучим диваном из «ИКЕА», старым телевизором и магнитолой, которая вечно заедала диски.«Куплю себе все новое, – всего два дня назад говорил ему Фарид. – Хочу шестидесятидюймовый телик, изогнутый такой, типа „Трони“, и беспроводные колонки, которые подключаются через Интернет».«У тебя дома нет Интернета», – ответил ему Муста.Фарид подмигнул: «Ничего, установлю на заработанные деньги».Работа. Точно. Всего лишь видеоролик, говорил Фарид. Будет весело. Отличный прикол.Как он мог не почуять кидалово?«Что скажет мать, когда узнает? – думал Муста. – Что скажут люди?» Кто-то, конечно, посчитает его героем. Но он просто трус, которому суждено плохо кончить.«Allahumma inni ‘a’udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith».Мебельный магазин находился в старом, построенном еще в шестидесятые здании с раздувшимися от сырости стенами, которое выходило на площадь с пестрящей граффити колоннадой. Муста вошел в ветхую деревянную дверь сбоку от закрашенной черной краской витрины и оказался в бетонном коридоре, ведущем во внутренний двор. В середине коридора находилась задняя дверь магазина – попасть к Фариду можно было только через нее, поскольку переднюю он наглухо запер рольставнями.Муста постучал. Лампочки во дворе перегорели много лет назад, и он был уверен, что в темноте никто из немногих жильцов дома его не увидит. В магазине было тихо, и он отошел, чтобы заглянуть в витрину, зная, что, если потрет затемненное стекло слюной, сможет разглядеть комнату, как в линзу «рыбий глаз». Сквозь закрашенную витрину проникали отблески закатного солнца, и ему показалось, что внутри никого нет. Прижав нос к стеклу, чтобы расширить поле обзора, он различил затылок Фарида над спинкой старого тяжеленного офисного кресла, которое они вместе притащили со свалки. Теперь кресло было придвинуто к стене, и Фарид сидел, как наказанный. Он не мог не слышать стук.«Сукин сын, – подумал Муста. – Хочет бросить меня в этом дерьме одного».Со злостью, пришедшей на смену страху, он вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Фарид продолжал не шевелясь смотреть в стену.– Какого хрена ты делаешь? Почему не открываешь? – спросил Муста.Голова Фарида дернулась. Не добившись ответа, Муста испугался, что его друг настолько обдолбан, что не может говорить. Он подошел к нему и резко толкнул спинку кресла:– Понимаешь ты, что копы нас нашли? Скажи что-нибудь, твою мать!Кресло повернулось на гидравлической ножке, и Муста оказался лицом к лицу с Фаридом. Парень плакал навзрыд, его рот перекосился от ужаса.– Прости… не хотел… прости… – всхлипывал он. Его запястья были примотаны к подлокотникам скотчем.Не успел Муста опомниться, как кто-то с силой схватил его за горло.– Молодец, что зашел. Избавил меня от труда тебя разыскивать, – прошептал женский голос, а в следующее мгновение его череп взорвался болью. В глазах помутилось, и он успел только подумать, что ему так и не удалось попрощаться с братом.6Марио отвел глаза от айпада, не досмотрев ролик до конца.– Выключите, пожалуйста, – прошептал он.– Твой брат – тот, что слева, но ты уже и сам это понял, – не останавливая видео, сказал Данте. Время было на исходе – как для Мусты, так и для него самого. Его лоб покрылся капельками пота, а стены сдвигались все ближе.– Я не верю. Должно найтись какое-то объяснение.– Единственный, кто может все объяснить, – сам Муста. Поэтому мы должны его найти.Как всегда в минуты волнения, голос парня стал визгливым.– Вы хотите его убить!– Если он сдастся, с его головы и волоса не упадет.– Для таких, как мы, все всегда заканчивается дерьмово… И всем насрать. Сегодня уже застрелили имама.«Поэтому мы и здесь, дорогуша», – подумал Данте. Выключив ролик, он бережно приподнял парню подбородок и заглянул ему в глаза:– Марио, обещаю, я сделаю все, чтобы помочь твоему брату. Но ты должен помочь мне.Мальчишка как будто решился что-то сказать, но затем плотно сжал губы и потупился.– Любая мелочь может оказаться полезной. Прошу тебя.Взгляд парня метнулся к открытому окну, выходящему на засаженную антеннами крышу соседнего дома. Движение было мимолетным и непроизвольным, но Данте его вполне хватило. Он позвал Альберти.– Проверь окно, пожалуйста, – сказал он молодому полицейскому.– Его уже осмотрел Гварнери.– Не изнутри. Снаружи.Альберти оцепенел:– А вдруг я упаду?– Ну попроси кого-то из товарищей. Надеюсь, хоть из одного из вас выйдет скалолаз.Альберти не упал. Он по пояс высунулся из окна, держась за батарею, но ничего не нашел, пока Данте не заставил его вылезти на карниз. Под расшатанным облицовочным кирпичом лежал пластиковый пакетик с травой и свернутые в трубочку пятидесятиевровые купюры на общую сумму в две тысячи евро.Альберти взвесил пакетик в руке.– Минимум десять граммов. Достаточно, чтобы отправить тебя за решетку, – сказал он, повернувшись к Марио.– Дай-ка на секунду, – попросил Данте, и как только пакетик оказался у него в руке, вышвырнул его в окно.– Эй! – возмущенно закричал Альберти.– Только глупый закон запрещает зелень, – сказал Данте. – Мы с Марио пытаемся сотрудничать. Правда?Парень неуверенно кивнул.– Это для личного пользования, – пробормотал он.– А деньги? – спросил Альберти. – Тоже для личного пользования?– Это не мои. Это Мусты.– Наварил на торговле наркотой?– Нет.Данте пристально посмотрел на Марио.«Правда», – решил он.– При его роде занятий много не скопишь, – сказал Данте.– Он нашел халтуру, – неохотно пояснил Марио.«Правда».– Какую?– Не знаю. Он отказался рассказывать.«Правда».– Ты знаешь, кто его нанял?– Нет.– Врешь, – выдохнул Данте. Ему ощутимо не хватало кислорода. – Ты знаешь, кто это, но не хочешь говорить. Либо это твой друг, либо ты боишься причинить брату еще бóльшие неприятности, – продолжил он, не отрывая взгляда от парня. – Давай сыграем в игру. Можешь не называть его имя. Просто подумай, как его зовут.– Я не знаю…– Тсс… – перебил Данте. – Подумай, и все. Я знаю, ты стараешься. А теперь слушай. Его имя начинается с буквы «А»? С «Б»? – Данте перечислял буквы алфавита, пока не остановился на «Ф». – О’кей, имя начинается с «Ф». Проверь знакомых Мусты, – велел он ошеломленному Альберти. Гварнери зачарованно, как за заклинателем змей, следил за Данте из коридора.– Не надо проверять, – сдался Марио. – Его зовут Фарид. Но он мне не друг.– Он тебе не нравится.– Послушать брата, так Фарид сам земной мессия, но он обыкновенный придурок. – Парень помотал головой. Его дреды закачались из стороны в сторону. – Вбил Мусте в голову всякое дерьмо. Раньше брат не пил и не ел свинину. А теперь ему на все плевать.– Значит, этот Фарид не слишком хороший парень.– Да, но Муста поклялся мне, что работа чистая.«Правда. По крайней мере, сам он в это верит», – подумал Данте.– У тебя есть его фото? – спросил он.– На телефоне. Ваши коллеги его у меня забрали.Данте распорядился, чтобы парню вернули телефон и сняли с него наручники. Никто из полицейских не попытался ни протестовать, ни возмущаться, и Данте понял, что угроза пыток позади.Покопавшись среди селфи, Марио показал ему снимок, на котором между ними с братом стоял кудрявый парень со светлыми глазами. Выглядел он на несколько сантиметров выше и на несколько лет старше Мусты, да и кожа у него была потемнее.Через минуту Данте с полными слез глазами побежит вниз по лестнице на свежий воздух, спотыкаясь и чертыхаясь на каждой ступеньке, а через пять растянется на плешивой лужайке, глядя в черное небо. Но сейчас его окатило волной возбуждения, смывшей все страхи и тревоги.Вторым мужчиной из видеоролика был Фарид.7Коломба дожидалась, пока магистрат закончит строчить в своем блокноте. Анджела Спинелли, склонившая голову с бело-голубыми волосами над столом безалкогольного бара, писала невыносимо медленно.– Кажется, я рассказала вам все, – нетерпеливо сказала Коломба.Магистрат откинулась назад, скрипнув спинкой стула.– Госпожа Каселли, с тех пор как вы вернулись на службу, мне хотелось задать вам один вопрос. Он не имеет прямого отношения к настоящему расследованию, но мне нужно кое-что понимать.«Да, только поторопись. У меня дел по горло». Коломба не могла не думать о Данте и трех амиго. Неизвестно, что еще они могут натворить.– Спрашивайте.– Почему вы до сих пор при исполнении?Лицо Коломбы осталось невозмутимым.– Я пропустила конец смены.– Не притворяйтесь, что не понимаете. Я старше вас.– Это моя работа. Обстоятельства чрезвычайные. Что тут еще скажешь?– Сказать можно многое. Вы проводили осмотр поезда, заваленного трупами, рисковали погибнуть от отравления газом, а потом, вместо того чтобы передохнуть, снова вышли на службу. Вам не кажется, что вы чересчур надрываетесь?– Хотите сказать, что я трудоголик?– Не совсем, – уклончиво сказала Спинелли. – Вы не впервые применяете оружие.– Да, не впервые.– Сколько раз вы участвовали в вооруженных конфликтах до перевода в Рим?Коломба поджала губы:– Всего однажды. Во время службы в палермском отделе по борьбе с наркотиками я застрелила грабителя.– Затем за один год вы успели пережить два взрыва, один из которых закончился гибелью начальника мобильного подразделения Ровере, и поучаствовать в перестрелке при освобождении Данте Торре, во время которой лишились жизни двое преступников и был ранен их сообщник. И это не считая сегодняшних событий.Глаза Коломбы потемнели, как болотная вода.– К чему вы клоните, госпожа Спинелли?– В вашей жизни произошел водораздел – дело Отца. И теперь служительница закона, которой вы были ранее, вынуждена иметь дело со служительницей закона, которой вы стали сейчас. Я думаю, что никому не под силу пережить столь суровые испытания, не понеся бремя последствий. Бремя, на которое вы, похоже, старательно закрываете глаза.– Я не закрываю на него глаза. Но оно никак не повлияло на мою способность к здравому суждению. Меня осмотрели и оценили.– Невозможно лишить жизни даже одного человека, не получив тяжелой травмы. В римской полиции работают первоклассные психологи, но вы даже не подумали обратиться к ним за помощью.«Чтобы все мои сослуживцы решили, что я сумасшедшая. Только этого мне не хватало».– Потому что я в ней не нуждалась.Спинелли разочарованно поморщилась:– Вы знаете, откуда человек, которого вы убили, достал свое ружье?Резкая перемена темы застала Коломбу врасплох.– Нет.– Около полугода назад посетитель этого центра убил жену. Он признался и после ускоренного разбирательства был осужден за предумышленное убийство. Ружье принадлежало ему. Оно зарегистрировано на его имя.Коломба вздрогнула:– Это я его арестовала. Но я не знала…– Вы проводили обыск в квартире, где было совершено убийство? – перебила ее магистрат.– Да. Оружия там не было, иначе я бы его конфисковала.– Все это время ружье было спрятано в тайнике мечети. Вы отдавали распоряжение его разыскать?Коломба порылась в памяти. Приказывала ли она найти ружье? Этот человек задушил свою жену. Неужели ей не пришло в голову проверить, владеет ли он оружием?– Я не помню. Нужно свериться с отчетом.– Прошло всего шесть месяцев.– Я же сказала, не помню! – Коломба повысила голос и попыталась взять себя в руки. – Я тогда только вернулась на службу, мне было… – Она запнулась.– Тяжело?Коломба вонзила ногти в ладони: не хватало только поругаться с магистратом.– Я должна была заново освоиться.– Но вы, возможно, совершили ошибку. Именно потому, что должны были заново освоиться.– Не исключено, – сказала Коломба. – Это была бы не первая и не последняя моя ошибка. Но сегодня я не ошибалась.Окинув ее долгим взглядом, Спинелли надела на ручку колпачок.– Увидимся завтра в прокуратуре. Я распоряжусь распечатать ваши показания, чтобы вы их подписали.– Когда я смогу вернуться к работе?– Боюсь, не раньше, чем закончится расследование. Используйте это время, чтобы поразмыслить над тем, что в полиции есть должности, которые не требуют применения насилия.Коломба почувствовала, что у нее горят щеки.– Хотите перевести меня в архив?Улыбка Спинелли не предвещала ничего хорошего.– Я прошу вас только подумать над этим, по крайней мере до тех пор, пока судья предварительного слушания не огласит вердикт. – Магистрат встала и протянула ей руку. – Отдохните.«Иди на хрен», – подумала Коломба и молча обменялась с ней рукопожатием. Прежде чем уходить, она подождала, пока магистрат и прочие шишки покинут здание, но в ту же минуту в центр вошел начальник полиции, за которым, как цыплята за курицей, следовала группа арабов в штатском. Они направились к лестнице, ведущей в мечеть, и заинтригованная Коломба пошла за ними. С порога спортзала она увидела, как начальник полиции объясняет арабам, как происходила перестрелка. Его голос эхом отскакивал от бетонных стен. Гости кивали, не произнося ни слова.Коломба развернулась, чтобы уйти, и столкнулась лицом к лицу с сослуживцем в синей боевой униформе. Этот атлетически сложенный мужчина лет сорока запросто прошел бы кастинг для рекламы бритвы.– Простите, – сказала она и попыталась его обойти.– Как ты? – спросил мужчина.Только услышав его голос, Коломба поняла, что перед ней тот самый симпатяга-оперативник, но уже без маски и снаряжения. Она остановилась.– Я тебя не узнала, – сказала она.– Поэтому мы и носим балаклавы. Но я сейчас не при исполнении. Ну или почти. Кстати, – он протянул ей руку, – комиссар Лео Бонаккорсо. Твое имя мне, конечно, известно… Коломба, да?– Точно. Они и тебя допросили?– Да, я только что пообщался с одним из помощников Спинелли.– Ты сказал, что я облажалась?– Нет. Я сказал, что ты заметила то, что должны были заметить мы. – Лео покачал головой. – Ума не приложу, как это случилось. А ведь мы находили мафиози, которые скрывались в самых невероятных местах.Коломба пожала плечами:– От мафиози знаешь, чего ждать. У нас же совсем другой случай.«А ведь схрон уже существовал, когда я приходила сюда в прошлый раз. Еще одна ошибка, в которой меня обвинят».Она показала на гражданских:– А это кто такие?– Делегаты из нескольких умеренных мечетей в провинции, – ответил Лео.– Операция «Прозрачность»…– Тебе это даже на руку. Так они поймут, что у тебя не было выбора…Коломба опустила голову. Наступила неловкая тишина.– Ты собиралась поговорить с криминалистами? – нарушил молчание Лео.– Я уже с ними говорила. Я только хотела… понять, что происходит. – Она попыталась улыбнуться. – Мне пора.– Оставишь мне визитку? Я бы хотел позвонить тебе, узнать, как дела.– Я оставила визитки дома. Прости, но мне правда надо…Лео, кивнув, отступил в сторону, и Коломбе удалось ускользнуть, не попавшись на глаза Сантини, который мрачно мерил шагами помещение. Только на улице она вспомнила, что на служебной машине укатили три амиго. Просить кого-то из патрульных подвезти ее до дому было бы неуместно, и она пошла в направлении главной улицы, стараясь держаться подальше от журналистов и демонстрантов. Уже стемнело, и она не слишком походила на собственные фотографии, которые крутили в выпусках новостей. И все-таки осторожность никогда не помешает. По пути Коломба позвонила в «Снэпчат» Данте.– Просвети меня, – сказала она.– О’кей… Мы разминулись с пареньком буквально на несколько минут. По словам соседей, он припарковал свой мопед час назад, но в квартиру так и не поднялся. Должно быть, понял, что мы у него. И прежде чем ты снова начнешь отчитывать меня за взлом, хочу напомнить, что нам было некогда сидеть в засаде.– Знаю. Есть идеи, куда он пошел?– Поищем дома у его друга.– Какого друга?– Приятеля, который подогнал ему какую-то загадочную халтуру. На мой взгляд, эта халтура связана с поездом.У Коломбы подкосились ноги.– Ты уверен?– В данный момент я уверен только в одном: если Альберти сейчас же не научится водить, меня вывернет наизнанку.– Без меня ничего не предпринимайте, – сухо сказала Коломба. – И дай мне знать, где встретимся.– Я пришлю тебе «снэп».Пока три амиго осаждали его вопросами и возражениями, Данте написал у себя на ладони адрес, сфотографировал и отправил Коломбе. Он не знал, прослушиваются ли их разговоры, но, учитывая, сколько раз он уже нарушил закон, не стоило пренебрегать мерами предосторожности.Увидев на экране мобильника привычное желтое привидение, Коломба открыла фотографию и назвала адрес водителю такси, которое каким-то чудом поймала на дороге. Сразу после этого сообщение удалилось – Данте установил таймер самоуничтожения. На мгновение Коломба почувствовала себя героиней фильма «Миссия невыполнима». Она никогда не понимала, за что Данте так обожает этот боевик. Впрочем, она многого в нем не понимала.Такси высадило ее на полной заколоченных магазинов площади, в центре которой возвышался самый уродливый фонтан, который Коломба когда-либо видела. Чаша фонтана, расписанного непристойностями и тэгами, была завалена мусором, а освещался он единственным тусклым фонарем. На одной из прилегающих улиц, рядом с мусорными контейнерами и баром с опущенными рольставнями, дожидались три амиго. Огоньки их сигарет мерцали в темноте, как светлячки.– Итак? – спросила она, подойдя к ним.Они вкратце ввели Коломбу в курс дел, прежде всего относительно друга Мусты – некоего Фарида. Фарид Юссеф родился в Тунисе, приехал в Италию с семьей в возрасте четырех лет, со временем получил итальянское гражданство, а также судимости за незаконное владение оружием, мошенничество и кражу. Его осудили на шесть лет за изнасилование, и приговору предстояло вскоре вступить в силу. Ни на одной работе Юссеф не задерживался и регулярно обвинялся в незначительных правонарушениях – по большей части в мелком мошенничестве. Солидный послужной список для парня, которому не исполнилось еще и тридцати.– Он живет вон там. – Эспозито показал ей на один из закрытых магазинов за галереей. – Неплохо для нелегального жилья. Но мы не знаем, дома ли он.– Рольставни заперты, – сказал Гварнери.– Сразу за главным входом в здание находится служебный вход в магазин, – добавил Альберти. – Если мы войдем с той стороны, никто не увидит нас изнутри, а главное, не сможет сбежать.Коломба еще раз оглядела магазин. Закрашенная витрина вызывала у нее смутную тревогу.– Где Данте? – спросила она.Эспозито показал на машину, припаркованную в десятке метров от них. Коломба подошла к автомобилю и заглянула внутрь. Данте ссутулился на заднем сиденье. Его здоровая рука порхала над ноутбуком, на экране которого сменяли друг друга фотографии терактов. Одновременно он весело трепался с одетым как рэпер пареньком, который был пристегнут наручником к рулю. Коломба поняла, что это брат разыскиваемого. Ей показалось, что Данте выглядит еще более худым и изможденным, чем в их последнюю встречу, однако прежнего лихорадочного блеска в глазах он не утратил.В последний раз они встречались в феврале в баснословно дорогом пятизвездочном отеле «Имперо», где Данте занимал номер люкс. Она тогда занесла ему результаты ДНК-тестов родственников пропавших в Италии детей. Точнее, отсутствие результатов: ни один из образцов не совпал с ДНК Данте.– Не расстраивайся, – сказала ему Коломба. – Возможно, твои родители объявили тебя пропавшим, но умерли раньше, чем смогли предоставить образец ДНК. С твоего похищения прошло больше тридцати пяти лет, и не исключено, что у них не осталось других родственников. Я еще проверю, не упустили ли чего мои коллеги.Данте на нее даже не взглянул. Растянувшись на диване у холодного камина в черной косухе и военных ботинках, он напоминал панка-переростка. За ужином он не притронулся ни к чему, кроме вина, и едва удостоил ее парой фраз.– Можешь хоть двадцать раз перепроверить, ничего не изменится, – мрачно ответил он, не отрывая взгляда от неба за стеклом террасы. Даже в комнатах с мансардными и панорамными окнами Данте иногда чувствовал, что задыхается. – Я никогда не узнаю, кто я такой, – сказал он. – Отец хорошо потрудился, уничтожая все следы моей истинной личности. Почти хорошо, учитывая, что я, в отличие от него, остался жив.– А ты никогда не допускал возможности, что ты не итальянец? – спросила Коломба.– Когда брат мне позвонил, в его речи не было ни намека на иностранный акцент. А я замечаю даже самые легкие особенности произношения. Даже когда люди говорят шепотом, как это делал он.Поняв, что Данте оседлал любимого конька, Коломба постаралась сдержать раздражение. Так называемый брат позвонил ему на мобильник сразу после того, как закончилось расследование по делу Отца. Поскольку звонил он из телефонной будки, отследить его оказалось невозможно. И Коломба, и магистрат сделали вывод, что это был просто глупый розыгрыш. К тому же выводу пришли все, кроме Данте.– Мы говорим об акценте человека, чей голос ты слышал всего две минуты, да и то по телефону. И ты ни разу не общался с ним ни до, ни после этого.– Звонил мой брат. И у него есть все ответы, которые мне необходимы, – с отсутствующим взглядом ответил Данте.– В тот момент Отец только что умер и ты сам едва не погиб, – сказала Коломба. – Ты бы поверил, даже представься он Санта-Клаусом.– Я не настолько внушаем.– Тогда объясни, зачем он позвонил столько лет спустя. И не сказал ничего, кроме того, что существует и рад, что ты жив.– Чтобы меня предупредить.– О чем?– Не знаю.– Может быть, у тебя нет никакого брата.– Он не лгал. Я умею распознавать ложь.– Но ты тоже можешь ошибаться! Иногда ты зацикливаешься на какой-нибудь идее и никаких доводов слушать не хочешь.– И часто оказываюсь прав. Я бы даже сказал, почти всегда по сравнению с моими собеседниками.– То есть со мной, – набравшись терпения, вздохнула Коломба.Данте посмотрел на нее со своей фирменной усмешкой, которая на сей раз была невеселой и жестокой.– Особенно с тобой, КоКа.Коломба отчаянно старалась не выйти из себя. Данте был одним из самых умных людей, которых она когда-либо встречала, но постоянно балансировал на грани психотического срыва.– Данте, я знаю, что я тупица, – сказала она.– Тупица? Мы спасли десять ребят, которых годами держали взаперти в контейнерах! Люди должны бы выстраиваться в очередь, чтобы помочь мне узнать, кто я такой. А вместо этого ко мне рвутся одни хозяева пропавших кошек. Я не могу даже вернуться в собственную квартиру.– Хочешь, чтобы тебя увенчали лаврами и нарекли героем?– Почему бы и нет? Разве мы этого не заслуживаем?– Мы были героями целый месяц. Пора и честь знать.В те несколько недель телефон Коломбы разрывался круглые сутки. Сотрудницу полиции, потратившую отпуск на спасение детей, наперебой приглашали во все популярные ток-шоу. Она неизменно отказывалась. Точно так же отказывалась она и от скидок в магазинах, и от кофе, которым ее пытались угощать незнакомцы. Ей хотелось жить дальше, но Данте так и застрял в прошлом.– КоКа, я не знаю, какой жизнью должен теперь жить. Не знаю, почему брат больше со мной не связывался, не знаю, почему моя ДНК не совпадает ни с кем из пропавших детей. Знаю только, что это не случайность. Кто-то заметает следы Отца.Вне себя от раздражения, Коломба так резко вскочила, что сломала каблук на единственной элегантной паре туфель, которые надевала всякий раз, как Данте приглашал ее на ужин в своей гостинице.– Данте, не нашлось ничего, что подтвердило бы твои теории. Ни-че-го! Тебя похитили еще в семидесятые, какой смысл хранить эту тайну сегодня?– Тогда почему никто до сих пор не признался в убийстве Джимми Хоффы?[7] Прошло сорок лет. И его тело так и не нашли. Или самолет на Устике[8]. Кто его подстрелил? Почему нам ничего не говорят? – самым несносным тоном парировал Данте.– Это разные вещи.– Конечно, ведь дело касается меня. – Он посмотрел на Коломбу с выражением, которое появлялось на его лице перед тем, как он накачивался таблетками, чтобы заснуть или не смыкать глаз всю ночь. – Не знаю, почему они это делают, и не знаю, почему моя личность так важна. Знаю, что прав. Но не знаю, как это доказать.– Может быть, ты просто хочешь быть правым, Данте.– Почему? Чтобы придать случившемуся смысл?– Да хоть бы и так.Данте покачал головой:– Грошовая психология. Правда в том, что ты бы со мной согласилась, если бы не мечтала поскорее нацепить полицейскую форму.«Черт, он знает», – подумала Коломба.– Кто тебе рассказал?Данте презрительно взмахнул больной рукой:– Думаешь, я нуждаюсь в чужих подсказках? Намекну: твои аперитивы с Курчо слишком участились. Когда ты собиралась мне сообщить?– Сегодня вечером, но ты уже был не в настроении.– И ты знала, что я буду против.– Данте! Это моя. Долбаная. Жизнь. Я не нуждаюсь в твоем разрешении, – не сдержавшись, выпалила Коломба. Но за ее раздражением стояло чувство вины. Она знала, что Данте посчитает ее решение предательством. – Что, по-твоему, я должна делать? Стать домохозяйкой?– Ну так иди принимай приказы от тех же людей, которые пытались утаить мою историю.– Это не те же люди.– В верхах сидят те же. Решения принимают грязные коррумпированные мерзавцы.– Нет никаких верхов, Данте.Данте поднялся, чтобы сварить себе эспрессо. Процесс приготовления был для него настоящим ритуалом: он вручную отбирал нужное количество зерен и всякий раз чистил кофемашину. Кофе ему присылали со всех концов планеты, и в любом его жилище пахло, как в кофейне.– Когда я был уверен, что Отец еще жив, а весь остальной мир – что он мертв, знаешь, сколько раз мне говорили, что я параноик?– Даже параноик может оказаться прав. Один раз.Данте поджал губы.– Ты хочешь верить, что все в порядке, потому что слишком труслива, чтобы поставить под сомнение всю свою жизнь, – с необычной злостью сказал он. – Ты такая же безмозглая, как все копы.Подобрав сломанный каблук, Коломба выскочила из номера. Позже она выбросила туфли из машины в первую попавшуюся мусорку и поехала домой босиком. В следующие несколько дней они обменялись несколькими примирительными сообщениями, но преодолеть выросшую между ними стену им не удалось. У Коломбы и без того было полно забот с возвращением на службу, да и отношения с коллегами оставляли желать лучшего.Она словно победила смертельную болезнь и ворвалась в жизнь близких, которые давно ее оплакали и смирились с потерей. Когда ей становилось одиноко, а это случалось нередко, она подумывала позвонить Данте или даже заявиться к нему в отель, но так и не решилась – слишком боялась, что он ее не поймет. Так пролетело несколько месяцев, и раны загноились.Заметив ее из окна, Данте выпрыгнул из машины проворно, как черт из табакерки. Казалось, все старые ссоры позабыты.– КоКа! – закричал он. – У тебя волосы отросли… И ты набрала килограмма полтора?– Одежда полнит, – солгала Коломба. Вернувшись на службу, она питалась как попало. – Зато ты худой как щепка.– Я живу искусством и любовью. Обнимемся, пожмем руки? Саданем друг другу в нос?Коломба порывисто обвила его руками. Ей показалось, будто она сжимает в объятиях электрический провод.– Рада тебя видеть, – пробормотала она.Данте почувствовал, что воздух стал легче, а сам он словно высвободился из тисков, которых прежде не замечал.– Я тебя тоже. Я скучал, – искренне сказал он.Коломба не смогла признаться, что тоже ужасно соскучилась.– Что ты смотрел? – спросила она.– Да так, знакомился с темой международного терроризма. Как выяснилось, мне слишком мало о нем известно. Ты знала, что наше видео – коллаж? – взволнованно спросил Данте.– Коллаж?– Компиляция из роликов последних лет с заявлениями шахидов и всевозможных террористов. А фраза о женщинах и крестах – из пропагандистского ролика ИГИЛ.– Может, они просто вдохновлялись мудростью своих кумиров.– Или кто-то решил скрыть свои истинные намерения и позаботился о том, чтобы все выглядело максимально правдоподобно.– Данте, давай спустимся с небес на землю. Мы здесь, чтобы повязать двоих убийц. Они сами расскажут, как и зачем совершили то, что совершили.– О’кей. Готова к нелегальному обыску?Коломба прикусила нижнюю губу.– Боюсь, что нет.– Почему? – изумленно спросил Данте.– Я не знаю, что сейчас происходит в магазине. Возможно, они поджидают нас, держа палец на спусковом крючке. Без силовиков нам не обойтись.– То есть ты готова отказаться от возможности поговорить с подозреваемыми?– Мне будет довольно и того, что я посажу их за решетку. Ведь мы достаточно уверены, что они те, кого мы ищем?– КоКа… Позволь хотя бы попытаться проверить, что путь чист.– Каким образом?Вместо ответа Данте постучал в окно со стороны водителя. Марио опустил стекло.– У Фарида есть компьютер?– Да. Он скачивает фильмы и играет в «Варкрафт»[9].– Значит, у него есть Интернет.– Он подсоединяется к соседскому.– Спасибо. Дай мне айпад.Парень покорно передал ему планшет.– Можно узнать, что ты задумал? – начиная раздражаться, спросила Коломба.Данте ухмыльнулся:– Тебе это не понравится.8У всех не совсем легальных программок, с помощью которых Данте всюду совал нос, был единственный источник – Сантьяго. В прошлой жизни Сантьяго был членом кукиллос – банды выходцев из Южной Америки, связанной с итальянским отделением печально известной группировки «мара сальватруча». Он торговал наркотой, пускал в ход нож и пистолет и успел побывать в тюрьме: однажды за торговлю наркотиками, а в другой раз – за убийство. Во второй раз Данте спас его шкуру, найдя свидетелей, которые подтвердили его алиби, и в благодарность мог рассчитывать на его услуги.В новой жизни почти тридцатилетний Сантьяго и горстка бывших членов банды торговали не кокаином, а данными. Воровал информацию он не всегда. Бывало, другие преступники нанимали его для установки защищенных компьютеров, телефонов, которые невозможно прослушать, и прочих устройств, но бóльшую часть времени он пытался проникнуть в чужие системы безопасности таким образом, чтобы взлом остался необнаруженным.Получив «снэп» Данте, Сантьяго сразу же установил с ним безопасное скайп-соединение, и Данте принял звонок со своего айпада, подключившись к той же сети, которой незаконно пользовался Юссеф. Чтобы поймать сигнал, ему пришлось подойти поближе к магазину, но разглядеть его в темноте было невозможно.– В чем дело, hermano?[10] Чего такая спешка? – мрачно спросил с бездарным южноамериканским акцентом появившийся на экране Сантьяго: хотя его бабка и дед были колумбийцами, и его родители, и он сам родились и выросли в Риме.За его спиной еще двое бандюг вдыхали из пластиковой бутылки молочный дым – вероятно, крэк. Над головой татуированных парней в куртках с кровожадными принтами мерцали отсветы гирлянды с разноцветными лампочками. Они находились на крыше дома Сантьяго, где тот устроил что-то вроде офиса со спутниковым соединением. На лестницах здания дежурили местные мальчишки, предупреждавшие хакеров о полицейских проверках, во время которых те моментально исчезали вместе с оборудованием.– Мне нужна быстрая работа, – тихо сказал Данте в микрофон наушника. – Я бы не стал тебя беспокоить, если бы не срочность.– Знаю я твою срочность. No gracias, amigo[11].– Делов-то на десять минут. Ты видишь, к какой сети я подключен?Сантьяго несколько секунд щелкал по клавиатуре.– О’кей. «Wi-Fi Дом». – Так называлась соседская сеть, трафик которой воровал Юссеф.– Возможно, к этой сети подключены и другие устройства, но их я увидеть не могу. Максимум, что мне удалось, – это подобрать пароль к Wi-Fi: я не такой мастер, как ты.– Таких, как я, больше нет, hermano, – чуть подобрев, сказал Сантьяго. Какое-то время он с молниеносной скоростью стучал по клавиатуре. Щелчки клавиш походили на пулеметный обстрел. – Старый «мак» под названием «Дом» и ПК под названием «Нага».– Меня интересует второй, – уверенно сказал Данте. Нагами называлась эльфийская раса из «Варкрафта». – Мне нужно, чтобы ты взломал его и активировал веб-камеру. Хочу там оглядеться.– Зачем?– Помогаю КоКе, – сказал Данте.– Вы снова общаетесь?– С недавних пор.Сантьяго замялся:– В последний раз, как я с ней связался, попал за решетку.– Обещаю, это не повторится, – сказал Данте, надеясь, что это правда.Сантьяго взялся за работу. Подобрав пароль к «Наге», он установил на нем RAT – ПО, позволяющее удаленно управлять операционной системой, – отключил лампочку, сигнализирующую о том, что веб-камера включена, и перезагрузил компьютер. Через десять минут курсор Данте задвигался сам по себе, а потом экран разделился, и на одной его половине появилось изображение внутренней обстановки магазина Юссефа.– Твой бойфренд сделал все, что надо? – заглянула ему через плечо Коломба.– Он мне не бойфренд…– Ну, я-то уж точно не якшаюсь с преступниками. Итак?Данте показал айпад Коломбе.– Слишком темно, – сказала она.Тусклый свет фонаря не проникал за закрашенную витрину, и на экране был виден только черный прямоугольник.– Дождемся машины, – сказал Данте.Прошло добрых десять минут, пока магазин не осветили фары проезжающего круговую развязку автомобиля, и еще десять минут, прежде чем мимо проехал еще один: первым результатом Данте остался недоволен. Оба раза камера передавала что-то вроде вспышки, освещающей бóльшую часть магазина. Данте выбрал и осветлил самый четкий кадр. На экране виднелось кресло и ножки кровати, а посреди комнаты – что-то похожее на два белых пластиковых бочонка. Помещение оставалось неподвижным, но на левом подлокотнике кресла угадывались очертания руки. Однако внимание Коломбы привлекла не ладонь, а контуры бочонков. Она постучала ногтем по экрану.– Видишь? – спросила она.– Какие-то цистерны.– Возможно, там хранится газ.– Если и так, они ведь все равно закрыты, разве нет? Иначе газ бы уже испарился.– Юссеф мог заминировать дверь.– Никаких проводов нет.– Мы не видим провода, это не одно и то же. – Коломба повернулась к трем амиго. – Сообщите в участок, чтобы прислали команду биозащиты и спецназ. Нужно обезопасить подозрительное здание.– Неужели мы так просто сдадимся, госпожа Каселли? – спросил Эспозито.– У нас нет выбора. Если что найдем, я скажу, что это ваша заслуга.– Если, – скорбно произнес Альберти. Вот и разбиты его мечты о славе. А ведь они подобрались так близко…– Мне жаль, ребята. Но вы отлично потрудились, я вами горжусь, – сказала Коломба.Данте взял ее под локоть и оттащил на пару метров в сторону.– С кем ты говорила? С Курчо? С Сантини?Коломба фыркнула:– Не пытайся меня прочитать. Знаешь ведь, как меня это бесит.– Я не специально. Ну так что?– Со Спинелли, – сказала Коломба. – Она поставила мне на вид мои ошибки. И я не хочу ошибиться снова. И без того погибло слишком много людей.– Войдя в магазин, мы сможем понять почему. – Данте показал ей на тень руки на подлокотнике. – Вот один из двоих, кто может все нам рассказать. Если ты вызовешь спецназ, они пустят пулю ему в лоб, и на этом все закончится.– Мне жаль, Данте.– Ты сама меня втянула! А теперь хочешь просто выкинуть!Притворившись, что не слышала, Коломба вернулась к полицейским. Данте поник. Она устала и винила себя за убийства, поэтому ему и не удалось ее переубедить. Но он подобрался слишком близко к разгадке, чтобы отступать.Подойдя к автомобилю трех амиго, он открыл дверь со стороны водителя. Марио безропотно взглянул на него:– Что на этот раз?– Выходи, – сказал Данте и вскрыл наручники выпрямленной скрепкой. Весь процесс занял не больше пары секунд: освоению навыков, которые помогли бы ему освободиться и сбежать, он посвятил всю жизнь. Он был способен открыть любой замок даже с завязанными глазами и, если бы не боялся удушья и замкнутых пространств, мог бы показывать трюки не хуже Гудини.Парень потер запястья и расквашенный нос, который успел приобрести баклажановый оттенок.– Спасибо.Данте похлопал его по плечу:– Далеко, пожалуйста, не уходи. Не хочу, чтобы эти придурки тебя пристрелили.– Знаете, кто из них меня больше всего пугает? Женщина. Тот лысый распускает руки, но она…– Ты прав, я и сам иногда ее боюсь. Например, сейчас. Ладно, вылезай.Марио вышел из машины, и Данте сел за руль. До сих пор полицейские были заняты спором и его маневры оставались незамеченными, но, когда он достал оставшийся в кармане ключ и завел двигатель, Коломба бросилась к автомобилю.Данте захлопнул дверцу и сдал назад.– Какого хрена ты делаешь?! – крикнула в окно Коломба.– Извини, КоКа, – задыхаясь, сказал Данте и надавил на газ.Коломбе пришлось отпустить дверную ручку, чтобы ее не потащило вслед за машиной. Она с ужасом увидела, что автомобиль нацелился прямо на магазин Юссефа.– Нет! Твою мать!Данте воображал, что в последний момент кубарем выкатится из автомобиля, как какой-нибудь Брюс Уиллис, но его парализовало от ужаса, и, когда машина врезалась в стальные рольставни, он так и остался за рулем. Закрыв голову руками, он в полубессознательном состоянии соскользнул вниз по сиденью. От удара автомобиля, влетевшего в него на скорости сорок километров в час, старое ржавое полотно сорвалось с вала и, разбив витрину, рухнуло в помещение. Вдребезги расколотив заднее стекло машины, наполовину въехавшей в магазин, рольставни сшибли полку с DVD-дисками, а та упала на компьютер и расколола экран. Данте ударило подушкой безопасности и завалило осколками стекла. Крупный стальной обломок полоснул его по голове, сильно оцарапав кожу.Открыв дверцу, он вывалился на пол и в тот же миг ощутил на себе хватку Коломбы, которая рывком подняла его на ноги. Три амиго нацелили пистолеты на сумрачное помещение, готовые при первом шорохе открыть стрельбу. Коломба такой возможности не имела – ее оружие конфисковали.– Какого хрена ты натворил!.. – В ее зеленых глазах сменяли друг друга беспокойство и ярость.– Взял на себя ответственность, которой ты побоялась, – пробормотал Данте, стараясь как можно меньше шевелить рассеченной и ноющей нижней губой.– Ты взял на себя ответственность за всех! Включая людей, которые здесь живут.– И ничего страшного не случилось. Видишь? – отозвался Данте и, не обращая внимания на дула пистолетов за своей спиной, вошел внутрь. Под подошвами хрустели осколки. В нос ударил запах какой-то химии, и на секунду он испугался, что ошибся и спровоцировал утечку газа, который мог прикончить весь квартал. Но пахло не цианидом, а кислотой.Залитый кровью Данте, задержав дыхание, пересек комнату и подбежал к креслу, которое видел на экране айпада. Сидящий в нем человек, казалось, мирно спал, опустив голову на покоящиеся на овальном деревянном столике руки. Данте замер.«Слишком поздно».Коломба снова схватила его за плечо:– Уходи. – Она подтолкнула его в направлении разбитой витрины. Три амиго закричали, приказывая сидящему мужчине поднять руки и опуститься на колени. Данте выбежал на улицу подышать, а Коломба подошла еще на шаг к неподвижному человеку и положила руку ему на плечо. Легкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы он соскользнул на пол. Тело упало на спину, перевернув стоящий рядом таз. На полу зашипела кислота.При свете уличного фонаря Коломба и три амиго увидели, что у мужчины больше нет лица.9Перед магазином собралась небольшая толпа. Сколько бы Альберти ни надрывал горло, разгоняя привлеченных грохотом разбитой витрины зевак, они настойчиво пытались заглянуть внутрь.Коломба, Эспозито и Гварнери разглядывали лежащий перед ними труп, стараясь не наступить ни на вещдоки, ни на лужи кислоты. Сквозь разъеденное серной кислотой лицо мужчины проступал череп. Больше всего поражали превратившиеся в подобие омлетной массы глаза.– Он умер недавно, – сказал Эспозито, который повидал немало трупов на своем веку. – Максимум пару часов назад.– Когда брился с помощью кислоты? – спросил Гварнери.– Эпиляция с гарантированным результатом. Почему бы тебе не попробовать?Коломба подошла к стоящему на тротуаре Данте. Тот едва держался на ногах и был вынужден прислониться к стене магазина, прижимая к голове бумажный платок. Его элегантный костюм был изорван в лохмотья, а панама посерела от пыли.– Который из двух? – спросила она.– Хозяин дома. Фарид Юссеф, – уверенно сказал Данте. – Террорист погиб при изготовлении новой порции газа. Гип-гип-ура! – с сарказмом добавил он.– Возможно, так и случилось.– Нет. КоКа, это убийство.– Его мог убить сообщник.– Или Мусту ждет та же участь, что постигла его друга. Дай мне взглянуть на место преступления. Мы можем спасти этому придурку жизнь.– Об этом позаботится целевая группа.– Ты говорила, что, если построить расследование на неверной предпосылке, можно потерять уйму времени. Думаешь, твои гениальные коллеги встревожатся, узнав, что Муста в опасности? Или предпочтут подождать, пока его труп не найдут в канаве с Кораном под мышкой?– Ты и сейчас недоволен? Что нужно сделать, чтобы ты наконец успокоился? – раздраженно спросила Коломба.Данте промокнул губу, которая снова начала кровоточить.– Мне нужна правда, и Муста может мне ее сказать. Если, конечно, доживет до разговора. Дай мне попробовать. Что ты теряешь? Мы все равно уже влипли.Поколебавшись некоторое время, Коломба поняла, что терять ей больше нечего. Как бы абсурдно ни звучали рассуждения Данте, в них присутствовала определенная логика.– Скоро приедет полиция. Позаботься о том, чтобы тебя не застали внутри.Данте набрал полные легкие воздуха и, оттолкнув бросившихся ему наперерез Альберти и Гварнери, вбежал в магазин. Обведя взглядом комнату, он немедленно заметил на полке единственную во всем помещении книгу – Коран. Это шло вразрез с тем, что Данте знал о Юссефе, и он представил, как сцену подготавливает чья-то загадочная рука. Та же рука оставила здесь две пластиковые канистры с химикатами, которые, безусловно, требовались для изготовления смертельного газа. Идеальное место преступления. Кто, кроме него, усомнился бы в достоверности столь недвусмысленной картины?Данте подошел к трупу. Чтобы не прикасаться к нему голыми руками, он достал из свалившейся на пол картонной коробки пару одноразовых перчаток и ощутил исходящий от них легкий аромат. Он принюхался: пахло апельсинами и сухой листвой. Возможно, какой-то химикат? Запах казался слишком искусственным для обыкновенной косметики. Но Данте был уверен, что ни один предмет в комнате так не пах. Может, он и дымил как паровоз, но обоняние у него было превосходное.Проклиная спешку, Данте надел латексные перчатки и обыскал мертвеца. Осмотр не дал никаких результатов, но один из пальцев его перчатки слегка прилип к запястью покойника. Данте снова прикоснулся к его руке. Латекс отлепился от запястья с легким чмоканьем.«Клей. Клейкая лента».Судя по позе погибшего и отсутствию следов на теле, кто-то примотал его к креслу скотчем и освободил, прежде чем убить. Кто бы это ни совершил, он знал свое дело.До слуха Данте донесся стремительно приближающийся вой сирен. Он торопливо огляделся. В углу валялась еще одна пара скомканных одноразовых перчаток. На подушечках перчаток темнели крупные пятна. Снова принюхавшись, он узнал под другим, более резким запахом уже знакомый аромат апельсинов.– Проваливай, Данте! – закричала Коломба. Стоя на улице, она уже различала огни проблесковых маячков.Схватив одну из перчаток, Данте сунул ее в карман и бросился прочь из магазина. Полицейские сирены становились оглушительными. Марио переминался с ноги на ногу на тротуаре и, казалось, готов был пуститься бежать. Данте скрепя сердце покачал головой.«Я не могу избавить тебя от последствий. Мне жаль».Мальчишка понял и безропотно прислонился к стене.– Нашел что-нибудь? – спросила Коломба, не отводя взгляда от приближающихся автомобилей.Данте показал ей перчатку:– Вот это.Коломба застыла от ужаса:– Ты что, трогал что-то на месте преступления?– Если ты забыла, я въехал в это твое место преступления на автомобиле. Как бы там ни было, я взял только одну перчатку, к тому же вот этой рукой. – Он поднял больную руку, затянутую в черную кожаную перчатку. – Так что я ничего не испортил. Если хочешь, можешь потом положить ее обратно.– Я знала, что нельзя было тебя туда пускать…– Посмотри! – перебил Данте. – Это машинное масло, которое, судя по расположению пятен, натекло из-под ногтей. У Мусты есть мопед, и он запросто мог перепачкаться маслом. Спорим, внутри найдут его отпечатки.– Значит, это он убил своего друга.– Какой дурак станет надевать перчатки перед зверским убийством, а потом бросать в метре от тела?– Бывает и не такое, – сказала Коломба.– КоКа… Я знаю только одно. Муста был здесь после того, как сбежал из дома, и кто-то его отсюда забрал. Вот об этом человеке нам и следует беспокоиться.10Муста медленно приходил в сознание. Стояла почти кромешная темнота. Спину ломило, но, попытавшись потянуться, он обнаружил, что не может пошевелиться. Муста был крепко примотан к бетонной колонне целым коконом из скотча. Издалека доносился шум автомобилей. Что-то твердое больно давило на лицо и приглушало звук, и он вдруг понял – это надетый задом наперед мотоциклетный шлем. Так вот почему он ничего не видит!Его охватила паника. Он заметался, закричал, но крики гасила губчатая обивка. Изогнувшись, он изо всех сил рванулся вперед, с хрипом вгрызаясь зубами в губку, но добился только того, что захрустели ребра. Он напирал на скотч, пока совсем не выдохся от недостатка кислорода, и, глотая слезы, разрыдался в шлем.На плечо ему легла чья-то рука.– Успокойся. Тебе ничто не угрожает, – сказал женский голос, который Муста слышал, теряя сознание. Голос звучал пугающе тихо и отрешенно.– Пожалуйста! Освободите меня! – взмолился Муста. – Я задыхаюсь.– Это от волнения. Дыши спокойно, и станет получше.Он снова попытался закричать, но из горла вырвался только всхлип. Под закрытыми веками заплясали огоньки гипоксии.– Умираю! – застонал он.Голос приблизился к его уху.– Дыши. Медленно, – приказала женщина.Муста понял, что должен подчиниться, и попытался вспомнить уроки дыхания, полученные от тренера по дзюдо в те пару раз, когда он являлся на занятия. Вдох через нос, выдох через рот. Он заметил, что чем медленнее дышит, тем больше воздуха пропускает губка, и целиком сосредоточился на дыхании.Вдох, выдох. Вдох, выдох.Одновременно он осознал, что, помимо ледяных интонаций, больше всего в голосе женщины поражало полное отсутствие акцента. Муста вырос в многонациональной среде, где итальянский часто выступал в качестве лингва франка[12]. В отличие от всех его знакомых, которые коверкали язык и уснащали его жаргонизмами и диалектальными словечками со всего мира, его тюремщица говорила по-итальянски безупречно, как телеведущая, и делала странные паузы, словно размышляя над каждым словом. Он сделал вывод, что она, возможно, не итальянка. Будто это имело хоть какое-то значение.– Видишь, так лучше, – произнес голос. Ногти прошлись по его руке, пощекотав ладонь.Муста покрылся гусиной кожей.– Пожалуйста, не делайте мне больно! – заскулил он.– Дыши. И все. Не говори.Вдох, выдох.Вдох, выдох.– Мне жаль, что так вышло, Муста, – сказал голос. – Я тебя не ждала.Вдох.Выдох.– Ты знаешь, кто я?Муста покачал головой.Вдох.Выдох…Внезапно ногти до крови вонзились в кожу. Муста закричал от боли.– Подумай хорошенько. Я знаю, что ты меня видел.– Нет!Еще один щипок. На этот раз Мусте показалось, что ногти впились до костей. Дыхание сбилось. Он боролся со скрутившимися легкими, пока они снова не пропустили в себя немного воздуха.– Клянусь! Нет! Пожалуйста…– Ну а я тебя видела.Ногти постучали по шлему и скользнули под подбородок. Сколько Муста ни крутил головой, сбросить их ему не удавалось. Подушечка пальца нажала ему под кадык, и он тут же почувствовал, как сомкнулась трахея. Он не знал, как женщина добилась этого легким прикосновением, но воздух больше не поступал. Муста беспомощно забился, как в эпилептическом припадке. Звуки стали текучими, а тело невесомым. В памяти вспорхнуло полувоспоминание-полумираж.В тот день они с Фаридом решили промочить горло в просторном дворе бывшей скотобойни в квартале Тестаччо, где теперь пооткрывались десятки баров и ресторанов.Захватив с собой полиэтиленовый пакет с бутылками, они устроились на лужайке, но посреди попойки Фарид вдруг поднялся.«Подожди тут, я отойду поссать», – сказал он и исчез за деревьями.Проводив его взглядом, полупьяный Муста заметил, как тот выходит через главный вход. Это показалось ему странным, и он последовал за ним – скорее чтобы побесить друга, чем из любопытства. Выйдя на улицу, он увидел, что Фарид склонился к окну черного «хаммера». Муста обожал эти тачки и надеялся, что однажды разбогатеет достаточно, чтобы купить такую же. Его бы и подержанная устроила. Три тонны металла и триста лошадей под капотом: от такого у кого хочешь встанет. Он представлял, как вдавит педаль газа в пол и погонит по улицам под бу́хающие в колонках песни Эминема или Питбуля, – наверное, это все равно что разогнаться на танке. Потом он тормознет на светофоре и прожжет огненным взглядом девушку в стоящей рядом малолитражке, а та бросит свою колымагу на обочине и укатит к Динозаврам вместе с ним. Но тем вечером вволю помечтать Мусте не удалось: Фарид поднял голову и увидел его, а «хаммер» с ревом унесся прочь. Прежде чем уехать, женщина за рулем обернулась и взглянула на Мусту. Необыкновенно белый овал ее лица был неразличим, но глаза блеснули в свете фонаря, как осколки металла. Он почувствовал, как они ввинчиваются ему в мозг, читая все мысли – и хорошие, и плохие. Как ни странно, у него сложилось отчетливое впечатление, что, если бы женщине что-то не понравилось, она бы направила свой танк прямо на него и раздавила, как таракана. Ни жалости, ни угрызений совести.А потом вернулся Фарид.«Кто это такая?» – спросил Муста.«Никто, дорогу спрашивала», – ответил его друг. Муста понял, что Фарид темнит, но слишком нализался, чтобы волноваться. Они вернулись к выпивке и больше не упоминали о случившемся.Собравшись с последними силами, Муста лихорадочно закивал. Женщина убрала палец, и его горло снова раскрылось. Воздух. Благословенный воздух.– Вспомнил, – утвердительно произнес голос.– Ты та женщина из «хаммера», – торопливо сказал Муста. – Это ты заплатила за видеоролик.«И убила всех этих людей в поезде», – добавил он про себя, не осмелившись произнести вслух.– Кому ты рассказывал о видеоролике?– Никому.– Даже брату? Не вынуждай меня спрашивать у него.– Нет. Я никогда ему ничего не говорю.– Здесь, рядом с твоим ухом, есть дырочка. – Женщина постучала по шлему. – Я могу насыпать туда все, что захочу. Представь, каково будет дышать в шлеме, полном песка. Или насекомых.– Нет, пожалуйста! – залепетал Мусто. – Я ему не говорил. Клянусь!Голос молчал. Через шлем Муста слышал спокойное дыхание. Так следовало дышать ему самому.Вдох.Выдох.По руке скользнуло что-то ледяное – уже не ногти, а лезвие ножа.– Клянусь, – повторил Муста. Он почувствовал, что задыхается, и снова сосредоточился на дыхании.Вдох.Выдох.Вдох.Пахло пóтом и кровью. Голос больше не говорил.Выдох.Вдох.Выдох.«Если она учует мой страх, она меня убьет, – подумал Муста. – Как волчица».Вдох.Выдох.Лезвие остановилось на его запястье.Вдох.Выдох.Вдох.Выдох.Кончик ножа вдавился в кожу. Выступила капелька крови.Вдох. Выдох. Вдох… Вы…Что-то сдавило и дернуло запястье.«Она перерезала мне вены», – подумал Муста. Но когда он сжал мускулы, рука двинулась и отделилась от колонны: женщина перерезала только скотч.Нож спустился вдоль его тела, окончательно освободив его от пут. Терпеть дальше было невыносимо. Муста сжал шлем и с закрытыми глазами сорвал его с головы.– Посмотри на меня, – сказала женщина.– Нет. Не хочу. – Зубы Мусты стучали от ужаса. – Если я тебя не увижу, тебе не придется меня убивать.Голос приблизился к его уху. Снова ощутив аромат апельсинов, Муста понял, что он исходит от женщины.– Если ты сейчас же не откроешь глаза, я отрежу тебе веки, – прошептал голос. – Это очень больно.Муста сдался и открыл глаза, но на секунду решил, что уснул и видит кошмар: белесое, лишенное черт лицо с бесцветными глазами, глядящими на него с расстояния метра, не было человеческим. Оно могло принадлежать только ожившему манекену.Женщина отстранилась, и на нее упал отблеск лампы-переноски, освещающей грубые бетонные стены. Только тогда Муста понял, что на его похитительнице плотно облегающая маска с прорезями для глаз. На месте рта было круглое отверстие, затянутое перфорированной сеткой. Это напугало его еще больше. Что скрывается под маской? Какое уродство?Муста уже видел похожую маску на девушке, которую облил горящим бензином ревнивый жених. Но маска его тюремщицы была еще более непроницаемой. Какие шрамы она прячет? Руки женщины были обернуты латексными бинтами. Из-под повязок виднелись только длинные, накрашенные желтым лаком ногти.– Что с тобой случилось? – пробормотал Муста.Женщина приблизила к нему лицо, и он опять почувствовал аромат апельсинов.– Лучше тебе не знать, – сказала она. Когда она говорила, маска вокруг ее рта морщилась, но выражение лица оставалось непостижимым.– Прости, – отшатнулся Муста. Не зная, что предпринять, он так и остался стоять у колонны. Нападать на женщину в маске он уж точно не собирался. Даже не держи она в руке охотничий нож, которым разрезала скотч, он знал, что против нее у него нет никаких шансов, – это подсказывал ему отточенный десятками уличных драк инстинкт. Муста огляделся. Помимо них двоих, в заваленной мусором комнате никого не было. Похоже, они в каком-то строящемся здании. За голой рамой окна светил месяц. – Ты правда из ИГИЛ?– Нет, – сказала женщина. – Но Фарид полагал, что это так. В уплату за услуги он желал получить от меня билет до Эмиратов и сексуальную рабыню.– Не верю…– Напрасно. Я никогда не лгу. В отличие от него. Знаешь, почему он привлек к работе тебя?– Нет.– Чтобы было на кого свалить вину, если события примут дурной оборот. – Женщина склонила голову набок, наблюдая за ним, как ястреб за добычей. – Он был плохим другом.– Был? – пролепетал Муста.– Я его убила, – все таким же спокойным, бесстрастным голосом произнесла женщина.К горлу Мусты подкатила тошнота, и он сложился пополам, схватившись за живот.– О господи…Она без всяких усилий заставила его выпрямиться, взяв за плечо.– Почему полиция приехала так быстро?– Не знаю. Но они и у меня дома побывали.Впервые женщина в маске как будто заколебалась.– Ты точно никому ничего не говорил?– Честное слово! Пожалуйста, не делайте мне больно.– Хорошо. Я не сделаю тебе больно. Твое появление было неожиданным. Ты можешь мне пригодиться.Женщина приблизила пластиковое лицо к лицу Мусты и вперилась в него дырами, заменяющими глаза. Он не мог оторвать от нее взгляд.– У меня есть для тебя задание, – сказала она.11Курчо вел служебную машину, на пассажирском сиденье которой сидел Сантини. Колеся по ночным улицам Рима, они могли поговорить без лишних ушей. Сантини нервничал, а Курчо был вне себя от злости и спускал пар при помощи быстрой езды.– Я же говорил тебе, чтобы ты за ней приглядывал, – повторил он. – Я надеялся, что достаточно ясно выразился.– Я сделал все, что мог, Маурицио, – сказал Сантини. Несмотря на разницу в званиях, вне службы они были на «ты». – Но Каселли – это Каселли. Знаешь, сколько конфликтов мне пришлось разруливать с тех пор, как она вернулась на службу?– Сплетни меня не интересуют, – отрезал Курчо.– Это не сплетни. Она не ладит с коллегами и всегда поступает по-своему. Приходит и уходит когда заблагорассудится и взрывается, чуть что не по ней. Спроси у ее сослуживцев, каково с ней работать. Спроси Инфанти.– Мне неприятно это говорить, но Инфанти – кретин.– Так ведь поэтому мы и определили его в целевую группу. Никаких решений от него не требовалось. Достаточно было просто исполнять приказы, но он и с этим не справился.Курчо покачал головой. Как ему ни хотелось вступиться за коллегу, ни одного аргумента в голову не приходило.– Как он, кстати?– Все еще в операционной. При лучшем раскладе лишится левого глаза и оглохнет на одно ухо. Бедный придурок.Курчо молча продолжал гнать машину вперед.– Могу я хоть раз отбросить дипломатию? – спросил Сантини.– Хоть раз? – с иронией переспросил Курчо. – Да ты понятия не имеешь, что такое дипломатия и с чем ее едят.– Я стараюсь.– Признаю. – Курчо невольно улыбнулся. – Ну и?..– Кому какое дело, каким образом Каселли это раскопала? Раскопала, и ладно, поздравим ее и закроем тему.Курчо оглушил гудком неосторожного пешехода и едва не задел его крылом машины. Мужчина поспешно отпрыгнул на тротуар.– Если бы все зависело от меня… Но на сей раз мне не позволят замести грязь под ковер. Не в ее случае.Развернув найденную на приборной панели карамельку, Сантини покатал ее за щекой. Леденец оказался старым, и он выплюнул его в пепельницу.– Какая еще грязь?.. Главное – результат.– Взгляни на это с точки зрения органов безопасности. Коломба без их ведома расследовала дело о терроризме. В каком виде она их выставляет? Что бы ты сделал, работая в следственном управлении, если бы тебя так обошли?– Устроил бы грандиозную разборку, – признал Сантини.– Они заявят, что по нашей милости были уничтожены разведданные… что мы упустили сообщников… Старая песня.– Если бы произошел еще один теракт, песня была бы еще печальней.– Да, но это сейчас никто в расчет не берет. И потом, есть еще и прокуратура. Половина прокуратуры невзлюбила Коломбу еще с прошлого года, когда она ушла от ареста, а другая половина поддерживает ее, потому что она действовала без полномочий. Если бы она хотя бы поговорила со Спинелли…– Возможно, во время допроса она еще ничего не знала, – сказал Сантини, понимая, что дело обстояло с точностью до наоборот.– Не говори глупости, – отрезал начальник мобильного подразделения, проезжая перекресток, знаменующий собой незримую границу квартала Малаволья.Движение регулировали дорожные полицейские. Регулировщик взмахнул жезлом, велев Курчо проезжать, и поток воздуха от пронесшейся мимо машины чуть не сбил его с ног.– Если тебе не нравятся ее методы, зачем ты убедил ее вернуться на службу? – спросил Сантини.– Ровере был к ней привязан. Я чувствовал, что это мой моральный долг.– Он и сам под конец малость сбрендил, – мрачно сказал Сантини. Несмотря на взаимную неприязнь, он всегда уважал Ровере.Курчо вздохнул:– Ну да. – Какое-то время тишину нарушал только вой сирены на крыше. – Коломба – отличный работник, – наконец произнес Курчо. – После всего, что с ней случилось, она заслуживала второго шанса, – добавил он.– А третий шанс будет?Курчо не ответил. Снизив скорость, он припарковался перед площадью с безобразным фонтаном. По оцепленной оперативниками из отдела по борьбе с терроризмом площади сновали силовики в костюмах химзащиты, а вокруг стояли десятки патрульных автомобилей, бронефургоны, передвижная лаборатория команды биозащиты и машина «скорой помощи». Заметив в паре десятков метров сидящих на бордюре Коломбу и Данте, Сантини выругался.– Она и психа втянула. Час от часу не легче…– Иди внутрь. Я сейчас подойду, – сказал Курчо.– Так точно.Курчо подошел к Коломбе и Данте, и последний взял под козырек.– О капитан! Мой капитан! – сказал он. С распухшей губой и слипшимися от крови волосами он напоминал героя зомби-версии «Общества мертвых поэтов»[13].Курчо натянуто улыбнулся:– Добрый вечер, господин Торре. Давно не виделись. Вам не помешало бы обратиться к врачу.– Я боюсь иголок.Коломба вскочила на ноги:– Господин Курчо…Курчо протянул ей руку:– Коломба, на нас вот-вот выльют ушат дерьма, так что сейчас я ожидаю от вас максимальной отдачи. Как вы здесь оказались?– Меня вызвали мои сотрудники. Пока я находилась в исламском центре, они занимались разыскной работой самостоятельно.– Извините, но ваши сотрудники самостоятельно даже задницу подтереть не способны.– Это был я, – вмешался Данте. – Я решил покопаться в прошлом парня, погибшего в мечети, узнав, что в деле замешана Коломба. А офицеры пожелали удостовериться, что я не выдумываю.Курчо взглянул на Коломбу с таким видом, словно не верил своим ушам. Та, стараясь не выдавать смущения, развела руками:– Он говорит правду.– Понимаю. – Курчо гадал, не развалится ли их наскоро состряпанная небылица на первом же допросе. Он желал Коломбе добра, а потому надеялся, что им удастся настоять на своем. – Мне нужен полный отчет, – сказал он. – И я хочу, чтобы начиная с этого момента вы помнили, что отстранены. Вы меня поняли?– Да, господин Курчо.– Ждите приезда магистрата. Это и вас касается, господин Торре. Расскажете ей то же, что и мне. Возможно, более подробно. Я надеюсь, что ясно выразился.– Спасибо, – уловив скрытый смысл его слов, сказала Коломба.Курчо вернулся к Сантини и вместе с ним подошел к главному криминалисту, окруженному оперативниками из отдела по борьбе с терроризмом. К разочарованию Коломбы, Симпатяги среди них не было.– Я же предупреждала тебя, чтобы ты свалил. Теперь тебя ждут все прелести бюрократической волокиты, – сказала она Данте, когда они остались вдвоем.– Я не собираюсь никого дожидаться. Как только твой шеф о нас забудет, мы с тобой уйдем по-английски.– Данте… Знаю, я сама тебя впутала, но мне все сложнее спокойно реагировать.– Я хочу найти Мусту. Эти твои коллеги… – сказал Данте, указывая на толкущихся вокруг здания полицейских. – Никто из них даже с картой собственной задницы не отыщет. А ведь время не ждет.– Мы уже это обсуждали.– Знаю, но ты меня не разубедила. Я убедился только в одном, КоКа. Ты боишься ответов.– Что за бред… – фыркнула она.– Это не бред. Вся твоя жизнь основана на черно-белой картине мира. Люди делятся на хороших и плохих. Пусть даже среди добряков изредка встречаются черные овцы – какая-нибудь парочка недотеп, – по большому счету все трудятся на благо общества. Не существует ни загадок, ни теней, ни полутонов…– Ни заговоров, – поддразнила Коломба, но ее внутренности словно затянуло ледяной коркой.– КоКа, это один большой фарс. Мы марионетки в чужом спектакле, и наш долг – заглянуть за кулисы. Сколько лжи и недомолвок ты слышала за свою карьеру? Сколько раз обнаруживала, что твоих начальников интересует не только правосудие? Что в верхах правит ложь и всех это устраивает?«Слишком много», – подумала Коломба, но промолчала. Ей не хотелось поощрять апокалиптические воззрения Данте.– Завязывай, у меня голова разболелась. – У Коломбы пульсировали виски. Сколько часов она не спала? Она уже и сама не помнила. – Даже если бы я захотела заняться поисками Мусты вместе с тобой, то не знала бы, с чего начать.– Зато я знаю.– Ну так выкладывай.– Я расскажу тебе только при условии, что ты пойдешь со мной сейчас, пока никто не пытается нас остановить. Иначе я уйду один.Она поднялась.– Клянусь, если меня арестуют, ты за это поплатишься. Жди меня здесь, – сказала Коломба, подошла к Альберти, которому поручили сдерживать толпу наряду с обычными патрульными, и взмахом руки приказала ему следовать за ней.– Мне нужен твой пистолет, – сказала она, когда они свернули за угол и скрылись от посторонних глаз.Альберти покраснел:– Госпожа Каселли… Сами знаете, я не могу…– Скажешь, что я потребовала показать мне пистолет под каким-нибудь предлогом – например, чтобы проверить, что он вычищен, – а потом просто забрала. Но объясняться придется, только если я буду вынуждена им воспользоваться, а я надеюсь, что этого не случится. В противном случае я верну тебе пушку, и никто ничего не узнает. – Коломба умолчала о том, что сама в это нисколько не верит.– А если меня спросят, почему я вас не остановил?– Потому что я твоя начальница. – Она положила ладонь ему на плечо. – Я возьму всю вину на себя, у тебя не будет неприятностей.– Можно спросить, что вы собираетесь предпринять?– Нет.Альберти знал, что без протекции Коломбы никогда не попал бы в мобильное подразделение. Выбор был очевиден. Он достал из-за ремня оружие и отдал его ей:– Будьте осторожны.Коломба проверила обойму и сунула пистолет в кобуру.– Спасибо.Она кивнула Данте, и тот подошел к ней. Они обошли пустошь и уже оказались перед скелетами Динозавров, когда мобильник Коломбы завибрировал. На экране высветился номер Эспозито. Она отключила телефон.– Тебя ищут? – спросил Данте.– А как же. Вытащи батарею, – сказала она, доставая из трубки аккумулятор. – Не хочу, чтобы нас отследили.Он продемонстрировал ей свой айфон.– К сожалению, эти девайсы не разбираются. – Данте извлек сим-карту и раздавил мобильник стальным носом ботинка. – Эта работа начинает больно бить мне по карману. – Он бросил развороченный корпус телефона в придорожный мусорный бак.– Если бы ты не настаивал, с работой уже было бы покончено, – заметила Коломба.Мимо пронеслись две патрульные машины. Данте с Коломбой отвернулись, притворяясь, что увлечены беседой, и продолжили идти вдоль старых муниципальных домов и заброшенных фабрик.– Ну и как, по-твоему, нам найти Фауци? – спросила Коломба.– Сантьяго подключился к компьютеру Юссефа и скопировал его содержимое. Криминалисты делают то же самое. Посмотрим, кто из нас первым придет к верным заключениям.– Не факт, что на жестком диске окажется что-то полезное… – задумчиво сказала Коломба.– Доверься мне, окажется.– Почему?Данте прикурил сигарету из наполовину пустой пачки, которую стащил у Гварнери.– Нужно найти табачную лавку.– Отвечай.Данте подирижировал сигаретой:– Тот, кто за этим стоит, позаботился обо всем. Он ликвидировал свидетелей и заштопал все дыры в своей инсценировке. Видеоролик, канистры, деньги в доме Мусты…– Пока я понимаю. Если ты прав.– После того как я увидел труп, я в этом не сомневаюсь, – сказал Данте. – Ни один поступок этих двоих не должен оставлять простора для трактовок, разве что для самых неправдоподобных. Значит, найдется объяснение и последующим действиям Мусты Фауци. Как ты сама убедилась, компьютер предоставляет немало возможностей для манипуляций.– Как бы там ни было, нельзя исключать, что убийца – Муста. Криминалисты нашли его отпечатки. – Коломба вернула украденную перчатку на место за мгновение до того, как магазин окружили полицейские машины.– Если бы он скрылся по собственной воле, он бы предупредил брата, чтобы тот ждал неприятных гостей. Ясно, что они друг к другу привязаны.– А почему ты думаешь, что он этого не сделал?– Потому что телефон Марио находится у твоих людей и он не звонил, – сказал Данте. – Но если бы убийца Юссефа хотел только от него избавиться, то просто оставил бы его труп в магазине. Таскать за собой похищенного человека – рискованная затея.– Если ты прав, то у преступника может быть только один мотив, – сказала Коломба. – Муста ему еще нужен.12Муста обеими руками схватился за ремень безопасности, когда «хаммер» ускорился и пролетел перекресток за долю секунды до того, как загорелся красный. Женщина с пластиковым лицом спокойно свернула на кольцевую дорогу. Казалось, ничто не может вывести ее из равновесия. На ней была кепка с надписью «Нью-Йорк» и зеркальные очки, и с улицы заметить, что на ней маска, было невозможно.Муста обильно потел. Его мутило.– Зачем? – с пересохшим горлом спросил он.Женщина искоса посмотрела на него, и он сразу отвел глаза.– Зачем что?– Зачем вы делаете… то, что делаете? – Мусте не удавалось подобрать слова. – Если вы не из ИГИЛ, то зачем убиваете людей?– Потому что должна.– Что значит «должна»? Вы не обязаны. Вы можете остановиться когда захотите.– Ты правда думаешь, что твоя судьба в твоих руках? Это не так. И я своей судьбе тоже не хозяйка.– Вы говорите странные вещи.– Я не слишком красноречива. И уже сказала слишком много.Следующие несколько минут они ехали молча. Муста чувствовал себя все хуже. Он ощутил позыв рвоты, но, когда открыл рот, у него вырвался только истерический смешок, перешедший в приступ безудержного хохота. Уронив голову на колени, он долго заходился смехом, не в силах остановиться. Женщина в маске как будто ничего не замечала.Двигатель сбавил обороты, и «хаммер» съехал на обочину безлюдной дороги. Вдалеке серели очертания промышленных зданий.– Приехали, – сказала женщина, разблокировала дверцы и вышла из машины.С улицы сквозило ветром и далеким дождем. Припадок веселья оборвался, и Муста подумал было сбежать, но мысль о побеге казалась далекой и неосуществимой. На него навалились слабость, отрешенность и полное равнодушие к будущему. Выбравшись на потрескавшийся асфальт, он подошел к стоящей перед багажником женщине. Мимо в облаке пыли прогрохотала фура.– Вот это здание, – сказала женщина, показав ему вглубь улицы. – Ближе я подъехать не могу. – Она открыла крышку. – Здесь есть все, что тебе нужно.Муста увидел, что лежит в багажнике, и на секунду обволакивающее его неестественное спокойствие рассеялось.– Не могу, – сказал он.Женщина сняла темные очки и приподняла его подбородок кончиками пальцев, заставив посмотреть ей в глаза. Они казались стеклянными, как у чучела.– Ты выполнишь свое задание. В точном соответствии с моими указаниями.– Мне плохо. Господи… Кажется, я сейчас отключусь, – сказал Муста. Мир завертелся.– Тсс… – не отводя взгляда, сказала она. – Сейчас все пройдет.Сознание Мусты ухватилось за ее глаза, и в тот же миг все преобразилось. Ее голос отдавался в голове с силой средневекового органа. В ушах вибрировали сотни труб, и тело Мусты завибрировало в ритме вселенной. Он понял: они с женщиной в маске связаны навечно. Его предназначение неизбежно и прекрасно. Ничто не имеет подлинного значения, а сущее – всего лишь тень, которая растает без боли и следа. «То, что гусеница назовет концом света, остальной мир назовет бабочкой». Он вычитал эту фразу у какого-то китайского философа[14], и сейчас она показалась ему как нельзя более уместной. Страх совершенно исчез, и Муста ощутил странную эйфорию, будто сбросив тяжелый груз, который давил ему на плечи с самого рождения.– Скоро ты переродишься, – сказала ему женщина.Муста восторженно кивнул. Скорее бы.– Спасибо, спасибо, – со слезами благодарности проговорил он. – Могу я узнать, кто ты?Надев на Мусту снаряжение, женщина наклонилась к нему и нежно заговорила ему на ухо. Он вел себя хорошо и заслужил награду.Она назвала ему свое имя.13Сантьяго подъехал к китайскому бару, где ему назначили встречу Коломба и Данте, и нажал на гудок. Посетители обернулись, и их взорам предстал парень с татуированными шеей и руками, сидящий за рулем морковной «BMW-33d» с белыми покрышками. С ним приехала худая как жердь девица в легинсах и с растаманской гривой до плеч. Это была Луна – проститутка, которой только недавно исполнилось восемнадцать.Обнявшись с Данте и расцеловав его в щеки, парочка подсела к ним за стол. Сантьяго заказал себе пиво, а своей спутнице – бокал спуманте.– Ясное дело, ты платишь, – сказал он Данте. Сантьяго – красивый парень с коричневой кожей – держался с подчеркнутым достоинством, которое плохо вязалось с его угрожающими татуировками и надписями на куртке. На ногах у него красовались золотые кроссовки.– Как жизнь, КоКа?– Меня не так зовут, – бросила Коломба, не отводя глаз от телевизора.– А мой друг считает иначе.– Ему можно. Тебе нельзя. О’кей?– За что она на меня взъелась? – спросил Сантьяго Данте.– Не волнуйся. Ее отстранили, и она не может тебя арестовать.– Что она сделала? – тонким голоском спросила Луна, впервые открыв рот.Коломба со стуком опустила на стол чашку капучино.– Не лезь в чужие дела. Ты все принес, Сантьяго?Парень протянул Луне сотенную бумажку:– Иди поиграй в видеопокер.Она наморщила носик:– Не хочу.– Ну так не играй, просто посмотри, поняла? – сурово сказал Сантьяго.Девушка торопливо схватила купюру и испарилась.Коломба сурово воззрилась на Сантьяго потемневшими зелеными глазами:– Ты что, руки распускаешь?Он рассмеялся:– Днем и ночью. Когда ей не платит кто-нибудь еще.Коломба не отводила от него пристального взгляда. Сантьяго посерьезнел:– Я никогда ее не бил. Никогда.– Браво. Продолжай в том же духе.Сантьяго положил на стол сумку и достал из нее убитый ноутбук – рухлядь, от которой он мог при необходимости избавиться без лишних сожалений.– Даже не знаю, чего я пришел сюда, чтобы меня тут дерьмом поливали? После того, что случилось в прошлый раз, надо было держаться от тебя подальше.– Раз уж ты здесь, хватит ныть, – сказала Коломба.Сантьяго показал на нее пальцем и повернулся к Данте:– Что я тебе говорил? Она думает, я ее раб. Ладно, я тут прошелся по жесткому диску. Нашел фото камикадзе из Сети и карты вокзалов в Риме и Милане.– Что еще? – спросил Данте.Сантьяго ввел бесконечно длинный пароль, и заставка с тигром уступила место списку документов.– Снимки поездов. Ссылки на сайты джихадистов. Инструкции по изготовлению бомб на дому… Обычное террористическое барахло.– Он не почистил историю? – спросил Данте.– Нет. И даже не использовал VPN для анонимного соединения. Редкостная тупость.– Или редкостная хитрость. Что еще?Сантьяго ухмыльнулся:– Шикарные кадры, на которых ты разбиваешь витрину. Камера оставалась включенной. Хочешь глянуть?– Может, позже.– И два мейла на арабском.– Юссеф не говорил по-арабски, – сказал Данте.– Значит, выучился, hermano, потому что письма лежат у него на мыле. По ходу, что-то насчет поездки в Ливию в прошлом году. Но я не уверен. Сам знаешь, что такое машинный перевод.– Можешь узнать, настоящие это письма или кто-то их туда добавил? – спросила Коломба.– Пришлось бы влезть на сервер, с которого они отправлялись. Но прошел почти год, и вряд ли логи сохранились… – Хакер пожал плечами.– А помимо информации о поездах, он еще что-то искал? – спросила Коломба.– Был у него один запрос. – Сантьяго показал им карту одного из римских кварталов. – Он интересовался Тибуртинской долиной.– То есть? – спросил Данте.Коломба изумленно присвистнула:– Тибуртина – это квартал на северо-востоке города. Там расположено бог знает сколько технологических компаний и фабрик. Как можно этого не знать?– Я же не таксист, – сказал Данте. – Он искал какую-то конкретную улицу?– Нет, – ответил Сантьяго.– Значит, нам нужно поехать туда и оглядеть квартал.– Как думаешь, зачем Мусте Тибуртинская долина? – спросила Коломба.– Ему-то незачем. А вот его похититель, возможно, планирует еще один теракт. Если хочешь, можешь сообщить целевой группе, чтобы нам не пришлось ехать туда самим. Пожалуй, через пару недель тебе поверят.Коломба со вздохом поднялась.– Нам нужна твоя машина, – сказала она Сантьяго.14Коломба так сильно сжимала руль, что костяшки ее пальцев побелели почти как у схватившегося за дверную ручку Данте.– КоКа, все хорошо? – спросил тот, когда они остановились на светофоре и он наконец смог снова открыть глаза. Его лоб блестел от пота.– При мне чужой пистолет, коллеги меня разыскивают, и я веду автомобиль барыги. Да, все просто прекрасно.– «Мы на Божьем задании», – сказал Данте.– Чего?– Ты что, никогда не видела фильм «Братья Блюз»?– Это те мужики в черном? Нет.– «Те мужики в черном»… КоКа, надо тебе окультуриться.Насмешливо хмыкнув, Коломба вдавила педаль газа в пол, и Данте размазало по спинке сиденья, как астронавта при взлете. Он попытался воспроизвести в памяти спокойные моря и шелест листвы, но столбик его внутреннего термометра взлетел так высоко, что в голове забил набат. Он отключился и не приходил в себя, пока Коломба не сбросила скорость на последнем ухабистом отрезке улицы Аффиле, идущей параллельно улице Тибуртина, по которой фуры добирались до промзоны.– Здесь сотни компаний, – сказала она. – Если, конечно, сразу отмести жилые дома, бары и магазины.– Есть светлые полицейские идеи, как сократить круг поисков?Коломба задумалась. Она вела медленно и оглядывалась по сторонам, словно надеясь, что из-под земли вырастет Муста.– Возможно, – сказала она. – Мне нужно сделать пару звонков.Вставив в мобильник батарею, она позвонила сначала на пульт централизованного наблюдения полиции, а потом на ПЦН карабинеров. И тем и другим она представилась, но истинной причины звонка не назвала, а завершив вызов, снова вдавила газ в пол.– Десять минут назад поступил тревожный сигнал от производителя электронных компонентов «СРТ». Сигнализацию сразу же отключили, но, думаю, взглянуть стоит.Коломба дважды пролетела на красный и за пять минут добралась до улицы Черкьяра – широкой транспортной артерии, пролегающей через сердце квартала. По сторонам улицы жилые дома чередовались с точками общепита, офисами и пустырями. Нужная им компания находилась в доме под номером двести – черно-белой двухэтажной коробке, окруженной низкими зелеными изгородями и заборами. По пути Данте попытался дозвониться до «СРТ» с телефона Коломбы, но попал на автоответчик. После музыкального проигрыша записанный на двух языках голос сообщил, что в настоящий момент офис закрыт.Припарковавшись перед зданием, Коломба позвонила в охранное предприятие, номер которого значился на воротах. Она представилась и попросила, чтобы ее переключили на кого-то из руководства.– Я в курсе насчет сигнализации, но ее сразу отключили. Такое случается, – сказал ей начальник охраны.– Кто в данный момент находится в здании?– Мой человек из ночной смены, господин Коэн и его секретарша. Они предупредили, что проводят инвентаризацию и задержатся допоздна. Думаю, они еще не уехали.– Кто такой Коэн? – спросила встревоженная еврейской фамилией Коломба. Помимо самих мусульман, евреи были излюбленными жертвами исламских экстремистов.– Директор.– О’кей, позвоните своему человеку и дайте мне знать, что там происходит, – велела Коломба. Через две минуты начальник охраны перезвонил, и его голос уже не звучал столь безмятежно.– Охранник не отвечает. Должно быть, рация сломалась. Коэн тоже не берет трубку. Сейчас кого-нибудь туда пришлю.– Нет. Ничего не предпринимайте. Ждите моих распоряжений. – Дав отбой, Коломба достала пистолет Альберти, сняла его с предохранителя, зарядила и убрала в карман куртки.– Мы не знаем, что происходит внутри, – взволнованно сказал Данте.– Поэтому я туда и иду. – Она отдала ему телефон. – Позвони Сантини или Курчо. Кому-то, кто тебя знает. Вызови ОБТ.Коломба вышла из машины. Данте выскочил на улицу и преградил ей дорогу:– КоКа, я боюсь. Не ходи.– Ты сам меня притащил, Данте, – хрипло от напряжения и усталости сказала Коломба.– Я передумал.– Я тоже, поэтому и вхожу. Ты прав, мне нужны ответы.Данте взглянул на здание и облизнул пересохшие губы. Окна вперились в него злыми глазницами.– Я иду с тобой.– Нет. Ты будешь только мешаться под ногами. Делай, что я тебе сказала.Подергав запертые ворота, она ловко перелезла через забор и исчезла в темноте.Данте почувствовал себя так, словно послал ее под топор мясника.15Коломба пошла по обрамленной точечными светильниками бетонированной дорожке, настороженно присматриваясь, не движется ли что-то среди зеленых заграждений, но ничего не увидела и не услышала. Подтолкнув переднюю дверь, она вошла в пустую приемную, освещенную неоновыми софитами. За широкой красно-белой стойкой с логотипом фирмы никого не было, но на спинке стула висела темная куртка, а на столешнице стоял еще теплый термос с кофе. С другой стороны комнаты был установлен турникет с ридером для магнитных пропусков.Всю стену за стойкой занимали фотообои с изображением системы водоснабжения. Разделенный на шесть квадратов монитор наблюдения демонстрировал различные помещения компании. Все коридоры были пусты, но на полу одного из них Коломба заметила широкую темную полосу, исчезающую за колонной. Наложенная надпись указывала на второй этаж.Коломба перепрыгнула через турникет и, проигнорировав лифт, взбежала по лестнице. Следуя по стрелке с надписью «Дирекция и администрация», она попала в коридор, который видела на экране. Полоса оказалась не темной, а красной – свежая кровь. Стараясь дышать ровно, Коломба вынула пистолет и пошла вдоль полосы. За колонной лежал седой мужчина в форме охранника. Его тело было испещрено ножевыми ранениями, а горло расцвело широкой улыбкой. Рядом с трупом лежал пульт сигнализации, которую кто-то отключил вместо него.«Прости, что опоздала», – подумала Коломба, борясь с тошнотой. На несколько секунд ей пришлось присесть, держась за живот и заставляя себя успокоиться. «Скоро все закончится. Так или иначе».До ее слуха донесся женский стон, за которым последовало что-то похожее на мужской шепот. Обеими руками держа пистолет на уровне лица, она осторожно двинулась к источнику звука и оказалась перед кабинетом с надписью «Дирекция». За закрытой дверью снова застонали. Кто-то шепотом приказал женщине замолчать. Стараясь держаться под прикрытием стены, Коломба медленно открыла дверь.Первым, что она увидела, был еще один труп – полный мужчина в темном костюме ничком лежал в луже крови. В дальнем углу комнаты Коломба заметила женщину в юбке и на высоком каблуке. С перекошенным, залитым слезами лицом она стояла на коленях возле марокканского парнишки лет двадцати, который держал нож у ее горла. Муста. Его лицо и одежда были забрызганы кровью, а с грязных кудрявых волос стекал пот.Выставив перед собой оружие, Коломба вошла в кабинет.– Полиция! – закричала она. – Отпустите ее!Секретарша вскрикнула, но Муста даже не шевельнулся.– Нет, – спокойно, чуть невнятно сказал он. – Не отпущу.– Пожалуйста… – взмолилась секретарша.Парень закрыл ей рот той же рукой, которой держал нож. На блузку закапала кровь.– Тсс… – сказал он.– Тебя зовут Муста, да? – спросила Коломба; левую руку парня загораживала секретарша.Муста слишком резко кивнул, забрызгав паркет кровью.«Он пьян. Или под кайфом», – подумала Коломба.– Я не хочу в тебя стрелять, Муста. Давай придумаем, как нам всем выйти отсюда живыми.Муста улыбнулся:– Видите там на полу господина Коэна?– Вижу, – сказала Коломба, не отводя взгляда от своей мишени.– Ну вот. Для того чтобы все выжили, уже слишком поздно.– Для женщины еще не поздно. Что она тебе сделала?– Ничего. Она вообще не должна была тут находиться. – На лице Мусты мелькнула растерянность. Затем его черты расслабились, и он снова улыбнулся. – Но теперь она здесь.– Позволь ей уйти, – сказала Коломба.– Не могу.– Почему?– У меня есть задание. Важное задание. – Муста опять шутливо улыбнулся, но в его улыбке было что-то нездоровое. Он оттолкнул секретаршу, и та упала, выставив вперед ладони. Потом поднял левую руку. Из кулака под джинсовку тянулся какой-то провод. Муста раскрыл куртку. В обхватывающий его талию широкий ремень были вшиты две металлические плитки размером с бруски мыла. От одной из них отходил черный кабель, зажатый у Мусты в кулаке.– Знаешь, что это? – спросил парень.У Коломбы сжались легкие.– Бомба.– Мне стоит только чуть-чуть нажать. Так что, секретарша, не пытайся сбежать, иначе мы все взлетим на воздух. И ты тоже, по… – Он запнулся, безуспешно пытаясь выговорить слово «полицейская».Секретарша отползла к стене и закрыла лицо руками. Коломба держала на мушке лоб Мусты. Успеет ли она убить его, прежде чем он приведет в действие детонатор? Ему достаточно слегка нажать на кнопку. Но с Мустой что-то происходило. Его бормотание превратилось в тремор, а улыбка – в гримасу.– Пожалуйста, не делай этого, – сказала Коломба. – Все, что хочешь, я тебя слушаю…– Я должен был уже… – Муста снова запнулся. – Уже должен был это сделать. Взорвать себя, как только зашел в этот… ка… ка… кабинет. – Он указал ножом на секретаршу. – Я сомневался. Из-за нее… Не должна тут быть. Охранник мертв?– Да. – У Коломбы болели руки и плечи. Прицел на лице Мусты колебался.– Ты не знаешь, у него были… дети… внуки?– Не знаю, но, скорее всего, были.– Когда мы встретимся по ту сторону, я попрошу у него прощения.Увидев, как Муста стиснул зубы, Коломба поняла, что он готов нажать на детонатор.– Подожди! Пожалуйста! Одну минуту.– Все займет только миг. Потом нам всем станет лучше. Поверь. Я… всего лишь хочу отдохнуть.– Ты не можешь знать, как все будет. – Коломба прочистила горло, стараясь не выдавать ужаса. – Я уже через это проходила. Я находилась в ресторане, где один человек взорвал бомбу крупнее и мощнее, чем твоя.– И осталась жива…– Мне повезло. Как и тем, кто умер на месте. – Коломба старалась встретиться с парнем взглядом, но его глаза бегали в тысяче направлений. – А вот остальным… Один из тех, кто находился ближе всего к эпицентру, выжил. Но потерял руки и ноги. Другой умирал долго и мучительно. Ему разворотило живот. Смерть не будет быстрой, Муста. Ты будешь страдать. Мы все будем страдать. Ради чего? Я знаю, что ты не террорист.Муста наконец взглянул на нее. Его глаза были полны слез.– Я им не был, – пробормотал он.– Мы можем найти решение.– Слишком поздно! Я дал слово! – Муста выронил нож и вытер слезы. – Если я этого не сделаю, она… последует за мной… даже туда. Затащит меня в ад. – Он добавил что-то по-арабски, но Коломба его не поняла.– Мы тебя защитим, – сказала она.– Ты не можешь меня защитить. – Муста разревелся. Его утративший сонные интонации голос стал казаться детским.– Муста, пожалуйста… отпусти детонатор. – Она опустила руки, и пистолет чуть не выскользнул из ее вспотевших ладоней. – Я не застрелю тебя, обещаю.Муста невидящим взглядом посмотрел на нее, и Коломба подумала, что ей конец.– Подумай о Марио. Твоему брату не терпится снова тебя обнять.Муста заколебался, и его взгляд прояснился.– Марио… Я делаю это и для него… Не хочу, чтобы она пришла за ним.– Мы защитим вас обоих, – поспешно сказала Коломба. – Никто не сделает вам ничего плохого.– Это невозможно, – сказал Муста, но его рука, сжимающая детонатор, заметно дрожала.– Давай попробуем. Что тебе терять? Дай мне возможность тебе помочь. Доверься мне.С минуту Муста стоял неподвижно. Пот застилал Коломбе глаза, и она была уже почти не способна прицелиться. Затем он разжал кулак и выронил маленький поршневой выключатель. Коломба закричала, но детонатор повис на проводе, не долетев до пола.– Пожалуйста. Не кричи, – сказал Муста.– Да-да. Прости, – отозвалась Коломба. В ушах бухало сердце. – Это я от неожиданности.Воспользовавшись тем, что Муста отвлекся, секретарша, поскуливая, как раненый зверек, на четвереньках отползла к двери и исчезла в коридоре, оставив после себя только туфлю с порванным ремешком.– Теперь иди сюда, Муста. Дай мне посмотреть, что на тебе надето. Но держи руки подальше от тела, хорошо? – сказала Коломба.Муста вытянул руки и шагнул к ней.– Я не хотел… Все было как во сне… Может, я и сейчас сплю.– Спокойно, продолжай идти. Все почти позади. Расскажи мне о женщине, которая тебя сюда послала.Муста забормотал:– Allahumma inni ‘a ‘udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith. Allahumma inni ‘a ‘udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith.– Что это значит? – спросила Коломба. – Что ты сказал?– Это молитва. Надо было молиться чаще. Тогда бы она до меня не добралась. – Он снова шагнул вперед. Теперь их разделяло меньше метра. – Она не женщина.Коломба перехватила пистолет в левую руку, а правой потянулась к Мусте. Все ее внимание приковывал болтающийся на проводе детонатор, но она знала, что должна продолжать говорить, чтобы не оборвать установившуюся между ними эмоциональную связь.– Если она не женщина, то кто?Муста посмотрел на нее широко раскрытыми глазами с почти незаметными зрачками.– Ангел, – сказал он.Будто в подтверждение этого слова зазвенело разбитое стекло, раздался свист пули, и голова Мусты взорвалась.Кровь брызнула Коломбе в лицо, и она застыла на месте, глядя, как его тело оседает на пол. Она сплюнула и с криком упала на колени. Так она и стояла, когда в кабинет, крича, ворвались вооруженные автоматами оперативники из отдела по борьбе с терроризмом. Коломбу скрутили и, обезоружив, бросили на пол с заломленными за спину руками в наручниках. Силовики были заняты обыском комнаты, и прошло пара минут, прежде чем один из них догадался проверить, в каком она состоянии. Догадливым оперативником оказался тот самый симпатяга Лео Бонаккорсо. Сняв маску, он нагнулся над ней и немедленно позвал на помощь.Коломба перестала дышать.16Такие сильные приступы паники Коломба испытывала не чаще пары раз в жизни, и наручники, сковывавшие ее руки, когда легкие взрывались от нехватки воздуха, только обострили ее симптомы. Стоило Лео поставить Коломбу на ноги и снять с нее наручники, как она принялась молотить кулаками о стену, сдирая кожу с костяшек пальцев, и не останавливалась, пока снова не начала дышать. Ее вывели на улицу, чтобы она немного пришла в себя, и Коломба в изнеможении прислонилась к стене здания «СРТ», все подъезды к которому были заставлены автомобилями и бронефургонами. На этот раз приказ никуда не уходить был более чем серьезным, и ей оставалось лишь дожидаться, пока кто-то ею займется. Через несколько минут показался и Лео с торчащей из-под закатанной маски сигаретой.– Позвони мне и дай знать, как ты. Я серьезно. – Он сунул Коломбе в руку визитку с гербом Итальянской Республики.– Где Данте? – спросила она, с трудом шевеля языком.– Твой друг? Ребята его задержали.– Ему нельзя находиться в замкнутых помещениях, – пробормотала Коломба.– Не волнуйся, с ним хорошо обходятся. Сейчас думай только о себе, о’кей?Лео собрался было уйти, но Коломба, не выпуская из пальцев визитку, остановила его вопросом:– Как вы добрались сюда так быстро?– Анонимная наводка. Кто-то видел, как он проник в здание, и позвонил нам из телефонной будки неподалеку.– Звонил мужчина или женщина?– Это важно?– Для меня – да.– Женщина.Коломба кивнула:– Спасибо.– Не потеряй мой номер, ладно? – сказал Лео и пошел прочь.Она положила визитку в карман. Ей пришлось прождать еще полчаса, прежде чем ее посадили в служебный автомобиль и доставили в центральный участок.К счастью, Коломба была так измучена, что большинство событий следующих двадцати четырех часов прошло мимо нее. Время изгибалось и раскалывалось, стирая из памяти немалую часть происходящего. В большинстве случаев она говорила правду, но несколько раз солгала – главным образом, чтобы выгородить своих людей и Данте, – неизменно придерживаясь версии, которую они сочинили у магазина. Ей разрешили несколько часов отдохнуть на диване мобильного подразделения, но ее мучили кошмары. Коломбе не хватало душа и собственной кровати, но о том, чтобы поехать домой, не могло быть и речи, пока из нее не выжали все, что она могла сказать.Хуже всего был не очередной допрос у Спинелли, где при помощи назначенного полицией адвоката она почти не открывала рта, и даже не ночной дебрифинг с сотрудником спецслужб, который, казалось, хотел прибить ее всякий раз, как она отвечала на вопрос. Хуже всего была встреча с Курчо, на лице которого отражалось разочарование. Было шесть часов вечера – со смерти Мусты прошел целый день, хотя Коломба утратила всякое чувство времени. С их прошлой встречи Курчо не менял рубашку и не брился. Отросшая седая щетина старила его на много лет.– Если вы знали, куда направлялся Фауци, почему сразу мне не сказали? – спросил ее он.– Как я объяснила магистрату, в тот момент я ничего не знала. Я полагалась только на догадку Данте.– Очередное наитие. Какое совпадение, – холодно сказал Курчо.Облизнув растрескавшиеся губы, Коломба принялась импровизировать:– До того как он разбил компьютер, въехав в него на машине, он кое-что там увидел. Карту Рима. Но все было так неопределенно, что мы поехали проверить, прежде чем забить тревогу.– Вы отдаете себе отчет, как звучит эта история?«Да уж, отдаю, – подумала Коломба. – Звучит как брехня». Но правда была еще невероятнее.– Простите. Можно мне выпить кофе? У меня ужасно болит голова.Курчо приказал принести ей кофе и упакованную булочку, которую Коломба даже не открыла.– Это не допрос, Коломба. Я просто пытаюсь понять, что творилось в вашей голове, когда вы решили, что не стоит мне доверять, – сказал он.Коломба мяла в руках упаковку.– А вы бы поверили, если бы я явилась к вам с рассказом, что подозреваю, будто Фауци и Юссеф – только козлы отпущения?– Чьи?«Ангела».– Перед смертью Фауци говорил о какой-то женщине. Он ее боялся.– Возможно, она была их связной с халифатом.– Они не были игиловцами.Курчо пришлось напрячь всю волю, чтобы не разразиться ругательствами.– Коломба… Сейчас принадлежность к ИГИЛ – не больше чем формальность. Достаточно объявить себя игиловцем. Это настоящая террористическая франшиза. Если, дав присягу, ты что-то натворишь, другие члены ИГИЛ примут ответственность за теракт. Не важно, были они безумцами или правоверными, завербованными после многолетних молитв. И потом, отпечатки Фауци найдены на месте убийства его сообщника. Мы конфисковали в квартире Фауци деньги подозрительного происхождения… Вы можете себе представить, чтобы кто-то подложил все эти улики?Слушая Курчо, Коломба чувствовала, что ее поймали с поличным. Все, во что она еще недавно верила, в свете суровой реальности казалось сумасбродным заблуждением.– Я не знаю.– Лично мне кажется более вероятным, что террорист убил своего друга, охранника фирмы и ее владельца-еврея, который, должно быть, и был его первоначальной целью. Фауци был обвязан поясом смертника, который, к счастью – и в том числе благодаря вам, – не взорвал.– Мусту заставили. Он сам мне сказал перед тем, как его застрелили.– Да-да, загадочная женщина. Которая, возможно, была порождением его больного воображения.– А как насчет женщины, которая позвонила в полицию и сообщила, что видела Фауци, ровно через две минуты после того, как его фотография появилась в Сети? – сказала Коломба.– Случается и такое, госпожа Каселли. Бывает, даже один из нас срывается и перестает отличать реальность от фантазий. – Курчо покачал головой. – Но я сам виноват, что вернул вас на линию огня, и готов понести за это наказание.– Спецслужбы считают меня изменницей, а вы думаете, что я потеряла рассудок, – без выражения сказала Коломба. Ее глаза были пусты, как донышки бутылок. – Никто и мысли не допускает, что я просто выполняла свой долг.Курчо пригладил несуществующие усы:– Я предложил объявить вашим людям благодарность. Если были совершены нарушения, то отвечают за это не они.– А что насчет меня?– По вашему собственному заявлению ваше отстранение превратилось в отпуск по состоянию здоровья. В отчете я подчеркну, что вы страдаете от недиагностированного посттравматического синдрома, обострившегося в результате перестрелки с Хоссейном.Коломба стиснула зубы:– Спасибо, у меня все в порядке с головой.Курчо тяжело вздохнул:– Коломба, вы понимаете, что для вас это единственная возможность не попасть под суд?– За что? За то, что разыскала двух террористов?– Фарида Юссефа убили максимум за час до вашего приезда. Вы уверены, что, если бы рассказали все, что знаете, целевая группа не прибыла бы на место раньше?– Уверена.– А как насчет смерти директора «СРТ»? Вы уверены, что мы не смогли бы его спасти?– Да.– Хорошо. Только Спинелли вашей уверенности не разделяет. Если бы секретарша погибла, магистрат уже выписала бы ордер на предварительное заключение вас под стражу. Но знаете, что хуже всего? Вы продолжаете настаивать, что действовали на свой страх и риск, чтобы не терять время, но я думаю, что истинная причина в другом.Коломба молчала. Она слишком устала оправдываться.– Вы нам не доверяете. Вы не доверяете силам правопорядка, потому что Торре запудрил вам мозги.– Это не так, – пробормотала Коломба, зная, что по меньшей мере отчасти лжет.– Не важно. Вас ждут шесть месяцев отпуска, по истечении которых вы предстанете перед комиссией для психической и физической оценки, после чего получите новое назначение.– Новое назначение…– Другого выхода нет, Коломба.В этот момент Коломба, несмотря на окутавшую ее пелену усталости, осознала, что ее карьере пришел конец. Даже если ей позволят вернуться на службу, исполнится мечта Спинелли: ей придется просиживать задницу, перебирая бумажки и штампуя паспорта. Или – почему бы и нет? – учить каких-нибудь новичков-пингвинов, как снимать цифровые отпечатки пальцев.– Коломба… – сказал Курчо, и она поняла, что, погрузившись в мысли, даже не заметила, как начальник протянул ей руку на прощание; она торопливо, даже испуганно обменялась с ним рукопожатием. – Прежде чем уехать домой, загляните в отдел персонала, чтобы уладить этот вопрос. Бумаги уже готовы. И верните, пожалуйста, удостоверение, – сказал Курчо.– Боитесь, что я стану им злоупотреблять?– Я бы сказал, что не хочу рисковать.Коломба положила удостоверение на стол.Не запустить им в стену и не хлопнуть за собой дверью стоило ей невероятных усилий.17Для Данте все прошло гораздо более гладко. Его тоже допрашивали и магистрат, и сотрудники спецслужб, однако в немалой степени благодаря его адвокату и другу Роберто Минутилло с ним обходились вежливо и держали на одном из балконов прокуратуры.Несмотря на усталость, давая показания, он не отступал от разработанной ими с Коломбой версии событий, которой никто ни на секунду не поверил. Минутилло горячо противился даже его задержанию, ведь его клиент всего лишь «исполнял долг добропорядочного гражданина». В три часа ночи Данте отпустили и отвезли в гостиницу «Имперо». Поспав несколько часов, он купил новый мобильник, заявился в офис мобильного подразделения за новостями о Коломбе и скандалил с охранником, пока к нему не вышли Эспозито и Гварнери. Данте отвели во внутренний двор, куда выходили покурить полицейские, и усадили за стоящий неподалеку от переполненных пепельниц стол, где он и оставался до конца смены двух амиго, которые по очереди спускались, чтобы его проведать.– Что с Коломбой? – спросил Данте ближе к вечеру, когда оба полицейских наконец смогли подсесть к нему и поговорить. – Ее уволят?– Ее не могут уволить, не предъявив серьезных обвинений, – ответил Эспозито.– Жаль, – сказал Данте. – На этой работе она растрачивает себя попусту.Эспозито достал из пачки Данте сигарету.– Вы правда думаете, что эти сукины дети невиновны?– Один из них был насильником, а значит, точно не воплощением невинности, а другой убил двоих. Но они были не террористами, а орудием в чужих руках.– Это вам ясновидение подсказало?– Нет, всего лишь глубокое знание человеческой природы.Гварнери покачал головой:– Я признаю, что вы отлично читаете эти… как их?– Микродвижения.– Но людей нельзя свести к примитивной схеме. Они непредсказуемы.– Не настолько, как вам кажется, – ухмыльнулся Данте. – Я попадаю в яблочко в девяноста процентах случаев.– Бум! – сказал Эспозито.Данте пожал плечами:– Могу продемонстрировать.– Один из ваших фокусов? – Глаза Гварнери блеснули.– Найдется колода карт?– Кажется, у меня есть колода из тех, что распространяли американские войска в Ираке[15], – сказал Эспозито.– Подойдет.Эспозито исчез, а через десять минут вернулся с упакованной в пластик покерной колодой.– Пришлось перевернуть ящик стола вверх дном. Я даже нашел потерянные ключи от дома.– Вот видите. Значит, уже недаром потратили время. – Данте разорвал упаковку и бросил колоду на стол. – Новенькие. Прекрасно.– Причем настоящие, а не итальянские подделки, – сказал Эспозито. – Вы с ними поаккуратней.– Вы могли бы продать их на eBay. Уйму денег бы заработали. Сколько получает инспектор?– Мы вам не скажем, а то плакать будете, – сказал Гварнери.Данте снял с больной руки перчатку:– Мне понадобятся обе руки. Вы ведь уже привыкли?– Никаких проблем, – сказал Гварнери.Дома у Мусты ему не представился случай хорошенько разглядеть руку Данте, зато теперь он смотрел во все глаза. Вопреки его предположениям все пальцы Торре были на месте, но они были искривлены, прижаты к ладони и вдвое меньше, чем у взрослого человека. Почти нормальными выглядели только большой и указательный пальцы Данте, и он даже мог ими шевелить, но ногти на них отсутствовали. Всю его руку покрывала частая сетка шрамов.Гварнери покачал головой:– Позвольте спросить, почему Отец бил вас только по левой руке?– Потому что я правша, а значит, она была менее полезной. И он никогда меня не бил. – Данте обеими руками выбрал две карты: пикового туза с Саддамом Хусейном и червового туза с Кусеем Хусейном – его младшим сыном и руководителем службы безопасности. – Я предпочел бы красивую женщину, но будем довольствоваться тем, что имеем, – сказал он, отложив карту с червовой дамой – командующим Специальной республиканской гвардией Барзаном аль-Гафуром Сулейманом аль-Маджидом. – Да, мрачновато: все трое мертвы. Не то чтобы я по ним слезы лил.– Разве вы не говорили, что Отец вас пытал? – настойчиво спросил Эспозито.– Я сам наказывал себя розгой по его приказу, но Отец никогда ко мне не прикасался. По крайней мере, мне так кажется, потому что мои воспоминания о силосной башне немного недостоверны. – Данте выложил три карты в ряд и закурил. – Готово.Эспозито презрительно взмахнул рукой:– Только не говорите, что будете показывать фокус с тремя картами.– Именно. Вот тузы, а вот да-а-а-ма, – заключил Данте тоном ярмарочного зазывалы и, перевернув карты рубашкой кверху, ловко перебросил из одной руки в другую. – Кто из вас двоих желает попытать удачу?– Я, – сказал Эспозито и дотронулся до центральной карты; он угадал. – Неужто вы правда думаете одурачить меня этим трюком?– Мы просто разминались, а теперь будем играть всерьез, – сказал Данте. На этот раз он тасовал карты гораздо быстрее, и увечье ему нисколько не мешало. Однако Эспозито заметил, что угол дамы испачкан упавшим с сигареты Данте пеплом. – Надо определить ставку.– Десять евро? – от души развлекаясь, предложил Гварнери.– Пфф! Я приближаюсь к черте бедности, но еще не настолько обнищал. – Данте улыбнулся уголками рта. – Стимулирующие препараты, конфискованные на таможне?– Вы и без того на взводе, – сказал Эспозито. Пятнышко пепла было почти неразличимо, но с его места метку было прекрасно видно. – Как насчет вопроса?Данте разложил карты лицом вниз.– Вопроса?– Если я угадаю, ответите правду.– Любопытно. О’кей. Где?– Первая слева, с моей стороны.Данте перевернул карту: Эспозито угадал. Он растерянно вскинул брови:– Как вы это сделали?Эспозито торжествующе улыбнулся:– Знали бы вы, сколько шулеров я повязал.– Выкладывайте свой вопрос.– Что у вас с госпожой Каселли?– Эспозито, ну ты и шельма! – расхохотался Гварнери.– Договор есть договор. – Данте почесал в затылке здоровой рукой. – Ничего. Скажем так: мы хорошие друзья. Хотя в последнее время виделись редко.– Не врете?– Я человек слова. Дайте мне отыграться. – Он снова перетасовал карты. Теперь его руки двигались еще быстрее. – Интересный вопрос. Уж не питаете ли вы романтические надежды в отношении начальницы?– Я женат, – смутился Эспозито.– И правда, где это видано, чтобы женатый человек поглядывал на сторону, – с иронией сказал Данте. – Валяйте.Эспозито поискал глазами меченый край:– Опять левая.Снова верно. Данте удрученно покачал головой:– Что за черт… Выставил себя на посмешище. Пожалуй, надо было попробовать что-нибудь другое.– У меня еще один вопрос.– О’кей.– Что за история с каким-то звонившим вам родственником? Я знаю, что госпожа Каселли приказывала его разыскать.– Несколько месяцев назад какой-то тип позвонил мне, назвался моим братом и дал понять, что знает, кто я такой. Какое-то время я забавлялся идеей, что это правда. Я даже надеялся, что это так, – беззаботным тоном сказал Данте.– А на самом деле? – спросил Гварнери.Лицо Данте оставалось непроницаемым.– Похоже, очередной обман. Я ошибался. Как и сейчас, когда решил испробовать на вас свой фокус.Эспозито рассмеялся:– Вы обещали доказать мне, что безошибочно разбираетесь в людях. Но кажется, пока все наоборот.Молниеносно перемешав карты, Данте снова разложил их на столе. Карта с испачканным краем оказалась посередине.– Да ладно вам, хватит. Мне уже совестно, что я так легко вас обыгрываю, – сказал Эспозито.– Тогда я повышу ставку. Сто евро.Эспозито жадно улыбнулся:– Только учтите, я вам должок не спущу.– Если проиграю, то расплачусь сполна.– Гварнери, ты свидетель. – Эспозито перевернул центральную карту. Это был пиковый туз – Саддам Хусейн. – Какого…– Взгляните и на остальные.Эспозито перевернул карты. Дамы среди них не было.– Он тебя сделал, – сложившись пополам от смеха, заявил Гварнери.Данте вытащил даму из-под лежащей на краю стола перчатки.– Я стер пятно с загаданной карты и испачкал другую. Да и помечена она была не случайно.– Надувательство! – раздраженно проворчал Эспозито.– А промолчать о том, что карта крапленая, – не надувательство? – спросил Данте, закуривая очередную сигарету. – Вы хотели покрасоваться, но не слишком присматривались, потому что стеснялись глазеть на мою руку. Я лишь предположил, что вы считаете меня более неуклюжим, чем на самом деле, и не преминул этим воспользоваться. – Данте раскрыл веер из карт больной рукой и снова надел перчатку. – Видите? Человеческие существа гораздо менее сложны, чем принято считать. Их поведение можно с достаточной уверенностью предугадать.– Вы тоже человек, – сердито сказал Эспозито.– Но не всегда себя им ощущаю. – Данте сложил карты в стопку и вернул ему. – С вас сто евро.– Разбежались.– Так и знал… Что такое? – спросил он: какой-то полицейский подошел к Эспозито и зашептал ему на ухо.– Госпожа Каселли выходит, – ответил инспектор.Данте вскочил:– Вы позволите мне с ней поговорить?– Пожалуйста.Данте побежал к главному входу. Несколько мгновений спустя через проходную, устало помахав охраннику, прошла Коломба. На ней была вчерашняя одежда, и Данте понял, что его подруге даже не разрешили заехать домой, чтобы переодеться. Она чуть не столкнулась с ним лоб в лоб.– Данте… Что ты здесь делаешь?– Тебя ждал. Как с тобой обращались? Тебя хоть кормили?– Все хорошо, я просто устала. Иду домой, – без выражения сказала она.Данте пятился перед Коломбой, заглядывая ей в лицо:– Скажи только, когда мы снова увидимся. Как ты знаешь, следы имеют свойство остывать.Коломба остановилась:– Ты о чем вообще?– О расследовании. Мы проиграли бой, а не войну.– Совсем с ума сошел? Нет никакого расследования, можешь ты это понять?– А как же ангельская дамочка? Мы что, позволим ей и дальше весело порхать? И может, убить кого-нибудь еще?– Тебе что, дали прочитать мои показания?– Только спросили, что я думаю на этот счет. Я ответил, что, по-моему, она существует.– Поздравляю.– КоКа… Это не шутки. Твои начальники слишком тупы или продажны, чтобы это понять. Но ты не такая.– Очень жаль. В противном случае жить мне было бы гораздо легче. – Коломба оттолкнула его с дороги. – Я иду спать. Обсудим в другой раз.Она исчезла вдали, а Данте так и остался стоять на тротуаре, закипая от сочувствия и разочарования. К нему подошел Гварнери:– Все хорошо?Данте опомнился:– Конечно. Коломба сказала, что я могу у вас кое о чем спросить. Что вы точно можете помочь, – солгал он.– Что вы хотите знать?– Все просто. Кто занимается трупом Мусты?18Такси высадило Данте на площади Верано, в двух шагах от одноименного кладбища, полного памятников Наполеоновской эпохи и могил выдающихся людей.Не так давно старое здание морга закрывали из соображений гигиены: некоторые трупы оставались невостребованными еще с девяностых, а многие тела лежали прямо в коридорах. С тех пор в покойницкой навели порядок, но атмосфера была по-прежнему угрюмой и гнетущей. Данте набрал на мобильнике номер, и через пару минут в дверях показалась одетая в несвежий белый халат Барт.– Великое светило! – воскликнул он.– Да уж конечно, – отозвалась Барт. – Какими судьбами?– Я приехал поговорить с тобой о парне, которого ты только что препарировала. Ну помнишь, ему еще голову отстрелили.– Понятия не имею, о чем ты.– Ты не умеешь врать. Поверь мне, это комплимент.Барт огляделась по сторонам:– Данте… Ты мне нравишься, но я не имею права раскрывать информацию о текущих расследованиях. Особенно об этом расследовании, в которое ты вовлечен.– А если я скажу, что виновника еще не поймали?– Я отвечу, что тебе стоит пообщаться со своим психиатром.Данте закатил глаза. День клонился к вечеру, и небо затягивали черные тучи. А может, у него просто разыгралось воображение.– Барт, у Коломбы неприятности, – сказал он.– И ты считаешь, что результаты аутопсии ей помогут? Каким образом?– Чем больше нам известно, тем лучше мы сможем подготовить ее защиту. Например, она была вынуждена действовать правильно…Данте стыдился прикрываться именем Коломбы, но знал, что Барт не останется равнодушной к ее благополучию. Роберта огляделась и вздохнула:– Заходи.– Не могу. Я слишком устал.Так оно и было. Столбик его термометра, сигнализирующий о выраженности симптомов фобий, приближался к семерке. В таком состоянии зайти в незнакомое здание Данте был не способен.– Но пройтись-то хотя бы можешь?– Это пожалуйста.– Подожди здесь. Я переоденусь и попрощаюсь с коллегами.Через десять минут Барт вышла из морга в джинсах и куртке, и они пошли в направлении базилики Сан-Лоренцо, площадь перед которой украшала колонна с бронзовой статуей святого. Они остановились на ступенях, и Данте предложил Барт сигарету, прикурив для обоих.– Приятно покурить в хорошей компании, – сказал он. – В последнее время можно подумать, что вокруг одни зожники[16].– К твоему сведению, Сантини дымит как паровоз.– Он последний, с кем я хотел бы разделить свой порок.Барт изумленно посмотрела на него:– Он немного грубоват, но мне всегда казался отличным полицейским. Что ты имеешь против него?– В прошлом году он запер меня в туалете и угрожал убить.– Ясно… Ты написал заявление?– Нет. Но Коломба пнула его в лицо. Я вполне удовлетворен.Барт рассмеялась и тут же посерьезнела:– Как она?– Вся издергалась.– Она не заслужила такого отношения… – Барт со злостью бросила окурок в мусорный бак. – Мужчина, которого я препарировала, находился под действием наркотиков. Поэтому предсказать, как он себя поведет, было невозможно, и, какие бы меры ни приняла Коломба для его задержания, ее действия оправданны.– Каких наркотиков?– Проще сказать, какие он не принимал… Я нашла следы дронабинола, алкоголя, псилоцина и псилоцибина. Знаешь, что это?– Активные вещества галлюциногенных грибов. Он накачался наркотой перед тем, как обвязаться поясом смертника? Вот идиот!Данте заметил, что Барт кажется смущенной.– В чем дело?– Его кровь и метаболиты указывают на то, что он принял грибы за пару часов до смерти.– В какой форме?– Ну ты и педант. Я не знаю.– Прости?– Я не нашла следов в желудке.– Возможно, он покурил или сделал отвар… – сказал Данте. В юности он пробовал волшебные грибы и нашел их воздействие весьма любопытным.– Я бы обнаружила следы отвара. Их не было. Следы курева остались бы в гортани. Но там тоже ничего.– Кто-то накачал его наркотиками против воли.Барт закатила глаза.– Так я и знала. Ты меня обманул. – Она пристально посмотрела на него. – Плевать тебе на Коломбу. У тебя есть своя версия теракта.– Уверяю тебя, я здесь по обеим причинам.Барт покачала головой:– Я идиотка. Если ты растреплешь то, что я тебе рассказала, клянусь, я привяжу тебя к секционному столу и проведу вскрытие.– Да ладно тебе. Я никогда не раскрываю свои источники.– Я тебе не источник!– Теперь тебе нет смысла останавливаться. Следы анестетика?– Нет, – пробормотала Барт.– Повреждения, следы от инъекций?– На теле полно повреждений и ссадин, но следов уколов я не видела. У него был единственный огромный синяк под затылком. Травма была получена за несколько часов до смерти.– На высоте какого позвонка?– Эпистофея.– В традиционном карате есть несколько ударов в эту область, которые способны парализовать или убить противника. Шуто… Хайто… – Данте помахал руками в воздухе.Зрелище не произвело на Барт никакого впечатления.– С каких пор ты заделался экспертом по боевым искусствам?– Ни с каких, но я смотрю канал «Дискавери».– О’кей, тогда, возможно, на другом канале тебе могут объяснить, что такую гематому можно получить при падении, надорвав спину или во время занятий гимнастикой.– Барт, ты должна еще раз осмотреть тело. Зная, что искать, ты можешь обнаружить что-то, что раньше от тебя ускользнуло.– Ничего от меня не ускользнуло! – резко сказала она. – Мне платят потому, что от меня ничего не ускользает.Данте понял, что допустил еще одну ошибку.– Прости, прости, я неудачно выразился! – с напускной горячностью сказал он. – Но взгляни на него еще разок, пожалуйста. Может, сделаешь заборы с ран? Возможно, псилоцибин и псилоцин попали в кровь через них.– Не могу.– Достаточно найти их следы на одной из царапин, чтобы доказать, что кто-то им манипулировал. Это будет доказательством, понимаешь?– Говорю тебе, не могу. Я завершила аутопсию. Перед твоим приездом я встретилась с магистратом и передала труп в ее распоряжение. Тело забрали и перевезли в военный морг из соображений безопасности.– Чьей безопасности?Барт издала мученический вздох:– Мы закончили?– Не совсем. Ты нашла на его коже следы клея?– Откуда ты знаешь? – изумилась Барт. – На руках. Если он связал сообщника скотчем, это нормально.– Нет, Муста был в перчатках. Его тоже связывали.– Кто?– Пока не знаю. – Данте достал из пачки последнюю сигарету и закурил. – Есть еще что-нибудь, что могло бы мне помочь? Частицы, следы на одежде…– Это не моя компетенция, – сказала Барт. – Знаю только то, что мне сообщили, чтобы я могла провести сопоставления. Единственное, чего не было ни у него дома, ни в доме его сообщника, – это бетонная пыль. Подобный состав используется при строительстве жилых домов, в нем нет примесей гидроизоляции и краски.– Где-то идет стройка…– Он мог испачкаться где угодно. Пыль была у него даже в волосах. – Барт взглянула на часы. – Мне нужно успеть на поезд. К счастью, они снова ходят.Данте сжал ее ладонь в своих:– Спасибо. И прости, что впутал тебя.– Не строй мне глазки, подхалим, – смягчилась Роберта. Ей было сложно злиться на Данте, ведь он просто был самим собой. – Не пропадай, ладно? Если тебя как-нибудь занесет на север, помни, что ты приглашен на ужин на мою вегетарианскую лазанью.Данте кивнул:– Отлично. Спасибо, Барт.– И не делай ничего, о чем можешь пожалеть.– Боюсь, это невозможно.– Тогда не делай ничего, о чем я могу пожалеть.Дождавшись, пока Барт отойдет подальше, Данте позвонил Альберти.19Один из углов гаража Альберти отвел своему собственному, единственно важному искусству – музыке. С помощью подключенной к компьютеру MIDI-клавиатуры он сочинял будущий шедевр, который намеревался посвятить жертвам трагедии в поезде. Трек назывался «Без десяти полночь» – час прибытия поезда на вокзал Термини – и начинался с басового риффа, который должен был имитировать движение состава, но вопреки всем его усилиям больше напоминал аккорды «Макарены».Его мобильник завибрировал и упал на клавиатуру.– Что-то случилось, господин Торре? – встревоженно спросил Альберти в трубку.– Нет, но тебе улыбнулась удача. Я беру тебя на прогулку.– Куда?– Спорим, никогда не догадаешься. По пути не забудь купить мне пачку сигарет.Альберти заехал за ним в район Верано и без особого удивления отвез в Малаволью. По дороге Данте в двух словах объяснил ему, что хочет найти. Площадь с фонтаном была все еще оцеплена полицией и окружена заграждениями, и они припарковались в сотне метров от нее.– Можешь устроить мне еще одну небольшую экскурсию в магазин? – спросил Данте.– Кажется, вы переоцениваете мое звание, – сказал Альберти.– Ладно, обойдемся. – Данте представил, как два человека покидают магазин и садятся в стоящий на улице автомобиль. Один из них в обмороке, беззащитен. Лампочки перегорели, во дворе темно, и женщине – ангелу – удается оттащить Мусту в машину, оставшись незамеченной. Парень весил не больше шестидесяти пяти килограммов, но нужно было обладать немалой силой, чтобы унести его бесчувственное тело. – Допустим, ты припарковался там, где сейчас стоит патрульная машина, – сказал Данте. – Какой дорогой ты бы поехал, чтобы тебя не увидели?– Можно мне посмотреть поближе?Они подошли к самому заграждению и оглядели прилегающие улицы. Одна из них вела в окруженный высокими стенами тупик, а другая – широкий проспект – к кольцевой дороге.– Я бы поехал по проспекту, – сказал Альберти.– Ответ неверный: на перекрестке камера. – Данте показал на светофор в трехстах метрах от магазина.– А, понял… – Альберти почесал подбородок, изучая окрестности. – Вон там банкомат, он тоже под видеонаблюдением, а там тупик. Отсюда невозможно уехать, не наследив, хоть ваш таинственный ангел мог этого и не понимать.– Сомневаюсь. – Данте был уверен, что, кто бы ни стоял за инсценировкой, вряд ли он допустил бы столь элементарные оплошности.– Ну тогда, может, эта женщина никуда его не увозила, а просто накачала наркотиками и оставила где-то неподалеку, после чего Муста отправился взрывать себя на своих двоих.Данте покачал головой:– С момента его побега из дому до нашего приезда сюда прошло чуть больше часа. Она бы физически не успела дать ему наркотики и подготовить к суицидальной миссии. Нет, она увезла его куда-то, чтобы обработать без помех. – Они направились к светофору. В просвете между стенами домов примерно в двухстах метрах от магазина показалась пешеходная дорожка, огибающая пустырь. – Как насчет этого маршрута?Альберти критически оглядел тротуар:– Высоковато, но на джипе можно и заехать.Данте включил подсветку на мобильнике.– Посмотрим, куда он нас приведет.– Возьму фонарик из машины, – сказал Альберти и вспомнил, что, когда доставал его в последний раз, ничем хорошим дело не закончилось.Освещая дорогу фонариком, Данте и Альберти вышли на пустырь. После недавних дождей земля стала сырой и вязкой, и им постоянно приходилось обходить овраги и заросли кустарника. Через пять минут огни и звуки города остались позади, и прогулка показалась им вполне приятной. Пустошь бороздили следы шин, кругом валялись упаковки от презервативов – значит они здесь не первые. Через четверть часа они, в облепленных грязью ботинках, вышли на дорогу и оказались перед забором, окружающим два недостроенных многоквартирных дома. Ворота порыжели от ржавчины, и, судя по количеству бутылок и мусора на площадке, стройку давно заморозили.– Эти дома прозвали Динозаврами, – сказал Альберти. – Застройщик разорился и остановил работы.– Откуда ты знаешь?– Моя тетушка живет неподалеку.– Как мило. Готов поспорить, она закармливает тебя пирожками.Створки ворот были закрыты на цепь, и Данте наклонился, чтобы присмотреться к навесному замку. Замок казался таким же старым, как и все остальное, но скважина выглядела подозрительно чистой. Достав из кармана кусочек железной проволоки, Данте согнул его и вставил в замок.Альберти счел нужным немедленно вмешаться:– Господин Торре… Сами знаете, я всегда готов вам помочь, но это взлом с проникновением.Данте улыбнулся:– Знаешь, почему ты сегодня здесь?– Потому что вам нужен вооруженный сообщник.«Туше», – подумал Данте.– Да, но почему именно ты? Я тебе объясню. Потому что ты хочешь отличиться перед Коломбой. Надеешься, что она поймет, какой ты молодец. И сейчас у тебя есть возможность себя показать.Альберти понурился. Он понял, что проиграл.– Да вы просто дьявол!– Позже заставлю тебя подписать договор, – ухмыльнулся Данте и взломал замок.20Створки с легкостью раскрылись как раз настолько, чтобы Данте и Альберти протиснулись внутрь. Утрамбованная площадка вокруг двух недостроенных домов была завалена мешками с цементом и брошенным оборудованием, в числе которого была растерявшая колеса тележка.За распахнутой подъездной дверью в один из Динозавров виднелся лестничный пролет без перил. Дверь во второй дом была заколочена.– Качественных отпечатков мы, разумеется, не найдем, но, если эта женщина прибралась, должны остаться следы уборки. Следуй за ними и посмотри, куда они тебя приведут.– Минуточку! Я?!Данте запустил руку в карман Альберти и вынул оттуда телефон. Он с облегчением отметил, что модель довольно новая, и, не прерывая разговора, установил «Снэпчат».– Если я войду туда в темноте, то живым не выйду. И потом, в отличие от меня, ты – счастливый обладатель пистолета.– Думаете, там до сих пор кто-то есть?– Нет. Но осторожность никогда не помешает. – Данте сделал видеозвонок с мобильника Альберти, положил трубку ему в нагрудный карман таким образом, чтобы объектив выглядывал наружу, и убедился, что изображение на его собственном телефоне предоставляет ему достаточный обзор. – Я буду следить за тобой отсюда. Только не загораживай камеру.– Я не знаю, что искать.– Увидишь – поймешь. Смотри под ноги.Альберти достал пистолет и нацелил его перед собой, направляя вперед фонарик в точности как учили в полицейской академии. Проклиная себя за сумасбродство, он вошел внутрь. Динозавр пропах пылью и гнилью, и фонарь отбрасывал длинные тени.– Ground control to Major Tom[17]. Ответьте, пожалуйста, – донесся из его кармана голос Данте.– Я здесь, – сказал Альберти и начал подниматься по ступеням. – Пока не вижу ничего подозрительного.– Есть следы ног?Альберти нагнулся и направил луч фонарика горизонтально. Пыльный пол покрывали бесчисленные отпечатки подошв.– Сколько угодно.– Если наша незнакомая подружка кого-то тащила, ее следы должны выглядеть иначе. Например, она наверняка положила тело, как только поднялась по лестнице.Альберти проверил первую площадку: никаких странных следов. На нее выходили четыре двери без замков, за которыми виднелись неотремонтированные квартиры с покрытыми мусором и кострищами полами.– Кажется, ничего.– Поднимись повыше. Второй этаж можем сразу исключить. Слишком близко к земле: если и заметишь, что кто-то поднимается, будет уже поздно.– Как по-вашему, если эта загадочная женщина существует, то кто она такая?– Знаю одно: что бы ни воображало твое упрямое начальство, она точно не из ИГИЛ.Альберти поднялся на исписанный ругательствами и граффити третий этаж. Кругом лежали человеческие экскременты. В одной из квартир нашелся черный от грязи матрас, а рядом свеча и стопка газет.– Здесь кто-то живет, – сказал он.– Войди и осмотрись, вдруг найдем очевидца…Альберти последовал его указаниям, вдыхая через рот и внимательно глядя под ноги: покрытые толстым слоем пыли газеты были не свежее двух лет.– Похоже, этот парень давно переехал, – сказал Данте. – Поднимись выше, пожалуйста.Все квартиры на четвертом этаже были заколочены. Перед одной из дверей кот грыз еще живую мышь. Альберти вскрикнул от неожиданности, и с удобством устроившийся на бортике тележки Данте рассмеялся:– Ну же, ты почти пришел. Проверь, не отходят ли доски.Альберти попытался выломать какую-нибудь из досок, но они были намертво приколочены кривыми ржавыми гвоздями.– Я бы сказал, нет.– Вперед, к новым вершинам!Альберти поднялся по скрипучим ступеням на следующий этаж, все больше проникаясь зловещей атмосферой заброшенного дома. Ему начало казаться, что женщина, которая, по мнению Данте, похитила Мусту, превратилась в монстра, поджидающего новых жертв в центре гигантской паутины. Его рука с пистолетом слегка задрожала, и он прислонился к окну на площадке пятого этажа, чтобы отдышаться.– Господин Торре… Такими темпами я буду разгуливать тут всю ночь.– Ты прав, – сказал Данте. – Подожди секунду, я кое-что придумал. – Он встал с тележки и дошел до заднего фасада Динозавра, выходящего на пустырь, откуда они пришли. Дорогу скрывали от взгляда деревья. – Попробуй войти в дверь, выходящую на восток.– А где восток?Следуя указаниям Данте, Альберти вошел в мрачную коробку квартиры, которая ничем не отличалась от предыдущей. Две спальни и совмещенная с гостиной кухня, выдолбленные из грубого бетона. Пыльный пол, стопки журналов, пустые коробки, ящики, матрасы. Но на этот раз…Он что-то почувствовал.– Здесь, – порывисто сказал Альберти.– Что ты нашел?– Не знаю. Интуиция подсказывает…– Прекрасно, инстинкт – лучший советчик. Дай, пожалуйста, панорамный обзор.Альберти встал посреди комнаты и покрутился вокруг себя. Уже на втором обороте он понял, что именно его насторожило. В обход сознания мозг зарегистрировал изменившийся запах: здесь воняло не так сильно, как на других этажах.Данте вглядывался в изображение – качество картинки оставляло желать лучшего. В самом центре комнаты без перегородок, которые должны были отделять гостиную от кухни, высилась подпирающая потолок бетонная колонна. Ну очень заманчиво.– Дай посмотреть на колонну, пожалуйста, – попросил он.Альберти подошел к колонне, и странное, неопределенное ощущение вернулось. На сей раз ему удалось разобраться, что не так, только через несколько секунд.– Она чистая, – сказал он. – То есть одна сторона выглядит чище других. Но может, мне только так кажется…– Чувствуешь какие-то запахи?Альберти нагнулся:– Аммиак или отбеливатель.– Никаких органических следов. Но возможно, кое-что и осталось. Возьми горстку пыли и брось на колонну.К счастью для Альберти, на нем были латексные перчатки и ему не пришлось прикасаться к грязи голыми руками. Когда он бросил третью горсть, часть пушистой пыли прилипла к колонне, образовав горизонтальную полоску шириной в пару сантиметров. Альберти удивленно направил на нее луч фонаря:– Видите?– Клейкая лента.– Но для чего?– Хороший способ кого-нибудь связать. На теле Мусты были следы клея.Альберти снова взглянул на колонну. В сгущающемся сумраке она до жути походила на пыточный столб.– Он был здесь…– Точно.– Может, вызвать криминалистов?– Они больше ничего не найдут, а она узнает, что мы сюда добрались.– Возможно, нас немного занесло, – осторожно сказал Альберти. – Может найтись тысяча объяснений.– То же скажет и твое начальство. Дам тебе бесплатный совет: никогда не становись таким, как они.– У меня и шанса-то не будет. Но вы уверены, что это то самое место?– Подойди к окну слева от тебя.Альберти повиновался.– Что ты видишь?– Деревья… и еще… площадь. Видно мигалки коллег.– Таким, как она, нравится наблюдать из укрытия. Приглядывать за территорией.– Таким, как она? И что это за люди?Альберти не мог его видеть, но Данте ухмыльнулся.– Хищники, – сказал он.21Коломба спокойно возвращалась домой пешком, хотя слово «спокойно», пожалуй, описывало ее состояние не слишком точно: глаза у нее закрывались от усталости, но она так нервничала, что ей казалось, будто она никогда их не закроет. Добил ее звонок матери, которая обвинила ее в том, что она не связывалась с ней уже несколько дней.– Я занималась терактом в поезде, – сухо сказала Коломба. – Слышала, может? Трупы, террористы…– А ты при чем?– Я работаю в полиции.– Полиция не расследует теракты.– И кто тебе это сказал?– Всем известно, что для этого существуют секретные службы, – возмущенно ответила мать. – Но если ты решила отговориться работой, ради бога. Прости, что иногда осмеливаюсь тебя побеспокоить. Знаешь, я ведь еще жива.«Господи боже», – подумала Коломба. После того как мать десять минут заливалась слезами, она капитулировала и согласилась через пару дней вместе пообедать. Наконец она повесила трубку и в изнеможении уселась за стойку в баре напротив лестницы на площади Венеции. Бармен косился на нее исподлобья, пока она не достала деньги и не заказала капучино.«Должно быть, я ужасно выгляжу», – решила Коломба.Зеркало за стойкой подтвердило ее опасения: волосы всклокочены, одежда мятая – вылитая бомжиха. В последние несколько дней по телевизору в баре без остановки крутили новости, но на сей раз настрой ведущего был приподнятым: опасность миновала. На экране появились фотографии Фауци и Юссефа, и, когда диктор сообщил, что оба убиты, посетители разразились дружными аплодисментами.Не упустил случая выступить с ободряющей речью и сам премьер-министр. Террористическая ячейка ликвидирована, сообщников разыскивают, однако худшее позади. Силы правопорядка действовали выше всяких похвал.«Как же, силы правопорядка», – подумала Коломба, попивая капучино со слишком пышной пенкой. Но с чрезвычайным положением покончено. Ура.Вернувшись домой в одиннадцатом часу, она, как обычно, пошла по лестнице. Когда до ее этажа оставался всего один пролет, на площадке послышался какой-то шорох. На миг Коломба снова перенеслась в исламский центр и потянулась за отсутствующим пистолетом, но вдруг узнала приветливое лицо человека в мотоциклетной куртке.– Энрико?Он вздрогнул от неожиданности. Энрико было тридцать девять лет, и, судя по его самоуверенной улыбке, он прекрасно знал, насколько привлекателен.– Ты меня напугала….– Я не нарочно, – все еще растерянно сказала она.– Мне сказали, что тебя отпустили домой, но ты не отвечала на телефон. – У Энрико было много друзей из полиции, с которыми он познакомился через нее. – Я волновался и прибежал сюда сразу после работы.– Мобильник сломался, – сказала Коломба. Ее запущенный вид вдруг приобрел для нее огромное значение.Энрико обнял ее, а она так нуждалась в человеческом тепле, что не нашла в себе сил его оттолкнуть.– Дай мне открыть дверь, – сказала Коломба ему в плечо.– Конечно, прости.Она пропустила его в квартиру:– Хочешь выпить?Он снял куртку, под которой оказались рубашка и галстук.– Давай так. Я приготовлю тебе что-нибудь перекусить, пока ты сходишь в душ. А то ты похожа на приятеля Чарли Брауна, который расхаживает везде в облаке пыли[18].Коломба рассмеялась:– У меня в холодильнике мышь повесилась.– Я творю чудеса даже из консервов, помнишь?Коломба многое помнила, но в эту минуту все, что она так ненавидела в Энрико, словно испарилось из ее памяти. Она согласилась. Когда спустя полчаса она вышла из ванной в чистой футболке и спортивных штанах, кухонный стол был накрыт скатертью, которую она купила почти год назад и с тех пор ни разу не вытащила из шкафа. В центре стола стояла бутылка красного вина. Коломба медленно отпила из протянутого ей Энрико бокала.– А это откуда?– Я принес. Садись, я за тобой поухаживаю. – Он вернулся с ароматной сковородой. – Паста с тунцом. Пришлось выковырять остатки из десятка жестянок, чтобы наскрести на две приличных порции. Боюсь, у кое-каких продуктов вышел срок годности, но я старался не присматриваться…Разложив еду по тарелкам, Энрико сел напротив нее. В былые времена он часто устраивал ей такие импровизированные ужины. Коломба наколола на вилку микс макарон, фузилли и пенне, которые каким-то чудом оказались идеально проварены «на зубок».– Пальчики оближешь, – сказала она раньше, чем почувствовала вкус, но не ошиблась. На деликатес из шикарного ресторана не потянет, но после двадцати четырех часов почти полного голодания вполне сойдет. Слюнные железы почти свело.– Мне сказали, что это ты остановила парня, который собирался взорвать принадлежавшую еврею фирму, – сказал Энрико.– Типа того.– Сначала поезд, потом это… Не хочешь продать свои мемуары кинопродюсерам? – с улыбкой спросил он.– Кому они интересны?– Мне, например. – Он подлил ей еще вина.– У меня уже и так голова кружится, – сказала она.– Пусть кружится. Итак, ты довольна?Коломба покачала головой:– Какой антоним у слова «довольна»?– Недовольна.– Тоже не подходит. Я бы сказала, скорее, «вне себя от ярости», но уж точно не «недовольна».Лицо Энрико вытянулось от удивления.– Ты остановила двух террористов.– Скоро их место займут другие. – Коломба отодвинула тарелку. – Извини, было очень вкусно, но я больше не могу.– Выпей хотя бы еще вина. Нет лучше способа поднять настроение. – Он снова наполнил ее бокал.– Хочешь меня напоить?– Если выпивка тебя взбодрит, то конечно. – Энрико тоже отодвинул тарелку. – Я скучал по тебе, ищейка.– Правда?Он взял ее за руку:– Правда. Ведь я здесь.– Ты здесь. Но тебя не было рядом, когда я в тебе нуждалась.– Я пытался тебя поддержать. Но… Хочешь знать правду? – Энрико посерьезнел. – Я не знал, как себя вести. Я был напуган не меньше тебя, но стыдился в этом признаться, ведь это ты чуть не погибла. Так что я сбежал, а когда понял, что натворил… Было уже поздно.От вина щеки Коломбы приятно горели, а ладонь в руке Энрико стала обжигающе горячей. Сжав ее, он словно включил нить накала, восходящую по ее руке и спускающуюся к низу живота.– Я тоже по тебе скучала, – не удержавшись, сказала она.– Правда? – Энрико встал и скользнул к ней за спину.– Правда.Она подняла лицо, и Энрико поцеловал ее. Его руки легли ей на грудь, потом оказались у нее в штанах. Коломба изогнулась, и пальцы Энрико проникли к ней внутрь. Он развернул ее на стуле и, не переставая гладить ее тело, поднял на ноги. Она расстегнула молнию на его брюках.Не отрываясь друг от друга, они проделали путь по коридору до спальни и торопливо сорвали с себя одежду.– Я так давно тебя хочу, – выдохнул он, входя в нее медленными толчками. – Не знаю, как я мог так долго терпеть.Коломба обвила ногами бедра Энрико, с голодом и злостью проталкивая его еще глубже, и крепко прижалась к нему. Наслаждение разливалось по телу, становилось все острее. Ей всегда требовалось время, чтобы достигнуть оргазма, и быстрые перепихоны не приносили ей удовольствия, но сейчас она знала, что долго не протянет. Ей нужно было кончить и хоть на миг потушить окружающий мир.– Скажи еще раз, что скучал, – сказала она.– Я скучал, – прошептал ей на ухо Энрико. – Я пытался тебя забыть, но это невозможно.– А как же остальные женщины, с которыми ты был все это время? – выдохнула Коломба, ускоряя ритм.– Не было никаких женщин. Ни одной. – Он снова впился ей в губы удушающим поцелуем. Его вкус смешивался во рту Коломбы с винным послевкусием.«Вино».Коломба похолодела. Холод шел от головы и гасил всякое желание. Она высвободилась из его объятий:– Перестань.Энрико продолжал входить в нее ускоряющимися толчками.– Расслабься, – сказал он.Коломба согнула ноги и ударила его коленями в грудь. Он отлетел на пол. Посмешище. Теперь он казался ей жалким посмешищем.– С ума сошла? – спросил Энрико, с трудом поднимаясь на ноги. При падении он ушиб крестец. – Ты могла мне спину сломать.– Какая жалость. – Она встала и накинула халат, который бросила в спальне еще два дня назад.– Можно узнать, что я сделал не так?– Вино.– Вино?– Ты так за меня волновался, что со всех ног бросился ко мне домой, да? – с сарказмом спросила Коломба. – Но не забыл заскочить в магазин и купить вина. Ты знал, чем все закончится. Ты даже хотел, чтобы все так закончилось.– И что в этом плохого?– Ты воспользовался мной, ублюдок.– Ты сумасшедшая! – Энрико кипел от возмущения. – И после этого ты еще говоришь, что меня не было рядом! Ты сама меня оттолкнула. Своим поганым поведением!– И оттолкну снова. На выход! – сказала она, выталкивая его в коридор.Он прыгал на одной ноге, пытаясь влезть в брюки.– Дай хоть одеться, твою мать!– Оденешься на лестнице! Пошел, пошел. – Коломба выставила его на лестничную площадку и захлопнула дверь.– Мобильник, – сказал он из-за двери.– Что?– Мобильник. Я оставил его на зарядке.Коломба нашла телефон, открыла дверь, сунула его полураздетому Энрико и снова закрылась. Потом села в свое любимое кресло и расплакалась.«И чего ты взбесилась? – подумала она. – Могла ведь хорошенько трахнуться и распрощаться».Но такой уж у нее был характер – ей никогда не удавалось отключить мозги. Она всегда держалась с миром настороже, готовая отразить любую опасность. Ее слезы сменились истерическим хохотом. Наконец Коломба рухнула на кровать и провалилась в тревожный сон. В семь утра она снова открыла глаза: нос щекотал странный запах. На миг ей показалось, что она еще в поезде, а может, в парижском ресторане. В конце концов она поняла, что чувствует не запах гари или крови, а легкий, приятный аромат свежесваренного кофе.Кофе и сигарет.Коломба окончательно проснулась и, запахнув наброшенный на голое тело халат, выпрыгнула из постели. Шторы в гостиной были раздвинуты, жалюзи подняты, и весь дом заледенел от ветра, врывающегося в открытое окно. Входная дверь тоже была настежь распахнута, и лежавшие на тумбочке в прихожей квитанции сдуло на пол. Хотя уже рассвело, по всей квартире горел свет. На кухне над кастрюлей с каким-то смоляным варевом деловито суетился Данте. На нем был черный свитер с высоким воротом и того же цвета джинсы. Криперы он сменил на военные ботинки с заклепками, которые сочетались с такой же косухой, висящей на ручке холодильника.– Чао, КоКа, – сказал он и добавил в бурду щепотку соли, после чего выключил огонь и развернулся к ней с кастрюлей в больной руке. Перчатка заменяла ему прихватку. Коломба заметила, что глаза у Данте красные, как после бессонной ночи. – У тебя дерьмовая кофеварка, я ее выбросил. И сварил кофе по-турецки, у которого, пожалуй, есть определенные достоинства. Разумеется, зерна я принес свои. Той заплесневелой пылью, что ты хранишь в кладовке, можно разве что мышей травить.– Что ты здесь делаешь?– Помимо кофе? Хотел тебя проведать. Ну а раз я уже пришел, то заодно помыл тебе посуду. Не знал, что ты умеешь готовить. У тебя найдутся две чистые чашки?Она все еще растерянно показала ему на подвесной шкаф:– На полке…Данте поставил кастрюлю на стол и рассмотрел чашки при солнечном свете.– Твое понимание чистоты…– Как ты, блин, сюда вошел? – перебила Коломба. – Если ты сломал дверь, клянусь, я тебя придушу.– Ты сама дала мне ключи, забыла?– На экстренный случай!– Сейчас как раз экстренный случай. Вот, выпей.Коломба попробовала кофе – густой, хоть ножом режь.– Отрава.– Просто привыкнуть нужно.Она отставила еще полную чашку.– Скажи мне, о каком экстренном случае ты говоришь.– Я понял, кого мы разыскиваем.«Я никого не разыскиваю», – подумала Коломба. Но губы почему-то отказывались произнести эти слова. Вместо этого они самостоятельно спросили:– Кого?– Ее зовут Гильтине[19].– Что за имя такое?– Литовское. Муста был прав, она действительно ангел. – Данте невесело улыбнулся из-за чашки. – Только очень особенный – Ангел смерти.Глава 3. Oops!.. I Did It Again[20]Ранее – 1986Максим удрал вместе со всеми – со всеми, кому это удалось. Около пятисот километров до Брянска он прошел пешком, почти сразу оставив позади сослуживцев и гражданских, которые пытались улизнуть той же дорогой. Последнему из них, зеленому новобранцу, ему пришлось даже пригрозить камнем.«Если не отстанешь, я тебе башку проломлю», – сказал он мальчишке. Слова Максима не были пустой угрозой. Его побег, хоть и вызванный беспрецедентными обстоятельствами, был почти равносилен дезертирству, а дезертировать куда проще в одиночку. Новобранец убежал, и Максим был уверен, что видел в его глазах слезы. Это его не разжалобило. Будь он сердобольным добряком, ему бы не досталось такое дерьмовое назначение. Начальство об этом никогда не упоминало, но он не сомневался, что его завербовали по веской причине. Теперь он желал командованию только одного – пускай пропадут пропадом. По пути он украл с бельевой веревки сушившуюся гражданскую одежду, в другой раз – немного еды, а однажды даже разжился деньгами, пробравшись среди ночи в какой-то дом, но ни разу не рискнул попросить кого-то помочь ему или подвезти.Когда к нему обращались, он отворачивался и продолжал идти. К счастью, в Брянске жил его троюродный брат. Максим не видел его со школы, но кровь не вода, и брат взял его под кров, кормил и обрабатывал его раны. Когда он спросил, что произошло, Максим набрехал, что его с позором вышвырнули из армии за пьянство на вахте и что с тех пор он крутился как мог и у него теперь нелады с законом. Ничего серьезного, но он предпочитает не попадаться на глаза каким-нибудь чересчур рьяным омоновцам. Максима позабавило, что ему приходится притворяться, будто его разыскивает милиция, чтобы скрыть правду, но брат купился. И потом, когда начался весь этот бардак, людям и своих забот хватало – например, где бы достать кусок хлеба.Но брат тоже святостью не отличался. Несколько раз он подхалтуривал на местного вора в законе, и тот в долг раздобыл Максиму фальшивые документы, без которых он не смог бы спокойно ходить по улице. В Советском Союзе, пребывавшем в неведении, что его годы сочтены, без внутреннего паспорта нельзя было даже переехать в другой город, а Максим хотел оказаться как можно дальше от источника своих кошмаров. Стоило ему заполучить паспорт, и он скрылся под покровом ночи, угнав у брата машину, которую потом бросил в сотне километров от Москвы. До города он добрался на попутной фуре с картошкой.Там ему стало поспокойней, хотя он все еще понятия не имел, как свести концы с концами. Пожалуй, можно было бы устроиться тургидом или поваром в какой-нибудь номенклатурный ресторан. До сих пор знание английского ему ни разу не пригодилось, но разве Горбачев не обещал оживить экономику?На последние рубли Максим снял у какой-то старухи комнатушку в Советском районе, где и провел первую ночь в Москве. Он хорошенько отмок в ванной, умял включенный в цену ужин, а потом нырнул в свою новую кровать и впервые за долгое время как следует выспался. Такая удача выпала ему в последний раз: проснувшись, он обнаружил в своей комнате двух жутких мордоворотов, которые изрядно смахивали на ментов. Они были шестерками еще более жуткого мордоворота, которого Максим надеялся никогда больше не увидеть. У этого человека не было ни имени, ни должности, ни звания. Начальника Коробки звали просто Белый.Максим выскочил из постели и в одних трусах рванулся к окну – никаких реальных надежд сбежать он не питал, но из принципа решил хотя бы попытаться. Как и ожидалось, менты скрутили его и охаживали пинками, пока Белый не приказал им остановиться.– Ладно, – сказал Максим. – А какого хрена я должен был делать? Остаться там и отбросить коньки?– Я полагал, что вашей с товарищами задачей было обеспечение безопасности комплекса. Или я ошибаюсь? – сказал Белый, закуривая сигарету с картонным фильтром, какие курили только коммунисты старой закалки.– Нашим делом было отражать возможные нападения и предотвращать побеги заключенных. Но такой заварухи никто не предвидел. Может, вы и придумали бы что-то получше, но я не так умен.Белый подтянул к себе стул и сел перед Максимом, который потирал почки, лежа на полу.– Ты умен, – сказал Белый. – Интеллект у тебя выше среднего. Ты обладаешь неплохими способностями к выживанию и талантом к импровизации и в Афганистане сполна это доказал. А еще ты беспринципен – это всегда кстати. Ты справился куда лучше других сбежавших солдат и, по крайней мере, не додумался спрятаться у родителей.Максим вспомнил паренька, которого прогнал, закидав камнями. Если и был такой дурак, то это, конечно, он.– И что теперь? Что со мной будет?– Мы недосчитались семидесяти пяти сотрудников и заключенных. Найти некоторых из них будет чрезвычайно сложно, особенно сейчас. А что до будущего… – Белый пожал плечами. – Столько новых идей витает в воздухе. Кто знает, что будет дальше? Моей команде не хватает охотничьего пса, который понимал бы ценность дичи. Что скажешь? Не в тебе ли я нуждаюсь?Максим много раз смотрел фильм «Крестный отец» – разумеется, по-английски – и прекрасно знал, что такое предложение, от которого невозможно отказаться. Так что он его принял, и менты, не дав ему даже поссать, запихнули его в одну из своих черных гробовозок. На сиденье он нашел досье с печатью, означающей высшую степень секретности. В папке лежала фотография тринадцатилетней девчонки. Максим подумал, что, учитывая обстоятельства, дешево отделался: эту заблудшую овцу будет несложно вернуть в стадо.Он ошибался.Сильно ошибался.1Коломба ушла в спальню, чтобы переодеться, а главное – выгадать время и собраться с мыслями. Мысли собираться не желали, и она вернулась на кухню в надежде, что Данте испарился. Но тот по-прежнему сидел за столом с чашкой омерзительного кофе и байками о литовских призраках.– А вот и ты, – сказал он при виде ее. – Я начал рассказывать тебе о Гильтине. Это имя происходит от слова «жалить» на старом индоевропейском диалекте. Согласно поверью, Гильтине принимает обличье старухи или прекрасной девушки с жалом скорпиона вместо языка. Еще в десятом – одиннадцатом веках верующие приносили ей в дар черных петухов и желтые цветы.– Ты правда думаешь, что людей убивает сверхъестественное существо? – устало вздохнула Коломба.Данте с укором воззрился на нее:– Я не верю в загробную жизнь, КоКа. Наша земная жизнь и без того достаточно сложна. Я лишь считаю, что существует женщина, которая называет себя этим именем и отличается пристрастием к природным наркотикам.– Цианид не наркотик.– Зато псилоцибин – наркотик. Муста был накачан им под завязку.– Откуда ты знаешь? – изумленно спросила Коломба.– Барт рассказала. Ради тебя. Она думает, что, если мы раскопаем что-то новое, тебя восстановят на службе.Глаза Коломбы превратились в гневные воронки. Она сжала кулаки:– Лучше тебе уйти. Прямо сейчас.Поняв, что играет с огнем, Данте поднял руки и попятился:– Сначала дослушай. Я не мог с уверенностью утверждать, что его накачала наркотиками Гильтине. Возможно, Муста сам закинулся галлюциногенными грибами, хотя их следов не нашли ни в его желудке, ни в глотке. – Коломба шагнула к нему, и Данте отпрыгнул в сторону. – Зато я нашел место, где Гильтине держала Мусту, дожидаясь, пока наркотик подействует, – торопливо сказал он. – Сильно, да?Коломба остановилась. Ее охватило дурное предчувствие.– И как ты его нашел?– Я обыскал район вместе с Альберти.Коломба развернулась, вышла в гостиную и упала в кресло. Данте последовал за ней, прихватив старую ручную кофемолку, которая шумела, как засорившаяся стиральная машина.– Я очень зла на Альберти. На тебя-то и злиться бесполезно, – мрачно сказала Коломба.– Вот и не злись. Он нам очень помог.– Нам? Ну да!Данте рассказал об их прогулке к Динозаврам. Коломба слушала с недоверием и ужасом: не хватало только взлома с проникновением.– Муста, несомненно, верил, что Гильтине – настоящая, потому и назвал ее Ангелом.Коломба полностью сосредоточилась на дыхании, как перед выстрелом из винтовки с оптическим прицелом.– Откуда Муста узнал, как ее зовут? – Ей не нравилось вспоминать о Мусте. Особенно о том, как он погиб. О хлюпанье гнилого фрукта, с которым взорвалась его голова, о горячей крови на своем лице.– Она сама ему сказала, и Муста узнал имя, – объяснил Данте. – Они с Юссефом играли в «Варкрафт», и Гильтине там – один из персонажей, хотя и весьма отличается от традиционной версии.– Сколько всего персонажей в этой игре?– Не знаю, сотни. А что?– Откуда ты знаешь, что он говорил именно о Гильтине? – спросила Коломба.– Потому что Гильтине убивает не впервые. Секундочку. – Данте сбегал в кухню за сумкой, достал оттуда стопку бумаги и принялся выкладывать по полу извилистые дорожки из листов. Это помогало ему привести в порядок мысли. – Сперва я не знал, с чего начать, – сказал он. – Я искал что-то общее между ритуалами и наркотиками, убийствами и терактами… И вдруг – раз! – и нашел зацепку. – Положив листок у двери, Данте развернулся и двинулся в обратном направлении. – На Фридрихштрассе в Берлине дотла сгорел ночной клуб «Абсент». – Он поднял один из листов. – В августе позапрошлого года, около шести утра. Семеро погибших, включая владельца. В крови всех жертв найдены следы псилоцибина. Перед смертью одному из посетителей удалось рассказать, что его толкнула в огонь женщина, назвавшаяся Гильтине. И если бы твои коллеги так не торопились спустить курок, Муста, конечно, назвал бы то же имя.Коломба вспомнила безумные глаза паренька. И сразу заново увидела, как он умирает. Шлёп.– А тут у нас и другие случаи. – Данте продолжал раскладывать по полу бумаги. Его улыбка становилась все неестественнее. – Полтора года назад принадлежавшая мелкому судовладельцу яхта, на которой плыли двенадцать человек команды и пассажиров, наткнулась на риф недалеко от греческого острова Закинф и пошла ко дну. Из-за неполадки в двигателе огонь переметнулся в трюм. Спасти никого не удалось. Хотя на яхте была и шлюпка, и спасательные жилеты, а многие из тех, кто находился на борту, прекрасно плавали, все до одного погибли. В крови рулевого нашли псилоцибин и гриб Claviceps Purpurea.– Там тоже была женщина? – спросила Коломба.– Похоже на то. Ее личность не удалось установить, а тело так и не нашли, однако о ее присутствии на яхте упоминают как минимум три свидетеля. Странно, тебе не кажется? – Данте подвесил на ручку балконной двери ксерокопию газетной страницы. – Это крупнейшая шведская газета «Афтонбладет». Три года назад, Стокгольм, древнейшая часть города Гамла-Стан. Фургон доставки еды въехал в наблюдавшую за уличным представлением толпу. Десять погибших, водитель покончил с собой до приезда полиции, перерезав горло канцелярским ножом. Представь себе, он, как и Муста, был накачан псилоцибином и псилоцином. По словам его родных и друзей, он никогда раньше не употреблял наркотики.– Дай угадаю. На пассажирском сиденье находилась женщина? – с сарказмом спросила Коломба.– Нет. Но накануне вечером он кого-то подцепил. В последнем сообщении, отправленном другу, водитель радостно предвкушал будущий секс, а на следующий день закинулся наркотой и устроил массовое кровопролитие.– Ты не можешь знать, что стукнет в голову людям.– Я-то как раз обычно это знаю, да и Гильтине, судя по всему, тоже. Но пойдем дальше. – Данте помахал перед Коломбой еще каким-то листком, после чего добавил его в свою бесконечную бумажную спираль. – Валенсия, Испания. Неудавшееся ограбление. Четыре года назад. Погибли отец, мать, привратник и двое детей. Когда приехала полиция, грабитель покончил с собой, выбросившись из окна. В крови Claviceps Purpurea. По словам его невесты, она не сомневалась, что он встречался с другой женщиной. Личность предполагаемой любовницы установлена так и не была.Коломба терялась в потоке слов.– Данте… Твою мать, да постой ты! Я уже ничего не соображаю.Он ее даже не услышал.– Марсель. Три года назад. Двадцать погибших. Дом взорвался из-за утечки газа. Незадолго до взрыва кое-кто из соседей видел, как из дома выходила женщина. И разумеется, хозяева квартиры, где произошла утечка, были накачаны ЛСД. А еще…Коломба вскочила и во весь голос закричала:– Данте! Сядь!Он замер с очередной бумажкой в руке:– КоКа?– Сядь, я сказала. – Она подтолкнула его к креслу, в котором сидела всего секунду назад. – Туда. Дыши спокойно.Он повиновался.– Что такое?– Ты вот-вот сорвешься. Ты сегодня спал?– Нет. Но…Коломба вышла в кухню и вернулась со стаканом холодной воды.– Пей.– Ладно тебе… Что ты со мной как с неполноценным.– Пей!Данте повиновался.– Ты видишь то, чего нет, Данте.Он схватил ее за плечо обжигающе горячей рукой:– Ты шутишь? Разве ты не понимаешь, что все происходит по одной непреложной схеме?– Схему видишь ты один. Сколько преступлений совершается под воздействием наркотиков?– Обычно людей толкают на преступления алкоголь и кокаин, а не галлюциногены.– Ошибаешься. В некоторых частях света грибы куда доступней кокаина. И потом, откуда ты берешь информацию? – Вырвав у него бумажки, Коломба увидела, что это почти сплошь распечатки веб-страниц с самыми дикими и невероятными названиями. Логотипом одной из них служил вооруженный трезубцем дьявол в маске. – Не хватает только статеек о химтрассах и зеленых человечках.– Твой сарказм неуместен.– А фото администраторов этих сайтов у тебя нет? Наверняка какие-то жирные дрочилы, живущие с мамочками!Данте закатил глаза:– Когда на тебя находит, ты становишься просто невыносима. КоКа, я годами изучал и систематизировал информацию о конспирологах! Поверь, я в состоянии определить, где есть зерно правды. Между прочим, все эти сведения подтверждаются статьями в местных газетах.– Представляю себе, что это за газеты…– Ну почему ты такая узколобая! – вышел из себя Данте. – Думаешь, все это совпадения?– Какие там совпадения! Все твои умозаключения выеденного яйца не стоят, – сказала Коломба. – Смешиваешь мух с котлетами – и вот уже готова стройная теория. Давай поговорим о мотивах этой женщины. То есть этого монстра. Есть соображения?Данте замялся:– Возможно, кому-то на руку, чтобы она убивала именно таким образом. Может быть, она дорогостоящая наемная убийца, которая работает на всемогущую транснациональную организацию.– Ты серьезно?– А может, у нее вообще нет рационального мотива. Например, она исполняет ритуал, чтобы вызвать инкарнацию Смерти.– То есть она что-то типа серийного убийцы?– Именно.Коломба принялась загибать пальцы:– Во-первых, женщины становятся серийными убийцами чрезвычайно редко. Во-вторых, почти все они – безмозглые животные. Поверь, я знавала парочку таких баб, и они далеко не так обворожительны, как в кино. Хорошо, если они вообще хоть изредка моются. В-третьих, не бывает серийных убийц, которые не любили бы наблюдать за смертью своих жертв, а твоей Гильтине в большинстве случаев даже не было на месте событий. В-четвертых, никаких сложных маневров серийные убийцы не предпринимают. Они пыряют тебя ножом, а потом трахают твой труп. Или разрезают тебя на кусочки, как Флорентийский монстр[21].У Данте пересохло в горле.– Ладно, не будем вдаваться в детали. О мотивах нам ничего не известно, но все остальное сходится.– Докажи.– Как раз доказательства нам с тобой и предстоит найти. Но ты сама знаешь, что официальная версия непоследовательна. Ты знаешь, что Ангел существует.«Конечно знаю, – подумала Коломба. – Потому и хочу держаться подальше от всей этой истории».– Меня отстранили, – заметила она. – Если я полезу в расследование самостоятельно, то могу навсегда попрощаться со своей работой.– Ну и отлично! Ты слишком умна, чтобы носить полицейскую форму.– Позволь мне самой это решать! Ты понятия не имеешь, что такое жить нормальной жизнью.– Думаешь, я не хочу нормально жить? – с горечью сказал Данте и скрылся на кухне.Коломба услышала щелчок зажигалки.«Отправь его домой, – подумала она. – Покончи с этим».Вместо этого она дождалась, пока схлынет адреналин, и подошла к нему. Данте курил у открытого окна, глядя на облака, которые в тот день приобрели оттенок индиго.– Уже вызвала санитаров со смирительной рубашкой? – не оборачиваясь, спросил он.– Пока нет. Сначала сделай мне приличный кофе, пожалуйста.– Помимо моего, осталась только твоя растворимая отрава, которую приличной никак не назовешь, – пробормотал он.– А мне нравится.Продолжая держаться к ней спиной, Данте поставил на огонь кастрюлю.– Я рассуждаю иначе, чем ищейка, и не могу тебя убедить, – сказал он.– Никто из моих знакомых не рассуждает так, как ты.– Знаю-знаю, я пария. – Улыбка Данте нисколько не походила на его обычную саркастическую усмешку. – Но быть изгоем не так уж и плохо. Летая в стае, ты никогда не узнаешь, какой чудесный след оставляешь в небесах, и не увидишь ничего, кроме парящих перед тобой задниц. Проблема в том, что, когда ты пытаешься рассказать об увиденном, никто тебе не верит. – Он налил в кружку горячей воды, размешал комки растворимого кофе и протянул ее Коломбе.Она смаковала каждый глоток. Каким бы поганым ни был ее кофе, все лучше, чем гудрон, сваренный Данте.– Даже если ты прав… Я понятия не имею, с чего начать погоню за призраком.– Очень жаль, КоКа. Потому что если мы ей не помешаем, то не знаю как и когда, но она убьет снова.2Гильтине слышала песнь мертвых. Такое случалось с ней только в открытом море: тогда-то и просыпались погребенные на дне души. Она глядела на темные воды и прислушивалась, определяя, кому принадлежат голоса. Моряки, иммигранты, жертвы, убийцы, мужчины и женщины, дети и старики – каждый рассказывал свою историю, которую Гильтине должна была уважить, запомнить и унести с собой в будущее. То был ее долг и почетное право.Только после восхода солнца песни стихали, и Гильтине могла позволить себе немного отдохнуть. В эти короткие часы она включала автопилот и растягивалась на одной из коек. Гильтине покинула порт Чивитавеккья в своей двенадцатиметровой яхте «Grand Sturdy», с запасом хода более полутора тысяч морских миль и тремя двойными каютами, ночью, когда погиб Муста, и с тех пор держалась в шести милях от берега, неуклонно приближаясь к цели. К счастью, море было неизменно спокойным, а ветер умеренным.До пункта назначения оставалось три мили, и в поле ее зрения все чаще попадали отплывающие и прибывающие в порт суда, крупные тихоходные паромы, поднимающие на море крупную рябь, и барки рыбаков. Не хватало только яхт, которые в это время года уходили к берегам потеплее. В воздухе уже веяло резкими запахами водорослей и соли, кухонной готовки и копошащейся в домах жизни.Гильтине вырубила двигатели, встала на якорь и спустилась на нижнюю палубу, где находилась каюта, служившая ей гардеробом. На голом матрасе широкой двуспальной кровати лежал кожаный чемодан «Луи Вюиттон» из той же коллекции, что и другие сложенные в углу багажные сумки. На комоде стоял полуметровый металлический кофр с ручкой, похожий на кейсы профессиональных визажистов. Гильтине открыла крышку: помимо склянок с разноцветными кремами, кисточек и спонжей, внутри хранились стерильные бинты, скальпели, флаконы с антисептиком и шприцы. Сбросив с себя одежду, она взяла скальпель и принялась срезать покрывающие ее руки и ноги бинты. Боль обжигала кожу при первом же контакте с воздухом, а когда конечности окончательно обнажались, становилась только сильнее.Но боль не имела никакого значения.Не реже раза в день бинты требовалось снимать, чтобы помыться и нанести мазь. В эти моменты Гильтине старалась не смотреть на свое тело, но сейчас была вынуждена это сделать. Как она и предполагала, инфекция усугубилась. В язвах просвечивала белизна костей, запах гнили стал еще ощутимее.Гильтине протерла тело антисептиком, поменяла бинты и достала из чемодана на кровати несколько банок с густой склизкой субстанцией всевозможных телесных оттенков, от бледного до загорелого. Выбрав один из самых темных тонов, она зачерпнула из баночки щедрую порцию крема и смешала с фиксирующим средством, после чего нанесла получившийся состав на каждый не закрытый бинтами сантиметр своего тела. Язвы исчезли под слоем подобия загорелой кожи, и боль отступила, хотя и не до конца. Тупая боль была постоянной спутницей Гильтине.Когда грим подсох, она надела спортивное белье, платье от «Гуччи» лимонного цвета с цветочным узором на подоле и плотные чулки.Оставалось самое сложное. Присев на край кровати, Гильтине отцепила от затылка маску. Свет упал на щеки, и она крепко стиснула зубы. Даже не видя волдырей, она слышала, как они вздуваются и лопаются с негромким, но различимым потрескиванием кипящего масла. Она равномерно распределила по лицу и шее плотный белый консилер, потушив шипение, а сверху наложила бронзирующее тональное средство. Затем она нанесла макияж и достала из другого кофра, вдвое превосходящего размером предыдущий, стриженный под «боб» светлый парик и зеленые контактные линзы. Только теперь она взглянула в зеркало, пристально изучая незнакомку, в которую превратилась, – близняшку женщины, улыбающейся с французского паспорта на имя Сандрин Пупан и работающей хирургом в швейцарской гуманитарной организации ОНГ. Организация существовала только на бумаге, но обладала и штаб-квартирой, и банковским счетом, через который Гильтине проводила часть своих средств. Помимо прочего, ОНГ принадлежала и яхта, на борту которой она сейчас находилась: ее передал ей в дар некий греческий судовладелец для осуществления гуманитарных миссий. В прошлом году греческий судовладелец утонул, что можно было объяснить лишь печальным совпадением.Проверив напоследок макияж, Гильтине вернулась за штурвал, подвела яхту к портовому причалу и по рации доложила о своем местоположении. Никто из тех, кто ей встретился, включая портового чиновника, поднявшегося на борт, чтобы проверить документы и обыскать судно на предмет контрабанды, не заподозрил, что под широкополой шляпой и темными очками может скрываться кто-то, кроме женщины, которая прибыла с представительским визитом от имени ОНГ в один из самых пленительных городов мира – Венецию.3Сделав ей кофе, Данте обессилел. Видя, с каким трудом он держится на ногах и ворочает языком, можно было предположить, что он перебрал со своими каплями и пилюлями, однако в действительности на нем сказывалось крайнее переутомление. Чтобы уговорить Данте прилечь на диван, Коломбе пришлось разрешить ему курить в квартире. Уже через несколько минут она вынула окурок из пальцев его болтавшейся над полом больной руки. Но оказалось, что он еще не уснул.– С каким парнем ты ужинала вчера вечером? – с закрытыми глазами промямлил Данте.– Почему сразу «с парнем»? Может, ко мне женщина заходила.– Короткие каштановые волосы, на бумажных салфетках ни помады, ни тональника, бутылка вина… – пробормотал он.Коломбе стало смешно.– Ты когда-нибудь перестанешь везде совать свой нос?– Я не специально.– Отличное оправдание. Это был Энрико.– Ублюдок?Коломба вспомнила, сколько раз жаловалась на него Данте.– Он самый.– Хорошо хоть он здесь не спал. Значит, ты еще не совсем пропащая, – почти неслышно сказал Данте и начал тихонько похрапывать.В окно задувал влажный ветер, так что Коломба накрыла его пледом и сняла с него ботинки. Оба носка оказались дырявыми. Странно – хотя Данте частенько выглядел так, будто только что вышел из лондонского клуба восьмидесятых, он всегда тщательно ухаживал за своей одеждой. Взгляд Коломбы упал на потертый ворот его рубашки.«Что с тобой, Человек из силосной башни?» – подумала она.Стараясь не шуметь, Коломба подхватила рюкзачок, заменявший ей сумку, и вышла из квартиры. Через полчаса она заскочила в бар «Розати» на площади Пополо, купила сэндвич с креветками и майонезом и умяла его, сидя на ступенях у египетского обелиска. Этим поздним утром площадь выглядела не слишком оживленной: сотрудник расположенного на углу пункта проката сигвеев неторопливо курил в ожидании клиентов, а под бледными лучами солнца неподвижно стоял длинный ряд белых такси.Коломба заставила себя подняться, выбросила обертку в переполненный мусорный бак и быстро прошла несколько сот метров, отделяющих ее от конторы адвоката Минутилло. Как и все в Риме, величавое старинное здание, где находился его офис, давно нуждалось в ремонте – особенно скрипучий сетчатый лифт, натужно взбиравшийся на верхний этаж.Ей открыла Эмануэла, секретарь Минутилло. Эта женщина с пирсингом была ровесницей Коломбы.– Госпожа Каселли, как приятно вас видеть! – воскликнула она. – Господин адвокат вас ожидает?– Нет, но я надеюсь, что он сможет уделить мне минутку.– Я сейчас же сообщу, что вы здесь, а пока устраивайтесь поудобнее. Я принесу вам кофе. Но предупреждаю, что с кофе господина Торре ему не сравниться.Коломба улыбнулась: Эмануэла всегда поднимала ей настроение.– Спасибо, но на сегодня с меня хватит кофеина, – сказала она и села в приемной.Через десять минут к ней вышел мужчина, похожий на помолодевшего лет на двадцать Джереми Айронса. Они обменялись рукопожатием.– Госпожа Каселли, прошу, – сказал Минутилло и провел ее в отделанный темным деревом кабинет, заставленный книгами и юридическими томами. Устроившись за ореховым столом, он знаком пригласил ее присесть. – Чем могу быть полезен?– Нам нужно поговорить о Данте, – сказала Коломба, моментально решив, что прямой подход будет самым эффективным.– Есть повод?– Я хочу знать, что с ним случилось.– Не понимаю, о чем вы, – нейтральным тоном произнес Минутилло.– Господин адвокат… Не могли бы мы опустить прелюдию, во время которой вы будете отрицать, что вам что-либо известно?Минутилло невозмутимо смотрел на нее.– Как пожелаете. Посмотрим… Он глотает психотропные средства, как карамельки, или вдыхает, чтобы они побыстрее подействовали, и врывается ко мне домой в семь утра. А ведь раньше его было пинками не выгнать из отеля.– Как любопытно, – тем же тоном сказал Минутилло.– Вы в курсе, что он въехал в стальные рольставни на полицейском автомобиле? И что он запросто мог погибнуть?– И вы за него волнуетесь.– Конечно. Он же мой друг.– Друг, которому вы не звоните месяцами? У вас странное представление о дружбе, госпожа Каселли.Коломба заставила себя не краснеть. Неожиданно из отдаленного уголка ее мозга всплыло неприятное воспоминание: как-то вечером через пару недель после их ссоры она выглянула из окна кабинета и заметила, что Данте с отсутствующим видом бродит туда-сюда по улице перед участком. Она смутилась, поняв, что он надеется столкнуться с ней, будто подросток, который дежурит возле дома девушки своей мечты в ожидании «случайной» встречи. «Позвоню ему, когда вернусь домой», – подумала она, зная, что не позвонит. От удобной лжи самой себе на душе остался неприятный осадок, и теперь, поняв, что совершенно стерла тот случай из памяти, Коломба почувствовала себя еще грязнее.– Я была очень занята, – сказала она.– Данте тоже. Он пытался выжить, – ответил Минутилло. – И ему не повредило бы ваше участие. А теперь, если позволите, у меня встреча с клиентом.Минутилло поднялся, но Коломба не шевельнулась.– Вы правы, господин адвокат. Я вела себя как стерва. Но сейчас я здесь.Он пристально посмотрел на нее, а потом, как будто приняв решение, вернулся за стол.– Почему Данте пришел к вам сегодня утром? – спросил он.– Он убежден, что теракт в поезде – дело рук женщины, которая убивает людей по всему миру.– И вы хотите знать, можете ли по-прежнему ему доверять.– Я доверяю ему. Но не знаю, стоит ли верить тому, что он рассказывает.– Я мог бы сказать вам, что все превосходно.– Это было бы на вас не похоже, господин адвокат.Минутилло раздраженно поморщился:– Четыре месяца назад Данте было плохо.Коломба вздрогнула:– В каком смысле?– Он забаррикадировался в номере и не впускал горничную. Он чувствовал, что за ним следят, как во времена Отца.– Отец мертв.– Зато брат Данте живее всех живых.«Черт возьми, – подумала Коломба. – Так вот в чем дело».– Он все так же зациклен на брате, – мрачно заметила она.– Данте был уверен, что брат существует и следит за ним, он лишился сна и в какой-то момент совершенно себя запустил. Все готовился поймать брата, если тот вдруг окажется рядом.– И как он поправился? Сейчас он, конечно, не в лучшем состоянии, но все не настолько плохо.– Мы нашли приличную клинику на берегу озера Комо. Он осознал ситуацию и согласился полечиться там несколько недель. Бóльшую часть времени он отсыпался в саду или в походной палатке.– Я понятия не имела… – с тяжелым сердцем сказала Коломба.– Когда доза лекарств стабилизировалась, – продолжал Минутилло, – Данте постепенно снова нащупал связь с реальностью. Похоже, сейчас он занимается самолечением, но наблюдавший его психиатр советовал ему не участвовать в расследованиях дел, связанных с насилием. По крайней мере, временно. Данте боялся напортачить с клиентами и последовал его совету.– Так вот почему он читает лекции в университете!– Он пытается переквалифицироваться в эксперта по мифам и фольклору. Мало кто в мире разбирается в этой сфере лучше, чем он. В настоящий момент он зарабатывает недостаточно, чтобы поддерживать привычный уровень жизни, но это только начало.– Хорошо хоть он живет в гостинице бесплатно, – сказала Коломба.– Бесплатно только проживание, но счета за дополнительные услуги уже достигли неподъемной суммы. Учитывая его состояние, я не стал рекомендовать Данте вернуться в его квартиру в Сан-Лоренцо. Но рано или поздно ему придется это сделать.– А Валле не может помочь?– Гордость не позволяет Данте просить помощи у приемного отца. Он даже настоял на том, чтобы заплатить за клинику из собственного кармана, и остался на мели. – Минутилло с неудовольствием поморщился. – Однако в последнее время он чувствовал себя лучше. Отдых от уголовных дел пошел ему на пользу. Он стал деятельным, здравомыслящим, жизнерадостным и даже рассудительным – конечно, по своим личным стандартам, которые всем нам хорошо знакомы.– А потом объявилась я… – пробормотала Коломба, – и он опять начал бредить.– Возможно. – Минутилло улыбнулся. – Или же с вашим возвращением к нему вернулась трезвость мысли. Вам виднее.Когда Коломба вышла из юридической конторы, ее чувство вины разрослось до немыслимых пределов, а сомнения только усилились. Как всегда в моменты подавленности и замешательства, она решила сбросить напряжение с помощью физической нагрузки.Ее спортзал находился недалеко от конторы, в любимом нотариусами и киношниками районе Прати. Там у нее был собственный шкафчик, где всегда хранилась чистая спортивная форма. Коломба направилась прямо туда и переоделась, но так и не заставила себя войти в полный старлеток и моделей тренажерный зал. Выйдя на улицу, она побежала по проспекту Маццини, миновала огромного бронзового коня, украшающего офис телерадиокомпании «RAI», и неработающий фонтан в форме огромного лица на углу той же улицы и наконец спустилась по вонючей каменной лестнице на набережную Лунготевере.На этом участке Лунготевере находилась новенькая дорожка для велосипедистов, которой пользовались и бегуны, и Коломба, разогреваясь, медленной трусцой двинулась за потоком в направлении центра. Дорожка почти сразу же закончилась, сменившись растрескавшимся бетоном. Коломбе показалось, что она передвигается по городу, опустошенному ядерной войной. Слева стояли на якоре старые, разбитые, заваленные мусором лодки, а справа регулярно мелькали узкие огороженные проходы с надписью «Вход воспрещен». Они вели к клубам гребного спорта, попасть в которые можно было с верхней улицы, однако почти все клубы были заброшены и постепенно приходили в упадок. Бетонные стены покрывали граффити и матерщина.Коломба разогрелась, разогналась до своей обычной скорости и с наслаждением ощутила, как расслабляются мышцы и становится размеренным пульс. Понемногу образ запертого в клинике Данте, навеянный черно-белыми готическими хоррорами, побледнел и исчез из ее сознания.Однако ненадолго. На чем бы она ни остановила взгляд, в памяти всплывали самые болезненные эпизоды прошлого. Наступив на валяющийся на дороге старый башмак, она вспомнила, как Данте разбил своим ботинком окно больницы, где она лежала, и спас ей жизнь; грязная вилка напомнила, как часто Данте угощал ее ужином в гостинице «Имперо», с которой теперь не мог расплатиться; груда песка перед стройкой, которая должна была закончиться три года назад, вызвала воспоминание о том, как она нашла Данте в полузасыпанном песком трейлере и они, раненые и изнемогающие от боли, обнялись, ведь им удалось пережить человека, который хотел их убить.Коломба побежала еще быстрее. Она снова поднялась на улицу по изгаженному подземному переходу, обогнула двух чаек, дерущихся за дохлую крысу, и двинулась в обратном направлении. Добравшись до моста Риссорджименто, она снова спустилась на набережную и начала новый круг – велосипедная дорожка, бетон, подземный переход, – но вспышки памяти становились все более путаными и молниеносными. Данте прыгает по ее гостиной. Залитое кровью лицо Данте перед разбитой витриной магазина, где жил Юссеф. Голос Данте, говорящий об ангелах и серийных убийцах.Коломба еще быстрее рванулась вперед и повторила маршрут с самого начала, перепрыгивая через неровные ступени превратившейся в общественный туалет лестницы. В боку закололо, заныла сломанная когда-то челюсть. Легкие словно пытались втянуть весь космический вакуум, сердце глухо колотилось, ноги налились свинцом. Ей пришлось остановиться, согнувшись пополам и отдуваясь, как старуха. Тогда-то ее и посетило сатори. Она вдруг поняла, что стояло за ее гневом и отрицанием…Она боялась. Боялась того, что может случиться. Потому что, когда они с Данте были вместе, что-то обязательно происходило. Почти всегда – страшные несчастья. И она сомневалась, что переживет встречу еще с одним чудовищем.Коломба вернулась в зал, протерла подошвы кроссовок и немного побоксировала с грушей, игнорируя женщину за тренажером для вертикальной тяги, которая разглагольствовала о депортации иммигрантов и смертной казни. Когда она пришла домой, мышцы приятно побаливали. На сердце полегчало – трудное и тягостное решение было наконец-то принято.Но не успела она переступить порог, как ее настроение испортилось. Данте сидел на диване в гостиной и курил мятую, вонючую самокрутку.– С ума сошел? – закричала Коломба, захлопнув дверь. – Куришь косяк у меня дома?– Боже, какая трагедия, – затягиваясь, сказал Данте. Он держал косяк в сложенной ковшом здоровой руке и втягивал дым с ладони. На памяти Коломбы так поступали только прожженные старые нарколыги.Она вырвала у него самокрутку и затушила в пепельнице.– Где ты купил наркотик?Данте усмехнулся:– Наркотик? Это конопля, мамуля. И я ее не покупал. Она принадлежала Мусте.– Ребята сказали, что ты выкинул ее в окно.– Пакетик я и правда выкинул.Коломба протянула руку:– Дай сюда.– Это для личного пользования, – заявил Данте, но, увидев, как в глазах Коломбы сверкнули изумрудные черепа, достал из кармана сверток фольги. Вытряхнув его в туалет вместе с содержимым пепельницы, она опрыскала весь дом омерзительным освежителем воздуха с запахом хвои. Освежитель подарила ей мать, по мнению которой ее квартира «попахивала нечистоплотностью». Коломба тут же вспомнила, что обещала с ней пообедать, и ее настроение окончательно упало.– Ну-ну, – сказал наблюдавший за ее маневрами Данте. – Позволь напомнить, что конопля не так вредна, как алкоголь.– Позволь напомнить, что алкоголь легально разрешен. А марихуана – нет. – Она обнюхала свою одежду. – Знаешь, что будет, если меня вдруг проверят на наркотики?– Ты не курила.– Вообще-то, есть такое понятие, как пассивное курение.– Да ладно, КоКа…– Это правда! А ТГК выводится из мочи только через сорок дней.– Тогда я перейду на кокаин, который выводится всего за пять.Она встала перед ним, уперев кулаки в бока:– Только попробуй.– Да шучу я. Никогда не нуждался в стимуляторах.– Зато в транквилизаторах нуждался. И в реабилитационных центрах.Данте опустил взгляд:– Ты явно побывала у Роберто.– Почему ты мне не рассказал?– Ты и так никогда мне не веришь. Как бы ты поступила на моем месте? – по-детски пристыженно сказал он.– Посмотри на меня.Он поднял глаза.– Я тебя знаю, о’кей? Я видела тебя и с худшей, и с лучшей стороны.– И сбежала.– Не от тебя, Данте. От нас. От того, что еще может произойти. – Коломба пыталась подобрать верные слова, но это было непросто. Она села на диван рядом с ним. – До нашей встречи в моей жизни был порядок. Я знала, что делать. А теперь всякий раз шагаю в неизвестность.– Так было всегда. Раньше ты просто этого не осознавала.– Возможно, но это ничего не меняет. Сам видел, как мне тяжело сходить с проторенной дорожки. Знаешь, каково ощущать, как тебе сдавливает легкие? Мне всякий раз кажется, что я умираю. И я вижу то, чего нет.Данте принадлежал к редкой породе людей, способных держать рот на замке, когда сказать нечего, и, хотя такое с ним случалось очень редко, на сей раз он слушал Коломбу в полном молчании.– Никаких тайн, – сказала она. – Я должна тебе доверять, должна знать, что ты ничего не скрываешь. Никакой полуправды. Никаких недомолвок.– Ладно, – сказал Данте. Он давно не чувствовал себя таким счастливым. – И никаких побегов. Я должен знать, что ты не бросишь меня на полпути.Коломба кивнула:– Я тебя не брошу. Ты мой друг, и я тебя люблю. Мне жаль, что ты считал иначе.Он растянулся на диване, подложив руки под затылок.– На самом деле я никогда всерьез так не считал. Значит, ты веришь мне насчет Гильтине?– Я готова копнуть поглубже. Но если мы не раскопаем ни одного убедительного по моим стандартам подтверждения твоей версии, ты примешь мое решение, забудешь обо всем и мы будем жить дальше.– А если раскопаем?– Найдем железобетонные доказательства и спустим с цепи Интерпол и коллег из ОБТ.Данте, казалось, взвесил ее предложение, а потом торжественно протянул ей правую руку. Они обменялись рукопожатием.Обоим захотелось и плакать, и смеяться, но они не сделали ни того ни другого.4Мертвецы тихо шептали в Гранд-канале, но Гильтине удавалось не впускать их в свой разум. Это было нелегко, и она невольно корила себя за неуважение к покойникам. Она предпочла бы поселиться подальше от воды, но нужную ей приватность и анонимность могло обеспечить только дорогостоящее жилье, а подобные дома предполагали соответствующий вид.В полдень, сразу по приезде, она сняла остатки грима и нанесла свежую мазь. День выдался необыкновенно жаркий и влажный, и макияж оказался менее стойким, чем она рассчитывала. Незадолго до прибытия на улицу Сант-Антонио Гильтине заметила, что под стершимся тоном на руке показались язвы, и водитель водного такси бросил на нее подозрительный взгляд. Понял ли он, кто она? Если да, придется умертвить его в арендованном доме – на вилле площадью двести квадратных метров с просторной террасой и изысканной мебелью в венецианском стиле – и там же избавиться от тела, а потом сменить место жительства и личность. Но такие осложнения были бы совершенно некстати, потому что в деле, которое занимало Гильтине, на счету была каждая минута.Она прикрыла руку шелковым платком и тут же увидела, как по нему расползается зловонное пятно. Таксист оставил ее багаж в кабинете с эркером и без единого слова пошел прочь. Выглянув в окно, она увидела, как он с видимой нерешительностью обернулся. Гильтине тоже пребывала в нерешительности. Ей не хотелось ставить все под угрозу, когда она подобралась так близко к цели.Когда пробило полночь, ропот душ стал настойчивей. Гильтине включила стереосистему, подключенную к похожему на летающую тарелку усилителю от «Бэнг и Олуфсен», и настроила радио на свободную частоту. Голову заполнил белый шум. Если не считать бинтов, Гильтине была полностью обнажена. Она раскинула руки и почувствовала, как исчезает в звуковой волне, становится бесплотной, нематериальной. Потом ее сердце замерло, и она очнулась на полу. Кожу обжигал ледяной мрамор. Заглушив зов мертвецов, опустошив и наэлектризовав разум, Гильтине подошла к лежащему на столе в кабинете ноутбуку. Она подсоединилась к Wi-Fi, подключилась через американский VPN, скрывающий ее реальное месторасположение и личность, и призвала своих аватаров.Их у Гильтине было несколько сот. Сейчас все они заскользили в окнах стольких же чатов, веб-страниц и почтовых браузеров, которые при каждом прикосновении курсора открывались и закрывались, подобно мыльным пузырям. Это были мужчины и женщины со всего света – старые и молодые, обольстительные и безобразные. Кто-то из них посещал сайты знакомств для одиноких сердец, кто-то – секс-чаты и страницы агентств эскорт-услуг. Другие общались на форумах, посвященных самым разным темам, от кулинарии до спорта. Некоторые умирали, исчерпав свою полезность или не сумев привлечь намеченную жертву.Гильтине управляла ими, лавировала от одного к другому, вела одновременно несколько диалогов, давала советы, делилась сексуальными фантазиями и предсказывала будущее. На педофильском сайте она была обменивающимся фотографиями шестидесятилетним мужчиной; на черном рынке нового Шелкового пути покупала оружие и продавала наркотики; в мессенджере была подругой девочки с пониженной обучаемостью и сексуальной студенткой в поисках зрелого и щедрого мужчины. В БДСМ-сообществе она была финансовой доминатрикс французского брокера и немецкого доктора, рабыней японца, сучкой зоофила, на «Фейсбуке» шутила, спорила, соблазняла, отправляла видеоролики и забавные гифки. Всюду она предлагала услуги и одолжения, теплые слова и психологическую поддержку. Она бывала щедрым другом и прилипалой, троллем и утешительницей.Особое внимание Гильтине уделяла трем жертвам, уже готовым заглотить наживку. С ними она, вместо того чтобы отправить пару личных сообщений и перейти к следующему пользователю, переписывалась по нескольку минут. Первой жертвой был пятидесятилетний девственник в поисках понимающей женщины, которая направила бы его и научила любовной науке. Второй – тридцатилетний игрок в онлайн-покер, проигравший собственный дом. Третьей – проститутка, которая никак не могла бросить поколачивающего ее парня. Гильтине могла уладить все их беды, однако ее дар они получат в надлежащий момент, когда смогут ей пригодиться. И если тем временем эти трое решат свои проблемы самостоятельно, их место займут другие. Ее обширные рыболовные угодья включали в себя каждую страну и каждый город, где был доступ в Интернет.Гильтине оставалась онлайн до рассвета. В зависимости от часового пояса она желала доброго дня и доброй ночи, предлагала консультации и минеты, отправляла собеседникам фотографии живого котика и мертвого старика. Наконец она потянулась, и бинты с треском отклеились от сиденья, оставив на стуле липкие пятна. Она закрыла все диалоги, кроме одного – с жертвой, которая болталась на крючке уже не один день и мечтала угодить женщине, казавшейся идеальным воплощением эротических фантазий. Гильтине отправила ей пространное, тщательно продуманное сообщение и приложила к нему коротенький, снятый на мобильник видеоролик с настоящим изнасилованием. Она знала, что ее жертва оценит его по достоинству.Скоро настанет момент привести ее в действие. Затем она открыла один из своих чемоданов и сняла второе дно. Пришло время расширить свой арсенал.5На следующее утро Коломба села в видавший виды «фиат-пунто» и отправилась в отель «Имперо», чтобы захватить Данте. Номер она открыла магнитным ключом, который он дал ей больше года назад. К ее удивлению, с ее прошлого визита там ничего не изменилось. Аромат кофе; заклеенный скотчем датчик дыма; десяток брикетов из спрессованных опилок, которые старательные горничные выложили ровной стопкой перед камином; бумаги, книги, компьютеры и планшеты, занимающие каждый свободный сантиметр, включая ковры; широкие белоснежные диваны и панорамные окна без штор, выходящие на пасмурный Рим.Напротив входа находилась спальня Данте с черной лакированной мебелью и огромной круглой кроватью, а справа от гостиной – дверь, ведущая в не столь просторную, но уютную гостевую, где так часто спала Коломба.Вдоль одной из стен высился неизменный ряд ящиков и коробок – так называемых «капсул времени», которые Данте копил, прежде чем перевезти в битком набитый арендованный бокс на складе. В коробках хранились пережитки тех лет, когда Данте был отрезан от мира стенами силосной башни, – в том числе записи низкопробных телепередач, которые он бережно изучал в надежде уловить дух утраченного времени. Заглянув в одну из открытых коробок, Коломба обнаружила уродливый ремень с гигантской позолоченной пряжкой, украшенной монограммой «EL».– А ремень-то этот что здесь делает? – спросила она.– Это бесценный винтаж, который мне удалось добыть с большим трудом! – прокричал Данте из ванной в своей комнате, где вытирался после бритья. Его щетина росла такой редкой и светлой, что ему достаточно было бриться всего пару раз в неделю. – Ремень «F302 Cult» от «Эль Карро». Мечта всех маменькиных сынков восьмидесятых.– Они их пронумеровали?– Шутишь? – Данте предстал перед ней в обернутом вокруг талии полотенце. – Это важнейшая реликвия прежней, куда более беззаботной эпохи. Он чрезвычайно популярен у коллекционеров.Коломба окинула его критическим взглядом.– Какого хрена ты такой худой? Почему бы тебе не сходить к диетологу и не набрать пару килограммов?– Обычно они либо пытаются заставить меня поедать животных, либо приходят в ужас от количества принимаемых мной лекарств. – Данте открыл пузырек и проглотил пару таблеток. – А вот эти мне прописали.– В клинике?– Ага.– И каково там было?Он пожал плечами:– Приятного мало. Никогда не сходился с людьми, которые воображают, будто знают о моем мозге больше меня самого.– Думаю, они тоже были не в восторге. Ты кошмарный пациент.– Знаю, но в конце концов мы пришли к компромиссу. Они выдали мне психотропные средства, которые не превращали меня в овощ…– А ты перестал думать о своем мнимом брате.Данте покачал головой, обдав стену брызгами с мокрых волос:– Компромисс состоит в том, чтобы я думал о нем меньше и не позволял брату стать своей навязчивой идеей. Я действительно слегка перегибал палку, хотя довольно плохо помню, чем занимался перед тем, как попал в клинику.– Может, тебе необходимо более радикальное лечение?– Я не отметаю эту возможность. – Данте не терпелось сменить тему. Он скользнул за барную стойку. – Но ты еще не видела мое новое приобретение. Им я особенно горжусь.Коломба перегнулась за стойку: рядом с эспрессо-машиной, которой не дозволялось пользоваться никому, кроме Данте, прямо из столешницы выходил стальной кран. Возле него находилась жидкокристаллическая панель с датчиками давления и температуры.– Что это?– «TopBrewer». – Данте нажал на сенсорный дисплей, и где-то под стойкой затарахтела кофемолка. – Обыкновенные кофемашины просто прогоняют кипящую воду через фильтр. А в этой есть вакуумная камера для всасывания. – Из крана полилась тонкая струйка. Когда чашка наполнилась светлым кофе, Данте подтолкнул ее к Коломбе. – Попробуй.Она сделала осторожный глоток. Данте пронизывал ее тревожным взглядом.– Похоже на кофе из гейзерной кофеварки, но не такой густой, – сказала она.– К твоему сведению, это «Индонезия Сулавеси Тарко Тораджа»! – с притворным возмущением сказал Данте. – Нотки лимона и ванили, древесное послевкусие…– Ясно. Несравненная амброзия из твоей машины за миллион долларов. Может, если добавить капельку молока…– Через мой труп. – Данте сварил себе кофе и уселся на один из диванов. Коломба устроилась напротив него. Она подумала, что нечего удивляться, что Данте сидит без гроша, если он транжирит такие деньжищи на свои капризы. – С чего начнем? – спросил он. – Хоть тебя и отстранили, но ты все-таки из полиции.– С «СРТ», – сказала Коломба. – Если Гильтине существует…– Может, обойдешься без своего вечного предисловия? Никто тебя не слышит.– О’кей. У Гильтине должны были быть веские причины, чтобы выбрать именно это место. Иначе Муста мог взорвать себя в сотне других, куда более доступных мест и нанести больший ущерб.– А что гласит дебильная официальная версия?– Что Муста познакомился с владельцем, когда работал грузчиком, и ненавидел его за еврейское происхождение.– Это имело бы смысл, если бы Муста являлся тем, кем они его считают, но это не так. – Данте пожевал перчатку на больной руке. – Было бы интересно поболтать с сотрудниками, но это будет непросто, учитывая, что у тебя забрали удостоверение. Хочешь, раздобудем тебе фальшивое?– Нет уж, спасибо. Кое-кому и без удостоверения известно, кто я.Секретарша «СРТ» жила в Лабаро, на дальней окраине Рима, в окруженном полями жилом комплексе, состоящем из перестроенных под недорогие виллы бывших ферм. Добраться туда в разгар дневного часа пик было весьма нелегко, к тому же сильный ветер волок по дороге черные мусорные мешки. Коломбе отчаянно не хватало жезла и сирены.Когда они с Данте достигли места назначения, разгулявшийся ветер поднимал облака пыли и палой листвы. Марта Белуччи подошла к двери босиком. На ней были джинсы и футболка. Бледное, ненакрашенное лицо обрамляли жесткие волосы, и вид у нее был усталый и невыспавшийся. Коломба, помнившая, как Марта убегала от Мусты на двенадцатисантиметровых шпильках, на мгновение решила, что перед ней ее мать.Однако женщина сразу ее узнала.– А, вы та сотрудница полиции, – недовольно сказала она. – Кастелли, верно?– Каселли, – поправила Коломба. Столь холодный прием ее немного удивил. – Как вы?– Чудесно. А что, не заметно? – Женщина приподняла прядь волос. – Простите, я не была у парикмахера, – с сарказмом сказала она.– Вы не могли бы уделить мне десять минут? Если не возражаете, я предпочла бы поговорить на улице.Женщина обернулась, и Коломба увидела в гостиной сидящего перед телевизором ребенка лет четырех-пяти.– Мама сейчас вернется, хорошо? – сказала Белуччи и, закрыв дверь, пошла за ней к припаркованной во дворе машине.Там с поднятым воротником дожидался Данте. Он, как всегда, был с ног до головы в черном, но на сей раз облачился в костюм от Армани с широченными плечами, должно быть тоже извлеченный из очередной «капсулы времени».– Ваш коллега? – спросила Белуччи.– Вроде того, – вполголоса ответила Коломба.Данте поднял здоровую руку в знак приветствия. Белуччи не отреагировала.– Ладно, давайте поскорее, мне нужно еду сыну готовить, – сказала она. – Я так понимаю, вы насчет теракта?– Да. Я знаю, что мои коллеги и магистрат уже задали вам множество вопросов, но, если позволите, мне нужно прояснить пару моментов, – сказала Коломба. Она старалась дать понять, что их встреча проходит в рамках официального расследования, ничего не подтверждая напрямую.– Что вы хотите узнать?– Вы с господином Коэном впервые остались в офисе после окончания рабочего дня?– Это важно? – раздраженно спросила женщина. – Почему вы спрашиваете?– Чтобы понять, как был подготовлен теракт, госпожа Белуччи, – ответила Коломба.– Бывало пару раз.– В дни, непосредственно предшествовавшие теракту?– Нет.– Простите за настойчивость, но как часто вы задерживались допоздна?– Пару раз в месяц, – неохотно сказала Белуччи.– Вы не знаете, был ли господин Коэн в последние несколько дней чем-то встревожен?– Помимо работы? Нет.– Не получал ли он угроз или странных сообщений? Не пытался ли кто-то устроиться в компанию незадолго до теракта?Женщина покачала головой.– Нет. Можете хоть до завтра меня расспрашивать, но пока этот грязный араб не пришел к нам со… – ее голос дрогнул, – со своей бомбой, все было как обычно. Кровь не оттирается… Придется менять ковролин, – с отсутствующим взглядом пробормотала она.– Как вы думаете, кто-то из ваших коллег может знать что-то еще? Возможно, господин Коэн питал к кому-либо из них особое доверие?– Понятия не имею. Почему бы вам у них не спросить?– Вы не могли бы помочь нам с ними связаться?– Почему я? Потому что я чуть не погибла?– Мне кажется, это довольно веская причина, – сказала Коломба, начиная терять терпение.– Я благодарна за то, что вы для меня сделали, – сказала женщина тоном, который явно подразумевал обратное, – но никому помогать не собираюсь. Я и так натерпелась. Могу я идти?Коломба уныло взглянула на Данте, но тот как завороженный наблюдал за Белуччи. Он ее читал.– Давно вы стали любовниками? – внезапно спросил он.Женщина побагровела и судорожно схватила ртом воздух.– Простите… – начала Коломба.Белуччи начала всхлипывать.– Идите на хрен, – пробормотала она. – Провалитесь пропадом и вы, и те, кто вас сюда прислал. – Она закрыла лицо руками.Судя по выражению лица Данте, он был близок к панике. Он бросил на Коломбу отчаянный взгляд, безмолвно умоляя ее вмешаться.– Я соболезную вашей утрате, госпожа Белуччи, – с сочувственной улыбкой сказала Коломба. – Но главное для нас – найти виновников преступления.– Виновник мертв, и вы сами его видели. Что еще вам надо? Окончательно разрушить мою жизнь?– У господина Коэна были другие связи? – нерешительно спросил Данте из-за спины Коломбы.– По-вашему, он стал бы мне докладываться? Но нет, других связей у него не было, – с презрительной гримасой сказала она. – Он психовал перед каждым нашим свиданием. Все боялся, что жена застукает. В настоящего параноика превратился. – Женщина прислонилась к машине. – Он, конечно, и вообразить не мог, что этот сумасшедший убьет его, именно когда мы будем вместе. И все прекрасно поняли, что между нами было. В том числе мой муж.– Учитывая обстоятельства… – растерянно начала Коломба.– Учитывая обстоятельства, он со мной распрощался. Я даже не знаю, куда он уехал. Бросил меня с малышом и хрен положил на то, что меня чуть не убили. А я уж и забыла, что он у него есть… – со злостью сказала Белуччи.– Когда вы с Коэном решили провести тот вечер вместе? – спросила Коломба.– Только с утра. Джордано узнал, что вечером его жены не будет дома.– Какая разница, где будет находиться его жена, если вы виделись в офисе?– Он хотел вернуться домой до ее прихода, чтобы принять душ. Боялся, что она унюхает на нем мои духи, а может, еще какой бред себе напридумывал. – Белуччи с горечью улыбнулась. – Теперь весь офис считает меня шлюхой и винит в его смерти. Так что у меня нет никакого желания общаться с коллегами. И вообще, в следующий раз не суйтесь куда не надо и просто дайте мне умереть.Женщина вернулась в дом и хлопнула дверью.– Забавная у тебя работенка, – сказал Данте. – Всегда так весело проводишь время?– Завязывай. Посмотрим, нет ли новостей у ребят.6Обсуждение состоялось в гостиничном номере Данте, куда три амиго приехали в восемь вечера – сразу после смены. Коломба встретила их в вестибюле и проводила на верхний этаж. Альберти, который здесь уже бывал, вел себя как дома, зато остальные восхищенно крутили головой.– Сортир здесь как пить дать побольше, чем у меня в квартире, – сказал Гварнери.Обрядившийся в рубашку и галстук Данте дожидался их, нервно переминаясь с ноги на ногу посреди гостиной.– Добро пожаловать, располагайтесь поудобнее, – с деланой непринужденностью сказал он. Он не любил принимать гостей, да еще в таком количестве, и заранее распахнул все окна. Показав им на один из двух диванов, он настоял, чтобы они сели именно туда. – Если вдруг захотите в туалет, прошу использовать ванную комнату в гостевой. В моей комнате… не прибрано.– Хм… Сразу захотелось ее обыскать, – сказал Эспозито.– Боюсь, как бы не закричать, – откликнулся Данте.– Я шучу, гений.Три амиго расположились на диване, а Эспозито даже снял ботинки.– Прежде всего спасибо, что пришли, – немного смущаясь, поблагодарила Коломба. – Вы могли и отказаться, ведь я вам больше не начальница.– Временно, – сказал Альберти.– Шансов вернуться в мобильное подразделение у меня столько же, сколько сорвать джекпот в лотерею, но спасибо за поддержку. Я заказала сэндвичи и пиво, надеюсь, они всем понравятся. Прежде чем начинать, предлагаю дождаться официанта.Данте побледнел и отвел ее в сторонку.– Боюсь, на обслуживание в номерах можно не рассчитывать, – сказал он. – Кажется, я исчерпал свой кредитный лимит.– Тогда будем надеяться, что нам повезет, – ответила Коломба.– Узнаю это выражение лица. Что ты от меня скрываешь?В дверь постучали, и официант вкатил в номер тележку, заставленную блюдами с железными крышками. В них было достаточно сэндвичей, фокаччи и панини, чтобы накормить целую армию. Три амиго накинулись на еду. Выходя, официант вручил Данте конверт, на котором было от руки написано его имя.– От администрации, – сказал он.Данте покрутил конверт в здоровой руке:– О’кей, меня выселяют… Вероятно, решили угостить последней трапезой. – Он снова пристально посмотрел на Коломбу. – Нет, ты слишком спокойна. – Вскрыв конверт, он обнаружил чек за оплату всех дополнительных услуг. За последние месяцы Данте задолжал гостинице так много, что мог бы купить на эти деньги новенький автомобиль. – Твоих рук дело. Как, черт возьми, ты это провернула? – ошеломленно спросил он.– Просто позвонила твоему приемному отцу.– Проклятье! – закричал Данте. На несколько секунд три амиго перестали жевать, а потом зачавкали еще громче. – Мне не нужны его деньги! – взорвался он.– Тебе не нужны, а мне нужны. Он расплатился по твоим счетам со своей кредитки и будет оплачивать их еще два месяца. Потом тебе придется выкручиваться самостоятельно.Данте ничего не ответил и мрачно уставился на носы своих ботинок.– Я сделала это не для того, чтобы оказать тебе услугу, – продолжала Коломба, – но раз уж мы собираемся разрабатывать версию о Гильтине, я не хочу, чтобы ты забивал себе голову проблемами с деньгами.– Разве ты не говорила «никаких уловок»? – спросил он, стараясь не сбиться с возмущенного тона.– Вообще-то, все, что я тебе сказала, – правда, – Коломба с победной улыбкой подошла к своей команде, схватила с тележки пару сэндвичей с лососем и опустилась на диван напротив. – Все, что мы скажем, не должно покидать стен этой комнаты, иначе я окажусь в еще большем дерьме, но и вам огласка ничего хорошего не принесет.– Ясное дело, – сказал Гварнери. – Сегодня – благодарность, завтра – отстранение. Такова жизнь.– Никто нас не отстранит, – сказал Эспозито, запустив в него оливкой. – Кончай с этой брехней.– Госпожа Каселли, что конкретно мы ищем? – спросил Альберти.– Мы с Данте подозреваем, что у Мусты и Юссефа был сообщник или даже вдохновитель, но магистрат не желает принимать подобную возможность во внимание. – Ее версия была максимально близка к истине, и Коломба не слишком мучилась угрызениями совести. – Я бы хотела развеять свои сомнения.– Вы говорите о женщине, которая забрала Мусту у Динозавров? – снова спросил Альберти.Эспозито и Гварнери повернулись к нему.– Это еще что за история? – спросил Эспозито.– Господин Торре попросил меня ему помочь. Вы тогда были на смене, – пробормотал Альберти, поняв, что оплошал.– И ты нам ничего не сказал? Предатель! – возмутился Гварнери.– Да ладно вам, ребята… – Веснушки выступили на его покрасневшем лице.– Альберти проявил оправданную сдержанность, – пришла ему на выручку Коломба. – Естественно, у нас нет доказательств, что женщина, которую мы разыскиваем, существует. Только предположения, которые станут более обоснованными, если выяснится, что компания «СРТ» стала целью теракта не случайно.– Почему? – спросил Эспозито.– Потому что это будет означать, что теракт был осуществлен по заранее продуманному сценарию, разработать который было не под силу этим двум идиотам, – сказал Данте. – А главное, что сценарий предусматривал ликвидацию исполнителей.– Отдел по борьбе с терроризмом и спецслужбы уже выясняют, у кого они приобрели газ, – сказал Гварнери. – Правда, ни о какой женщине речь не идет.– И мы надеемся, что поставщика найдут. Но пока его ищут, мы с Данте хотим разрешить наши сомнения. У вас есть какие-то новости? – спросила Коломба.– В общем-то, все уже стало достоянием общественности, – ответил Гварнери. – Игиловцы на своем сайте взяли на себя ответственность за теракт в «СРТ» и утверждают, что те двое были их солдатами и присягнули в верности халифату.– Но брата Мусты отпустили. Против него не выдвинут никаких обвинений, – добавил Альберти.– Отличная новость, – сказал Данте, усевшийся в самое дальнее кресло. – Что он собирается делать с телом Мусты?– Пока ничего. Труп еще в распоряжении магистрата, – ответил Гварнери.– На похороны съедутся все лоточники его родины, – с сарказмом сказал Эспозито.– Его родина здесь, – раздраженно заметил Данте.– Ребята, хватит! – вмешалась Коломба, отправив в рот последний кусочек сэндвича. – Вы нашли что-нибудь интересное в «СРТ»?– По нулям, – сказал Гварнери. – Все замалчивают спецслужбы. Сантини надрал мне задницу только из-за того, что я взглянул на сведения о судимостях.– Нашел что-нибудь?– Ничего, – ответил он. – Сотрудники чисты. А Коэн более чем чист. У него ДСИ. Дали четыре года назад, и он все еще действителен.– Что такое ДСИ? – спросил Данте, вернувшийся за стойку, чтобы смешать себе «Московский мул»[22]. Все еще злясь из-за оплаченного счета, гостям он выпить не предложил.– Доступ к секретной информации, господин Торре, – пояснил Альберти. – Это означает, что Коэн был допущен к работе с конфиденциальными сведениями.– Например, такой доступ нужен, чтобы заниматься строительством казарм, – сказал Гварнери.– У «СРТ» не было контрактов с военными, – заметил Данте. – Это я проверил чуть ли не в первую очередь.– Еще ДСИ необходимо получить, чтобы работать над проектами гражданской инфраструктуры, если они считаются объектами стратегического значения. В связи с новыми мерами по борьбе с терроризмом список таких объектов расширился.– Это я тоже проверил. Ничего, – отозвался Данте.– ДСИ получают также подрядчики и поставщики, – продолжал Гварнери. – Он нужен партнерам компанией, которые работают над объектами стратегического значения.Данте схватил первый попавшийся ноутбук и поспешно открыл выложенный на сайте «СРТ» список клиентов.– Ты сказал, четыре года назад? – спросил он.– Да, господин Торре, – сказал Альберти.– Хорошо иметь конкретные временные рамки… Так. Четыре года назад «СРТ» начала поставлять запчасти компании «Брем/Корр», – сказал Данте через пару минут. – Угадайте, чьим поставщиком, в свою очередь, является «Брем/Корр»? – Он оглядел присутствующих; никто не отвечал. – Государственных железных дорог Италии.– Что они поставляли? – спросила Коломба.– Вот эту штуковину. – Данте развернул к ним экран. На нем была фотография какой-то U-образной трубки, под изображением которой приводилась техническая спецификация. – Надо будет проверить, для чего она используется.– Не нужно. Я знаю, что это такое, – сказала Коломба, и у нее сжались легкие. Эту штуку она уже видела на экране во время многолюдного совещания на вокзале Термини. – Это часть вентиляционной системы поезда. К ней и был подключен баллон с цианидом.7Взбудораженные сделанным открытием, Гварнери и Альберти говорили наперебой.– Значит, они хотели точно знать, куда подсоединить баллон? – спросил Гварнери. – Но вы хоть представляете, скольких трудов это потребовало? Найти человека, который передаст тебе техчертежи поезда, ликвидировать его после теракта… Не проще было положить баллон под сиденье?– Его бы кто-нибудь заметил, – сказал Альберти. – Например, уборщики. Они не хотели рисковать.– Не слишком ли вы возбудились из-за куска трубы? – спросил Эспозито.– То есть… по-твоему, это не важно? – удивился Гварнери.Эспозито молча пожал плечами. С тех пор как они заговорили о «СРТ», он становился все более хмурым и несговорчивым, и от Данте это не укрылось. Он уже собирался задать Эспозито прямой вопрос, но Коломба отрицательно покачала головой: она лучше его умела управляться со своими подчиненными.– Хорошо, парни, – сказала она, вставая. – Уже поздно. Сэндвичи и пиво кончились, и пора идти баиньки. Еще раз спасибо, что заглянули поболтать.Она проводила троицу до двери.– Когда вы собираетесь сообщить целевой группе о том, что мы выяснили? – с порога спросил Альберти.– Мы ничего не выяснили, Альберти. Мы только выдвигаем спорные гипотезы. Ясно?– Ясно, госпожа Каселли.– Хоть у кого-то осталась крупица здравого смысла, – проворчал Эспозито.Коломба преградила ему выход.– Не задержишься на секундочку? – спросила она.– Я приехал на машине Альберти… – удивленно сказал он.– Я оплачу вам такси. На меня как раз свалились несметные богатства, – вмешался Данте. – Также могу предложить вам кое-что покрепче пива.Эспозито вздохнул.– Завтра увидимся, – сказал он дожидавшимся в коридоре товарищам и закрыл дверь. – Что я сделал?– Сначала коктейль. Любите коктейли на основе водки? – спросил Данте.– А что еще есть?– Водка.– О’кей.– Давай-ка садись, – сказала Коломба.Эспозито вернулся на диван, где к нему вскоре присоединился Данте с двумя «Московскими мулами» в гигантских коктейльных бокалах – один коктейль он смешал для себя. Коломба достала из мини-бара колу-зеро в надежде, что газировка поможет ей переварить промышленное количество проглоченных сэндвичей.– А это что за штуки? – спросил Эспозито, показывая на зеленые кружочки в бокале. – Цукини, что ли?– Огурец. Вот увидите, это вкусно, – сказал Данте, садясь напротив него. – Все, что вы скажете, останется между нами. Мы ведь на одной стороне, правда?– Я и вы? Вряд ли.– Эспозито, я не могу заставить тебя говорить, если ты сам не хочешь, – сказала Коломба. – Но когда мы обсуждали крота в «СРТ», ты явно занервничал, и, учитывая, что я там чуть не погибла, я бы хотела знать почему.– А хотите, я попытаюсь угадать? – добавил Данте. – Как правило, если человек часто прикасается к губам или лицу, у него есть тайна, которую он боится выдать, или, наоборот, хочет ею поделиться, но считает, что делать этого не следует. Вы прикасались к лицу чаще, чем обычно.Эспозито переводил глаза с него на нее и обратно.– А ведь вы отличная пара. Со всем уважением, госпожа Каселли. – Он отпил из бокала. – Эта дрянь не так плоха, как я думал… – Он снова отхлебнул коктейль и решился: – Ладно. Я знал Уолтера Камприани – охранника, которому этот подонок перерезал глотку.– Он служил в полиции? – спросил Данте.– Да. Много лет назад мы оба начинали в патруле. Работа ему нравилась, и за пятнадцать лет он ни разу не попытался перевестись в другой отдел. Не то что нынешние пингвины, которые после месяца на улицах мечтают попасть в мобильное подразделение.– Почему он уволился? – спросила Коломба, стараясь не вспоминать, как нашла Камприани лежащим в луже крови.– Его вытурили. Якобы он получал на лапу от барыг и предупреждал их об облавах. Причем имел дело с большими шишками, а не с уличными толкачами. Начальство решило разобраться с ним по-тихому и не отдавать под суд.– Так брал он взятки или нет? – спросил Данте.– Я лично такого никогда не видел.– Ну, тогда… – с сарказмом протянул Данте.– Я сказал, что никогда ничего подобного за ним не замечал, и готов поклясться в этом хоть перед Отцом Небесным, – раздраженно сказал Эспозито. – Черт, он же погиб! Проявите немного уважения.– Однако теперь ты засомневался, – ледяным тоном произнес Коломба. Она не слишком сочувствовала продажным полицейским – как живым, так и мертвым.Эспозито смотрел на свои руки.– Ему туго пришлось. За эти годы мы несколько раз встречались, но скорее случайно. Ползарплаты у него уходило на алименты бывшей, а другую половину он спускал на свою любовницу-кубинку.– Ты не знаешь, у охранников есть постоянное расписание вахт? – спросил Данте Коломбу.– Обычно да.– Значит, Муста должен был убить охранника, чтобы тот не заговорил. Остальное было сопутствующим ущербом, – заключил Данте.– Вы не можете быть в этом уверены, гений, – сказал Эспозито.– Именно поэтому ты сейчас поедешь с нами к его вдове, – сказала Коломба. – Возможно, она согласится побеседовать со старым другом.8Район Монти находился всего в двадцати минутах ходьбы от отеля Данте, но Коломбе не хотелось тащить за собой недовольного Эспозито. Она снова воспользовалась своим автомобилем, хотя из-за Данте ехать пришлось медленнее обычного: его внутренний термометр снова приближался к тревожной отметке.Охранник жил на одной из типичных для Рима двуликих улиц, где муниципальные многоквартирные дома соседствовали с роскошными палаццо. Дом Камприани, находившийся на задах крытого рынка, относился к числу наименее благополучных. Подъезд перегораживали припаркованные на тротуаре машины, а въезд на боковую улицу был перекрыт ограждением стройплощадки. Мельком взглянув на сумрачный вестибюль с неровными стенами, Данте объявил, что подождет снаружи.– О’кей, – сказала Коломба.– Держи мобильник включенным, чтобы я слышал ваш разговор. А еще лучше включи камеру.– Ага, разбежался.Дверь квартиры на пятом этаже открыла смуглая женщина лет сорока с покрасневшими от слез глазами. Йоани, прожившая с Камприани больше десяти лет, нетвердо стояла на ногах, и Коломба поняла, что та приняла какие-то успокоительные или перебрала с выпивкой. По всей вероятности, и то и другое. Тесная квартирка была завалена цветами и похоронными венками, а на стене в прихожей над печальной электрической свечкой висела фотография охранника. По работе Коломбе нередко доводилось навещать людей, которые недавно понесли утрату, но к такому не привыкаешь. Она не могла не размышлять о том, как отныне пойдет жизнь в этих домах, где привычный распорядок нарушился навсегда.Несмотря на свое несколько помутненное состояние, первый, самый острый приступ горя Йоани, казалось, уже пережила. Она обнялась с Эспозито, который неуклюже принес ей соболезнования, после чего усадил ее на кухне и сказал, что им необходимо поговорить.– Послушай, это наверняка пустяки, и нам жаль тебя беспокоить, но мы проверяем кое-какие детали убийства Уолтера. Есть пара моментов, которые мы хотим…– Вас интересует та женщина, да? – заплетающимся языком спросила Йоани. Несмотря на заметный карибский акцент, по-итальянски она говорила отлично. – Так и знала, что без нее не обошлось.Эспозито обернулся и взглянул на Коломбу.– О какой женщине вы говорите? – спросила та.Йоани молчала.– Ну же, Йо. – Эспозито взял ее за руку. – Все останется между нами.– Кому какое дело до слов кубинской шлюхи? – сказала Йоани, глядя в пустоту.– Ты с кем-то об этом говорила? – спросил Эспозито.– С толстушкой. Судьей.«Спинелли», – без особого удивления подумала Коломба.– И что вы ей сказали?Йоани высморкалась и продолжила говорить:– Все думают, что я была с Уолтером, потому что он меня содержал, но это не так. Я его любила. И ревновала.Она рассказала, что в последнее время ее сожитель постепенно скатывался в депрессию. С тех пор как ему исполнилось шестьдесят, он чувствовал себя старым неудачником, впал в апатию и охладел к сексу. Но в последние две недели Камприани как будто снова стал мужчиной, в которого Йоани влюбилась на Кубе пятнадцать лет назад. Она особо подчеркнула, что на родине работала учительницей начальной школы, а вовсе не была проституткой.– Мать всегда говорила мне, что, если мужчина ни с того ни с сего становится довольным и счастливым, значит он закрутил любовь на стороне. Он все отрицал, но я не поверила.Поэтому Йоани решила проследить за ним и однажды увидела, как он садится в большую черную машину, в которой Коломба узнала «хаммер». За рулем сидела женщина.– Как она выглядела? Можете ее описать? – спросила Коломба, стараясь, чтобы ее голос не выдавал тревогу. Возможно, это просто совпадение. Камприани и правда мог завести любовницу.– Тонна штукатурки, а волосы светлые, как парик. Вроде невысокая, но она сидела, так что точно сказать не могу.– Возраст?– Лет тридцать-сорок… Я стояла далеко, да и под слоем тональника было не разобрать. Но одно я знаю наверняка. – Йоани на несколько секунд замялась. – Это была дурная женщина.– Как ты это поняла, Йо? – спросил Эспозито.– По улыбке. – Глаза Йоани снова затуманились. – Я всегда думала, что, если застану Уолтера с другой, поколочу обоих. Но тут испугалась и так и осталась как дура стоять на углу.Коломба цеплялась за мысль, что это всего лишь совпадение, но с каждым словом женщины это становилось все сложнее.– Вы говорили об этом с господином Камприани, когда он вернулся домой?– Да. И он сразу сказал, что общался с ней по поводу какой-то подработки и мне не о чем беспокоиться. А потом… – Йоани посмотрела на Коломбу полными слез глазами. – Потом мы занялись любовью. В последний раз.У Коломбы пересохло в горле, но, прежде чем она успела задать очередной вопрос, ее мобильник зазвонил. Номер был незнакомый, однако, сняв трубку, она сразу же узнала голос.– Слушай внимательно и не называй меня по имени, – без предисловий сказал Лео. – Немедленно уходи оттуда. Они идут за тобой.9Не теряя ни минуты, Коломба отправила «снэп» и сказала Эспозито:– Нам нужно идти.У нее был такой голос, что полицейский рывком поднялся на ноги:– Что случилось?– Потом. – Коломба подошла к Йоани. – Возможно, кто-то будет искать нас у вас дома. Не говорите, что вы нас видели, – быстро сказала она. – И никому больше не рассказывайте о женщине на черном автомобиле. Это важно. Можете сделать это для меня?Йоани растерянно посмотрела на Эспозито. Тот кивнул.– Так я права? Эта женщина замешана в смерти Уолтера?– Думаю, да, – нервно ответила Коломба. – Но если вы о ней расскажете, я не смогу больше ее искать.Йоани медленно кивнула:– Хорошо.– И по телефону тоже о ней не упоминайте! – уже в дверях крикнула Коломба.Когда они с Эспозито спустились на улицу, ее автомобиль исчез. Коломба мысленно поблагодарила Данте за то, что он без промедления выполнил ее инструкции. Они с Эспозито побежали по перекрытой из-за ремонтных работ улице и оказались на близлежащей площади Цингари, где болтались без дела около пятидесяти покуривающих травку юнцов.«От кого же мы все-таки бежим?» – подумала Коломба. Ответ не заставил себя ждать: на соседнюю улочку, скрипя покрышками, свернул гражданский автомобиль с включенной мигалкой. За ним мгновенно последовала еще одна такая же машина. На лобовом стекле виднелось удостоверение карабинера. Эспозито изумленно вытаращился им вслед.– Мы что, от карабинеров сбежали? – отдуваясь, выговорил он.– Похоже на то, – сказала Коломба, начиная осознавать масштаб проблемы. – Заявившись к Йоани, мы вляпались в кучу дерьма.– Причем в здоровенную.Словно в подтверждение его слов, со стороны улицы, откуда пришли они сами, показались два амбала в штатском и, проталкиваясь через толпу, двинулись прямо к ним.– Пора делать ноги, – сказала Коломба.По роду занятий и ей, и Эспозито не раз приходилось вести преследование, и оба они умели сбросить хвост. Они петляли по переулкам, пока не оказались позади Императорских форумов. Там Коломба вынула из мобильника батарею и приказала Эспозито сделать то же самое.– Думаете, они явятся к нам домой? – спросил он.– Понятия не имею. Но на всякий случай поспи сегодня ночью где-нибудь еще.– Жена будет недовольна…– Сочувствую. Если будут новости, я дам тебе знать. Ты уже решил, куда пойдешь?Эспозито кивнул и продиктовал ей телефон своего друга. Она запомнила его наизусть.– Госпожа Каселли! Выходит, вы ищете ту самую женщину, о которой говорила Йоани? Неужели из-за нее произошла вся эта бойня?– Возможно, – сказала Коломба. Она сама еще не свыклась с этой мыслью. – Позвоню тебе, как только смогу.Они разделились, и Коломба отправилась на поиски телефонной будки. Ей повезло: хотя найденный ею таксофон был исписан граффити, а сама трубка провоняла вином, телефон все еще работал.К счастью, Данте уже вернулся в гостиницу.– Какого черта произошло? – От волнения он глотал слова.– Нас чуть не сцапали, Данте.– Ребята в форме или в штатском?– В форме.Данте сглотнул.– Мне стоит ждать неприятных гостей?– Еще не знаю. Но предупреди своего адвоката.– Предупрежу. Хотя он сейчас на дегустации вина и жутко взбесится, если я заставлю его все пропустить… – Коломба почувствовала, что он колеблется. – КоКа… Мне не нравится, что ты совсем одна.– Со мной ничего не случится. Скоро позвоню.Коломба положила трубку. Несмотря на браваду, она была вовсе не уверена в своем благополучии. Достав из кошелька визитку Лео, она набрала его номер.– Это я, – сказала она.Не дав ей вставить больше ни слова, Лео оставил ей адрес бара «Хмельная корова» в квартале Сан-Лоренцо. Это заведение Коломба уже знала: оно находилось недалеко от старой квартиры Данте, который выпивал там, когда владельцы открывали летнюю веранду.До бара она добралась в час ночи. К этому времени там оставалась только пожилая пара, компания молодежи и Лео. Оперативник, одетый в светлый пиджак и подчеркивающую рельефные мышцы белую футболку, сидел за столиком, откуда мог следить за входом, но тут же с улыбкой поднялся ей навстречу. Выглядел он вполне спокойным. Во всяком случае, спокойнее ее.– Мне то же самое, – сказала Коломба, показав на его пиво.Лео подозвал официанта, и тот моментально поставил перед ней кружку, половину которой она осушила одним глотком.– Меня разыскивают?– Нет, – сказал Лео.– Слава тебе господи, – с облегчением вздохнула Коломба. – Тогда объясни мне, в чем дело.– В том, что ты суешься в расследование теракта.– Никуда я не суюсь.– Коломба… Целевой группе известно, что ты была у секретарши «СРТ», а сегодня вечером – у подруги Камприани. Они обе все еще под наблюдением. Ты об этом не подумала?– Подумала, но не верила, что они сразу же забьют тревогу. Кто отдал приказ меня задержать?– Ди Марко из военной разведки. Он хотел поймать тебя за руку и преподать тебе урок.Коломба хорошо знала Ди Марко. Он стал одним из главных противников Данте, когда тот попытался вытащить на свет божий связи Отца со спецслужбами, а Данте, в свою очередь, отвечал ему неменьшей неприязнью.– И какие же обвинения он собирался мне предъявить?– Идет расследование теракта, совершенного ИГИЛ. Думаешь, с тобой станут церемониться? Тебя могли задержать и дома, но это выглядело бы явным злоупотреблением властью, ведь ты вроде как народная героиня.– То ли героиня, то ли назойливая стерва, – пробормотала она. – Как тебе удалось так быстро обо всем узнать?– Двое из наряда были моими подчиненными. Это они преследовали тебя на площади.– Они намеренно позволили мне уйти?– Могу сказать только, что им ты тоже нравишься.– Значит, я тебе нравлюсь? – спросила Коломба и тут же пожалела о своей несдержанности.Лео улыбнулся:– Ведь я здесь.– Ты мог назначить мне встречу по самым разным причинам. Например, потому, что тоже считаешь, что с этим игиловским терактом что-то нечисто.Лео откинулся на спинку стула и изучающе посмотрел на нее:– Тебе никогда не говорили, что ты ужасно упрямая?– И везде сую свой нос? Говорили, причем буквально только что.Лео рассмеялся.– У спецслужб свои принципы. Не в их правилах докладывать о мотивах своих действий, – наконец серьезным тоном сказал он. – Я выполняю приказы и расследованием не занимаюсь. Мое дело – вопросы безопасности и поимка преступников…– Но?– Они слишком торопятся. Возможно, хотят предстать в выгодном свете. Если существует вероятность, что кто-то снова распылит смертельный газ, я предпочел бы об этом знать.– Не спеши с выводами. Я только навестила вдову.Он погрустнел:– Я ради тебя карьерой рискую, а ты мне не доверяешь.Коломба молча прикончила свое пиво.– Спасибо за помощь. Я серьезно, – наконец выговорила она, пряча глаза.– Ладно, – сказал Лео. – Тогда пойду расплачусь.Он уже поднимался, когда Коломба неожиданно для себя самой удержала его за руку. Не ожидала она и того, что Лео нагнется к ней и она поцелует его в губы.– Полагаю, возможность продолжить вечер где-то еще исключается? – хрипло спросил он, когда они оторвались друг от друга.– У меня есть твой номер, – сказала Коломба.– А у меня твой, – с ослепительной улыбкой заметил он.– С каких это пор?– Я знал его, уже когда просил. У сотрудничества с целевой группой есть свои преимущества.Коломба дождалась, пока он заплатит по счету и выйдет из бара, после чего, пригнувшись, прошла под приспущенными рольставнями и снова включила телефон. Поговорив с Эспозито, который разразился ликующими восклицаниями, она позвонила Данте.– Ты на воле? – спросил тот, делая долгие паузы между словами.Коломба поняла, что он накачался какими-то сильнодействующими препаратами.– В тюрьме обычно отбирают телефоны. Я заскочу забрать машину.– Хорошо. Поднимись ко мне, есть новости, – в таком же замедленном темпе сказал он.– Что еще ты узнал?– Ничего. Но похоже, что наша Гильтине действовала гораздо более скрупулезно, чем я предполагал. И тебе предстоит предпринять небольшую поездку, чтобы это проверить.10Гильтине опустошила один из глухих чуланов, не оставив ничего, кроме полок, тщательно его продезинфицировала и очистила от каждой крупицы пыли. Надев поверх бинтов хирургические перчатки, она простерилизовала на походной плитке иглу, положила споры на десять стерильных предметных стекол и немедленно их запечатала. Между всеми двойными, как птифур, стеклами лежала тонкая прослойка агар-агара. Споры принадлежали псилоцибе мексиканской – грибу, который ацтеки считали даром Шочипилли, «принца цветов» и бога любви, а агар-агар обеспечивал питательную среду для начала колонизации.Выращивать «магические» грибы очень непросто. Мельчайшей частички грязи достаточно, чтобы загубить всю культуру, а после того как грибы распространятся по стеклам, их необходимо перенести в стерильные сосуды с рисовой мукой и вермикулитом – минералом, использующимся в качестве субстрата для террариумов, – и дождаться, пока они разрастутся. Чреватый бесконечными осложнениями процесс выращивания занимает две недели, но споры обладают важным преимуществом: их не чуют таможенные и полицейские псы. Это идеальное переносное оружие, которое пусть и не убивает жертву, но обезвреживает и делает чрезвычайно подверженной гипнотическому внушению.Выращивала Гильтине и другую культуру – Claviceps Purpurea, гриб семейства спорыньёвых, вызывающий интоксикацию и чудесные сны. Из дистиллята спорыньи производится ЛСД, однако в естественной форме она смертельна. Помимо галлюцинаций, у отравившихся начинаются судороги и гангрена. У спорыньи есть и другое преимущество: она жароустойчива, как на собственном опыте убедились в Средние века тысячи людей, заболевших антоновым огнем, съев пораженный хлеб. Гильтине умела изготавливать и другие яды – из эфирных масел, выжатых из фруктовых косточек, и даже из некоторых видов насекомых, которые легко плодились в неволе. Насекомых она разводила в маленьком террариуме, стоящем на полке рядом со спорами, но предполагала, что в Венеции они ей не понадобятся. А потом… Возможно, «потом» никогда не наступит.В дверь позвонили. Услышав шаги на лестнице еще до того, как гость нажал на кнопку звонка, Гильтине бесшумно подошла к двери и посмотрела в глазок. Это был уже знакомый ей водный таксист.– Что вам угодно? – имитируя французский акцент, спросила Гильтине. На ней не было макияжа, и открыть дверь она не могла.– Госпожа Пупан, это Пеннелли.– Да?– Я забыл попросить вас подписать квитанцию для агентства. Откройте, пожалуйста, это займет всего минуту.Мужчина поднес к глазку листок бумаги, и Гильтине изучила его из-за двери. Квитанция выглядела подлинной, и, скорее всего, так и было. Но мужчина явно лгал.– Секунду, – сказала она. – Я только что из душа.Забежав в спальню, Гильтине надела халат и парик. Времени накраситься у нее не было, и она вынула из упаковки тканевую маску с морскими водорослями. Приложив ее к лицу, она испытала мучительную боль, но эта маска должна была сослужить ей службу. На руки она надела латексные перчатки. Иногда в таких перчатках работали косметологи, и Пеннелли должен был решить, что они требовались, чтобы равномерно распределить по коже крем. Гильтине также положила в карман халата скальпель. На всякий случай.Когда она открыла ему дверь, таксист закинул голову и по-хозяйски осмотрелся.– Красоту, значит, наводите, – остановив на ней взгляд, сказал он.За безобидными словами чувствовалась плохо скрытая враждебность, но Гильтине притворилась, что ничего не заметила.– Дайте, пожалуйста, квитанцию, я подпишу, – сказала она.– Только если вы покажете мне документы. Ваш паспорт.Гильтине склонила голову набок и изучающе посмотрела на таксиста. Определить выражение ее лица под маской было невозможно.– Почему?– Знаете, кем я работал, пока не начал водить такси?– Меня это не интересует.– Ну же, попробуйте угадать, – сказал таксист, удобно устраиваясь в кресле.– Вы были военным. Полицейским, – сказала Гильтине, думая, что лучше всего будет расчленить его и сбросить в воду. С помощью профессиональной мясорубки управиться она могла бы довольно быстро. Однако риск был очень высок: возможно, Пеннелли сообщил кому-то о своих планах и, прежде чем она закончит работу, к ней заявятся его друзья или полиция. – И работа вам нравилась.Пеннелли этого не ожидал.– Черт, да у вас глаз-алмаз. Но я и сам приметливый. Если быть точным, я служил пограничником. Проверял, являются ли люди, желающие въехать в Италию, теми, за кого себя выдают. Я всегда их засекал, так что меня все волшебником называли. Даже когда документы были в порядке, я безошибочно чуял, если нечисто было с их предъявителем. – Он облизнул губы. – И с вами что-то нечисто. – (Пеннелли слегка преувеличил свои способности. Он и правда с рождения обладал отличной визуальной памятью, запоминал лица разыскиваемых преступников и узнавал их даже под париками и накладными усами. Но волшебником его никто не называл, и коллеги знали его как отпетого мерзавца. Никто особенно не удивился, когда его поймали на краже ценностей из багажа путешественников.) – Да и с вашими документами, которые мне дали в агентстве, явно что-то не так. Пока не знаю, что именно, но думаю, что смогу узнать. Если постараюсь.Гильтине молчала.– Откуда мне знать, может, вы террористка и приехали, чтобы подложить бомбу в собор Святого Марка.– Я не террористка.Пеннелли взглянул на нее из-под полуприкрытых ресниц:– Пожалуй что нет. Но вам есть что скрывать. Знаете, что я подумал? Что вы в бегах. Может, натворили что-то на родине или сбежали от мужа-тирана.Гильтине подумала, что у него и правда хороший нюх.– Что вам нужно?Улыбка Пеннелли стала шире. Он был доволен, что женщина не отпирается. Так они поладят куда быстрее.– А что вы можете предложить? Только не пытайтесь подкупить меня минетом. Ваши сексуальные таланты меня не интересуют.«По крайней мере, пока».– Деньги?– Сколько?– У меня мало наличных. И они мне нужны.– Сколько?– Десять тысяч.– Двадцать. Я научился не соглашаться на первое же предложение.Гильтине подождала несколько секунд, прежде чем кивнуть. Сдайся она слишком быстро, он мог бы что-то заподозрить.– Я вернусь через два дня. Никаких отсрочек.– Хорошо.Пеннелли со вздохом поднялся с кресла и, направившись к выходу, протянул руку, чтобы похлопать ее по ягодицам.– Если бы вы сразу дали мне на чай, то избавили бы себя от многих неприятностей.Не успел он к ней прикоснуться, как она схватила его за запястье. Таксист попытался вырваться, но освободиться от ее хватки оказалось очень непросто. Пальцы Гильтине сжимали его руку с такой силой, что перекрыли кровообращение.– Не трогайте меня, – сказала она и отпустила его запястье.– Гребаная шлюха, – процедил Пеннелли и ушел.Гильтине бросилась в одну из ванных комнат и умылась, сорвав с лица эту отвратительную тряпку. Затем она снова надела свою резиновую маску, села за компьютер и нашла все, что ей требовалось знать о таксисте. В ближайшие дни она намеревалась нанести ему визит.11Коломба приехала на миланский вокзал Чентрале в час пополудни. Поездка в высокоскоростном поезде доставила ей немало волнений. Хотя она купила билет во второй класс, перед ее глазами продолжал стоять заваленный трупами вагон люкс. Она даже заглянула в такой вагон, обнаружив там четырех уткнувшихся в мобильники и планшеты пассажиров, которые будто и не знали, что случилось всего несколько дней назад.«Может, это и правильно, – подумала Коломба. – Нужно продолжать жить своей обычной жизнью, не слишком задумываясь о гипотетических напастях».Остаток путешествия, занявшего меньше трех часов, она старалась следовать их примеру, но, когда из вагона-ресторана потянуло дымной вонью подгоревшего тоста, в панике вскочила, чтобы проверить, что происходит.От тревожных мыслей Коломбу отвлекли звонок Сантини, который она оставила неотвеченным, и его же разъяренное сообщение на автоответчике. Дальше первых трех слов: «Каселли, какого хрена!..» – прослушивать его она не стала. Зато от присланного Лео смайлика по ее телу разлилось приятное тепло. Вместо того чтобы ответить эмотиконом, она отправила ему ссылку на скачивание «Снэпчата». Если им предстояло и впредь держаться на связи, а Коломбе этого бы очень хотелось, лучше было воспользоваться военной тактикой Данте. Вряд ли спецслужбы прослушивали ее разговоры – даже такой тупица, как Ди Марко, должен был понять, что она не замешана в теракте, – но сейчас она вообще ни в чем не могла поручиться.Из каменных желобов вокзала Чентрале – внушительного двухэтажного здания фашистской эпохи – лились потоки дождевой воды. Спустившись по ступеням главной лестницы, Коломба вышла на площадь, где среди палаток Красного Креста и кучек растерянных иммигрантов высилась скульптура – гигантское яблоко. Ливень становился все сильнее, но в этот момент к ней подошла Барт с открытым зонтом в одной руке. Другой рукой она вела на сворке двух лабрадоров. Коломба даже не пыталась уклониться от бурных приветствий насквозь мокрых собак: она чувствовала себя виноватой перед всей собачьей братией с того дня, когда ей пришлось убить напавшего на нее добермана.– Привет! Прости за опоздание, – придерживая лабрадоров, улыбнулась Барт. – Я припарковалась в километре отсюда. Вокруг Чентрале настоящий хаос – где пешеходные зоны, где дорожные работы. Подержишь зонтик?Коломба забрала у нее зонт и под руку с Барт направилась к уже знакомому ей «фольксвагену», припаркованному на улице Сеттембрини. Сиденья машины покрывала шерсть, а салон пропах псиной.– Извини, надо было заехать на мойку, – сказала Барт.– Ты еще мою машину не видела, – хмыкнула Коломба, решив, что это тоже кара за ее грехи. – Давненько я не бывала в Милане, – сказала она, разглядывая новые, построенные ко Всемирной выставке высотки. – Погода, как всегда, дерьмовая, но сам город изменился.– Не обманывайся яркими огнями. Ндрангета[23] здесь орудует похлеще, чем в Калабрии. Это я тебе точно говорю, потому что после разборок мафиози кто-то обязательно попадает ко мне на стол.– Как мило, – улыбнулась Коломба.– У меня лучшее ремесло на свете.Барт жила в бывшем фабричном здании, где теперь располагались лофты и небольшие андерграундные заведения вроде чайных лавок и студий татуажа. Среднему жителю мини-городка было около двадцати лет. Барт нравилось ее жилище: собакам было где погулять, а сама она могла, никого не побеспокоив, слушать громкую музыку даже поздней ночью. Время от времени жильцы устраивали бурные рэйвы, а Барт оказывала первую помощь тусовщикам, перебравшим с кетамином и другими синтетическими наркотиками.В прихожей со вкусом меблированного двухэтажного лофта, где Барт жила одна, висел просторный гамак. Повсюду стояли экзотические сувениры и безделушки, привезенные из командировок: лаборатории по всему миру приглашали ее провести экспертизу старых костей. Барт прекрасно готовила и по случаю приезда Коломбы запекла огромную сковороду пасты аль форно, на которую гостья мгновенно накинулась, как стервятник. В компании Данте есть мясо становилось почти невозможно, да и блюдо в исполнении Барт вышло просто превосходным.Женщины выпили по паре бутылок пива и немного поболтали. Коломба намеренно придерживалась отвлеченных тем и вскоре обнаружила, что безнадежно отстала от времени и даже не слышала о литературных и кинематографических новинках последних лет.– Ты живешь как затворница. Вся твоя жизнь ограничена работой, – сказала Барт, включив гейзерную кофеварку.Коломба плюхнулась на один из цветастых пуфов в гостиной и почувствовала, что только что набрала как минимум пару килограммов.– Сейчас я даже не работаю, – сказала она.– Надолго тебя отстранили?– Думаю, на всю жизнь.– Не говори так, – укорила ее Барт. – Для полиции ты настоящее сокровище. Ты работаешь лучше всех, кого я знаю.Коломба покачала головой:– После Катастрофы я даже написала заявление об уходе. Оставалось только подписать. Но Ровере убедил меня не торопиться. А потом Курчо затащил меня обратно.– И бросил.– Он сделал для меня все, что мог. Я сама совершила ошибку, – сказала Коломба. Она знала, что такое держать в руках бразды правления, и понимала, что не может винить в случившемся своего начальника.– Я знаю только, что ты отлично поработала. – Барт поставила на стол поднос с кофейником, двумя стальными чашками и блюдцем с горкой печенья «кошачьи язычки». – Вот увидишь, все будет хорошо.Коломба надкусила печенье.– Я должна кое о чем тебя спросить.– А я-то надеялась, что ты явилась с дружеским визитом! – с притворным отчаянием воскликнула Барт.– Так и есть, честное слово! Но…– О’кей-о’кей, продолжай. Я пошутила.– На совещании в Риме ты сказала, что террористы ошиблись, когда подключали к системе газовый баллон. Уверена, что это была ошибка?– Вместо ста десяти пассажиров погибло всего девять, – удивленно сказала Барт. – Если это не ошибка, не знаю, что и думать… Через вентиляцию газ попал только в один вагон.– А что, если в этом и заключался их план?Барт посерьезнела.– Это не просто гипотеза, верно?– Давай считать, что я строю умозрительные догадки. Если завтра тебя вызовут в качестве свидетельницы, тебе хотя бы не придется лгать под присягой. Это всего лишь дружеская беседа.Барт отставила чашку.– Это связано с Данте и его вопросами о трупе?– Не понимаю, о чем ты.– Ты ведь знаешь, что я буду за тебя волноваться?– Не стоит.– А как иначе? Разве ты не беспокоишься о своих друзьях? – Вздохнув, Барт продолжила: – Итак, смертельная концентрация цианида – около пятисот миллиграммов на кубометр воздуха. В баллоне не хватало цианида на весь поезд.– Чем больше помещение, тем сильнее рассеивается газ, – сказала Коломба.– Вот именно. Концентрация бы снижалась от одного вагона к другому и в зависимости от циркуляции воздуха стала бы токсичной, но нелетальной либо в хвосте, либо в передних вагонах.– А нельзя было использовать баллон побольше?Барт быстро посчитала что-то в уме:– Потребовался бы баллон минимум в десять раз крупнее. Такой не поместился бы за панелью. Но если бы они просто подключили его иначе, погибших было бы гораздо больше, а многие другие получили бы сильное отравление.– Многие – это сколько?Барт покачала головой:– Не знаю. Существуют модели распространения газа в замкнутых пространствах, и, если хочешь, я могу произвести более точные вычисления. Но, как ты знаешь, поезд не был герметичным, а значит, необходимо учитывать дисперсию в атмосферу.– И все-таки они не смогли бы убить всех пассажиров? – спросила Коломба. В животе стало холодно, будто она проглотила кубик льда.– Нет. Навскидку – погибло бы меньше половины.Холод поднялся к щекам Коломбы, и она побледнела.– Все хорошо? – спросила Барт, обеспокоенно взглянув ей в лицо.– Да, извини, что тебя донимала. Мне просто стало любопытно. Ясно, что они ошиблись.Барт прищурилась:– Я не заставляю тебя откровенничать, но не пудри мне мозги, о’кей?Коломба опустила глаза. Они с Барт провели вместе еще пару часов, но от непринужденной атмосферы не осталось и следа. Коломба вызвала такси, чтобы вернуться на станцию, и наскоро попрощалась. С заднего сиденья она обернулась и помахала, но Барт продолжала неподвижно стоять под дождем, глядя ей вслед. Коломба занесла очередной грешок в свой и без того богатый послужной список.Добравшись до Чентрале, она решила подождать поезда на скамье у эскалатора и отправила «снэп» Данте. Он тут же перезвонил, и она сообщила ему, что узнала.– Я не могу быть уверена в твоей правоте, – сказала Коломба. Ее внутренний холод перекинулся на легкие. – Но есть немалая вероятность, что наша ангелица предпочла действовать наверняка и намеренно подключила баллон таким образом, чтобы убить только пассажиров вагона люкс. Возможно, она ненавидит богачей.– В этом она была бы не одинока, однако у меня другая версия. Думаю, она хотела скрыть свою истинную цель, – сказал Данте.Коломбе вспомнилась одна из старых книг, которые она читала, поправляясь после Катастрофы, – сборник рассказов о патере Брауне. Обычно она терпеть не могла детективы, но низенький сельский священник, раскрывавший преступления благодаря знанию человеческих душ, завоевал ее сердце.В одном из рассказов генерал сломал шпагу при убийстве однополчанина и, чтобы сохранить преступление в тайне, отправил свой полк на верную смерть. Отец Браун разрешил загадку кровавого сражения, и использованная им метафора вдруг обрела для Коломбы вкус страшной истины: «Где умный человек прячет лист? В лесу. Если нет леса, он его сажает. И если ему надо спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес. А если ему надо спрятать мертвое тело, он прячет его под грудой мертвых тел»[24].– Гильтине создала груду мертвых тел, – пробормотала она.Данте не понял литературной отсылки Коломбы, но тотчас же догадался, что она имеет в виду.– Ее целью был один-единственный пассажир, и она спрятала его среди мертвых тел, выдумав причину для кровопролития и избавившись от всех, кто знал правду, – сказал он. – Представляешь, какого титанического труда стоило создать этот огромный механизм?– Ты что, восхищаешься ею? Если да, завязывай, – нервно сказала Коломба.– Я восхищаюсь лишь ее умом, а не методами и целями. Мне интересно, что заставило ее взять на себя такой труд. От кого она прячется? Явно не от полиции и спецслужб.– Почему?– Потому что она знала, что, если впутает ИГИЛ, в расследовании будут задействованы все госструктуры. Если бы она опасалась связываться с силами правопорядка, то инсценировала бы несчастный случай, как в Греции и Германии.– По-твоему, она могла таким образом избежать тщательного расследования?– Не в этом случае. По какой-то причине она знала, что расследование все равно будет. И решила подбросить своему врагу, кем бы он ни был, громкую сенсацию, которая усыпила бы все его подозрения. Например, ИГИЛ.– А вот еще одна гипотеза, Данте. Никто ее не преследует, и она просто сумасшедшая, – без всякого убеждения произнесла Коломба.– КоКа, надеюсь, что ты права. Всем сердцем надеюсь. Потому что меньше всего я желал бы повстречать человека, которого боится Ангел смерти.12Франческо не любил свою мать. Эта многолетняя тайна донимала его, подобно зубной боли. Ребенком он, как все, ну или почти все люди, видел в матери милостивую богиню радости, но, повзрослев, стал замечать недостатки, скрывающиеся за ее высоколобой болтовней и безукоризненным неброским стилем в одежде.Во время похорон в миланском соборе Дуомо, где собрались на проводы катафалка представители власти, оркестр карабинеров и целая толпа незнакомцев, ему не удалось выдавить из себя ни слезинки. Изобразить скорбь помогли темные очки, и он достойно выполнил обязанности, предписываемые старшему сыну. Пожимая руки и обнимая родственников, призывающих его крепиться, Франческо испытывал только странную опустошенность. Гнилой зуб вырвали, и он снова и снова проводил языком по лунке. Боли не было – только виноватое облегчение. Он поприветствовал с полдюжины клиентов агентства, которые с заученным выражением лица приносили ему соболезнования, стараясь поудачнее повернуться к телекамерам.Франческо презирал их почти так же, как своего слабака-брата Танкреди, который накачался успокоительными до такой степени, что во время церемонии едва держался на ногах. Его мать всю жизнь попусту растрачивала ум и силы, нянчась с кучкой идиотов и пытаясь в наилучшем свете представить их перед публикой.Он давно спрашивал себя, как она их выносила, и ответ на этот вопрос открыл ему глаза: мать и сама была такой же недалекой лицемеркой. Возможно, поэтому он и съехал из дома, как только получил степень по экономике. Правда, до сих пор еще ни одна работа не отвечала его высоким ожиданиям, и несколько раз ему волей-неволей пришлось воспользоваться поддержкой семьи.Но настало время начать жизнь с чистого листа. Вернувшись домой после похорон, он сразу отправился в агентство матери, чтобы забрать документы, необходимые юристу для оформления перехода собственности. Агентство находилось на одиннадцатом этаже одной из двух башен возведенного к миланской Всемирной выставке вместе с остальным деловым кварталом комплекса «Вертикальный лес», на террасах которого было высажено более двух тысяч деревьев. Архитектор намеревался совместить экологический подход с безудержной роскошью – нечто вроде архитектурного оксюморона. Квартиру или офис в «Лесу» могли позволить себе не многие – по большей части иностранные банкиры, несколько модных художников и даже рэпер, призывающий бороться с системой.Франческо отпер агентство ключами, которые вернула ему полиция. Офис открытой планировки, обставленный мебелью пастельных тонов и украшенный произведениями современного искусства, от гостиной отличала разве что пара скрытых за неприметной перегородкой письменных столов, один из которых принадлежал его матери. На лакированной столешнице цвета черного дерева еще лежали очки для чтения, забытые ею перед отъездом в Рим, и запасная зарядка для мобильника. Стояла там и старая фотография, запечатлевшая все их до глупости счастливое семейство. Снимок был сделан незадолго до того, как его отец сел за руль под мухой и разбился на объездной дороге. Теперь место его гибели было отмечено букетом искусственных цветов.Лунка в десне Франческо становилась все глубже и болезненней, обнажив костную ткань.Он сел за стол и взял фотографию в рамке из черненого серебра. Мать, в голубом платье и с тонкой ниткой жемчуга на шее, собственническим жестом положила руку на плечо маленькому Франческо. Ему казалось, что он еще чувствует тяжесть и теплоту ее ладони, счастье, которое приносило ее прикосновение.Лунка стала бездонной, а боль невыносимой. Только сейчас Франческо усвоил урок, который рано или поздно постигает каждый взрослый: безболезненно порвать связь с женщиной, которая произвела тебя на свет, невозможно. Как бы далеко ты ни сбежал, боль догонит тебя и опрокинет наземь.Высморкавшись в салфетку, Франческо взял себя в руки и открыл компактный стенной сейф, чтобы достать документы. Мать назвала ему код всего несколько месяцев назад, когда он в кои-то веки почтил своим присутствием семейный ужин.«Почему мне? – не скрывая раздражения, спросил он. – Дай его Танкреди, он за тобой таскается, как комнатная собачонка».«Ты старший брат», – ответила она, с необычной для себя резкостью дав понять, что разговор окончен.Франческо ввел комбинацию и открыл дверцу. В сейфе было два отделения: в первом стояла коробка с наличными и несколько бухгалтерских книг, а второй был набит конвертами. Один из них – соломенно-желтый – привлек его внимание. В отличие от остальных конвертов, где лежали договоры, этот был выполнен из шероховатой на ощупь и явно дорогой бумаги. На водяном знаке марки был изображен стилизованный мост, над парапетом которого виднелись такие же стилизованные круглые лица. К его удивлению, конверт был запечатан сургучом, а на его оборотной стороне значилась надпись: «Для Франческо – лично».Он повертел конверт в руках. Что это такое? Неужели завещание? Он был уверен, что мать завещания не оставляла. Что, если внутри ждет неприятный сюрприз, например распоряжение оставить все имущество его пустоголовому брату?Еще было время все исправить. Франческо взял нож для бумаги и вскрыл конверт. Внутри лежала завернутая в два сложенных белых листка флеш-карта. Он вставил ее в стоящий на столе компьютер. На флешке хранился единственный файл под названием «COW».«Корова?[25] И что это, черт подери, значит?» – подумал он и кликнул по иконке. Неожиданно запустилась программа диагностики, после чего на экране появилось окно с надписью: «Прежде чем получить доступ к данным, отключитесь от беспроводной Сети и выньте интернет-кабель. Отсоедините все внешние жесткие диски».Не веря своим глазам, Франческо дважды перечитал текст. Это еще что? Система безопасности? Чем занималась его мать, что ей требовался такой высокий уровень секретности? Он озадаченно последовал инструкциям. Программа потребовала, чтобы он приложил большой палец к оптическому считывающему устройству, подключенному к клавиатуре. Сердце Франческо учащенно забилось. Какого хрена происходит?Он снова подчинился. Похоже, отпечаток подошел, потому что на рабочем столе наконец появился десяток файлов. Первый из них содержал главным образом числа и даты. Франческо начал читать, а затем с растущим изумлением перешел ко второму. Оказалось, что стоило ему закрыть один из файлов, как тот снова возвращался на защищенную флеш-карту. Когда он ознакомился со всеми документами, была полночь. Шея сильно затекла. Он встал, поднял автоматические жалюзи, потрясенно обвел взглядом залитый огнями Милан.Последний открытый им файл содержал только телефонный номер и письмо, написанное его матерью за несколько дней до того, как она сообщила ему код от сейфа.Дорогой Франческо!Если ты все прочитал, то понимаешь, что стоит на кону. Теперь выбор за тобой.Если ты не хочешь ничего больше знать, прошу тебя, уничтожь флеш-карту и не говори о ней ни слова никому – ни брату, ни своей девушке. Танкреди не смог бы управлять семейным бизнесом, а любые слухи навредят дорогим мне людям. Я полагаю, ты уже понял, что распространяться об этом было бы неблагоразумно. Но если ты желаешь вступить в игру, просто набери номер и представься.Знаю, решение непростое, и мне хотелось бы быть рядом и помочь тебе советом. Но если ты открыл сейф и прочитал это письмо, значит я могу только пожелать тебе удачи.Люблю, мама.Франческо прочитал эти слова, и его охватила глухая ярость.– Как ты можешь о таком просить? Да как ты смеешь?! – закричал он в пустой комнате.Глядя на Милан с высоты, он постепенно успокоился. В этот час город казался почти красивым. Он различал даже отливающую золотом Мадонну на шпиле Дуомо.Золотой. Красивый цвет. Отныне в золото окрасится вся его жизнь, если он согласится пойти по дороге, проторенной для него покойной матерью. Пусть земля ей будет пухом. С этого момента он распрощается со своей импортно-экспортной фирмой, где занимался связями с Ближним Востоком, а также с мизерной зарплатой, кретинами-коллегами, которые не видели дальше собственного носа. И даже с невестой. Он давно от нее устал, но продолжал держаться за нее, поскольку она была из прекрасной семьи. Теперь она ему больше не понадобится.Франческо вернулся за письменный стол и набрал номер.Голос на другом конце провода сказал ему, что делать.Часть втораяГлава 4. Psycho Killer[26]Ранее – 2006В январе побережье Коста-дель-Соль не так великолепно, как летом, но от морской синевы режет глаза. Несколько мужчин в пиджаках на обсаженном пальмами бульваре в Марбелье притворяются, что любуются видом. Перед ними простираются длинные ряды бетонных утяжелителей. Только в один из них вставлен желто-белый пляжный зонт. Под его сенью в шезлонгах с поднятыми спинками сидят двое мужчин. Они беседуют, не глядя друг на друга.Первого зовут Саша. Телосложением он напоминает располневшего борца. На нем красная фуфайка с надписью «España»[27], и сидит он босиком: ему нравится ощущать между пальцами холодный песок. На подставке зонта лежат два инкрустированных драгоценными камнями мобильных телефона. Из обоих вытащены батареи.Второй – Максим. Годы охоты наложили на него свой отпечаток. У него заострившиеся черты лица и мутные, усталые глаза.– Ты прощен, Саша, – говорит он.Хотя Саша и получил испанское гражданство через брак, он русский до мозга костей, а потому знает, что подарки из Москвы не бывают бескорыстными.– Чего они хотят взамен?– Чтобы ты продолжил делать свое дело.– Но теперь с ними.С тех пор как Саша вынужденно покинул родину, он меняет облик Южной Испании. Новые гостиницы, роскошные курорты, дискотеки – все это строилось на деньги его офшорных компаний, зарегистрированных на Кипре, Виргинских островах и в Панаме. Одному из его холдингов принадлежит даже этот самый пляж. Каждый год сотни миллионов евро, заработанных на российском наркотрафике, превращаются в отели и ночные заведения, и почти все эти деньги проходят через Сашу и его компании.Максим потирает руки. Хотя на улице плюс восемнадцать, его пальцы заледенели от холода.– Взамен ты получишь спокойствие.– Мне не нужна крыша.– Под тебя копают, Саша. Тебе нужна их дружба.В последние недели Саше часто снился один и тот же дурной сон. Быка запирали в клетке, кастрировали, забивали. Теперь он понимает почему: сны всегда говорят правду.– Я уеду из страны, – говорит он.– И куда отправишься? В любом европейском государстве тебя арестуют и экстрадируют. В Америке тебя не хотят. Зато матушка-Россия встретит тебя с распростертыми объятиями. При условии, что ты останешься здесь до тех пор, пока дело не будет улажено. – Слова «матушка-Россия» прозвучали с нескрываемым сарказмом.– А если меня до этого арестуют? – Бычий рев из кошмаров еще отдается в Сашиных ушах.– У тебя есть год. Может быть, два. Достаточно, чтобы вывести деньги из прогоревших компаний и вложить в те, которые я тебе назову.Саша не спрашивает, откуда его собеседник так много знает о столь засекреченном расследовании. В криминальных кругах Максим – персонаж легендарный. Кто-то утверждает, будто он служил в одном из спецподразделений российской армии, кто-то – что в КГБ, а потом и в ФСБ. Достоверно известно только одно: где бы он ни появлялся, кто-то погибал страшной смертью. Но с Сашей этого не случится: сегодня у охотника в руках оливковая ветвь.– А потом?– Вернешься домой.Домой.Перед Сашиным мысленным взором появляются девушки в коротких платьях, цокающие каблучками по заснеженному Литейному, парни с блестящими от инея волосами.– Значит, теперь твоя работа – возвращать блудных сыновей?Максим улыбается: его собеседник почти попал в яблочко.– В обмен на маленькую услугу.– А поконкретней?– Немая. Я приехал за ней.Борец изумленно вскидывает брови, хотя удивляться нечему. Если Немая не столь легендарна, как Максим, то только потому, что большинство людей, имевших с ней дело, она убила.– Она на меня не работает.– Я в курсе, что ваше сотрудничество не постоянно. Но ты не раз прибегал к ее услугам. В том числе в Испании. Я хочу, чтобы ты помог мне вернуть домой и ее.Лицо борца утрачивает гранитную собранность. Он привык к Немой так же, как привыкаешь носить в кармане заряженный пистолет.– Это как-то связано с Коробкой?При упоминании Коробки Максим напрягается. Ее давно никто так не называет, даже он. Даже Белый.– Что ты знаешь о Коробке?– Я тоже провел небольшое расследование. Людям рот не заткнешь. По слухам, она оттуда. А может, и ты тоже.Максим не отвечает, и борец понимает, что ходит по тонкому льду. На бульваре дежурят его люди, да и сам он, бывало, убивал голыми руками. Но Максим – темная лошадка, и Саша не хочет его провоцировать.– Мне так и не удалось ничего разузнать, – добавляет он. – Знаю только, что так называли какое-то место.– Страшное место, – кивает Максим. Он вспоминает, как прошел пешком пятьсот километров, веря, что в конце пути найдет надежное укрытие. И о том, сколько тысяч километров преодолел на борту военных грузовиков и гражданских самолетов, чтобы притащить хозяину очередную косточку в зубах. Но сколько бы километров он ни оставлял позади, над ним всегда нависала тень Коробки.– Значит, поэтому она такая, – говорит борец.– Я перестал задаваться подобными вопросами много лет назад. И ты, Саша, должен сделать то же самое.Раньше Максим никогда не называл его по имени, и борец понимает, что переговоры окончены. Когда-то криминальный мир жил по понятиям, и главный воровской закон запрещал таким, как он, якшаться с людьми вроде Максима. Но былое – прах, а былые понятия ничтожнее праха. Он воспользуется хозяевами Максима против своих врагов, а Максим воспользуется им в интересах собственных хозяев.Решено.Борец устремляет на море погрустневшие глаза, и его собеседник читает в них предсказуемый ответ.В двухстах метрах от них Немая, растянувшись на песке, наблюдает за их разговором в полевой бинокль. Эта изящная, но мускулистая и широкоплечая женщина лет тридцати мало чем напоминает девочку, которая в Коробке не проронила ни слезинки. У нее короткая стрижка и покрасневшая от ветра кожа.Телохранители ее не видят, зато она видит их. Видит она и как меняется лицо Саши. Она понимает, что он ее продал.Понимает, что необходимо бежать.1Коломба, все больше нервничая, с рюкзаком за плечами дожидалась рядом со станцией римского метро «Ре», когда в нескольких метрах от нее неумело притормозил автомобиль-купе цвета металлической сковороды. Коломба подумала, что ему необходима срочная перекраска, но тут же сообразила, чем объясняется странный оттенок: если не считать двух зеленых горизонтальных полосок, стальной кузов не был окрашен вообще. Модель она узнала только после того, как вверх откинулись две пневматические дверцы типа «крыло чайки»: «делориан»[28] из фильма «Назад в будущее» в оригинальном стальном корпусе. За рулем, разумеется, сидел Данте, одетый как исследователь в глубоком трауре. Не хватало только шляпы для сафари.– Прыгай на борт, Марти Макфлай! – закричал он.Коломба не шевельнулась. Только сейчас она поняла, почему Данте категорически отмел предложение арендовать автомобиль и настоял, чтобы они поехали на его машине.– Верни ее туда, откуда взял. Я не хочу выставлять себя на посмешище.– Да тебе все обзавидуются. На ходу таких осталось всего восемь тысяч в мире. И одна из них принадлежит мне.– Ты что, держишь ее в одной из своих капсул?– Как ты поняла?– Догадалась.Коломба обошла автомобиль, обводя его критическим взглядом.– Все соответствует действующему законодательству, госпожа начальница, – сказал Данте. – Ксеноновые фары, новая стереосистема, кондиционер, ремни безопасности. А еще я перевел дверцы на электропривод. И теперь она у меня бегает на сжиженном нефтяном газе.– Ты купил такую тачку, чтобы затюнинговать до неузнаваемости?– Знаешь, сколько она жрет?Данте открыл багажник. Коломба бросила туда рюкзак, захлопнула крышку и подошла к дверце со стороны водителя.– Вылезай.– В смысле? – возмущенно спросил Данте.– Поезд тебя не устраивает, самолеты ты не выносишь. Поэтому мы выбрали наименьшее зло – отправиться в Германию на твоей машине. Но я только что видела, как ты паркуешься. Выходи.Он с ворчанием повиновался, и Коломба села на место водителя. В целом чувство было приятное, хотя лично она предпочитала механику. Она нажала на газ, и машина рванула вперед.– Неплохо, – сказала она. – Сколько выжимает?– Слишком много, – помертвев, ответил Данте.Прежде чем выехать на шоссе, они остановились на заправке, где, притворяясь, будто протирает ветровое стекло своей машины, дожидался Альберти. Пока Данте наполнял бак, Коломба подошла к полицейскому.– Вау, – сказал тот. – Эта штука и в прошлое путешествует?– С Данте такое случается ежедневно.– На такой машине вы вряд ли останетесь незамеченными, но было бы здорово на ней прокатиться.– В другой раз. Разузнали что-нибудь о покойниках в поезде?– Мы собираем информацию. Но пока у меня для вас ничего нет.– О’кей. Нас с Данте не будет несколько дней.– Куда направляетесь?– В Германию. Если Гильтине существует, возможно, два года назад она кое-что натворила в Берлине. Может, всплывет что-то стоящее. – Коломба уже рассказала трем амиго все, что знала. На этом этапе скрывать детали было бессмысленно: все они находились в одной лодке.– А если не всплывет?– На это я и надеюсь. Там мне, по крайней мере, не будут вставлять палки в колеса Спинелли и целевая группа.Веснушки Альберти стали заметнее.– Начальство в ярости, госпожа Каселли, – смущенно сказал он. – Сантини вышиб из Эспозито все дерьмо только потому, что он ездил с вами к вдове охранника.– Знаю. Мне он тоже звонил, причем не раз. – Но единственным, на чей звонок Коломба посчитала нужным ответить, был Курчо. Тот говорил с ней необычайно холодно и натянуто, и она заверила его, что уезжает на продолжительные каникулы. Куда именно она собирается, Коломба сочла за лучшее не уточнять.Она положила ладонь на плечо Альберти:– Массимо, знаешь, почему я перевела тебя в мобильное подразделение, хотя ты еще не был готов к повышению?– Я был не готов? – удивленно переспросил молодой человек.– Мне действительно нужно тебе об этом говорить?Альберти залился краской и покачал головой.– Потому что я могу на тебя положиться, – сказала Коломба. – Эспозито уже забыл, что значит быть хорошим полицейским, а Гварнери… Не знаю, может, ему стоило бы трахаться почаще. Зато в тебе я не сомневаюсь: ты всегда стараешься поступать правильно.– Вы уверены, что продолжать расследование будет правильно?– Да. По крайней мере, до тех пор, пока мы окончательно не убедимся, что ошибались и все это не больше чем череда совпадений. Мы с Данте не берем с собой мобильники, так что никаких звонков и эсэмэсок. Если понадобится сообщить мне что-то важное, пиши на электронный адрес. Но лучше нам вообще не общаться. Неизвестно, кто может нас прослушивать и читать нашу переписку.– Разве мы все не должны действовать заодно?– Возможно, так и есть.«Но я перестала в это верить», – мысленно добавила Коломба.Неожиданно для себя она отдала Альберти визитку Лео, которую продолжала носить с собой, хотя успела выучить номер наизусть. Ночью она, как девчонка, переписывалась с ним не меньше двух часов. И даже отправила ему селфи, о котором тут же пожалела.– Если влипнешь в неприятности или поймешь, что за тебя взялась целевая группа, позвони моему другу. Это комиссар Бонаккорсо из ОБТ, который был с нами в исламском центре. Возможно, ты видел, как мы с ним разговаривали.– Вы про волосатого Джейсона Стейтема?[29]– Если ты о качке, которому так и хочется залепить пощечину, то да. Не знаю, сможет ли он тебе помочь, но это все, что я могу для тебя сделать. Пользуйся «Снэпчатом».– О’кей. Надеюсь, мне это не понадобится. – Альберти убрал визитку в карман и протянул ей компакт-диск в пластиковом боксе. – Я тут записал вам подборку, чтобы было что послушать в дороге.– Сам сочинил?– Да, здесь только новые треки.– Как мило, спасибо. – Надеясь, что ее слова прозвучали искренне, Коломба торопливо попрощалась и прыгнула в «делориан».– Что это? – Данте кивнул на лежащий у нее на коленях компакт-диск.– Последние труды Альберти, – стараясь сохранять серьезность, пояснила Коломба.Данте опустил стекло и на первом же повороте запустил диск из окна, как тарелку фрисби, без промаха попав в открытый мусорный бак.– Какая жалость! Кажется, мастеринг не удался. – Он подключил к стереосистеме MP3-плеер и врубил «The Power of Love» на такой громкости, что на них начали оборачиваться прохожие.Сгорая от стыда, Коломба снизила громкость и подумала, что было бы неплохо выбросить из окна самого Данте. В пути они то слушали старую музыку, то болтали. Все их разговоры сводились к Гильтине и домыслам о том, кто она такая, но ни одно из их предположений не казалось убедительным.– Допустим, у нее и правда есть единственная мишень и она устраивает массовые кровопролития, только чтобы скрыть, кто был ее намеченной жертвой, – сказала Коломба. – Но каким образом она этих жертв выбирает?– Возможно, кто-то ей платит.– Данте, я встречала киллеров. Максимум, что делают наемники преступных группировок, – это поджидают свою жертву у дома и расстреливают из «калашникова». И если не хотят, чтобы их поймали, растворяют труп в ванне с кислотой.– Есть ведь и более профессиональные наемники.– Типа Карлоса Шакала?[30] Он осуществлял теракты для всех, кто готов был платить, но дальновидностью уж точно не отличался. И вообще, представь, что тебе необходимо ликвидировать противника или свидетеля. Будешь ты ждать несколько месяцев, пока Гильтине найдет идеальную марионетку и начнет дергать за ниточки?– Н-да. Не очень удобно.– Не говоря уже о том, что все найденные тобой подозрительные случаи произошли на разных концах земли. Когда киллер работает на незнакомой территории, вероятность ошибки существенно возрастает. А потом, не стоит забывать о шумихе в прессе. Большинство мафиози не останавливаются перед кровопролитием, но все они знают, что в таких случаях ответные меры государства не заставят себя ждать.– Тогда остаются личные причины. Должно быть, она рискует всем во имя какой-то важной цели.– Ты всерьез считаешь, что она действует в одиночку? Никаких подтверждений, что у нее есть сообщник, мы не нашли, но, возможно, ей все-таки кто-то помогает.– Судя по ее манере работать и выстраивать долгосрочные стратегии, за преступлениями стоит единственный исполнитель. У этого исполнителя терпеливый и изощренный ум. Он никогда не теряет спокойствия и, как правило, играет на слабостях своих противников.– То есть, по твоим же словам, она чудовище. Но можно подумать, что она тебя очаровала.– Она меня пугает, КоКа. Мне страшно при мысли о том, что еще она может совершить. И о том, что против нее, возможно, действует еще более безжалостное чудовище.Коломба вздрогнула, потому что и сама подумала о том же, и сделала музыку погромче. Даже одна из ее любимых песен – «In the Air Tonight» Фила Коллинза – не могла отвлечь ее от мрачных размышлений. Понятно, что отправляться в Берлин на поиски следов Гильтине, когда с пожара в клубе прошло уже два года, безрассудно, но что еще им оставалось? Осушить море в Греции? Поискать стокгольмский бар, где ее, возможно, подцепил тот курьер? Или и дальше совать нос в расследование теракта в поезде, зная, что находятся под особым наблюдением? В Берлине они с Данте хотя бы знали, где именно появлялась Гильтине, если, конечно, можно было доверять сайту под названием «Бравый инспектор», на главной странице которого красовалось фото семидесятилетнего Джима Моррисона[31].– Я предупредил журналиста, – сказал Данте на третьей заправке, где им пришлось остановиться, чтобы он размял ноги. Стоило ему немного проехаться на машине, даже на своей собственной, и его словно охватывала виттова пляска. Он дергался, почесывался, пыхтел и постоянно ерзал на сиденье, а под конец до предела опускал стекло и высовывал голову наружу.– Ты об онанисте? – сказала Коломба, стоя на парковке и жуя кусок холодной жирной пиццы.Данте закатил глаза:– Ты не могла бы не порочить наше единственное полезное контактное лицо?– Еще не факт, что он будет нам полезен.– К твоему сведению, он не такой придурок, как ты воображаешь. В Германии он местечковая знаменитость в области загадочных преступлений, и его книги отлично расходятся. Более того, он говорит по-английски. И с радостью согласился с нами пообщаться, хотя я и не сообщил, по какому поводу с ним связался. Я назначил ему встречу завтра вечером перед «Старбаксом» в «Сони-центре».– Отлично, всегда хотела попробовать их кофе.– Ты нарочно это говоришь, чтобы меня побесить? – Данте затушил очередную сигарету. – Хочешь, сменю тебя за рулем? На шоссе парковаться не придется.– Чего ты сегодня наелся?– Только бензодиазепинов. И модафинила.– Алкоголь?– В дозволенных пределах.Коломба покачала головой:– Иногда я поражаюсь, как ты еще копыта не отбросил.Он ухмыльнулся:– Стараюсь держаться подальше от дурных компаний.2Джудекка представляет собой архипелаг островков к югу от исторического центра Венеции. По прямой от площади Сан-Марко до Джудекки рукой подать, но добраться туда можно только по одноименному каналу, поэтому туристов на островах гораздо меньше. Берлога Роберто Пеннелли находилась в районе Санта-Кроче, неподалеку от моста Скальци. Местные называют такие жилища «порта сола», что означает квартиру с отдельным входом и небольшим садиком, где можно ужинать в теплое время года. Пеннелли жил с полной брюнеткой по имени Дарья, которую в хорошем настроении называл невестой. Не стоит упоминать, как он величал ее, когда был не в духе, что случалось весьма нередко. Была у него и жена, но она проживала в Местре и позволяла ему видеться с двумя их детьми не чаще раза в неделю.Пока Дарья прибиралась в столовой, Пеннелли вышел покурить. Он без конца думал о женщине, называющей себя Сандрин Пупан. Может, зря он потребовал с этой бабы денег за молчание и надо было сразу доложить на нее властям? В том, что она не террористка, он не сомневался. Работая на паспортном контроле, Пеннелли нюхом чуял террористов, – по крайней мере, ему хотелось в это верить. Но на женщину в бегах Пупан походила еще меньше. Пугливую лань она уж точно не напоминала. Да потом, еще тяжелый макияж, – можно подумать, ей и помимо своей личности есть что скрывать.Возможно, она больна. Это бы многое объяснило, особенно ее манеру поведения. Может, у нее какая-то кожная болезнь, поэтому она и приехала сюда лечиться у одного из местных докторишек, которые за одну консультацию разденут человека до нитки. Но и это не объясняло фальшивых документов.Из двери высунулась Дарья.– К тебе какая-то женщина, – ревниво сказала она.Пеннелли терпеть не мог, когда она пыталась его контролировать и совала нос в его дела. Дарья считала, будто он тащит в койку всех клиенток своего водного такси, хотя на самом деле, пока они были вместе, такое и случалось-то всего два раза, и она никак не могла об этом узнать. У нее просто с головой было не в порядке, вот и все.– В такой час? – раздраженно спросил он. – И кто это?– А мне откуда знать? – Дарья вернулась в столовую, а Пеннелли подошел к входной двери, ожидая увидеть одну из коллег или постоянных клиенток, заявившуюся с каким-нибудь срочным делом.Однако на пороге в застегнутом до горла плаще стояла мнимая Сандрин, как обычно раскрашенная похлеще всякой шлюхи. Пеннелли мгновенно пришел в ярость:– Какого хрена вы тут забыли?Он шагнул вперед, собираясь пинками выставить ее из дома, но не успел к ней даже притронуться. Женщина ударила его по шее чем-то твердым, ноги Пеннелли отнялись, и он рухнул на землю, как говяжья отбивная.Гильтине обошла его и бесшумно направилась в столовую, где еще прибиралась Дарья. Она схватила ее за шею сзади, надавила предплечьем на сонную артерию, ограничив приток крови, и через пару секунд женщина лишилась чувств. Гильтине положила ее на пол и вернулась в прихожую за Пеннелли, который беспомощно барахтался, пытаясь подняться. Она снова ударила его яварой по шее, и на сей раз он потерял сознание. Явара – это короткая деревянная палочка, легко помещающаяся в ладони. Из сжатого кулака при этом выступают только ее утолщенные концы. Опознать в ней оружие – особенно если она выдается за ручку щетки – невозможно. При умелом использовании ударом явары по болевым точкам можно сломать человеку кости, а Гильтине умела ее использовать.Она оттащила Пеннелли в столовую, связала их с Дарьей упаковочной лентой, сунула обоим в рот по носку и той же лентой заклеила им губы. Затем она усадила их, прислонив спиной к дивану таким образом, чтобы они могли ее видеть. Оба открыли глаза почти одновременно и с растущим ужасом наблюдали, как Гильтине снимает плащ и брюки. Наконец на ней не осталось ничего, кроме запятнанных бинтов. Тихий вечер превратился в хоррор из тех, где монстр проникает в дом в овечьей шкуре, а потом открывает свою истинную сущность. Под личиной женщины, проникшей к ним домой, скрывалась воняющая антисептиком мумия.– Теперь ты знаешь, кто я, – сказала она Пеннелли и ушла на кухню. Вернулась Гильтине с ножом для чистки рыбы и давным-давно не использовавшейся походной плиткой.Теперь она могла взяться за дело.3Данте и Коломба пересекли границу с Австрией в десять вечера и решили заночевать в окрестностях Инсбрука, где нашли традиционный тирольский отель с деревянной крышей и балконами, украшенными лиловой геранью. Убедили Данте именно балконы: несмотря на частые остановки, во время поездки ему пришлось нелегко и он никак не вынес бы пребывания в четырех стенах. Последние километры он, невзирая на холод, высовывал голову из окна. Коломба застала его вдыхающим порошок из очередной пилюли, после чего он вырубился на пару часов.Они заказали на ужин венский шницель с картофелем и ягодным соусом на веранде ресторана – правда, Данте не съел ничего, кроме картофеля, – и Коломба получила в свое распоряжение двуспальную кровать с неудобными односпальными одеялами. Прежде чем лечь, она достала из рюкзака пистолет и вставила в него обойму.Укутанный в кокон из одеял Данте наблюдал за ней с балкона, куда с трудом вытащил раскладушку, на которой собирался спать, и курил сигарету за сигаретой.– Разве у тебя его не конфисковали?– Конфисковали табельный. А это мой. Помнишь его? – Коломба приподняла оружие, чтобы он мог разглядеть его через приоткрытую дверь. «Беретта-компакт» походила на ее табельный пистолет, но ее ствол был короче, и она была заряжена чуть менее мощными патронами. Сжимая в руках эту пушку, которую подарил ей Ровере, она словно переносилась назад во времени.– По мне, так они все одинаковые. С одной стороны парень, который жмет на спусковой крючок, а с другой – тот, что истекает кровью.– Этот пистолет спас твою задницу, да и мою тоже. Побольше уважения.– Может, ты и имя ему дала, как мечам в «Игре престолов»?– «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу».Данте застыл от изумления:– Ты смотрела сериал? Ты?– Забыл, что я два месяца в больнице провалялась? Надо же мне было чем-то заниматься, – насмешливо сказала Коломба. На самом деле сериал ей понравился, и она до сих пор смотрела его в свободное время, хотя частенько не могла вспомнить, кто кому родственник и кто на чьей стороне. Хорошо ей запомнилась только девица с драконами, которая трахала всех красавчиков. – И нет, я его не назвала. В нашу эпоху это не принято. Еще вопросы?– Я просто удивлен, что, когда копа отстраняют, ему оставляют личное оружие.– Почему нет? Мне не предъявлено каких-либо серьезных обвинений, – рассердилась Коломба.– Может, серьезное преступление ты совершишь как раз с помощью личного оружия. – Данте ухмыльнулся и проглотил две таблетки разного цвета и формы, запив их водкой из мини-бара. – Иногда я спрашиваю себя, как человечество до сих пор себя не угробило.Коломба положила пистолет на прикроватную тумбочку рядом с потрепанной книжкой «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли и выключила свет.– Спи давай, – сказала она, разделась и, оставшись в майке и трусиках, забралась под одеяло.Данте прекрасно видел в темноте, к тому же в комнату падал свет с улицы. Надо было, конечно, отвернуться, пока Коломба готовилась ко сну, но ему это не удалось. Вытянув руку в открытую дверь, он мог бы к ней прикоснуться. Разумеется, ничего подобного Данте не сделал, но был рад, что Коломба сейчас его не видит. Не обязательно было разбираться в микродвижениях и языке тела, чтобы прочесть эмоции на его лице.«Ты превращаешься в маньяка».Данте всегда вел себя с Коломбой так, словно оба они были бесполыми: такое поведение казалось ему наиболее уместным, но стоило все больших усилий. От малейших ухаживаний его удерживала уверенность, что он ей неинтересен, да и опыт подсказывал, что их отношения закончились бы провалом. Пожалуй, предлог, под которым девушки по всему миру отказывают непрошеным воздыхателям, не так уж и надуман: иногда влюбленность действительно разрушает дружбу.И все-таки с некоторых пор – точнее, с момента, когда их снова свел недавний теракт, – помимо физического влечения, его одолевало новое чувство, остававшееся безымянным только потому, что Данте не желал давать ему имя. И он никак не смог бы назвать его дружеским.Поворочавшись на раскладушке, Данте закурил последнюю сигарету.«Какой бред. Можно подумать, тебе мало неприятностей».Он задумался о другой женщине, вызывающей у него гораздо менее сладкие сны, чем Коломба, а заснув, увидел перед собой ведьму с голубым языком.Данте не мог знать, что ведьма в это время работала не покладая рук.4Зная, что слишком сильная боль может свести с ума, Гильтине периодически выключала пламя и переходила к сдавливанию и удушению. Она действовала осторожно, чтобы не сломать Пеннелли кости. За последние часы мужчина не раз терял сознание, но упорно придерживался своей версии: он ни с кем ее не обсуждал, никому о ней не рассказывал. «Мне это было невыгодно», – выговорил он, давясь слезами и рвотой, когда Гильтине вынула носок у него изо рта. Она сунула носок обратно и подставила раскаленную плитку ему под мышку. Таксист изогнулся в беззвучном крике.Верила ли она ему? На девяносто процентов. Даже на девяносто девять. Будь он закоренелым преступником или сотрудником спецслужб, он продолжал бы лгать в надежде, что его спасут или хотя бы отомстят за его смерть. Но Пеннелли был слабаком и сказал бы правду, чтобы прекратить пытки.Гильтине повернулась к женщине. В ее работе сопутствующий ущерб был неизбежен, а иногда и необходим. Однако если остальные жертвы были предвиденными и обоснованными, то Пеннелли и его сожительнице предстояло пострадать в результате ее собственной беспечности. Поднялся ветер, и вместе с журчанием воды с улицы донеслись голоса.«Не сейчас», – взмолилась Гильтине, но мертвецов разгневал ее промах, ее ошибка. Голоса становились все настойчивее. Она заткнула уши, включила телевизор и вырвала антенну. Трансляция сигнала прекратилась, и по экрану побежали жужжащие серые помехи. Она увеличила громкость до максимума.«Белый шум электричества.Чистота.Пустота».Резкий гул привел в чувство Пеннелли. Открыла глаза и Дарья. Ее лицо было измазано потеками туши и крови. Попытавшись избавиться от кляпа, она упала на пол и разбила нос, а потом только молилась, чтобы все побыстрее закончилось. Придушенный визг ее мужчины продолжал доноситься до нее вместе с отвратительной вонью сосисок на гриле. Когда чудовище в пластиковой маске делало с ним что-то ужасное, стоны становились короче и пронзительнее, а потом сменялись шумным пыхтением. Когда чудовище сняло с него кляп, раздались отчаянные мольбы – Роберто умолял, сулил, всеми способами пытался убедить мумию «ради всего святого перестать». Даже с закрытыми глазами Дарья точно знала, что происходит рядом. Она предпочла бы, чтобы чудовище заткнуло ей не только рот, но и уши, и даже попыталась об этом попросить, но изо рта вырвалось лишь мычание.Теперь и она, и Пеннелли наблюдали за Гильтине, которая стояла на цыпочках, в экстазе раскинув руки. Казалось, женщина вот-вот забьется в эпилептическом припадке. Затем она упала на колени и закрыла уши своими кошмарными забинтованными руками.Дарья поняла, что ей выпал единственный шанс на спасение. Откатившись по ковру к коридору, она поползла вперед. Если добраться до входной двери и каким-то образом ее открыть, возможно, ее увидит какой-нибудь прохожий. Лучше броситься в канал, чем снова попасть в лапы чудовища. Но не успела она проделать и половины пути, как рука Гильтине схватила ее за щиколотку и потащила назад. Дарья попыталась сопротивляться, упираясь в пол локтями, коленями и подбородком, но только сломала себе резец.Не обращая внимания на ее жалкие попытки вырваться, Гильтине затащила ее в гостиную, приподняла и почти нежно заключила в объятия, а потом поднесла к ее шее рыбный нож и перерезала ей горло.Пеннелли увидел лезвие, углубляющееся Дарье под подбородок, раскрывающуюся, подобно второму рту, рану. Он увидел то, чего не ожидает увидеть никто, – внутренности женщины, с которой он спал, трахался, ел и ругался. Ее перерезанную трахею, из которой вырвалось нечто вроде отрыжки, мускулы, позвонки, корень языка. А потом ковер залила кровь. Связанные скотчем ноги Дарьи колотились, как хвост русалки. Она билась все слабее, и наконец Гильтине выпустила тело и склонилась над мужчиной. Пеннелли смотрел на нее безумным взглядом, в котором смешались гнев, ужас и страдание. Будь он способен выразить свое чувство, оно бы выжгло весь мир.Но такой возможности ему не представилось.5Данте проснулся на рассвете, но был настолько заторможен, что ему понадобился целый час, чтобы войти в комнату и принять душ. Обнаружив, что он оставил окно в ванной настежь распахнутым и температура снизилась до уровня ледникового периода, Коломба выругалась и ограничилась тем, что почистила зубы. После этого она спустилась на завтрак в гостиничный ресторан, в то время как Данте завтракал в машине с поднятыми дверцами, сделав себе кофе в подключенной к гнезду прикуривателя электрической кофеварке.Он привез с собой банку кофе «блэк айвори», который потеснил в его сердце даже «копи-лувак», хотя у этих сортов было много общего. «Лувак» представлял собой полупереваренные мусангами кофейные зерна, а «блэк» – зерна арабики, которые собирались из испражнений проживающих в природном заповеднике слонов. Данте пришлось взять на душу непростительный грех, заранее перемолов их перед отъездом, но он старался как можно реже открывать банку, чтобы не выдохся аромат. То ли из-за воды, то ли из-за непривычной кофеварки кофе вышел не таким, как ему хотелось: фруктовые и цветочные нотки были довольно стойкими, а вот животный привкус почти исчез. Тем не менее Данте выпил четыре чашки, закусывая печеньем с отрубями.Заправившись сосисками и яйцами, Коломба подошла к нему и насмешливо наблюдала, как он неуклюже стряхивает с себя крошки.– Ты похож на бомжа, – сказала она.– К твоему сведению, этот бомж расплатился по счету. Наличными, – раздраженно ответил Данте.– Я, конечно, не жалуюсь, но откуда взялись деньги? Ты вроде был на мели. – Коломба села за руль и под аплодисменты сбежавшихся детей закрыла дверцы специальной кнопкой. Похоже, «Назад в будущее» пользовался популярностью и у новых поколений.– Я договорился с консьержем. Он ссужает меня наличными и отправляет счет моему приемному отцу, накинув двадцать процентов себе на чай, – со своей обычной ухмылкой сказал Данте.Коломба завела автомобиль, и из холодного двигателя вырвалось облачко недогоревшего газа.– Это незаконно. И безнравственно.– Думаю, ситуация меня оправдывает. Что будем делать после встречи с журналистом?– Сориентируемся по обстоятельствам. И помни – я надеюсь, что ошибаюсь.– Какое трогательное упрямство.Они приехали в Берлин около семи часов вечера. У Коломбы разболелась спина, и она отказалась вести автомобиль – тем более такой броский – до самого места встречи. Припарковавшись у Центрального вокзала, они продолжили путь пешком и, перейдя по деревянному мосту через Шпрее, вышли на набережную.Коломба уже бывала в Германии – почти всегда по работе, – но в последний раз видела Берлин десять лет назад во время короткой поездки на встречу с немецкими собратьями. Только теперь, под скрип колесиков чемодана Данте, она впервые начала испытывать на себе очарование этого города, застроенного старыми и новыми высотками в тысяче разных архитектурных стилей. Ночью он напоминал европейский Нью-Йорк. Коломба была римлянкой до кончиков ногтей, и такие чистые и благоустроенные метрополисы казались ей научной фантастикой.В отличие от нее Данте оказался не в состоянии ничего оценить и упорно смотрел себе под ноги. Приятное волнение, охватившее его перед отъездом, превратилось сначала в беспокойство, а потом и в удушающую тревогу. Он был вырван из привычной среды, каждый шаг стоил усилий, в каждом темном углу мерещились неведомые опасности. Гильтине больше не была для Данте абстрактной сущностью: казалось, он улавливал в воздухе химический запах цитрусов, тянущийся за ней едким шлейфом.– Все хорошо? – спросила удивленная его неразговорчивостью Коломба.Данте неуверенно кивнул.«Сони-центр» на Потсдамской площади представлял собой ансамбль из семи высоток, накрытый похожим на цирковой шатер куполом, воспроизводящим абрис горы Фудзи.Вдоль всего периметра «Сони-плаза» тянулись магазины, рестораны и пивные с открытыми верандами, которые, как и в любой уважающий себя субботний вечер, были полны посетителей.– Вот мы и на месте, – сказала Коломба при виде зеленой вывески «Старбакса» и резко остановилась, заметив, что Данте как вкопанный застыл на тротуаре Бельвюштрассе. – В чем дело?– Просто перевожу дух, – солгал он. – После прогулки.– Ты в лучшей форме, чем я. Что происходит?Он показал на толпу:– Я не выдержу такого скопления людей.– Стен тут нет, крыша высокая. И дырявая. – Коломба показала на пересекающие свод стальные тросы.Но Данте с тем же успехом мог смотреть на гигантскую мышеловку. Часть его мозга знала, что стоит ему ступить в «Сони-центр», как тент обрушится на него и раздавит в лепешку. Паниковала иррациональная часть, но это ничего не меняло.– Прости, – сказал он.Коломба фыркнула и взглянула на часы. До встречи, назначенной на восемь вечера, оставалось всего пара минут.– Как выглядит онанист?– Понятия не имею. Он должен был сам меня узнать, потому что уже видел на фотографиях, – уныло сказал Данте.Коломба смягчилась и похлопала его по руке:– Ты не виноват, Данте. Никуда не уходи, а то без мобильника я тебя не найду.Она взглянула на него с таким пониманием, что Данте почувствовал себя еще более униженным.– О’кей. Если смогу, я к вам присоединюсь, – сказал он.Коломба смешалась с толпой, и Данте прошел несколько метров по тротуару, провожая ее взглядом. Он оказался перед одной из высоток, построенных по проекту знаменитого архитектора Ренцо Пиано. По ее огромному медиафасаду пробегали цветные фракталы, чередующиеся с рекламой спорткара. Такой же автомобиль стоял на подиуме перед экраном, а вокруг порхали две хостес в форменных платьях и белых перчатках. Когда Данте приблизился, на экране отобразилось гигантское изображение его усталого лица, снятое скрытой камерой с фотоэлементом.И он потерялся в экране.Все началось с того, что он проследил за движением в толпе за своей спиной. Его внимание привлекло легкое колебание, но он не успел сосредоточить на нем взгляд. Краем глаза ему удалось заметить только мужчину в длинной синей куртке, который резко отвернулся, натянув на глаза козырек яркой бейсболки. Данте с абсолютной, неестественной ясностью понял, что этот человек прячется от камеры. Попадание в кадр стало для него неприятным сюрпризом – он не хотел быть увиденным.Не хотел, чтобы его увидел Данте.Озарение обрушилось на него, как удар кувалды, мгновенно перечеркнув месяцы терапии, благие намерения и доводы рассудка.Коломба вышла из «Старбакса» с фраппучино – вопреки ее ожиданиям этот кофе подавался холодным, – и ее взгляд упал на кучку людей, которые пытались привлечь внимание полицейского. Они столпились вокруг какого-то предмета, в котором заподозрили бомбу. Подойдя поближе, она увидела, что загадочным предметом был брошенный чемодан. Этот чемодан принадлежал Данте.А сам он исчез.6Стаканчик кофе выпал из руки Коломбы. Она на ходу подхватила чемодан и, выкрикивая «Извините!» и «Сорри!», кинулась к выходу с площади. Оказавшись на Бельвюштрассе, она различила далеко впереди спину Данте. Тот неуклюже бежал по улице, размахивая руками как марионетка.Коломба бросилась за ним, обгоняя и расталкивая пешеходов, но из-за тяжелого багажа не могла сократить расстояние. Кто-то возмущался ей вслед, кто-то взволнованно останавливался, опасаясь, что стряслась какая-то беда, но Данте, не обращая внимания на ее окрики, продолжал нестись вперед.Собрав все свои силы – если бы существовали олимпийские соревнования по бегу с чемоданом, она бы заняла одно из призовых мест, – Коломба выиграла несколько метров, а Данте принялся без всякой видимой причины перебегать с одной стороны улицы на другую, заставляя машины резко тормозить.Свернув на улицу, в глубине которой виднелись руины Берлинской стены, Данте столкнулся с молодой парой и упал на тротуар.Коломба бросила чемоданы и молниеносно преодолела последние сто метров, а он после секундной растерянности резко вскочил. Подбежав к нему сзади, она схватила его за талию:– Данте… Прошу тебя, успокойся, это я. Что случилось?Тот молча вырывался, не подавая никаких признаков, что узнал ее. Удерживать его было не легче, чем кусающегося, выворачивающегося из рук дикого кота. Его помутившиеся распахнутые глаза смотрели в никуда. Коломба подставила ему подножку, а когда он растянулся на асфальте, уселась ему на живот.– Данте! Будь умницей… Успокойся, ради бога! – задыхаясь, взмолилась она.Парочка, которую он сшиб с ног, спросила по-английски, не нужна ли ей помощь. Коломба ответила, что все в порядке, просто ее брат – эпилептик. Ребята настаивали на том, чтобы вызвать врача, но она повторила, что все под контролем, и те наконец пошли своей дорогой. В рюкзаке у Коломбы лежал пистолет, о котором она должна была сообщить на границе, и прибытие властей пришлось бы ей совсем некстати.– Прости, Данте, – сказала она и отвесила ему пару оплеух.Он перестал брыкаться и шумно задышал через рот. Глаза его начинали проясняться. Коломба решила не спешить с третьей затрещиной и оказалась права – уже через несколько секунд Данте назвал ее по имени.– Больше не будешь убегать?– Что?.. Нет… – пробормотал он.– Вот и славно! – сказала она, поднимаясь из неудобной позы. Ее одежда промокла от пота.Данте медленно сел и покачал головой:– Дерьмо.Он безуспешно попытался застегнуть порвавшийся спереди, рядом с пуговицами, пиджак.– Дерьмо, – повторил он.– Дай я тебя подниму.Коломба протянула руку, и Данте ухватился за ее ладонь, как получивший солнечный удар старик. Да и взгляд у него был такой же пустой.К облегчению Коломбы, ее друг хоть и нетвердо, но держался на ногах.– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.– Не очень. – Данте достал пачку сигарет и, обнаружив, что она смялась при падении, снова убрал ее в карман.– Может, расскажешь, что случилось? Меня чуть удар не хватил.Мысли Данте снова становились связными. Вместе с ними вернулся стыд и злость на самого себя.– Ничего, – буркнул он.– Данте… Помнишь правило «никакой брехни»?– Я видел… – Он запнулся. – Я думал, что вижу…– Гильтине?Он вздохнул:– Моего брата. Я видел, как он исчез в толпе… Я пытался его догнать.«Так и знала, что не нужно было ему доверять», – мгновенно подумала Коломба, но сразу сказала себе: «Это моя вина».– О’кей, – решила она. – Переночуем в какой-нибудь гостинице, а завтра вернемся домой.– Пожалуйста, КоКа, нет.– Что значит «нет»? Ты соображаешь, что сейчас произошло?– Просто момент слабости.– А что будет в следующий раз? Попадешь под трамвай? Собьешь кого-нибудь на своем «делориане»? Я бы посадила тебя на поезд, если бы не знала, что там тебе станет еще хуже.– Умоляю, не бросай все из-за меня. Ведь мы проделали такой путь.Их внимание пытался привлечь какой-то лысый мужчина в очках. Этот почти двухметровый здоровяк с необъятным пузом держал в руках чемоданы, которые Коломба бросила в погоне за Данте.– Это ваше? – спросил он по-английски.– Да, – ответила Коломба, вырывая у него багаж. – Спасибо.Мужчина продолжал смотреть на нее.– Я сказала спасибо, – повторила Коломба. – Данте, как по-английски будет «проваливай ко всем чертям»?– Я плохо знаю ваш прекрасный язык, – сказал лысый на ломаном итальянском. – Но если хотите, могу перевести на немецкий. Хотя слово «чертям» мне незнакомо, я вас понял. – Он широко улыбнулся и, протянув руку Данте, перешел на английский: – Я бежал за вами от самой Потсдамской площади. Меня зовут Андреас Хубер, я журналист из «Инспектора». Рад познакомиться, господин Торре.Щеки Данте горели от пощечин, пиджак был изорван, а брюки измазаны в грязи. Он подумал, что достиг крайней степени унижения.7Они сели на веранде принадлежащего туркам бара неподалеку от КПП «Чарли» или, скорее, его реконструкции: по сторонам будки стояли два одетых как советский и американский пограничники актера, селфи с которыми обходилось туристам в два евро.Сжимая лохмотья своего пиджака а-ля «Дюран-Дюран», Данте плюхнулся на сиденье. К счастью, в баре продавались сигареты, и он дымил как паровоз, открывая рот, только чтобы заказать водку со льдом и перевести термины, непонятные Коломбе. По-английски он говорил несравненно лучше, чем она.Андреас мало напоминал онаниста, которым рисовался в воображении Коломбы, и даже не жил с матерью. Он казался вполне довольным жизнью и ее простыми радостями – любил вкусно поесть, выпить и приударить за любым существом женского пола, попавшим в его поле зрения, что и попытался проделать с официанткой. Объясняясь на английском с сильным акцентом, Андреас сообщил, что десять лет подвизался уголовным хроникером, после чего почти полностью переключился на загадки и легенды. Его гид по волшебному Берлину разошелся огромным тиражом. Почти так же хорошо продавалась книга Андреаса о паранормальной холодной войне, в которой он поведал, как ЦРУ и КГБ соперничали в исследованиях телепатии и телекинеза. Он сотрудничал со множеством ежедневных газет и журналов и часто выступал по телевизору в качестве приглашенного эксперта.– Я не утверждаю, будто верю во все, что пишу, – пояснил Андреас, опрокидывая в себя второй литр пива. – Зато я непредвзят и ничего не выдумываю. Все мои материалы основаны на популярных в свое время текстах и исторических исследованиях. Хоть и немного сумасбродных, – со смехом добавил он. – Берлин полон историй. Фильмы не врут – это и правда город шпионов. Знаете, сколько бывших шпионов Штази, информаторов и коллаборационистов до сих пор живы?Коломба и Данте покачали головой.– Двадцать тысяч. И большинство из них живут здесь. Они неиссякаемый источник сюжетов. Но и вы двое… – Журналист взглянул на них, словно любуясь восхитительной картиной. – В следующей книге я, помимо прочего, собираюсь описать вашу захватывающую эпопею с Отцом, а главное – заточение господина Торре. Я читал обо всех ваших приключениях. Если вам нужен искренний почитатель, готовый вместе с вами бороться со злом, только скажите. Обещаю, я сяду на диету. – Он снова рассмеялся.Коломба улыбнулась:– Мы подумаем. А пока нам нужна только кое-какая информация о случае, который вы приводили в своем блоге, господин Хубер.– Зовите меня Андреасом, пожалуйста. Могу я называть вас Коломбой?– Конечно.– О каком случае?– О пожаре в «Абсенте».Андреас удивленно приподнял бровь:– С тех пор целая жизнь прошла.– Два года.– Боюсь, я посвятил этой истории не слишком много времени, – сказал он. – Что вы хотите узнать?Коломба покосилась на Данте. Тот со свесившейся из уголка рта сигаретой вглядывался в свой бокал, словно пытаясь понять, что в него налито.– Ты с нами? – спросила она.Не поднимая глаз, Данте кивнул. Помощи не дождешься.– Все, что вы можете рассказать, помимо того, что мы уже прочитали, – сказала Коломба.Андреас покачал огромной головой:– Больше мне почти ничего не известно. Прошло два года, но ничего нового не случилось. Пожар, кажется, произошел в августе, и следствие установило, что причиной возгорания послужило короткое замыкание.– А жертвы находились под воздействием наркотиков, верно?– Если быть точным, волшебных грибов. Следователи подозревали, что владелец клуба приторговывал наркотой, но, поскольку он погиб, слишком глубоко копать они не стали. Откровенно говоря, меня заинтриговала только история мужчины, который видел Ангела смерти. Я подумал, что смогу вставить ее в свою книгу.– Гильтине.– Точно. Гильтине… Вот мы и подобрались к самому интересному. Господин Торре, не угостите сигареткой? Вообще-то, мне нельзя курить – сердце шалит, – но время от времени…Данте не глядя протянул ему пачку, и Хубер заговорщически подмигнул Коломбе. Он немало читал о Данте и знал, чего от него ожидать.– Я могу делать свое дело только благодаря тому, что завел друзей в нужных местах – пожарной службе, больницах, полиции, – которые сообщают мне о самых странных происшествиях, – продолжал Андреас. – Один из них работает медбратом. От него-то я и узнал, что один из посетителей сгоревшего клуба выжил. По слухам, бедняга видел в языках пламени Гильтине, которая явилась, чтобы унести его в преисподнюю. Медбрат был родом из Литвы. Он объяснил мне, кто такая Гильтине, и история показалась мне любопытной. Я попросил своего приятеля дать мне знать, когда мужчина снова придет в сознание, но, к сожалению, этого так и не случилось. Он почти сразу умер.– Он описал эту женщину? – спросила Коломба.Андреас покачал головой:– Нет. Он сумел произнести всего несколько слов.– Вы узнали что-либо о прошлом этого человека?– Если бы. К сожалению, его лицо было обезображено ожогами, документов при нем не было, отпечатки пальцев отсутствовали в базе данных, и ни один свидетель не видел, как он входил в клуб перед пожаром. – Журналист развел руками. – Похоже, единственным, кто видел призрак, был еще один призрак.8Данте швырнул зажигалку на стол, как капризный ребенок.– Благодарю за беспокойство, Андреас. Данте очень устал с дороги, и мне нужно найти подходящую для него гостиницу, – сказала Коломба.– Я обо всем позаботился! – воскликнул журналист. – Если не возражаете, будем соседями. – Он объяснил, что живет в Монако, а в Берлин приехал на цикл презентаций своей последней книги о Штази и остановился на вилле, принадлежащей «Литературному коллоквиуму» – культурной ассоциации, которая предоставляла жилье и питание писателям. – Я сказал им, что вы мои друзья, и они будут рады выделить вам прекрасную комнату.Коломба замялась. Андреас ей понравился, но был не в меру болтлив и прилипчив, и она не хотела, чтобы он мешался под ногами. Однако Данте ее опередил.– С балконом? – спросил он.– Почти. – Андреас объяснил, что вместо балкона там есть кабинет с почти полностью остекленным эркером, выходящим на лесопарк, за которым простиралось озеро.Описание так зацепило Коломбу, что она решила отбросить сомнения и принять приглашение.До района Ванзее, находящегося всего в двенадцати километрах от центра, можно было добраться на метро, но, поскольку им с Данте нужно было забрать машину с привокзальной парковки, они приехали на виллу только глубокой ночью. Прежде чем выпустить Данте из машины, Коломба потрясла его за плечо:– Приди в себя.– Да ладно тебе…– Данте, ты сам уговаривал меня остаться. Хочешь выставлять себя конченым засранцем перед своим почитателем – дело твое, но, если мне придется таскать тебя за собой, как «человека дождя», я сейчас же разворачиваюсь и везу тебя домой.– КоКа, я не ожидал, что так сорвусь, – уныло произнес он.– И все-таки я тебя не бросила, – сказала она. – Видишь?– Может, стоило бы.Коломба влепила ему довольно ощутимую пощечину:– Я сказала, завязывай! У тебя не все шестеренки на месте, но ты как сломанные часы из анекдота, сечешь? Иногда они показывают правильное время.– Не иногда, а дважды в день. Если хочешь выражаться метафорами, хотя бы используй их правильно.– Если ты снова превратился в занозу в заднице, значит тебе уже лучше. Выходи. – Она разблокировала двери, и те с шипением открылись, спугнув огромную кошку, бредущую по опавшей дубовой листве. Они припарковались во дворе виллы, разрозненные, неопределенно готические шпили которой темнели на залитом луной небе. За тройным арочным окном каменной галереи на первом этаже находился зал для литературных мероприятий. Хуберт с ключами от их комнаты и тремя бутылками пива дожидался их за одним из столиков в галерее.– По пивку на сон грядущий!Коломба с улыбкой покачала головой:– С меня хватит пива, спасибо.– А я не откажусь, – сказал Данте и под косым взглядом Коломбы чокнулся с журналистом. – Спасибо за помощь. Сегодня я был… немного утомлен.– Не беспокойтесь. У гениев свои потребности. Сможете подняться на два марша по лестнице?Данте пару раз глубоко вздохнул.– Конечно, – сказал он с большей живостью, чем за все последние часы.На самом же деле он взбежал по лестнице не дыша и с закрытыми глазами. Коломбе пришлось тащить его за собой, а потом снова спуститься вниз за чемоданами. Все это время Андреас медленно, отдуваясь, поднимался по скрипящим под его ногами деревянным ступеням. В воздухе витали запахи пищи и старых книг.Помимо кабинета с эркером, где поставили односпальную кровать, в мини-апартаментах были комната с двуспальной кроватью и ванная. Обнаружив быстрый Wi-Fi, Данте впервые за весь день слабо улыбнулся: теперь он мог воспользоваться своим планшетом.Андреас сообщил им, что на первом этаже есть общая кухня, на случай если они проголодались. Они могли позаимствовать продукты из холодильника или закупиться в круглосуточном супермаркете, который находился в паре минут ходьбы от виллы.– Спасибо, но мы слишком устали, – сказала Коломба, пока Данте распахивал двойные окна в кабинете. – Вы сказали, труп неизвестного так и не забрал никто из родственников? Значит, он все еще в распоряжении властей?– Через пару месяцев его похоронили. Я в этой печальной церемонии не участвовал.Когда Андреас пожелал им доброй ночи и ушел, Коломба подошла к Данте. Тот сидел на кровати с обнаженным торсом и, конечно, курил.– Здесь стоит огромный знак, запрещающий курить, – сказала Коломба.– Я открыл все окна.– И теперь тут холодно, как в могиле. – Коломба выглянула из окна кабинета, за которым простирались красно-желтые огни набережной и подернутое рябью озеро. Под стенами виллы находился сад с несколькими ажурными железными столиками и стульями. – А здесь неплохо. Почему бы тебе не податься в писатели? Тогда мы сможем путешествовать задарма.Данте хмыкнул:– Полагаю, серьезным алкоголем здесь не разжиться.– Андреас сказал, что внизу есть бар, но его открывают исключительно во время конференций.– Мне нужна только шпилька.– И мое соучастие, в котором я в данном случае тебе отказываю. Есть вероятность, что этот безымянный тип не был целью Гильтине?– Никакой. К тому же неспроста его так быстро похоронили. Немцы до сих пор хранят во льду останки Розы Люксембург, а от нашего незнакомца избавились молниеносно.– Кто избавился? Твоя подружка все-таки работает не в одиночку?– При необходимости она легко находит пособников. Набери Барт и попроси, чтобы она связалась с берлинскими коллегами и разузнала, не известно ли им что-то еще.– Если я попрошу ее об очередной услуге, мне придется отдать ей своего первенца.Данте округлил глаза:– Собираешься завести детей?– Ну, у меня есть матка, и мне нравятся дети. Если я вдруг встречу своего принца, то почему бы и нет?– Из-за нашего образа жизни.Коломба села рядом с ним:– Данте, это не жизнь, а всего лишь труд, который мы взяли на себя по до сих пор неясным мне причинам. Когда мы с этим разберемся, все войдет в более нормальное русло.– Может, это и не твоя жизнь, – печально сказал он. – Ничего, если я приму душ первым?– Пожалуйста. Я так устала, что лучше помоюсь утром.– Не очень-то гигиенично.– Забавно слышать это от человека, который снюхивает лекарства, купленные в Интернете…Коломба пошла прилечь и, когда Данте, стыдливо завернувшись в халат, вышел из ванной, уже крепко спала под бормотание настроенного на новостной канал телевизора. В кровати вокруг нее валялись смятые фантики от батончиков «сникерс». Данте выключил ящик и вернулся в свою комнату, зная, что не заснет. Когда через закрытую дверь между их комнатами донеслось похрапывание Коломбы, он вылез из окна, цепляясь за карниз и водосточную трубу. Спуститься по трубе ему было гораздо легче, чем по душной лестнице, к тому же преодолеть предстояло всего несколько метров.В швейцарской клинике – не в последней, а в той, где он провел почти пять лет после побега от Отца, – Данте научился карабкаться по куда более гладким и высоким стенам: важнее всего было не смотреть вниз, чтобы не закружилась голова. Оказавшись в засаженном деревьями дворике, он осмотрел дверь в бар и, не обнаружив сигнализации, вскрыл замок кусочком проволоки. Под барной стойкой нашлась на треть полная бутылка водки. Водка была теплой и довольно низкосортной, но все лучше, чем стоявшие рядом немецкие вина и ликеры. Перелив содержимое бутылки в коктейльный бокал, Данте поставил его на один из садовых столиков, оставил двадцать евро за беспокойство и запер за собой дверь.Стараясь не ощущать вкуса, он потягивал водку, пока поверхность озера не заблестела в лучах утреннего солнца, а сороки на деревьях не затрещали. Когда-то на соседней вилле, принадлежавшей обергруппенфюреру СС Рейнхарду Гейдриху, было принято «окончательное решение». Теперь же ее превратили в музей, чтобы напоминать о холокосте тем, кто отрицал его историческую достоверность.До падения Стены пересекать озеро было строго запрещено: на противоположном берегу лежала территория Восточного Берлина, а всего несколькими километрами дальше находился знаменитый «шпионский мост», где обменивались арестованными шпионами советские и американские спецслужбы. Данте хотелось его увидеть, стало быть, придется уговаривать Коломбу прогуляться туда.«Она наверняка согласится, чтобы мне угодить, – с горечью подумал он, – а может, даже купит мне сахарной ваты, если буду паинькой».Мост в Ванзее напомнил ему мост через реку По, соединяющий Ломбардию с Эмилией-Романьей, – одно из немногих воспоминаний, сохранившихся у Данте о детстве до силосной башни. В его памяти он был выкрашен только наполовину: слой свежей краски обрывался ровно на границе между двумя областями – завершить работу предстояло бригаде с другого берега. Образ запечатлелся у него в голове, хотя он не помнил ни себя самого, ни тех, кто сопровождал его в этот момент. Впрочем, мост мог быть и одним из многих ложных воспоминаний, подсаженных в его разум Отцом.Тяжелее всего Данте переживал невозможность узнать, принадлежит ли ему содержимое его мозга. Временами он чувствовал себя призраком среди живых, хрупким и бесплотным, как папиросная бумага. Неудивительно, что он бросился в погоню за братом, которого, скорее всего, даже не существовало. Брат мог подарить ему хотя бы видимость корней и собственной истории. Данте вспомнил, как отключился на Потсдамской площади, как его неодолимо потянуло последовать за мужчиной, исчезнувшим в толпе. Бежал ли он вообще в правильном направлении? В тот момент ему казалось, что да, но сейчас уверенность расползалась по швам вместе с его сознанием.Данте задремал за столом с окурком между пальцев, а проснулся в полвосьмого утра, когда горничная вкатила тележку с едой в расположенную за его спиной столовую. Все его тело затекло, а одежда промокла от росы.Вдоль широких окон просторной и светлой столовой стоял длинный деревянный стол, чтобы гости могли наслаждаться видом на озеро прямо за едой. Стены, как, впрочем, и все прочие доступные поверхности в этом любопытном месте, были заставлены книгами, и было сложно понять, что такое «Коллоквиум» – библиотека с примыкающим к ней арт-отелем или, наоборот, отель с библиотекой.Двое устроившихся на завтрак во дворе с любопытством наблюдали, как Данте потягивается и отряхивает от пепла брюки, пока тот не сообразил, что должен представиться. Он выяснил, что перед ним египетский поэт и ирландский переводчик, к которым вскоре присоединились немецкая поэтесса и писательница из Лихтенштейна. Сборище показалось Данте таким пестрым и интересным, что он невольно втянулся в их разговор об итальянской кухне, устроил им лекцию о сортах кофе и о том, как их различать, и даже пообещал пригласить всех на дегустацию. В результате его настроение решительно улучшилось.– Чем конкретно ты занимаешься? – спросила его писательница из Лихтенштейна.– Обычно убитыми или похищенными.– А, пишешь триллеры, – решила она.Данте не стал ее поправлять и продолжил намазывать хлеб медом, с отвращением глядя на циркулирующую по столу тарелку с ливерной колбасой, кусок которой мгновенно отправила в рот появившаяся через четверть часа Коломба.– Я думала, ты еще спишь. На цыпочках ходила, чтобы тебя не разбудить, – сказала она.– Я рано проснулся.– Мне кажется или от тебя несет водкой? – Коломба критически оглядела его с ног до головы. – Ты что, проторчал тут всю ночь в мрачных раздумьях?– В какой-то момент я уснул.– Не думала, что тебе хватит смелости спуститься по лестнице в темноте.– А я и не спускался по лестнице.Коломба всплеснула руками.– Не хочу ничего знать. Я, скорее всего, взбешусь, – спокойно сказала она и умяла кусок колбасы размером с собственный большой палец.– Ты хоть знаешь, что туда кладут, помимо бедных свинюшек?– Мне плевать, – с набитым ртом сказала она. – Я позвонила Барт.– Со стационарного телефона?– Я знаю, что ты считаешь всех полицейских слабоумными, но я воспользовалась скайпом на твоем планшете.– Довольно безопасно.– В следующий раз отправлю почтового голубя, хотя эти, – Коломба кивнула на стаю кружащих над ними сорок, – наверняка его сожрут. Барт нашла берлинца, с которым можно побеседовать. Пришлось объяснить ей, в чем дело, но я взяла с нее слово, что она никому не проболтается. – Разговор был не из легких, и Коломба пообещала рассказать подруге все, как только они вернутся в Италию.Данте кивнул:– О’кей.– Так что сделай одолжение, поднимись наверх, прими душ, оденься и притворись, что ты не просто мертвый груз. Хоп! Пошел!Данте поднялся:– Да, сэр, сорри, мэм.9Контактом Барт, а также ее другом, не раз гостившим у нее в Милане, оказался доцент-патологоанатом, работающий в немецком аналоге лаборатории ЛАБАНОФ. Звали его Харри Кляйн, и Данте тут же вспомнил его тезку – напарника инспектора Деррика из одноименного телесериала. Этот невысокий худой мужчина за шестьдесят с двойной бородкой встретился с ними в университетской клинике «Шарите» рядом с Митте и отвел их в забегаловку со здоровой едой в двух шагах от университетского комплекса из красного кирпича. Кроме нескольких юных студентов, в кафе было пусто, и они легко нашли свободный столик.– Барт сказала, что вы расследуете несчастный случай, произошедший два года назад. Пожар на дискотеке, если я не ошибаюсь, – сказал Кляйн. Помимо английского, медик немного говорил по-итальянски и мог перевести Коломбе термины, которых она не понимала.– Да. Но я бы хотела уточнить, что наш интерес совершенно неофициален, – сказала Коломба.– Могла бы и не уточнять, – пробормотал Данте по-итальянски, на секунду отставив огромный стакан с соком репы.– Лично я не проводил вскрытия, – продолжал Кляйн, – но это было поручено моему департаменту, и я взглянул на отчеты. Что вы хотите узнать?– Прежде всего причину смерти. Нам известно только то, о чем писали в газетах, – сказала Коломба.– Тела жертв были почти полностью покрыты ожогами третьей и четвертой степени, но погибли они не от огня, а от асфиксии, вызванной отеком Квинке, или от гиповолемического шока.– То есть смерть вызвали обычные при пожаре причины.– Именно. На трупах были также внешние повреждения, полученные в результате обрушения здания.– Есть ли вероятность, что они погибли до пожара? – спросил Данте.Врач уже знал ответ, но на всякий случай сверился с загруженными на его планшет копиями заключений судмедэкспертов.– Я бы сказал, нет. У всех жертв копоть в бронхах, значит во время пожара они дышали. А также жировая эмболия легочных сосудов. – Он объяснил, что говорит о растаявшем телесном жире, попавшем в систему кровообращения. Если действовала сердечно-сосудистая система, то в жертвах еще теплилась жизнь.– Возможно ли, что они получили какие-то травмы и пребывали в беспомощном состоянии? У них были следы от ударов по голове, нервным центрам, удушения?Кляйн вздохнул:– Правильно ли я понимаю, что ваше неофициальное расследование вызвано подозрениями, что произошло убийство, обставленное как несчастный случай?Коломба ждала, что рано или поздно врач об этом спросит. Ей хотелось бы назвать иную причину, но ничего правдоподобного в голову не приходило.– К сожалению, да. Но в настоящий момент это просто гипотеза.– И что навело вас на подобное предположение?– К сожалению, в суде нам предъявить нечего. Надеюсь, что Барт просветила вас на наш счет.Врач потер бородку:– Да. Она сказала, что, каким бы ни был ваш мотив, возможно, стоит вам помочь, хотя вы, скорее всего, навешаете мне лапши на уши.– Она пошутила, – слегка пристыженно сказала Коломба.Кляйн снова вздохнул:– Как я уже говорил, многие трупы были как минимум частично обуглены и имели предсмертные и посмертные переломы, вызванные падением кирпичной кладки. Признаки физического насилия бывает сложно выявить даже по состоянию костной структуры. Тем более невозможно сделать это по состоянию тканей, если жертве не были нанесены глубокие ранения холодным оружием.– То есть вероятность насилия вы не исключаете.– Однако я могу исключить наличие защитных ран. Видимо, гипотетическая атака была настолько быстрой, безошибочной и точно скоординированной, что никто из жертв не успел отреагировать. А ведь все происходило в горящем здании. Кто у вас на примете?– У нас пока нет конкретных подозреваемых, – солгала Коломба.– А вот и лапша… – сказал Кляйн.– В крови жертв нашли следы наркотиков. Возможно, этим и объясняются замедленные рефлексы? – вмешался Данте.– Ваша гипотеза предполагает недобровольный прием наркотиков? Каким образом? Воздушно-капельным путем? – Поскольку разговор шел на английском, который не был родным ни для кого из собеседников, понять, иронизирует ли врач, было сложно.– Были ли у них признаки хронической наркозависимости?– Нет. Но они могли употреблять наркотики время от времени.– А как насчет анализов погибшего, чье имя не было установлено? Поскольку он умер не сразу, результаты аутопсии могли быть иными, – сказала Коломба.– От остальных его отличал только возраст. Ему было около семидесяти, и он страдал от недоедания и тяжелой формы цирроза печени.– Значит, он был тяжело болен.– Очень тяжело. Судя по состоянию печени, жить ему оставалось не больше двух месяцев.Данте вздрогнул. Он нашел очередной кусочек пазла, но не знал, куда его вставить. Если слова врача соответствовали истине, Гильтине устроила массовое кровопролитие, чтобы отправить на тот свет умирающего.10С помощью Андреаса, который настоял на том, чтобы отвести их на обед в «супный» ресторан на Тауэнцинштрассе, рядом с магазинами «Ка-Де-Ве» (куда Коломба в других обстоятельствах с удовольствием бы заглянула), им удалось составить список жертв и достать контактные данные их родственников. Оставшись вдвоем, Данте и Коломба решили, что самая многообещающая из них – Бригитта Келлер, сестра хозяина клуба, и позвонили ей из телефонной будки. Трубку взял ее отец и хриплым голосом сообщил, что дочь переехала и он не намерен сообщать ее адрес незнакомцам. Если они хотят, то могут найти ее на работе. Поняв, каких трудов мужчине стоит объясняться по-английски, Коломба попросила его дать им рабочий адрес девушки и свернула разговор.Бригитта работала за барной стойкой клуба «Автоматик» в районе Кройцберг, который в восьмидесятые и девяностые годы был центром андерграундного искусства и с тех пор сохранил свою популярность у молодежи. «Автоматик» неизменно занимал одно из первых мест среди ночных заведений, рекомендуемых туристическими путеводителями.Данте проводил Коломбу до клуба, но, увидев на фейсконтроле очередь из сотни человек, наотрез отказался заходить внутрь. По выходным многие клубы, в числе которых был и «Автоматик», работали круглосуточно: при желании можно было войти туда в пятницу, а выйти в понедельник, и люди прибывали нескончаемым потоком. Фейсконтрольщик, одетый как байкер из «Ангелов ада»[32], по всей видимости, отбирал клиентов наобум. На глазах Коломбы он завернул парня в страусовом боа и девушку на каблуках и в вечернем платье, а ее пропустил милостивым кивком. На секунду Коломба ощутила гордость за свою куртку и белую футболку, но потом до нее дошло, что все дело в размере ее груди.Пройдя по короткому коридору с таким низким потолком, что Данте при виде его оцепенел бы от ужаса, она попала в зал на нижнем этаже бывшей пивоварни. Помещение было отделано переработанными материалами и обставлено круглыми железными столиками, знававшими лучшие времена. Несколько дверей вели на верхние этажи, где располагалось три танцпола, и в подвал – в темные комнаты, где посетители занимались беспорядочным групповым сексом. Коломба от всей души надеялась, что ее не занесет туда по ошибке. Не привел ее в восторг и весь остальной клуб, где развлекалось не меньше тысячи тусовщиков, добрая половина из которых находилась под воздействием тех или иных наркотиков. Одни были одеты в джинсы, другие – в экстравагантные наряды, а кое-кто был совершенно раздет, не считая спортивных кроссовок, и никто не обращал на наготу ни малейшего внимания. В темных углах гетеро- и гомосексуальные парочки и даже троицы изливали друг на друга потоки ласк, которые в любом другом месте посчитали бы нарушением норм общественного приличия.Единственным, что понравилось Коломбе, была непринужденная атмосфера. В отличие от итальянских дискотек, где поддатый молодняк всегда готов был развязать драку, здесь не встречалось никаких всплесков агрессии и никто не пытался подцепить ее с помощью банальных острот. Слава Германии!Коломба вошла на танцпол на втором этаже, где под оглушительный техно-сет стоящего на платформе диджея танцевали триста или четыреста человек, кое-кто из которых был в чем мать родила, и под буханье басов протолкалась к бару. Подозвав парня за кассой, одетого в кожаный жилет на голое тело, она по-английски прокричала, что ищет Бригитту. Вскоре к ней подошла девушка с татуированными руками, пирсингом на губах и копной розовых волос. Половина ее головы была выбрита налысо.– Ну, – сказала она.– Мне нужно десять минут твоего времени. Я специально приехала из Рима. Можем побеседовать в более спокойной обстановке?Удивленная девушка бросила одному из барменов что-то по-немецки и вывела ее через черный ход во двор, куда доносились только приглушенные басы. Коломба представилась и перешла прямо к делу:– Мне нужно расспросить тебя об «Абсенте». И о твоем брате. Прошу прощения, должно быть, это болезненные воспоминания.Бригитта озадаченно посмотрела на нее и немного потянула время, стрельнув сигарету у прохожего паренька.– Почему тебя это интересует?Коломба не видела смысла ходить вокруг да около.– Потому что мне нужно понять, действительно ли пожар произошел в результате несчастного случая.Бригитта распахнула глаза:– А почему ты думаешь, что это не так?– Я должна понять, и точка.– Там погиб мой брат. Это тебе не шутки.– Я не шучу, я действительно пытаюсь разобраться. Скажем, один мой друг подозревает, что произошло предумышленное массовое убийство, но доказательств у меня нет.– А зачем тебе что-то доказывать? Ты журналистка?– Нет.Бригитта настороженно посмотрела на нее:– Спрашивай что собиралась. Только поскорее, мне работать надо.– Ты веришь, что пожар начался случайно, или, по-твоему, в версии следствия есть белые пятна?– У меня никогда не было оснований в этом сомневаться. Электропроводка давно устарела, и Гюн как раз собирался ее поменять.– У него были враги?– Насколько я знаю, нет.– Он часто оставался в клубе до утра?– По выходным «Абсент» закрывался очень поздно. Все остальные погибшие были постоянными клиентами, и я тоже с ними дружила… Это были спокойные, безобидные люди.Взгляд Бригитты стал далеким, и Коломба с минуту помолчала, притворяясь, что не замечает ее слез.– Похоже, не все они были твоими друзьями, – наконец сказала она. – Ведь одного мужчину так и не опознали.Бригитта скривилась:– Да.– Ты знаешь, как его звали?– Нет. Полицейские опросили всех постоянных посетителей и родственников погибших, но выяснить ничего не удалось. Должно быть, он заглянул в «Абсент» случайно. Какой-нибудь турист… – сказала Бригитта.– Гостиницы сообщают об исчезновении туристов в полицию. Пропавших не было. А еще он был алкоголиком на последнем издыхании. Долго бы он не протянул.– Этого я не знала. Но я не помню никого, кто подходил бы под такое описание.– Возможно, он был торговцем волшебными грибами? Или, по-твоему, наркотой приторговывал еще кто-то из погибших?– В клубе не торговали наркотиками, – снова напряглась Бригитта.– В крови всех жертв, включая твоего брата, нашли следы наркотиков. В том числе и поэтому мы подозреваем, что было совершено массовое убийство.Бригитта изучающе посмотрела на Коломбу:– Ты точно не журналистка? И не из полиции?– Буду с тобой откровенна. Я работала в полиции, но это в прошлом.– Почему? Что ты такого натворила?– Слишком много вопросов.Бригитта впервые улыбнулась и вдруг показалась намного моложе – почти девчонкой. Но к ней сразу же вернулась серьезность.– Я скажу тебе только одно: Гюн пробовал самые разные наркотики, но не был ни наркоманом, ни барыгой. И никому бы не позволил толкать наркоту в своем клубе.– Тогда как ты это объясняешь?– Никак. Наверное, кто-то напортачил с анализами… трупов. – Девушке было сложно закончить фразу, и она снова помолчала. – Я собиралась добиться повторной аутопсии, но магистрат решил закрыть дело, и меня это устроило.– Мне правда очень жаль.Бригитта пожала плечами:– Чтоб ты понимала, какое внимание мой брат уделял таким вещам: он собирался установить систему видеонаблюдения, чтобы убедиться, что никто не торгует в его клубе. Жаль, что он так и не успел. Тогда ты смогла бы разрешить свои сомнения.Коломба кивнула:– Правда жаль. Можно спросить, твой брат с кем-то встречался?– Не на постоянной основе.– А не знакомился ли он с кем-то незадолго до смерти?– Управляющие ночными клубами не испытывают нехватки в женщинах. Ты правда думаешь, что это не было несчастным случаем? Потому что я и мысли такой не допускала, а теперь начинаю всерьез сомневаться…– Клянусь, я не знаю ничего, кроме того, что тебе сказала.– Но ты мне сообщишь, если узнаешь? Гюн был хорошим человеком. Он не заслужил такую смерть. И остальные тоже.– Обещаю, – сказала Коломба, надеясь, что сможет сдержать слово. В последнее время это не слишком хорошо ей удавалось.Бригитта кивнула и на несколько секунд задумалась.– Никакой новой женщины у него не было. И на одержимых поклонниц он не жаловался, если ты это имела в виду. Мне уже пора возвращаться за стойку.– Прости, что отняла у тебя столько времени. Последний вопрос: ты в курсе, кто должен был установить камеры?– Нет. Гюн сказал, что знает человека, который недорого возьмет, но больше мне ничего не известно.Коломба оставила ей номер «Коллоквиума».– Я проведу здесь еще пару дней. Если вдруг выяснишь, кто он, я бы хотела с ним поболтать.Положив листок с телефоном в карман, Бригитта снова улыбнулась. На этот раз ее улыбка выглядела более непринужденно.– Ладно. А ты, если вдруг захочешь еще разок прийти, спроси меня на входе, и я проведу тебя без очереди, о’кей? Можем выпить по стаканчику.Коломба поблагодарила ее, размышляя, уж не подкатывает ли к ней Бригитта. Как бы там ни было, женщины ее не интересовали: ей не терпелось вернуться в Италию и завершить кое-какой разговор с одним мускулистым полицейским.Она вышла на улицу, где болтался без дела скучающий Данте, и они вместе встретились с Андреасом, который непременно хотел показать им какой-то круглосуточный индийский ресторан. Когда они сели во внутреннем дворике, открытом только летом, им любезно выдали пару пледов, чтобы накрыть ноги. Андреаса хозяева принимали как родного, потому что он приходил сюда всякий раз, как бывал в Берлине. Данте до отвала наелся овощами тандури и пивом «Мира», Коломба – обжигающе острой курицей со специями, а Андреас умял почти все, что было в меню.– Есть успехи в ваших изысканиях? – спросил журналист.– Мы пока в самом начале пути, – сказал Данте.– Андреас, я правильно понимаю, что лично вы с этим безымянным мужчиной никогда не беседовали? – спросила Коломба.– Да. Как я уже говорил, до меня дошел только слух.– Из первых рук?Андреас с сомнением пожал плечами:– Мне сказали, что все так и было, но… Вы что-то узнали?– Только то, что он не входил в число постоянных посетителей клуба. Судя по результатам вскрытия, удивительно, что он вообще стоял на ногах. И все-таки он прожил дольше всех, – сказала Коломба.– Может, он проходил специальную подготовку для развития выносливости, – жуя сырный наан, предположил Андреас.– И какая, по-вашему, подготовка может сделать человека нечувствительным к огню?– Нейролингвистическое программирование, – ответил Андреас. – Такую подготовку проходили агенты КГБ. Их вывозили в пустыню и под гипнозом внушали им чувство прохлады. Мы и представить не можем, какими ресурсами обладает наш мозг.– Уверена, что есть другое объяснение, – скептически бросила Коломба.– И все-таки он мог быть бывшим шпионом, – сказал Данте. – У вас есть связи с бывшими сотрудниками Штази? Вы не могли бы их поспрашивать?– Связи? Знаете, сколько человек пытались продать мне свои мемуары? Я устал объяснять, что обычно сам выступаю в роли продавца. – Андреас снова рассмеялся, после чего разразился потоком баек о ГДР, восхитивших Данте и вогнавших Коломбу в состояние беспросветной скуки. Фонтан его красноречия не иссякал, пока такси не высадило их у «Коллоквиума», где проходило бурное празднование чьего-то дня рождения. В свободные от конференций дни вилла часто сдавалась внаем, а деньги от аренды шли на нужды ассоциации.Коломба предположила, что эта спевшаяся парочка конспираторов отправится на вечеринку. Самой же ей не терпелось дочитать свою книгу. Но не успела она дойти до комнаты, как ей стало плохо.11Все началось с ощущения легкости и эйфории, которые Коломба поначалу списала на алкоголь и усталость после долгого дня.Подняться по лестнице оказалось очень сложно: ее разобрал такой неудержимый смех, что пришлось опереться о стену. Смеяться она не переставала до самой комнаты. Вскоре пришел и Данте, пребывающий не в лучшем состоянии, чем она.– Пить надо меньше, – заметила Коломба, и оба расхохотались.Данте рухнул на кровать в кабинете, и ему показалось, что ее качает, как плот на волнах. Из сада доносились нотки «Mamma Mia», и он попытался через межкомнатную дверь втолковать Коломбе, что группа «ABBA» – величайшее надувательство в истории музыкального шоу-бизнеса.– Все думают, что у них квартет, так? – надсаживался он. – Две певички, парень с гитарой и тот, что бренчит на пианино. Ну а на ударных тогда кто? А на басах?! На самом деле в «ABBA» минимум шестеро участников, если не больше! Я требую справедливости для двух безвестных членов группы!Из соседней комнаты раздались раскаты гомерического хохота, и кровать Данте завертелась так быстро, что перед его глазами побежали цветные искры. Он нащупал на полу бутылку воды, но на то, чтобы поднести ее ко рту, ушла целая вечность.«Время замедляется. Кажется, я падаю в черную дыру».Вода во рту обладала тысячей оттенков вкуса, по одному на каждый растворенный в ней минерал. Данте мысленно расставлял элементы по порядку в таблице Менделеева и изобретал новые в полной уверенности, что их скоро откроют.Сводчатый потолок кабинета начал медленно распадаться, преображаясь в пиксельный рисунок из старых видеоигр. И тогда он все понял.«Меня одурманили».Эта мысль словно ускорила процесс. Потолок растворился, обнажив ночное небо, в котором вращалась исполинская луна. Затем свод снова сомкнулся и превратился в балочный потолок силосной башни. Только вот балки были выкрашены в неоново-зеленый и красный цвет и пульсировали в ритме с доносящейся со двора музыкой.Как ни странно, страха Данте не испытывал. Каждый раз, когда тревога слишком возрастала, он брал ее под контроль, ловя мысли, которые превращались в пузырьки из комиксов и вырывались у него из носа и ушей. Данте знал, как себя вести, потому что знал, что происходит: у него был ЛСД-трип, причем куда более мощный, чем когда он попробовал этот психоделик по собственной воле в безуспешной попытке разблокировать погребенные воспоминания. Тот приход походил на сегодняшний не больше, чем… «ристретто на нитроклетчатку».Метафора не имела никакого смысла, но слово «нитроклетчатка» наполнило его рот.Нит-ро-клет-чат-ка.«Клетчатая нитка».Данте знал, что стоит закрыть глаза – и его одолеют галлюцинации. Необходимо было сохранять связь с реальностью. О том, чтобы подняться с постели, не могло быть и речи, поэтому он скатился на пол и пополз к своему чемодану. Это оказалось непросто – его тело превратилось в желатин.Находившаяся в соседней комнате Коломба перестала смеяться. В отличие от Данте она никогда не пробовала кислоту и даже не курила травку. Галлюцинации ей доводилось испытывать разве что во время приступов паники, но тогда она понимала, что грезит наяву.Теперь же образы перед глазами Коломбы становились все более осязаемыми: наркотик наполнял рецепторы мозга и играл с восприятием. Свисающие с потолка цепи, скрип шестеренок, операционный стол, занявший место ее кровати, были совершенно реальны. Искажающая сознание лизергиновая кислота дарила кристально чистое и абсолютно ложное понимание происходящего. Из Германии Коломба перенеслась в собственную версию дивного нового мира, где эмбрионы выращивались, чтобы занять строго определенное место в обществе. Она родилась, чтобы стать сотрудницей полиции, но что-то в инкубатории прошло не так. Поэтому ее отправили в Ремонтный цех, где ей предстоял очень и очень болезненный процесс.Дверь в комнату медленно отворилась, и Коломбу забила дрожь. Настал момент, которого она страшилась: механик извлечет из нее бракованные детали, вызывающие неуверенность и грусть. А вот и он сам – безобразное, пламенноглазое чудовище, полумедведь-получеловек.Сжимая длинный стальной инструмент, отбрасывающий ослепительные блики, механик с сопением склонился над ней. Коломба не могла пошевелить ни единым мускулом и только надеялась, что все быстро закончится. На миг орудие, растворившись перед ее глазами, явило свою истинную природу: это был кухонный нож, а сжимала его рука человека. Но было уже слишком поздно, и Коломба приняла предназначенную ей участь.Механик занес лезвие, когда что-то расплывчато метнулось к нему, оставляя смазанные скоростью световые отсверки, и сшибло его с ног. Механик и новоприбывший с криком и хрюканьем извивались на полу в мультяшном облаке пыли. Наконец к кровати скользнул удлиняющийся, как резиновый, человеческий силуэт.Она закричала, пытаясь отстраниться, но на ухо успокаивающе зашептал голос Данте:– Сейчас все пройдет, не волнуйся. Пей.Он влил ей в рот что-то горькое. Коломба с трудом сглотнула. Данте обнял ее и укачивал на руках, пока страх не прошел. Она свернулась в позе эмбриона, и он, бормоча что-то утешительное, крепко прижался к ее спине.Ясность мысли вернулась к Коломбе только через два часа. Она словно спала наяву. Мало-помалу она поняла, что с ней случилось, и почувствовала, как возбуждение спадает. Тело становилось все более ватным и онемелым. Наконец Коломбе удалось взглянуть на Данте и различить его озаряемое цветными вспышками лицо. Под его правым глазом вздулся огромный фингал, а ворот рубашки был испачкан кровью.– Привет, – сказал он.– Привет… Я чувствую себя… – Она запнулась.– Согласен, это сложно передать. Но раз уж ты вернулась на планету Земля, должен предупредить, что нам предстоит разобраться с небольшой проблемкой.Коломба посмотрела в направлении, куда указывал ей Данте. На полу с разбитой головой лежал Андреас.12К счастью, Андреас был жив и даже не получил тяжелых увечий. Данте застиг его врасплох и оглушил латунной подставкой ночника, – правда, избежать ответного удара в лицо ему не удалось. Подставка всего лишь оцарапала журналисту череп, но тот без сознания рухнул на пол. Данте с трудом застегнул на его жирных запястьях наручники Коломбы и влил ему в рот полпузырька успокоительного. Андреас спал без задних ног.К Коломбе вернулась способность здраво соображать, но чувствовала она себя странно. Хотя на часах было четыре утра, она не ощущала ни малейшей сонливости, да и восприятие цветов пришло в норму еще не до конца. По темному озеру за окном, казалось, проносились радужные сполохи.– Всегда так бывает? – спросила она Данте, отпив из чашки эспрессо, который он ей приготовил.– У всех по-разному. У меня не такой уж большой опыт, я и принимал-то всего пару раз.Коломба пила кофе и в кои-то веки не находила, к чему придраться. Возможно, дело было в том, что во рту у нее и без того ощущался мерзкий привкус.– Как можно получать удовольствие от этого дерьма… – Она вдруг поняла, что невзначай осудила человека, который только что спас ей жизнь, и тут же поправилась: – В одиночестве я бы больше и минуты не вынесла. Спасибо, что обнял меня. Я в этом нуждалась.– Я тоже, – сказал Данте, радуясь, что в темноте не видно его покрасневших ушей. Коломбе незачем знать, что в последний час их объятий он напрягал всю волю, чтобы усмирить определенную часть своего тела.– Как тебе удалось прийти в себя? – спросила Коломба.– Когда понимаешь, что с тобой происходит, проще взять себя в руки, – объяснил Данте, с облегчением меняя тему. – Я сразу же принял хлорпромазин, а потом и тебя напоил из того же флакона. Это отличный антидот против галлюциногенов.– Ты что, Бэтмен? Носишь все на поясе?Данте смущенно прочистил горло.– Нет. Мне его прописали.Коломба молчала, и он продолжил:– Хлорпромазин дают шизофреникам и людям с биполярным расстройством, которые не реагируют на другие препараты. Похоже, я попадаю в одну из этих категорий. Я должен принимать его ежедневно, но делаю это только в экстренных случаях, как, например, вчера.– Так вот почему ты был таким вялым.– Ну да. Но лекарство еще оставалось у меня в крови и помогло дотянуть до новой дозы. Что будем делать с Андреасом? Полагаю, возможность расчленить его и бросить в озеро не обсуждается.Коломба скорчила свирепую гримаску, и Данте увидел, как из ее глаз ударили зеленые лучи. Он понимал, что это остаточный эффект наркотика, но иллюзия была такой реальной, что он вздрогнул.– Все будет зависеть от того, как он себя поведет.Они, не снимая наручников, усадили журналиста на кровать Данте, и через полчаса он пришел в сознание.– Можно мне глоток воды? – промямлил он.Данте поднес ко рту Андреаса бутылку. Ему захотелось двинуть немцу горлышком по зубам, но кислота и психотропный препарат снизили его агрессивность до минимума.Коломба помахала ножом перед носом мужчины:– Что ты собирался с нами сделать?Андреас пожал плечами:– Ничего. Я заглянул к вам, услышав странный шум, а он вдруг ни с того ни с сего на меня набросился. Мне показалось, он под наркотой.– Думаешь, кто-то тебе поверит?– Думаю, мне поверят все.Наблюдавший за журналистом Данте казался озадаченным.– Ты лжешь. Но должен признать, что тебе это хорошо удается. Слишком хорошо. КоКа, могу я провести маленький эксперимент?– Пожалуйста.Данте взял нож и прижал острие к правой щеке Андреаса:– Что, если я вырежу тебе глаз? Ведь у тебя их целых два.– Сомневаюсь, что ты на это способен.– Ты не так уж хорошо меня знаешь. Ты можешь ошибаться.– Что такое жизнь без щепотки риска?Данте снова пристально посмотрел на журналиста, а потом положил нож на письменный стол и откинулся на спинку стула.– Ты всегда таким был? Убивал щенков в детстве? Мучил своих подружек?Андреас не отвечал, но в его глазах что-то блеснуло.– Как ты собирался выйти сухим из воды? – спросила его Коломба.– ЛСД играет с людьми жестокие шутки. Особенно с теми, кто любит ночами карабкаться по стенам, – будничным тоном сказал он. – Ну да, я тебя видел.– Убийство-самоубийство, – произнесла Коломба.– Сама понимаешь, тебе не удастся ничего доказать. Только в очередной раз выставишь себя идиоткой. Ты ведь привыкла к провалам, да? Потому и тусуешься с таким, как Торре.Решив не идти у него на поводу, Коломба усилием воли сохранила бесстрастное выражение лица.– Хватит выкаблучиваться. Зачем ты хотел нас убить?Андреас осклабился измазанными кровью зубами. Зрелище было не из приятных.– Ты правда думаешь, что вас хотел убить я? – спросил он.13Для Андреаса погибшие в «Абсенте» ничего не значили. Как говорил мультяшный Джокер, «зеро, зип, зилч, нада». Ничего удивительного – все по-настоящему важное он мог засунуть в рот или насадить на член. Только для ублажения этих драгоценных частей тела ему и нужны были деньги. В первые годы работы внештатным журналистом он ради наживы делал все, на что не хватало духу у его коллег: брал интервью у только что изнасилованных женщин и людей, переживших личную трагедию, выслушивал сексуальные фантазии педофила, шантажировал несговорчивых свидетелей, обменивался информацией с преступниками.Андреас прекрасно знал, что такое хорошо и что такое плохо, но не видел причин придерживаться общепринятой морали. Точно так же не интересовала его ни дружба, ни романтическая любовь. Будучи образованным человеком, он отлично понимал, что обладает, по выражению психиатров, «диссоциальным расстройством личности», как Ли Харви Освальд и Тед Банди. Однако в отличие от них он считал, что убийство – крайняя мера, прибегать к которой следует лишь в случае особой необходимости, как, например, когда его пожилые родители стали слишком назойливыми. Применять насилие тоже следовало с осторожностью: если раньше, когда его не знали, Андреас мог делать все, что заблагорассудится, то теперь благодаря его усердным трудам его щекастая физиономия постоянно мелькала по телевизору. Он рылся в старых архивах, отыскивал удалившихся от мира уфологов и сатанистов и умел поладить даже с самыми неподатливыми строптивцами. Словом, у Андреаса был нюх на стоящие сюжеты – такие, как сюжет о Гильтине.Вопреки тому что журналист наплел Коломбе, он ходил в больницу, чтобы поговорить с обожженным стариком, и убедил своего приятеля-медбрата сделать тому инъекцию и привести в сознание. Помимо имени Гильтине, он вытащил из мужчины несколько русских слов, но не понял ничего, кроме прилагательного, означающего «белый», которое вне контекста было для него совершенно бесполезно. Однако история обретала форму на глазах. Неопознанного мужчину, говорящего по-русски, убивает загадочная женщина. Что может быть лучше! Из такого материала можно не то что серию статей, а целую книгу выжать. А если вдобавок сдобрить историю сплетнями о ГДР, тысячи людей примут сюжет за чистую монету. Как обстояло дело в реальности, ему было не важно. Зеро, зип, зилч, нада. А когда Андреас, с почти физическим удовольствием предвкушавший, как начнет писать, вернулся домой, его уже ждала она.– Гильтине? – спросила Коломба. У нее пересохло во рту.– Гильтине, – кивнул Андреас. – Не знаю, что вам двоим примерещилось под кайфом, но такого страшного зрелища вы точно не видали.– Ты разглядел ее лицо? – взволнованно спросил Данте.– На ней была маска. Облегающая резиновая маска, какие носят люди, получившие тяжелые ожоги. Но у нее был закрыт даже рот, а руки замотаны бинтами. Могу сказать только, что она была среднего телосложения.– Она получила ожоги во время пожара в «Абсенте»? – допытывалась Коломба.– Я и сам задавался тем же вопросом. Но с пожара прошло всего пара недель, и если бы Гильтине получила такие обширные ожоги, то не смогла бы разгуливать по городу и уж тем более двигаться так, как двигалась она…Очутившись с ней лицом к лицу, Андреас бросился к ящику стола, где держал баллончик со слезоточивым газом, но каким-то непостижимым образом женщина в бинтах его опередила. Ему даже вспомнился цирковой трюк с исчезновением: моргнуть не успеешь, а ассистентка фокусника уже материализуется на другом конце сцены с букетом роз в руке. Только вместо букета Гильтине с молниеносной скоростью крутила в пальцах охотничий нож с зубчатым лезвием, как у Рэмбо.– Она сказала, что, если я сделаю еще шаг, она меня убьет, а потом объяснила, что я должен делать, если мне дорога жизнь.– Забыть об этой истории, – сказала Коломба. – Почему ты не удалил пост из блога?– Она запретила. Сказала, что кто-то может это заметить и заподозрить, что без нее не обошлось.– Кто, например?– Она не сказала. Может, у нее просто паранойя.Данте и Коломба переглянулись. Оба подумали о таинственном враге, которого Гильтине, похоже, не на шутку боялась.– Она велела мне держать ухо востро. И сообщить ей, если кто-то станет задавать вопросы.– Ты можешь с ней связаться? – спросила Коломба.– Да.– Как?– По электронной почте. Но не надейся ее отследить: адрес создан под фальшивым именем и принадлежит администратору сайта о спортивной рыбалке.– Значит, ты пытался что-то о ней разнюхать.– Очень осторожно. И сразу перестал.– И сколько она платит за услуги караульного? – спросил Данте.– Думаешь, жизнь – недостаточная награда?– В долгосрочной перспективе – нет. Особенно для такого, как ты.Андреас сплюнул кровь и рассмеялся:– Если угостишь сигареткой, может, и скажу.Данте сунул ему в рот сигарету и поднес к ней зажигалку.– Ты знаешь, что ходишь по лезвию бритвы?– А ты знаешь, насколько мне это безразлично? – насмешливо сказал журналист и продолжил: – После падения Стены бóльшая часть архивов Штази – имена информаторов и агентов, записи прослушки, компроматы на объектов слежки – бесследно исчезла. Но Гильтине каким-то образом удалось до них добраться.Он рассказал, что она вставила в его компьютер флешку и позволила ему одним глазком взглянуть на файлы. Ему удалось запомнить всего пару имен.– Имена были подлинными, я потом проверил. И поднял немного деньжат. – Он пожал плечами. – В нужный момент оказав ей услугу, я бы получил в награду весь архивный материал.– А услугой были мы.– Похоже что так. К сожалению, ничего не вышло и мне уже никогда не увидеть остального.– Что еще ты знаешь о Гильтине? – спросила Коломба.– Она отлично управляется с ножом и наркотой. ЛСД у меня от нее. – Андреас потянулся, и кровать тяжело скрипнула. – Вот, в общем-то, и все. А теперь сдается мне, что вам пора снять с меня наручники и дать мне хорошенько выспаться.– Думаешь, мы так просто тебя отпустим? – изумленно спросила Коломба.– Почему нет? Гильтине хотела, чтобы я вас убил, но мне это не удалось. Как думаете, что она со мной сделает, когда навестит меня в следующий раз? – Андреас подмигнул Коломбе. – Ребята, мы с вами заодно. Жду не дождусь, когда вы избавитесь от этой шлюхи.14Гондольеру доводилось катать туристов всех мастей, включая тех, что давали на чай, чтобы он не смотрел, как они занимаются сексом под покровом темноты. Он делил их на три категории: во-первых, энтузиасты, которые чуть что заходятся смехом и непомерными восторгами, – по большей части американцы средних лет; те, что без конца снимают селфи и вряд ли вообще понимают, где находятся; и наконец, болтливые ходячие справочники, вызубрившие историю Венеции, – к последней категории относились главным образом немцы. Но перед величием здания Молино Стаки и церкви Святой Евфимии все они на миг захлопывали рот и поднимали глаза. Никто не оставался равнодушным, когда канал Джудекка расширялся настолько, что другой берег терялся в тумане. За пределами маршрута, которым обычно шли гондолы, метров за четыреста пятьдесят от острова Сан-Джорджо, канал становился еще шире – прямо-таки соленое озеро. Не случайно именно этим путем входили в городскую гавань круизные лайнеры, похожие на плещущихся в ванне китов. Гондольер был убежден, что рано или поздно эти морские чудовища потопят весь город. Хотелось бы ему посмотреть, что тогда запоют венецианцы, утверждавшие, будто исполинские суда нисколько не опасны.Однако сильно накрашенная женщина лет тридцати-сорока с шарфом на волосах, тихо сидящая на краешке сиденья, уперев подошвы кожаных сапог в плоское дно лодки, относилась к особой категории. Она не любовалась взошедшим во время переправы солнцем, не снимала фото и не вымолвила почти ни слова. Гондольер рассказал ей, как каждое третье воскресенье июля, в День Спасителя, лагуну пересекает мост из связанных гондол, но в ответ женщина только блеснула стеклами зеркальных очков, молча повернувшись к нему, как птица, с любопытством взирающая на незнакомый вид червя. Затем она снова устремила глаза на поверхность воды, то и дело встряхивая головой, будто ей досаждал какой-то шум. Возможно, ее просто укачало.На самом же деле Гильтине размышляла о человеке, которому поручила уладить проблему в Берлине. Она гадала, преуспел ли он. Некоторые пойманные ею рыбы были ценнее других – этих акул не приходилось ни натаскивать, ни шантажировать. Довольно было аппетитной приманки. У нее был заготовлен целый океанариум зубастых хищников, которым она изредка подбрасывала жирный кусок, чтобы не забывали, кто их настоящая хозяйка.Гондола, виляя, прошла под мостом Вздохов, и Гильтине окинула изучающим взглядом пожарный баркас, пришвартованный к набережной Фондамента делла Кроче. В глубине близлежащей узкой улицы виднелись следы ночного пожара, и ветер приносил запах гари.– Я знал этого мальчишку, – внезапно сказал гондольер.Гильтине снова повернулась к корме:– Мальчишку?– Для меня мальчишки все, кому меньше пятидесяти. Он отравился угарным газом и устроил всю эту напасть. Парень тоже был таксистом, прямо как я.– Почему он это сделал?– А шут его знает. Но говорят… – Гондольер выдержал паузу в напрасной надежде, что женщина выкажет хоть какой-то интерес, но та продолжала с непроницаемым лицом глядеть на него. – Говорят, он был гомиком. Когда гомики прикидываются нормальными, у них мало-помалу едет крыша.Гильтине казалась безучастной, но голоса из воды одобрительно забормотали.Ночью ее аватары потрудились сверхурочно, распространяя в ЛГБТ-сообществе печальную повесть о гее, который не мог принять свою натуру и стыдился однополых связей. Суицид пока не стал рабочей гипотезой следователей, но слух уже обрел «веские основания» и станет еще более убедительным, когда выяснится, что Дарье перерезали горло ножом, который сжимал в руке Пеннелли. Версия убийства-самоубийства окрепнет и отвлечет следствие от других вариантов. Пройдет много недель, прежде чем кто-то сообразит, что произошло в действительности, и к тому времени это уже будет не важно.Дав гондольеру щедрые чаевые – она усвоила урок, – Гильтине вернулась в арендованные апартаменты, сменила бинты и проверила заведенный специально для Андреаса почтовый ящик, на который ее аватар получил информацию о прибытии Данте и Коломбы в Берлин. Новых сообщений в ящике не было. Ни о чем не упоминалось и на сайтах новостных агентств. Возможно, было еще слишком рано. Также возможно, что ее акула потерпела неудачу.Она снова открыла на экране сведения о Данте. Его почти детское выражение лица и глаза, казалось видевшие те же ужасы, что пережила она, тревожили Гильтине. Просмотрев несколько видеороликов, на которых он выходил из суда после того, как дал показания о смерти Отца, она поняла, что уже его видела. Дожидаясь, пока очнется привязанный к колонне Муста, на стройке возле нелегального жилища Юссефа, Гильтине видела в окно, как этот мужчина в черном развинченной походкой ведет за собой первый отряд полицейских. Обознаться она не могла, и произошедшее не было случайностью. Полиция приехала так быстро по его вине.Сначала Рим, потом Берлин: Торре шел вспять по ее следам.Обычно сдержанность и спокойствие ей не изменяли, но, глядя в карие глаза Данте, она снова ощутила что-то похожее на тревогу. Мертвецы, неизменно идущие за ней по пятам и побуждающие ее довести миссию до конца, карающие визгом и награждающие тишиной, призывали ее торопиться.Гильтине решила дать Андреасу еще пару часов. Если известий от него не поступит, придется вмешаться лично.15Данте и Коломба заткнули Андреасу рот примерно так же, как это сделала бы сама Гильтине: запихнули ему в рот носок Данте и заклеили губы скотчем. Оставив его на двуспальной кровати, они вернулись в кабинет, чтобы обсудить свои планы. В саду, не подозревая о случившемся двумя этажами выше, прибирались после вчерашней вечеринки официанты.– Что думаешь? Есть в его словах хоть капля правды? – спросила Коломба.– Без понятия. Он социопат. Такие, как он, лгут с удивительной легкостью и способны даже пройти проверку на детекторе лжи.– Ты лучше детектора лжи.– До Гильтине мне далеко. Представь, как она дергала за ниточки недоумков, которые сняли видеоролик, не говоря уже об охраннике «СРТ». И об Андреасе… Она пришла к нему в дом, чтобы от него избавиться, но тут же передумала и переманила его на свою сторону. Гильтине мгновенно поняла, что он способен на убийство и, вероятно, уже убивал.– Если что-то из его рассказа правда, то покойник родом из России.– Тебе не кажется, что попахивает холодной войной?– Те времена давно прошли, к тому же Гильтине тогда была еще ребенком. Мне показался более интересным тот факт, что она больна или ранена. – Ее образ гвоздем застрял в памяти Коломбы. Безобразная мумия. – Как она появляется на улице в таком виде?Данте закурил очередную сигарету и снова вспомнил аромат апельсинов, исходящий от картонной коробки и перчатки, которые он нашел рядом с трупом Юссефа. Должно быть, так пахли лекарства Гильтине – мазь или антисептик. Узнав происхождение запаха, он бы узнал больше и о ней.– Ее поступки как-то связаны с болезнью, – сказал он. – Но я пока не понимаю, каким образом.– Возможно, как и убитому ею мужчине, Гильтине осталось всего несколько месяцев жизни и она хочет отправить своих жертв в ад раньше, чем попадет туда сама.– Среди погибших в поезде были смертельно больные?– Нет. Кажется, я читала, что год назад пиарщица перенесла операцию по удалению опухоли груди, но ко времени теракта она поправилась.– Русских среди них тоже не было. Значит, пока никакой связи. – Вдавив окурок в переполненную пепельницу, Данте закурил новую сигарету. – Андреас прав насчет того, что мы не сможем сдать его полиции? – спросил он, меняя тему.– Хочешь отправиться в полицию с историей о том, как нас распорядилась убить женщина в резиновой маске?– Нет, но и отпускать его я тоже не хочу. Значит, остается только убийство и расчленение. Только дождись, пока я выйду, меня пугает вид крови.– Пусть пока побудет у нас. Я тоже не в восторге от идеи отпустить его на все четыре стороны. Не говоря уже о том, что он может предупредить о наших планах Гильтине.На столе в кабинете зазвонил телефон, и оба вздрогнули.– Думаешь, кто-то слышал шум и поднимается к нам, чтобы узнать, в чем дело? – побледнев, спросил Данте.– Даже не шути так. – Коломба дрожащей рукой подняла трубку, но, к счастью, на другом конце провода зазвучал дружеский голос. Звонила Бригитта.– Я тебя разбудила? – спросила девушка.Прежде чем ответить, Коломба дождалась, пока сердце перестанет бешено колотиться во всем теле.– Н-нет.– Извини, но у меня закончилась смена, и я хотела поговорить с тобой перед сном.– Молодец, что позвонила. Ты узнала что-то новое?– Имя человека, который должен был установить камеры в клубе брата. Его зовут Хайнихен. Друг сказал мне, что он пенсионер и перебивается случайными подработками. И что он, скорее всего, был коллаборационистом.– Он сотрудничал со Штази? – переспросила Коломба. Пара блуждающих нейронов в ее голове соединилась. – Тогда ему, наверное, уже за шестьдесят.– Знаешь, я тоже так подумала, – сказала Бригитта. – Может, он и погиб с моим братом? Мой друг сказал, что этот Хайнихен был не похож на пьяницу, но он вполне соответствует моему представлению об отчаявшемся бывшем шпионе.– У тебя есть его номер?– Я уже пыталась дозвониться, но никто не берет трубку. Но если ты за мной заедешь, можем прокатиться к его дому и все выяснить.– Думаю, идея не самая удачная.– Речь идет о моем брате, и потом, ты не говоришь по-немецки, так ведь?– Так.Бригитта сообщила, куда за ней заехать, но перед уходом на Коломбу легла тягостная обязанность отвести Андреаса в туалет. Ей пришлось пристегнуть толстяка к батарее и через приоткрытую дверь наблюдать, как он опорожняет мочевой пузырь. Когда он закончил, она снова вошла в ванную и приставила к его голове пистолет.– Ты правда способна хладнокровно меня пристрелить? – спросил журналист, со спущенными трусами глядя на нее. Его полускрытый огромным брюхом пенис напоминал розовый стебелек.– Одевайся и пошевеливайся.– Если бы на кону не стояла моя жизнь, я бы с радостью поглядел, что ты сделаешь, если я не подчинюсь. – Андреас поднялся и натянул трусы. – Если ты меня освободишь, я смогу вымыть руки.Коломба отцепила его от батареи, но тут же защелкнула наручники на его запястьях спереди.– И так справишься.– А если я закричу?– Ты давно мог это сделать. Может, ты и прав, что посадить тебя я не могу, но и скандал вряд ли тебе на руку. Ты же звезда, верно?Андреас уставился ей в глаза, и выдержать его взгляд стоило Коломбе немалых усилий.– Я молчал не поэтому, а потому, что мы с тобой по одну сторону. Рано или поздно ты поймешь, что я тебе нужен. – Он вымыл руки, попросил попить, и Данте дал ему кружку пива с четырьмя растолченными таблетками триазолама. Такая доза могла завалить даже бегемота.– В следующий раз используйте что-нибудь с менее поганым вкусом, – сказал Андреас.Через полчаса он уже храпел. Коломба надела куртку и взяла ключи от автомобиля.– Ты же не собираешься бросить меня с ним одного, правда? – спросил Данте.– Думаешь, он может проснуться?– Нет, ну а вдруг?Коломба невесело улыбнулась:– Тогда беги.16Коломба села в «делориан», добралась до дома Бригитты в Кройцберге и позвонила в домофон ее квартиры. Девушка, позевывая, вышла на улицу. На сей раз она была одета поскромнее, чем в «Автоматике», и напоминала студентку. Коломба подумала, что, возможно, она и правда учится в университете.– Какая крутая тачка. – Бригитта пыталась скрыть напряжение шутливостью. – Не думала, что ты так эксцентрична.– Это машина друга. Куда едем?– Это рядом с Александерплац. – Девушка замялась. – Почему ты хочешь узнать, кто он?Коломба не ответила.– Я уже упоминала, что мой брат погиб в огне? – спросила Бригитта.Доверившись Андреасу, Коломба совершила колоссальную ошибку, но на сей раз была уверена, что не ошибается.– Возможно, это из-за него подожгли клуб, – сказала она.Лицо Бригитты вытянулось от ужаса.– А мой брат и остальные просто оказались не в том месте не в то время?– Да.– Вчера ты сомневалась, что «Абсент» подожгли, а сегодня уже в этом уверена, – надломленным голосом произнесла девушка.– Бригитта… Возможно, тебе лучше остаться дома. Обсудим все, когда у меня будет больше информации, – сказала Коломба, чувствуя себя неотесанной и бестактной. Не так-то просто утешать человека на иностранном языке.Бригитта пробормотала по-немецки что-то явно непохожее на молитву и вытерла глаза.– Нет, мы обсудим все сейчас.– Ладно. Я спросила тебя, не завел ли твой брат новую девушку, и ты сказала «нет». Но существует женщина, готовая на все, чтобы никто не углублялся в расследование. Я считаю, что это она подожгла клуб.– Кто она?– Знаю только, что ее зовут Гильтине. Теперь можем ехать?Еще не оправившись от потрясения, Бригитта назвала ей адрес дома, на девятом этаже которого жил человек, которого очень давно никто не видел. Ни один из соседей за него не беспокоился, потому что квартплата и коммунальные платежи поступали своевременно, да и с человеком этим ни у кого из них дальше «здравствуйте» разговор не заходил.Девушки вернулись на улицу и прислонились к стене дома. Перед ними высилась верхушка телебашни, пронзающая знаменитую сферу.– Что будем делать? Обратимся в полицию? – спросила Бригитта. – Полицейские смогут хотя бы связаться с его родней.– Родня подождет. Сейчас наша первоочередная задача – найти поджигателя.– Может, он просто укатил в круиз?– Все станет понятнее, если я гляну на его квартиру. Именно это я и собираюсь сделать после того, как провожу тебя до стоянки такси.– А вдруг тебя кто-то увидит? Если я буду рядом, то смогу хотя бы для тебя переводить!– Бригитта… Это опасно. И незаконно. Я не могу взять на себя такую ответственность.– Вот и не бери. Я сама за себя отвечаю. Не знаю, почему ты занимаешься расследованием этого пожара, но таких причин, как у меня, у тебя точно нет. По-моему, мои причины куда основательнее.Коломба беспокоилась за девушку, но предпочла взглянуть на положение с практической точки зрения: Бригитта могла ей пригодиться.– О’кей, – сказала она.Бригитта слабо улыбнулась:– Наверняка я скоро проснусь и пойму, что это был всего лишь сон.– Тогда и меня заодно разбуди. Жди здесь. Мне нужно съездить за напарником.Коломба прыгнула в автомобиль и на полной скорости вернулась в «Коллоквиум». Данте стоял в дверях кабинета и, ломая руки, наблюдал за Андреасом.– Ну слава тебе господи! – сказал он при виде ее. – Что ты нашла?– Дверь, которую нужно открыть, не поднимая шума.– Уже еду. Куда? – спросил Данте, которому не терпелось поскорее убраться подальше.– Мы едем вместе.Данте показал на Андреаса:– А с ним что? Дать ему еще таблеток? Может, попробовать сунуть ему под нос порошок, чтобы он вдохнул его во сне?– А он выживет?– Не факт.– В таком случае возьмем его с собой.17Прежде чем Андреас очухался, им пришлось оттащить его в ванную и сунуть его голову под кран с ледяной водой, что было великим подвигом, поскольку мужчина весил не меньше ста пятидесяти килограммов. После этого они сменили журналисту повязку на затылке, сняли с него наручники и в коматозном состоянии препроводили вниз по лестнице, не раз рискуя упасть и сломать себе шею. По пути они столкнулись с парой других гостей, но те не обратили на состояние охотника за сенсациями ни малейшего внимания – должно быть, привыкли видеть его в стельку пьяным. Наконец Данте и Коломба уложили Андреаса на заднее сиденье его автомобиля, а уже через полчаса припарковались на тротуаре перед Бригиттой.– Сколько у тебя машин? – спросила девушка Коломбу, когда они вышли из автомобиля.– Эта тоже не моя. Знакомься, это Данте.– Тебя зовут как парня, написавшего «Божественную комедию»?– Точно, – сказал Данте, пожимая ей руку, и впервые за много часов весело улыбнулся. Бригитта ему понравилась: она была настоящей красоткой и, благодаря розовым волосам, напоминала героиню комиксов.– А кто спит сзади? – спросила девушка.– Потом расскажем, ладно? Отоприте эту проклятую дверь, а я подожду вас здесь, – нервно сказала Коломба.Бригитта растерянно проводила Данте до лестничной площадки Хайнихена. К ее удивлению, он проделал весь путь с закрытыми глазами и насквозь вспотел. Благодаря коктейлю из успокоительных внутренний термометр Данте не зашкаливал, но и лекарства были не всесильны.– Тебе плохо? – спросила она.– Да.– Ладно, значит, нас таких двое.– Боюсь, сейчас тебе станет хуже, – сказал он, снимая кожаную перчатку.– Из-за этого? – Бригитта показала на его больную руку. – Ты когда-нибудь видел обугленное тело близкого человека?– К счастью, нет.Пока Бригитта стояла на стреме, Данте, несмотря на свое состояние, при помощи обеих рук и нескольких по-разному изогнутых кусочков проволоки взломал оба замка и открыл дверь меньше чем за минуту.– Подожди здесь, – сказал он.– Разве мы не войдем?– У меня села батарейка. Увидимся на улице.Данте спустился по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки – спуск всегда давался ему легче подъема, – и сменил охранявшую Андреаса Коломбу. В этот самый момент журналист громко пустил ветры.«Господи, кажется, я расплатился за все свои грехи», – зажав нос, подумал Данте.Коломба, которую все эти перемещения слегка выбили из колеи, поднялась к Бригитте, и они вместе вошли в квартиру. От двух прибранных, невзрачных, кое-как обставленных комнаток веяло унынием. Затхлое, покрытое толстым слоем пыли жилище явно принадлежало холостяку. Ни одной фотографии в рамке в квартире не оказалось, но и запущенной, как у алкоголиков, она не выглядела. Нигде не стояло ни пустых, ни даже полных бутылок.– Что теперь? – спросила Бригитта.– Надень вот это.Обе надели латексные перчатки и принялись обыскивать дом. Когда надо, Коломба умела работать не менее быстро и грубо, чем ее подчиненные, и через полчаса квартира была перевернута вверх дном. Ничего заслуживающего внимания там не нашлось, пока она не заметила в кухне неплотно прилегающую кафельную плитку, за которой обнаружился пустой тайник. Изнанка плитки была измазана каким-то темным маслом, и Коломба принесла ее Данте.– Что он делает? – спросила Бригитта, увидев, что тот поднес плитку к носу.– Нюхает.Данте поскреб поверхность ногтем:– Масло.– Об этом и я догадалась, – сказала Коломба.– Тефлоновое. Таким смазывают оружие.– Значит, Хайнихен хранил там пистолет.– Куда он же делся? – спросил Данте. – Если бы Хайнихен взял оружие с собой в клуб, полиция бы его нашла. А если бы его забрала Гильтине, то она бы им воспользовалась.– Что же остается?– Возможных объяснений всего два, – сказал Данте. – Первое – Хайнихен восстал из могилы и пришел сюда за пистолетом. Второе и, думаю, более вероятное заключается в том, что Хайнихен никогда на тот свет не отправлялся.18Новый приют они нашли у Бригитты, которая жила в двухкомнатной квартире с кессонным потолком и паркетным полом, обставленной яркой разноцветной мебелью. На одной из стен висел плакат с небоскребом «Утюг», на другой – афиша «Шоу ужасов Рокки Хоррора». В маленькой гостиной стояла такая же маленькая диджейская консоль, подключенная к стереосистеме: Бригитта не только работала за барной стойкой, но и крутила диски, хоть и не в таких модных клубах, как «Автоматик».Пока Коломба приглядывала за закованным в наручники Андреасом, развалившимся на диване, Данте съездил в «Коллоквиум», чтобы собрать чемоданы и попрощаться с новыми знакомыми. В одиночестве подняться и спуститься по лестнице было особенно сложно, но его подбадривала мысль, что возвращаться туда ему больше не придется. Пока его не было, Коломбе пришлось рассказать Бригитте, что им известно о Гильтине и с какой целью они приехали в Берлин. Кое-что из ее объяснений показалось девушке совершенно неправдоподобным, но стоило ей немного покопаться в Интернете – и некоторые детали, например прошлое Данте, подтвердились.– Хубер пытался вас убить. По приказу Гильтине, – медленно повторила Бригитта.– Ага.– У нас он довольно известный писатель… Боюсь, как бы не влипнуть из-за него в неприятности.– Я не собираюсь держать его здесь вечно. Когда поймем, что делать с Хайнихеном, я сразу его отпущу.– Разве ты не служила в полиции? Сама говоришь, он опасен.– К сожалению, доказательств против него у меня нет. Но, вернувшись в Италию, я сделаю все возможное, чтобы немецкие коллеги с него шкуру спустили. Они точно что-нибудь на него раскопают.– Не нравится мне мысль, что он будет разгуливать на свободе, – сказала Бригитта.Знай она, что не меньше получаса Андреас только притворялся, что спит, это понравилось бы ей еще меньше. Журналист уже предвкушал, как отомстит за все свои унижения. Если Данте и Коломба вернутся в Италию, добраться до них будет нелегко, зато эта мелкая шлюшка с розовыми волосами у него как на ладони. Зная, где она живет, он запросто найдет способ ночью пробраться в квартиру. Уж он-то не станет тянуть с визитом.Данте позвонил в домофон, и Коломба спустилась, чтобы проводить его наверх. Войдя, он тут же выскочил на балкон и выкурил несколько сигарет подряд.– Значит, теперь она тоже одна из нас? – спросил он Коломбу по-итальянски, имея в виду Бригитту, которая пошла принять душ.– Нам понадобится человек, который знает страну и при этом не является маньяком-убийцей.Данте пристально посмотрел на нее:– А если Гильтине возьмет ее на прицел?– Откуда ей знать, чем мы занимаемся? Мы ведь поймали ее караульного.– Неизвестно, есть ли у нее пособники, кроме толстяка.В этот момент Андреас решил, что пора изобразить пробуждение.– У меня безумно трещит голова, – заявил он. – И я сейчас так продрищусь, что земля задрожит. – Журналист поднял скованные наручниками запястья. – Вы не устали играть в тюремщиков?– Нет. Хайнихен еще жив, – сказала Коломба.– Это еще кто?Она рассказала ему, что им удалось разузнать.– Если этот человек – тот, кем мы его считаем, то он только разыграл собственную смерть. Отсюда и странное заключение судмедэкспертов. Труп принадлежал не ему. Сам он просто-напросто смылся.Андреас задумался.– Он не смог бы провернуть этот трюк без сообщников в больнице. У меня есть пара друзей, которых можно поспрашивать.– Слышать ничего не желаю о твоих друзьях.– Может, ты знаешь кого-то еще с нужными связями? Я тебе сам отвечу: никого ты не знаешь. Ты потеряешь уйму времени, и неизвестно, где окажется Гильтине.– КоКа, ему нельзя доверять, – вмешался Данте.– А я и не доверяю. Но насчет времени он прав. Время работает против нас. – Коломба достала из кармана Андреаса его мобильник. – Звони своему другу.Андреас улыбнулся:– Ты правда хочешь, чтобы я обсуждал такие вещи по телефону? Ты не так умна, как я думал, ищейка.– Назначь встречу.Андреас связался с медбратом, который помог ему вывести Хайнихена из комы, и тот, недолго думая, согласился встретиться.Коломба взяла ключ от наручников и помахала им перед носом Андреаса:– Делай, что я тебе говорю, и не пытайся сбежать. Иначе я от тебя живого места не оставлю, понял?– Я на твоей стороне, – с абсолютно невозмутимым лицом сказал Андреас. Разобраться, что у него на уме, было невозможно, и Коломба не стала тратить время на догадки. Сняв с журналиста наручники, она сунула в карман пистолет. Она не испытывала никакой уверенности в том, что сможет заставить себя его застрелить, но с оружием ей все-таки было спокойней.Данте кипел от возмущения. Прежде чем Коломба ушла, он отвел ее в сторонку:– Черт, ты что, не понимаешь, что он тобой манипулирует?– Я не дурочка, Данте, – ответила она. – Может, у тебя есть идеи получше?– Нет. Пока нет.– Я буду за ним приглядывать. Уверена, он хочет распутать это дело не меньше нашего.– Если ты ошибаешься, он попытается с тобой разделаться.– Ему это не удастся. Я и не с такими управлялась. – В глубине души Коломба сильно сомневалась в своей правоте, но эта мысль ее хотя бы немного утешала.19Встреча состоялась неподалеку от дома Бригитты, в сетевом баре «Ке Паса», где подавали дешевые коктейли и огромные порции мексиканской еды. Освобожденный от наручников Андреас снова принялся разыгрывать из себя знакомого Коломбе и Данте неунывающего весельчака, и о случившемся ночью напоминали только его красные глаза и повязка на голове. Он не позволял себе ничего лишнего и послушно переводил на английский весь свой разговор с медбратом – щуплым задохликом с крысиной физиономией, который, казалось, изрядно робел в присутствии корпулентного писателя.«Он его боится. Знает, каков Андреас на самом деле», – подумала Коломба. На всякий случай она записывала беседу на телефон Андреаса, но когда чуть позже проиграла запись Бригитте, выяснилось, что Хубер ничего от нее не утаил.Крысиная Рожа, знавший обо всех смертях, чудесах и темных делишках, творившихся в больнице Святого Михаэля, рассказал, что незадолго до похорон Хайнихена из морга пропал труп бродяги, месяцем ранее убитого взрывом походной плитки в своей лачуге. Исчезновение замяли в том числе и потому, что такое случалось не впервые. Порой невостребованные трупы при посредничестве сотрудников морга или больницы попадали в руки студентов-медиков и продавцов костей. Торговля человеческими останками запрещена законом, но достаточно зайти на «eBay», чтобы убедиться, что в продажу регулярно поступают черепа и бедренные кости, в некоторых случаях превращенные в произведения искусства.Однако на сей раз невредимый труп положили в койку Хайнихена, и кто-то притворился, будто не заметил подмены. Кто именно, Крысиной Роже было неизвестно.Тем временем Харри Кляйн позвонил в «Коллоквиум», где ему дали телефон Андреаса, номер которого оставила гостям виллы Коломба. Как они и просили, Кляйн попытался выяснить, кто проводил вскрытие человека, называвшего себя Хайнихеном, но изыскания ни к чему не привели: оригиналы свидетельства о смерти и заключения судмедэксперта загадочно исчезли. Осталась только зарегистрированная в больничной системе дата смерти, введенная одним из административных сотрудников.Когда Андреас прикончил третью порцию «начос сонора» и две литровые бутылки пива, они с Коломбой вернулись в квартиру Бригитты. Разбудив завернувшегося в одеяло Данте, спавшего в углу тесной террасы, Коломба рассказала им с Бригиттой, что они узнали.– Значит, Гильтине и правда облажалась, – сказал Данте.– Сотри с лица эту разочарованную мину, мы не из ее группы поддержки. Мне уже не терпится добраться до Хайнихена и понять, почему он был для нее так важен.– Прикиньте, если он ни хрена не знает, – хмыкнул с дивана Андреас.– Он теперь тоже участвует в наших обсуждениях? – спросил Данте.Коломба пожала плечами.– Ну, раз уж он здесь и ведет себя как паинька… Правда, этого недостаточно. – Она достала из кармана наручники и побренчала ими перед журналистом. – Тебя к водопроводной трубе пристегнуть или к батарее? Что предпочитаешь?– Ты мне все еще не доверяешь?– Тогда выберу за тебя. Думаю, водопроводная труба прочнее. – Они отодвинули диван к стене, и Коломба пристегнула Андреаса к трубе. – Удобно?– Нет.– Хорошо. Дата смерти была зарегистрирована в системе через два дня после пожара. Можно предположить, что примерно тогда Хайнихен и сбежал. В каком состоянии он находился?– Лучился здоровьем, – сказал Андреас.– Еще раз так ответишь, и я тебе целый вагон таблеток в горло затолкаю.Андреас покачал огромной головой:– Он был весь покрыт ожогами. Если через два дня он сбежал, значит он крепкий сукин сын.– Он не мог провернуть такое в одиночку, – впервые вступила в разговор Бригитта. – Я прекрасно представляю, каково ему пришлось. Когда брат погиб, я прочитала о пожарах все, что только можно. Хотела понять… – Она запнулась.– Страдал ли он, – обыденным тоном продолжил за нее Андреас. – Я тебе скажу. Да. Страдал как собака.Бригитта обругала его по-немецки, но он только рассмеялся.– Последнее предупреждение, Андреас, – сказала Коломба. – В следующий раз проснешься сильно постаревшим.Андреас изобразил, что зашивает себе рот.– И потом, ему нужны были лекарства… – сказал Данте. – Если свидетельство о смерти подписал тот же человек, что увез его из больницы, он наверняка знает, где скрывается Хайнихен, или хотя бы может указать нам нужное направление.– Как?Данте вздохнул. Ему было противно обращаться к Андреасу.– Может, у тебя и в телефонной компании дружки найдутся?Андреас притворился, что развязывает себе губы, и заговорил уголком рта:– Ясное дело, а то какой же из меня был бы журналист?– Из тебя такой же журналист, как из Ландрю[33] джентльмен. Так ты сможешь достать нам… – Данте безуспешно порылся в памяти в поисках английского слова для «детализации телефонных звонков» и наконец описал, чего хочет, другими словами.– Jawohl![34] – все так же уголком рта ответил Андреас.Данте повернулся к Коломбе:– Посмотрим, нет ли среди знакомых Хайнихена врача или медбрата из больницы Святого Михаэля. Затем проникнем в больничную систему и проверим, кто находился на дежурстве в день его смерти. Если имя совпадет, значит мы попали в яблочко.– Ты неплохо разбираешься в компьютерах, но не настолько.– КоКа, нам нужен Сантьяго. Знаю, ты его не одобряешь, но…Коломба показала на Андреаса:– По сравнению с ним Сантьяго просто агнец Божий. Звони ему.20Уломать Сантьяго оказалось нелегко – он еще не забыл, как Коломба конфисковала у него машину, чтобы добраться до Тибуртинской долины, – и Данте пришлось битый час упрашивать его по скайпу. В деньгах Сантьяго, торгующий номерами кредиток, не нуждался, но в конце концов нашел приемлемый компромисс:– Ты мне задолжал уже миллион услуг, а значит, должен сделать все, о чем я попрошу.– Если это законно…Сантьяго развел руками. За его спиной виднелась все та же крыша и те же двое парней накуривались из бутылки. Казалось, позади него повторяется закольцованная заставка.– А я для тебя, выходит, закон не нарушал? Ладно, не ссы, в таких делишках мне от тебя никакого толку. Допустим, на меня завели процесс и мне нужен человек, который смог бы доказать мою невиновность…– Если ты действительно невиновен, можешь на меня положиться.– А еще мы с Луной проведем неделю в твоем люксе. Все включено.– Да я лучше одним из твоих барыг стану.– Я продаю только информацию, hermano. Итак?Разумеется, Данте пришлось согласиться. Заставив Сантьяго пообещать, что в отеле Луна будет вести себя прилично, он позвонил в гостиницу и сделал соответствующие распоряжения. Пребывание в его номере гостей, за исключением Коломбы, оплачивалось дополнительно. Спасибо, приемный отец.Тем временем Коломба отвезла Андреаса в «Коллоквиум», где в тот вечер проходила презентация его очередной книги. Бригитта поехала с ними, чтобы удостовериться, что журналист не отклоняется от сценария. Эти три часа дались Коломбе нелегко: ее усталость уже перевалила все разумные пределы, а когда она смотрела, как ее неудачливый убийца распинается перед полным читателей залом, ее буквально передергивало от отвращения. Когда он заговаривал о драматических событиях вроде исчезновений и пыток в бывшей ГДР, становилось тихо, как в склепе, а стоило ему перейти к более легкомысленным темам, публика начинала смеяться до упаду. Выступление закончилось бурными аплодисментами. Подписав несколько экземпляров книги, Андреас повернулся к Коломбе.– Понравилось? – спросил он.– Нет. Пошли отсюда.– Ну а если я решу заночевать здесь, а не на вашем поганом диване? Как ты мне помешаешь?– Попробуй. Я бы могла порассказать твоим фанатам о кое-каких скелетах в твоем шкафу. Кто знает, будут ли они и дальше тебя обожать.Андреас уставился на нее, и Коломбе снова стоило большого труда выдержать его взгляд. На сей раз она поняла почему: за его пустыми, как у тряпичной куклы, глазами скрывалось не зло, не жестокость, а бездонная темная пропасть.– Могу я хотя бы захватить чистую одежду? – спросил Андреас.– Можешь. После того как Данте тебя вырубил, я обыскала твою комнату. И выбросила баллончик со слезоточивым газом.– Браво, – равнодушно сказал Андреас.Коломбе показалось, что в его глазах промелькнула злость.Они вернулись домой к Бригитте, и Коломба, как обычно, пристегнула журналиста к водопроводной трубе, а потом разбудила Данте, который снова уснул на балконе.– Будешь дежурить первым.– Сварю себе кофе, – отозвался он и подключил кофеварку к розетке рядом с балконной дверью, ясно давая понять, что заходить внутрь не намерен.Бригитта вернулась с подушкой и одеялом.– Уверена, что хочешь лечь на ковре? – спросила она. – Если хочешь, можешь спать со мной.Коломба одновременно и надеялась, и опасалась, что та предложит заночевать с ней в одной постели: с одной стороны, спать в комнате с Андреасом ей не хотелось, а с другой – она еще не поняла, не клеится ли к ней Бригитта. Потребность спокойно поспать победила. Коломба улеглась в кровать спиной к девушке и в первые пятнадцать минут лихорадочно обдумывала, как бы потактичнее ее отшить. Соврать, что у нее есть парень, или просто объяснить, что ее привлекают только мужчины? По ее опыту, второй вариант мог привести к нескончаемым уговорам: женщины нередко бывают куда напористей мужчин. Но приставаний она не дождалась ни в ту ночь, ни в следующие два дня, когда они собирали сведения о Хайнихене, чтобы передать их Сантьяго.Они вытащили все письма из его переполненного почтового ящика, а друг Бригитты – служащий муниципалитета – добыл им документы, которые Хайнихен предоставил при подаче заявления на получение постоянного вида на жительство. Среди них оказалась и копия удостоверения личности: на фотографии был изображен энергичный темноволосый мужчина лет шестидесяти. Коломба позвонила трем амиго, чтобы узнать, не находится ли он в международном розыске, но запрос не дал никаких результатов.На звонок в участок ответил Гварнери – остальные двое амиго находились на выезде, расследуя убийство транссексуалки, тело которой обнаружили в мусорном баке по окончании забастовки уборщиков. Услышав голос начальницы, он обрадовался и разволновался.– Мы еще под особым наблюдением, – прошептал он после того, как поискал Хайнихена в системе. – Сантини уверен, что мы знаем, где вы, госпожа Каселли. И что, где бы вы ни были, вы опять мутите воду. Извините, это его слова, не мои.– Он хорошо меня знает. Есть какие-то подвижки?– Мы все еще проверяем пассажиров и причины их поездки. Пока никаких странностей не нашли. Все они заранее планировали поехать в Рим – кто по работе, кто по личным причинам. Конечно, кто-то мог узнать об этом наперед и подготовить убийство.– Поищите связи с Россией.– О’кей. Вы нашли что-нибудь интересное?– Сложно сказать, – уклончиво ответила Коломба.Положив трубку, она улыбнулась. Во время разговора она слышала отдающиеся в коридорах мобильного подразделения шаги и голоса сослуживцев и поняла, что безумно соскучилась по службе. К счастью, она скоро вернется.Затем правда обрушилась на нее, как ведро ледяной воды, и ее улыбка погасла. В Италию-то она вернется, но не в мобильное подразделение. По окончании расследования ее отправят в какое-нибудь захолустье проштамповывать заявки на визы. Если, конечно, она согласится на новое назначение, а соглашаться она не собиралась. Так или иначе, мобильного подразделения ей не видать как своих ушей.«А ведь я только-только успела заново влиться в работу».Несмотря на все их объединенные усилия, за два дня образ Хайнихена почти не прояснился. Они узнали, что четыре года назад он переехал в Берлин из небольшого городка в бывшей ГДР, где работал техническим специалистом, но не нашли ничего о его более далеком прошлом. Судя по распечатке звонков, общительностью Хайнихен не отличался. Больше двух раз телефонные номера повторялись очень редко, и, по всей вероятности, с людьми он встречался главным образом по работе. Пробив несколько номеров, они вышли на владельцев магазинов, которым он по дешевке установил системы наблюдения, но никакой стоящей информации у них не оказалось. Хайнихена им рекомендовали знакомые, и он ни с кем не поддерживал долгосрочных отношений. И наконец, среди номеров не было ни одного врача. Сантьяго даже «обнюхал» ящик Гильтине, на который писал ей Андреас. Они отправили от его имени письмо, в котором журналист оправдывался за задержку с выполнением задания, но Гильтине так и не ответила, и ничего выведать Сантьяго не удалось. Гильтине подключалась через анонимайзер, и ее почтовый аккаунт ограничивался единственной страницей.В конце концов им все-таки повезло: при проверке старой выписки по счету Хайнихена выяснилось, что он получил платеж на сумму около двух тысяч евро от женщины, которая оказалась женой заместителя главврача – хирурга по имени Кевин Оде.– Кому-то наставили рога, – сказал Андреас. Назло своим тюремщикам он наотрез отказался носить брюки дома и теперь развалился на диване в одних трусах, подобно омерзительному Будде.– Они были любовниками? – озадаченно спросила Бригитта.– Скорее, жена наняла Хайнихена, чтобы проследить за мужем, – сказал Данте, к своему неудовольствию обнаружив, что согласен с журналистом. – Очевидно, помимо установки систем наблюдения, наш приятель подвизался на ниве частного сыска. Весьма подходящее занятие для бывшего агента Штази.– А что там с графиком дежурств? – спросила Коломба.Сантьяго с неприличной легкостью взломал защиту компьютерной системы больницы.– Ты не поверишь, но он находился на дежурстве, – ответил Данте, роясь в файле. – И даже задержался на два часа сверхурочно.– Ждал, пока стемнеет, – добавил Андреас.Коломба кивнула.– Давайте его навестим, – предложила она. – Одевайся, Андреас. Правила те же.– Один раз у тебя с ним все обошлось, не искушай судьбу, – вскинулся Данте.– Предпочитаешь, чтобы я взяла с собой Бригитту, а тебя оставила за ним присматривать?Подумав несколько секунд, Данте покачал головой.– Будь осторожна, пожалуйста.– А как же.Коломба сняла с Андреаса наручники и дождалась, пока он наденет брюки, после чего они вместе отправились в больницу Святого Михаэля, которая находилась в округе Шёнеберг, недалеко от ратуши, где Джон Кеннеди заявил, что он тоже берлинец[35]. Близился вечер, и Коломба решила, что будет быстрее прокатиться на метро, но всю поездку волновалась, как бы Андреас не выкинул очередной фортель. Однако на публике в средствах он был ограничен. Несколько пассажиров подошли к нему, чтобы поздороваться, и он даже дал пару автографов. Правда, когда он прошептал что-то на ухо молоденькой, стриженной под ежик девчонке, та покраснела и торопливо отошла подальше.Кевин Оде – высокий худощавый мужчина лет пятидесяти, носивший очки в тонкой золотой оправе, – встретился с ними в регистратуре на первом этаже. Он был явно раздражен срочным вызовом по громкоговорителю.– В чем дело? – спросил он по-немецки.Андреас неожиданно заключил его в объятия.– Ты трахнул не ту шлюшку. И умыкнул не того покойника, – сказал он врачу на ухо так тихо, что слов не слышал никто, кроме него и Коломбы.Как она ему и велела, он объяснялся по-английски. Оде побледнел как полотно. Сообщив старшей медсестре, что берет пятиминутный перерыв, он провел их на подземную парковку, где ставил свой «мерседес». Коломба посадила хирурга на заднее сиденье вместе с Андреасом, который тут же обхватил его за шею, а сама уселась впереди.– Где Хайнихен? – спросила она.По дороге у Оде было несколько минут на размышления, и он решил, что лучшей стратегией будет все отрицать.– Я правда не понимаю, о ком вы. Это один из моих пациентов?– Это человек, которого вы подменили трупом бездомного алкоголика.– Серьезно, вы меня с кем-то путаете.Стратегия оказалась ошибочной. Прежде чем Коломба успела среагировать, Андреас железной хваткой сжал левую руку хирурга. Послышался отчетливый хруст, и Оде закричал от боли.Коломба приказала Андреасу отпустить его, и тот, подмигнув, повиновался.– Вы мне запястье сломали! – воскликнул Оде, добавив что-то по-немецки.Андреас отвесил ему затрещину и сбил с него очки:– Говори по-английски.– Я сказала, хватит! – рявкнула Коломба.– Я знаю, кто вы! – крикнул Андреасу Оде. – Я на вас заявлю! Отправлю вас за решетку! Обоих!– Закончили? – спросил журналист, уставившись ему в глаза.Мужчина замолчал.– Доктор, – сказала Коломба, – вы намеренно солгали во время расследования массового убийства. Вы подделали медкарту и помогли скрыться подозреваемому. Если кто и окажется за решеткой, то, скорее всего, вы.– Какое еще убийство? Это был несчастный случай…– Если не верите, можете прямо сейчас позвонить в полицию, – с притворной невозмутимостью сказала Коломба.– А если я вам помогу?– Тогда на этом для вас все закончится. Если вы будете держать рот на замке, мы тоже готовы помалкивать.Выбора у мужчины не было, и он рассказал им все, что знал.Как они и предполагали, жена Оде организовала за ним слежку, но Хайнихен, не успев сообщить женщине, что ее муж спал с несколькими пациентками и парой медсестер, сам оказался при смерти и угодил в больницу. Когда к нему вернулось сознание, он из последних сил объяснил Кевину Оде, что, если не исчезнет, его убьют, и посулил молчание в обмен на его помощь. Поддавшись на шантаж, хирург организовал подмену тела, после чего вывез Хайнихена из больницы в кресле-каталке. Впоследствии он не раз жалел, что попросту не придушил старика подушкой.Следующие четыре месяца врач лечил Хайнихена в своем доме в Баварских Альпах, но бóльшую часть времени мужчина был предоставлен самому себе. Каким-то чудом Хайнихен поправился без пересадки кожи и покинул дом Оде на собственных ногах, не сообщив, куда направляется. За все это время он не сказал ни кто пытается его убить, ни почему.– Значит, вам неизвестно, где он? – угрожающе спросил Андреас.Запястье Оде распухло, как мяч, и пульсировало от боли.– В Ульме, если, конечно, еще не уехал.– Откуда вы знаете? – спросила Коломба.– Через пару месяцев Хайнихен мне позвонил. У него была тяжелая инфекция, а обращаться в больницу он не хотел. Пришлось отправить в ульмскую аптеку факс с рецептом. Знаю только, что у него воспалились ноги, так что далеко он бы не ушел. Больше ничем не могу вам помочь. А теперь отпустите меня, пожалуйста. Мне нужна медицинская помощь.Андреас громогласно приказал Оде, чтобы тот никому ничего не рассказывал, после чего тихонько, чтобы не услышала Коломба, прошептал, что с ним сделает, если тот посмеет ослушаться. Тем не менее, стоило им выйти из больницы, Коломба прижала журналиста к стене. Андреас был тяжелее мешка с цементом, но ей удалось застать его врасплох. Темнота скрывала их от прохожих, и она ткнула ему в живот ствол пистолета:– Еще раз дашь волю рукам, пожалеешь.– Что ты сделаешь? Арестуешь меня? – с недоброй усмешкой поинтересовался Андреас.– Прострелю тебе ногу и оставлю истекать кровью. Копыта не отбросишь, но на время станешь паинькой.Лицо Андреаса снова стало безмятежным.– Я тебе не враг.– Ошибаешься. Ты третьесортный враг, на которого мне жалко тратить время. Но если ты меня вынудишь, я тобой займусь.Глаза журналиста снова блеснули сталью, и всю обратную дорогу он хранил молчание.В душе он кипел от ярости. Что себе позволяет эта полицейская шлюха? Она что, не знает, кто он такой и что может с ней сделать? Перебрав в памяти десятки оттраханных им проституток, он начал представлять тех потаскух, с которыми оторвался по полной. Все они харкали кровью, умоляли его остановиться, клялись его засудить, а под конец просили прощения, лишь бы он, ради бога, больше не возвращался. Андреас воображал на их месте Коломбу. Ему не терпелось расставить все по своим местам. Отдавать приказы и внушать страх должен он, а не эта тупая ищейка, которая на его глазах металась на кровати в бреду и заходилась рыданиями. При виде ее беспомощности у него встал. Потому-то он и отвлекся, позволив ее дружку-пугалу застигнуть его врасплох. В следующий раз он не станет терять время.Они вернулись домой к Бригитте, и Данте, выслушав новости, немедленно позвонил Сантьяго. Тот ответил на звонок, развалившись в его постели в люксе отеля «Имперо». Данте словно смотрел рэперский клип: Сантьяго сидел на кровати с голым татуированным торсом, полуприкрытым простыней, а на шее у него висела огромная золотая подвеска, которую он, должно быть, нацепил специально по такому случаю. Рядом свернулась совершенно голая, бесстыдно улыбающаяся в камеру Луна.– Тут охренительно, hermano! – объявил хакер. В руке он держал бокал шампанского, которое, естественно, запишут на счет Данте. – Кстати, научи, как работает твоя кофемашина. Хоть убей, не врубаюсь, как ее запустить.– Умоляю, не трогай ее.– Ладно-ладно. Закажу кофе в номер. Чего тебе?Данте объяснил ему свой замысел, суть которого была проста: возможно, Хайнихен владел недвижимостью в Ульме еще до пожара, но вероятность этого сводилась почти к нулю – он бы не рискнул скрываться в доме, который легко могла обнаружить Гильтине. Следовательно, он, по всей видимости, нашел временное пристанище. В Ульме было тридцать пять гостиниц и пара хостелов, системы бронирования которых Сантьяго одну за другой взломал и скачал списки постояльцев за период, когда в городе мог находиться Хайнихен. Правда, в четырех отелях записи до сих пор вносились от руки, но, к счастью, ни на одном из них беглец свой выбор не остановил.Поздно ночью Сантьяго перезвонил Данте и отправил ему скан паспорта. Паспортная фотография Хайнихена почти не отличалась от снимка в удостоверении личности, но теперь мужчина превратился в блондина.– Зовут Франко Кьяри, гражданин Швейцарии, – сказал Сантьяго. – Он заселился, как раз когда ты сказал, и остановился в номере двадцать восемь.– А съехал когда?– Съехал? Похоже, местечко пришлось ему по вкусу, потому что он еще там. Если поторопишься, может, сумеешь его сцапать.21Данте растолкал остальных и объявил, что они должны срочно отправиться в Ульм, пока Хайнихен не снялся с места. Перед Коломбой встал нелегкий выбор. Оставить связанного и накачанного наркотиками Андреаса в квартире она не могла, потому что если бы он освободился, то не пожалел бы сил, чтобы им помешать, но и брать его с собой было слишком опасно.Наконец она остановилась на втором варианте: так они хотя бы смогут за ним приглядывать. Она решила, что поедет на машине Андреаса, пристегнув его к рулю, и плевать, если кто-то это увидит, а Данте прокатится на «делориане» с Бригиттой. Девушке хотелось увидеть, чем закончится эта история, и Коломба не стала возражать, ведь, помимо прочего, Бригитта была их официальной переводчицей.Перед отъездом они нашли на «Airbnb» загородную виллу и забронировали ее с кредитки Андреаса. Если они найдут Кьяри, как теперь называл себя Хайнихен, им понадобится спокойное место для разговора – особенно если он не выразит желания сотрудничать.Они выехали из Берлина в первой половине дня, но, поскольку Данте, как обычно, постоянно останавливался, поездка в Ульм заняла девять часов. Время пролетело для него почти незаметно, потому что Бригитта оказалась занятной собеседницей и проявляла к нему столько любопытства, что проливала бальзам на его эго.– Вы с Коломбой давно знакомы? – спросила она Данте после второй остановки.– Два года, – ответил он. – С тех пор, как ее шеф прислал ее ко мне, чтобы она убедила меня сотрудничать с полицией.– А раньше ты с ними не сотрудничал?– Никогда не любил копов. А они меня. Но Коломба – особый случай.– Я сначала подумала, что вы пара. Потом увидела, что вы спите отдельно. Или вы просто не хотите меня смущать?– Коломбе никогда не было дела, что подумают другие. Но мы просто друзья.– И ты не гей.Данте лукаво улыбнулся:– Нет, но, может быть, я еще не встретил того самого.– Надеюсь, в ближайшем будущем не встретишь.Данте так отвык от флирта, что не сразу сообразил, что происходит.– А! Упс.Бригитта шутливо ударила его по плечу:– Упс? Я тут из кожи вон лезу, чтобы тебя склеить, и все, что ты можешь сказать, – это «упс»?– А ты разве не лесбиянка?– Откуда ты взял?– Коломба в этом уверена.– Так вот почему она спит в одежде! – Бригитта впервые за пару дней искренне расхохоталась. – Слушай, ну я попробовала с парой подруг, но мне не очень-то понравилось.Данте ухмыльнулся:– Если у тебя остались фотки, я бы с удовольствием взглянул.На этот раз девушка ударила его посильнее:– Мы еще не так близки.– Ты права.Бригитта пристально посмотрела на него:– И не сблизимся, так?– Ничего не имею против свободной любви, но сейчас у меня слишком забита голова.– И занято сердце.Данте промолчал.– Коломба знает?– Кто сказал, что я говорил о ней? – сказал Данте и вздохнул, поняв, что отпираться бесполезно. – Я веду себя как подросток, да?– Подросток бы тут же на меня запрыгнул.Данте угрожающе осклабился:– Еще не поздно.– Не давай обещаний, которых не можешь исполнить. Ну так почему ты ей не признаешься?– Нет уж, спасибо. Мужчина ее мечты должен убивать крокодилов голыми руками, а я, как видишь, к категории брутальных самцов не отношусь. – Данте вспомнил, как она дала Альберти номер своего друга из ОБТ. Он слышал каждое слово из их разговора и заметил, что язык тела Коломбы выражает смущение и нервозность, но объяснил это предстоящим отъездом в Германию. Теперь же они внезапно обрели новое значение. Неужели этих двоих влекло друг к другу? А может, между ними уже что-то было? – Ну а ты свободна или в открытых отношениях? – через силу спросил Данте, чтобы отвлечься от назойливых мыслей.– Свободна. Уж не знаю, хорошо это или плохо. – При виде дорожного знака, указывающего направление на Ульм, Бригитта помрачнела. – Что будем делать, когда найдем Хайнихена?– Поговорим с ним.– А если он не захочет разговаривать? Побьете его или что?– Я похож на человека, который решает проблемы кулаками?– Нет. – Девушка положила голову ему на плечо. – Если я так посижу, ты не почувствуешь, что предаешь свою великую любовь?– Берегись, я могу встать на аварийку…– Тсс, я сплю. – И она, казалось, действительно заснула.«У кого есть зубы, у того нет хлеба, у кого есть хлеб, у того нет зубов», – подумал Данте, но его самооценка ощутимо выросла.Атмосфера во втором автомобиле была куда менее идиллической.Коломба пресекала все попытки своего слоноподобного водителя завести беседу, понимая, что он зондирует ее слабые места. Такие, как он, за милю чуют слабость.– Ну и каково тебе по другую сторону закона? – спросил Андреас примерно на полдороге.Коломба не ответила.– Да ладно тебе, я по твоей милости веду машину в наручниках. Ты хоть представляешь, как мне неудобно? Развлеки меня немного. Каково стать преступницей?– Я не преступница.– А как ты назовешь похитительницу, которая держит человека в неволе?– В данном случае тюремщицей.– А ты, выходит, судья, присяжные и палач в одном лице? Вряд ли это законно даже на твоей отсталой родине.Коломба заставила себя промолчать, но ее лежащая на рукояти пистолета ладонь взмокла.– Не пойми меня неправильно, я тебя не осуждаю, – продолжал Андреас. – Ты ведешь себя вполне рационально. И все-таки, каковы бы ни были твои личные суждения, закон нужно уважать. Иначе все кому не лень начнут нарушать правопорядок во имя собственных эгоистических целей. А ты сотрудница полиции и, следовательно, должна быть гарантом закона.– Ничего эгоистичного в моих поступках нет, – прошипела она. – Я разыскиваю убийцу.– Таковы оправдания подсудимой, – громовым голосом сказал Андреас.– Отвали и веди машину! – взорвалась Коломба. Играть в эти игры она больше не собиралась.Андреас улыбнулся, полагая, что проделал трещинку в ее броне. Он ошибался.Трещина появилась давным-давно и росла день ото дня. Коломба не переставала спрашивать себя, правильно ли поступает. Она начала с невинных отступлений от правил и вскоре уже стала без зазрения совести их нарушать. В законодательстве почти всех стран существует понятие так называемого состояния необходимости. Если человек, умирающий от голода в шлюпке посреди океана, убьет и съест товарища по несчастью, судить его не за что. Он боролся за жизнь и принял жестокое, но единственно возможное решение. Даже если через минуту его подберет корабль – что ж, не мог же он предсказать будущее. Нельзя осуждать и альпинистов, которые перерезают трос своим напарникам, чтобы не упасть в ущелье вслед за ними, и мужей, которые спасаются от землетрясения, бросая жен и детей. Состояние необходимости.Но годится ли такое оправдание, если пытаешься остановить серийного убийцу? Не для суда, а хотя бы для собственной совести. Этого Коломба не знала, и в присутствии Андреаса вопрос вставал до боли остро.Как и планировалось, они приехали ночью и припарковались в километре от гостиницы, находившейся в сердце Фишервиртеля – рыбацкого квартала с цветными фахверковыми домами и мостиками через реку Блау. Данте всегда хотел здесь побывать, но сейчас он вышел на тропу войны и окрестные красоты его не интересовали. Пряча в карманах дрожащие руки, он старался не прислушиваться к голоску внутри себя, который умолял его принять очередную таблетку или хотя бы глотнуть водки из фляжки. Он покосился на Бригитту, растерянно оглядывавшуюся по сторонам.«Боже, как она молода, – в момент адреналинового просветления подумал он. – Как мне пришло в голову позволить ей поехать с нами?»Данте неотвязно думал о том, что отвечает за Бригитту и Коломбу, ведь это он их сюда привез. Они наконец приблизились к человеку, которого искали, но он испытывал больше тревоги, чем радостного волнения.«Хайнихен почти калека и уже не мальчик. Вполне возможно, все пройдет как по маслу», – пытался успокоить себя Данте.Но сам он в это не верил и был совершенно прав.22Маленькая трехэтажная гостиница с крутой двускатной крышей обладала подкупающим очарованием. Саманный фасад был покрыт красными деревянными балками, окна обрамляли такие же красные наличники, а к стойке регистрации вел заросший плющом каменный мост. Над отражающей огни фонарей рекой стелился легкий туман, придавая всей округе видимость сна.Они договорились, что Коломба и Андреас войдут в отель и сделают вид, что хотят снять номер, а Бригитта с Данте встанут с обоих торцов. Каждый имел при себе купленную по пути дешевую рацию, кроме Андреаса, у которого ее забрали, потому что он издавал в нее неприличные звуки.Данте хотел войти внутрь вместе с Коломбой, но перед входом в гостиницу его внутренний термометр подскочил до небес, и дверь превратилась в ненасытную бездну. Попятившись на несколько шагов, он облокотился о перила и дал остальным знак, чтобы начинали без него. Тогда-то все и вышло из-под контроля.Не успели Коломба и Андреас переступить через порог, как взвыла пожарная сигнализация, а из окна третьего этажа зазмеился черный дым. Они замерли в дверях, и портье бросился им наперерез. Предчувствуя, что сейчас произойдет, Данте слабо прошептал: «Нет», но Андреас, не слыша, ударил беднягу головой с такой силой, что мог бы прошибить кирпичную стену. Мужчина рухнул как подкошенный, а журналист закрыл лицо платком и, расталкивая напуганных постояльцев, устремившихся к выходу, ринулся к затянутой дымом лестнице. Выругавшись в рацию, Коломба побежала за ним.– Что происходит? – спросила по рации Бригитта.– Наш приятель поджег гостиницу, – сказал Данте. – Он попытается сбежать, так что не зевай.– Тут все спокойно. А где Коломба?Данте снова взглянул на окутанный дымом отель:– Внутри с Андреасом.– Scheisse![36]Данте нервно вглядывался в лица разбегающихся постояльцев, надеясь узнать среди них Кьяри, но потом устремил взгляд в темноту за отелем: одно из окон ресторана распахнулось. Через несколько секунд кто-то кубарем выкатился в сад и, неловко поднявшись, заковылял к берегу реки. Данте нисколько не сомневался, что это тот, кого они искали.Он бросился за мужчиной.То есть хотел броситься, но не смог сдвинуться ни на шаг. Он задрожал, покрылся пóтом и мертвой хваткой вцепился в ограждение моста.– Черт, не сейчас, не сейчас! – взмолился он, но судорога била его все сильнее, а испарина стала ледяной.Данте в панике схватился за рацию и позвал на помощь, но услышал только помехи. Он попал в тягучий, замедленный кошмар с предопределенным исходом: мужчина сбежит, а он так и останется стоять столбом. Очередной жалкий провал перед Коломбой, очередное подтверждение, что он ни на что не годится в бою.Эта мысль внезапно придала ему сил и вывела из неподвижности. Приступ паралича отступил так же мгновенно, как и появился, и Данте кинулся за Кьяри.Услышав его шаги, старик обернулся. При свете фонаря Данте не мог разглядеть его как следует, но понял, что огонь его не пожалел. С правой стороны это был подтянутый, ухоженный мужчина среднего роста, но, стоило ему повернуться левым боком, открывалось безволосое, изборожденное шрамами лицо. Глаз смотрел узкой щелкой, рот перекосился, между приоткрытыми опущенными губами виднелись нижние зубы. При ходьбе старик тяжело припадал на искривленную ногу, а от пальцев левой руки остались только культи. Но настоящую проблему представляла собой его правая рука – в ней Кьяри сжимал направленный на Данте маленький револьвер.– Мы хотим только поговорить! – торопливо сказал Данте.От растерянности он заговорил по-итальянски, но мужчина прекрасно его понял.– Мне нечего сказать, – ответил он, коверкая слова перекошенным ртом.– Разве не хочешь найти женщину, которая сожгла тебя заживо? Не хочешь отомстить Гильтине?Кьяри, или как там, к черту, его звали, замешкался. Данте увидел, как из темноты за стариком выросли две фигуры, и узнал в них Коломбу и Андреаса.– Дай мне уйти, или я буду стрелять.– Она найдет тебя так же, как мы. Но мы можем тебе помочь.Фигуры уже были в паре метров от старика. Андреас рванулся вперед, но Коломба подставила ему подножку, и он грузно свалился на землю.Встревоженный шумом, Кьяри на секунду обернулся, и Данте, который только этого и ждал, бросился на него. Они упали, и Данте обеими руками вцепился в его держащую пистолет руку.– Он здесь! Я его схватил! Сюда! – закричал он.Между ним и фонарем упала тень Коломбы, и она пинком отбросила оружие Кьяри.– Ну и чего ты разорался? Он всего лишь старый калека. – Волосы Коломбы были опалены, а сама она с ног до головы покрыта копотью.– Вооруженный калека!Коломба убрала револьвер в куртку:– Уже нет.Данте поднялся, и к ним подбежали Андреас и Бригитта. Волос у Андреаса не было, зато копотью он был перепачкан не меньше, чем Коломба.– Пошли отсюда, пока нас не увидели, – осипшим голосом сказал журналист.– По машинам! – приказала Коломба.Они со всех ног побежали прочь от горящей гостиницы, а вслед за ними – несколько заметивших их в темноте постояльцев. К счастью, рядом с отелем что-то взорвалось, и преследователи утратили к ним всякий интерес.– Почему ты не откликалась по рации? – спросил Бригитту Данте.– Это ты перестал отвечать! Я слышала только Коломбу.Данте проверил рацию. Оказалось, что от волнения он случайно переключился на другой канал.– Сломалась, наверное, – солгал он.Кьяри за ними не поспевал, и Коломба заставила Андреаса его нести. Журналист без всяких усилий подхватил старика на руки.– Я думал, ты боишься огня, – сказал он Кьяри.– Иди на хрен, – ничуть не испуганно отозвался тот.Бросив Кьяри на заднее сиденье автомобиля Андреаса, они отправились на арендованную ими виллу в пяти километрах от города. Вилла оказалась небольшим коттеджем, стоящем посреди просторной лужайки, которую, как ни странно, украшали статуи в древнегреческом стиле. Код от главных ворот у них уже был, а ключи от дома лежали в почтовом ящике.Они припарковались на территории виллы и закрыли ворота. Андреас собрался было выходить, но Коломба снова пристегнула его к рулю.– Хочешь оставить меня здесь?– Я предупреждала, чтобы ты не распускал руки. Скажи спасибо, что я не бросила тебя в огне.– Я хочу слышать, что он скажет, – сказал Андреас. – Я это заслужил.– Единственное, чего ты заслужил, – это гнить в тюремной камере, – бросила Коломба и хлопнула за собой дверью. Дело было не только в том, что ей хотелось наказать журналиста: если потом придется его отпустить, ему не следовало знать слишком много. – Не шуми, а то я вернусь.Она исчезла в доме вслед за остальными. Андреас заскрежетал зубами и выматерился по-немецки, но почти сразу успокоился – по крайней мере, внешне. Он знал, что расквитается с этой ищейкой. Момент расплаты уже вставал у него перед глазами кровавым заревом.«Скоро».Когда Коломба вошла в коттедж, Андреас вытянулся поперек сидений и ногой открыл потайную дверцу под приборной панелью.У хорошего журналиста всегда припасен козырь в рукаве.23Они собрались в огромной гостиной на первом этаже, обставленной двумя обеденными столами на десять человек и угловым гарнитуром размером со всю квартиру Коломбы. К гостиной примыкал короткий коридор, ведущий в ванную и к лестнице на второй этаж, где находились четыре спальни. Усаженный на один из диванов пленник молча смотрел на них своими асимметричными глазами. При свете большой люстры с электрическими свечами его увечья стали еще более заметными.Порывшись в шкафчиках, Бригитта нашла чай и кипятильник, а Данте попросил ее бросить ему бутылку водки. Водка – правда, столь же теплая, как и та, что он добыл в баре «Коллоквиума», – оказалась престижной «Белугой платинум». Сев на подоконник сквозившего окна, Данте протянул ее пленнику:– Хочешь?Мужчина повернулся к нему, собираясь отказаться, но затем передумал и кивнул. Когда старик взял бутылку, Данте на миг испугался, что облажался и пленник воспользуется ею как оружием, но тот только сделал пару быстрых глотков, после чего отхлебнул побольше и вернул водку ему.– Я уже два года как не пью, – сказал Кьяри на чистом итальянском с едва заметным восточноевропейским акцентом.– Предписания врача?Мужчина презрительно посмотрел на Данте:– Хотел сохранять ясную голову. На случай, если она вернется. Но сейчас… – Он пожал плечами.Данте еще раз приложился к горлышку. По телу разлилось тепло, и он вдруг осознал, что они и правда совершили невозможное. Перед ним сидел человек, владеющий ключом к загадке Гильтине. Человек, который знал, почему она скитается по свету, обрывая жизни, как ангел, чье имя она присвоила.«А если он солжет? Если откажется говорить?»Он попытался прочитать старика, но тот был слишком обезображен шрамами и увечьями. Пленник погрозил ему пальцем:– Нас тоже учили этому трюку. Но мы старались на нем не попасться.– Какому трюку?– Читать мысли по выражению лица.– Военная подготовка? Шпионская?Пленник снова пожал плечами.В комнату вернулись девушки. Коломба держала в ладонях чашку чая. Она зверски проголодалась, но есть в доме было нечего.– К сожалению, Бригитта не говорит по-итальянски, – сказала она по-английски. – Раз уж мы все знаем английский, предлагаю перейти на него. Вы не возражаете?– Мне нечего сказать. – По-английски пленник говорил без всякого акцента, да и по-немецки, вероятно, не хуже. Данте подумал, что, кем бы ни был этот человек, во время подготовки у него явно развилась способность к языкам.– Скажите хотя бы, как вас зовут.– Франко Кьяри.Коломба поставила перед ним стул и села.– Что-то не верится. Думаю, это имя такое же вымышленное, как Хайнихен и бог знает сколько еще имен.– Ваше мнение меня не интересует.– Вы русский.Мужчина не отреагировал.– Посмотрим, не заинтересует ли вас это, – сказала Коломба. – Гильтине убила двенадцать человек в Италии, шесть в Берлине при пожаре в «Абсенте», выжили в котором только вы, и мой друг уверен, что на ее совести еще множество смертей по всему миру.– Ваш друг, скорее всего, прав, – признал Кьяри.– Мой друг считает, что она продолжит убивать.– Это тоже возможно.– Вы единственный, кто может помочь нам ее остановить.Кьяри улыбнулся уголком изуродованного рта. Лицо сложилось в несуразную гримасу.– Вы не можете ее остановить.– Почему вы отказываетесь помочь нам после всего, что она с вами сделала?– Потому что я это заслужил. По моей вине она до сих пор на свободе.– Вы были военным или шпионом, – вмешался Данте, мысленно связавший факты воедино. – Ваше задание как-то касалось Гильтине?– Когда мне его поручили, она себя так не называла.– О’кей. Вы должны были задержать ее, но не смогли, – сказала Коломба. У нее уже чесались кулаки, но она старалась набраться терпения.– Ошибаетесь. В том-то и проблема. Я свою работу выполнил. – Пленник понизил голос до шепота. – Я нашел ее и исполнил свой долг.– И в чем же ваш долг заключался? – впервые вмешалась Бригитта. – Что вы с ней сделали?– Я ее убил, – сказал человек, называющий себя Кьяри. – За это она сейчас и мстит.Глава 5. Price Tag[37]Ранее – 2010Сверкающие небоскребы Шанхая пронзают черное, безлунное небо. Донна смотрит на широкий изгиб реки Янцзы, бегущей двадцатью этажами ниже гостиничного окна. Она вспоминает ледяную воду в старой тюрьме, теплоту испанского моря. Времена, когда ее звали Девочкой или Немой. Когда она еще не выбрала себе имя – единственное, которое кажется ей по-настоящему своим[38].Позади нее в огромной, слишком мягкой кровати ничком спит Катя. Волосы разметались по подушке кроваво-красными медузьими щупальцами, нога высунулась из-под покрывала. Донна подходит к девушке и осторожно откидывает простыню, обнажая ее тело. Катина молочно-белая кожа сияет в свете ночника. У нее худенькая, почти без изгибов фигура.«Должно быть, предки Кати были не хищниками, а добычей, – думает Донна. – Они сбегали на своих длинных ногах, прятались в лесах. Крали пищу, потому что не умели охотиться.В отличие от меня».Она склоняется над Катей. Под запахом безымянной отельной пены для ванны чувствуется исходящий от нее аромат вина и угрей на гриле. Ими они поужинали в богемном квартале, в ресторанчике, зажатом между картинной галереей и реставрационной мастерской. В этом квартале Катя проводит каждую свободную от учебы и репетиций минуту, а возвращается поздно ночью с блестящими от увиденного глазами. Катя живет искусством и красотой. Донна не понимает их, но ощущает их воздействие на себе, поддается их очарованию через посредницу. Так было всегда с момента, как она впервые увидела эту девушку в луче софита на сцене парижского концертного зала. Ее пальцы порхали по клавишам фортепиано. Донна овладела ею в ту же ночь, когда тело Кати еще трепетало от музыки, волнения и аплодисментов.Они должны были провести вместе всего ночь, но с тех пор уже не разлучались. Следующие два года они путешествовали по свету. Донна стала спутницей пианистки, ее опорой и неизменно дожидалась за кулисами. Она знает, что их отношения – ошибка, но, сколько бы ни пыталась порвать с Катей, всегда возвращалась. Катя стала частью ее. Вдали от девушки Донна чахнет и умирает.«Рано или поздно она поймет. Увидит, кто я на самом деле».И тогда все закончится.Одинокая капля пота скатывается по изгибу Катиной спины и замирает чуть повыше почти плоских ягодиц. Донна слизывает ее языком. Вкус жизни.Она бы заплакала, но не умеет.Катя просыпается, гладит ее лицо и притягивает ее к себе. Донна приникает к ее телу, целуя бегущую по руке девушки вену, и чувствует, как кровь мягко пульсирует в ритм с ее дыханием. Они прижимаются друг к другу губами.– Мне приснился странный сон, – шепчет Катя.– Все сны странные, – отвечает Донна, которая не спит никогда. – О чем?– Я уже почти забыла. Помню только Гильтине.– Кто это?– Ведьма, о которой мне рассказывала бабушка. Она вела за собой одетых в белое женщин со свечами в руках. Они шли по темному, покинутому, лежащему в руинах городу…– Как после войны.– Разве что ядерной… В общем, мир был покинутым и безжизненным.– Не считая женщин.– Они неживые. Гильтине ведет их в рай. Или в ад… Она – дух мертвых. – Катя потягивается. – Ну же, иди в постель.– Не сейчас.Донна надевает халат и махровые тапки с логотипом отеля.– Ты в сауну? – спрашивает Катя.– Да. – Донна всегда ходит в спа-центр ночью, когда там нет ни души. В это время сауна закрыта для постояльцев, но, подкупив горничную, она получила служебный ключ.Катя спускает ноги с постели:– Я пойду с тобой. Не хочу оставаться одна.Она тоже надевает халат, и женщины вместе выходят из номера. Сейчас два часа ночи, и доносившийся из садового бара смех подвыпивших компаний давно затих. Коридор пропах вареными овощами и дурианом – вонючим фруктом, который Катя отказывается даже попробовать. Донну запах не смущает. Она способна есть любую пищу, живую и мертвую, – это одно из преимуществ такого существа, как она.В расположенную на цокольном этаже спа-зону они спускаются по служебной лестнице: лифта Донна по возможности избегает. В центре есть сауна, гидротерапевтическая ванна и маленький круглый гидромассажный бассейн с горячей водой. Стены выкрашены темно-красной краской, пол вымощен черным мрамором, а из динамиков доносятся ноты баховской прелюдии до минор. Донна узнает влияние Кати. Она спрашивает себя, включила ли администрация Баха в честь гостьи, которая следующим вечером будет играть его в Большом театре, или это всего лишь совпадение.Бóльшая часть светильников не горит, и женщины, обнажившись, погружаются в гидромассажную ванну в полутьме. Катя целиком отдается слегка запретной неге, но Донна, закрыв глаза, сразу открывает их снова.Что-то не так.Она ощутила это еще на пороге, но только сейчас поняла, в чем дело: дверь киоска, где днем выдают полотенца, приоткрыта. За неделю, что они провели в гостинице, такого никогда не случалось. К одиннадцати вечера – официальному часу закрытия спа-центра – служитель неизменно приводил все в безупречный порядок. На сей раз он не убрался.Все чувства Донны обостряются. Шум гидромассажных струй обволакивает слух непроницаемым пологом, но за запахами хлорки и дезинфицирующего средства угадывается аромат табака и едва уловимая кислинка человеческого тела.Ощутив, что ее больше не согревает тело подруги, Катя открывает глаза. Донна успела беззвучно выскользнуть из ванны и сидит на бортике в хищной, почти животной позе. Такой Катя никогда ее не видела. Это не та женщина, с которой она вот уже два года спит, путешествует и занимается любовью. По негласной договоренности они никогда не обсуждали прошлое Донны, будто она родилась в день их знакомства. Но сейчас, увидев ее с новой стороны, Катя так поражена, что спрашивает себя, не совершила ли ошибку. Она смотрит, как Донна пересекает зал, бесшумно крадясь по влажному полу и держась под покровом самых темных теней.Донна заходит в киоск и без удивления видит то, что ожидала найти. Кислый запах исходит от внутренностей служителя: мертвец с распотрошенным животом стоит на коленях, будто вознося молитву жестокому божеству. Отшатнувшись, Донна сталкивается с двумя мужчинами, присутствие которых почуяла во тьме.Катя еще лежит в ванне. Она видит, как в сумраке мелькают тени, слышит глухой шум, но не может понять, что происходит. И все-таки позвать Донну она боится. Боится, что звук ее голоса пробудит к жизни нечто ужасное.Из мрака вырастает светлоглазый мужчина в сером деловом костюме. Лицо его ничто не выражает.Это Максим.Катя спрашивает, что ему нужно, но Максим хватает ее за волосы и ударяет лицом о бортик ванны. Резцы Кати ломаются, она наконец начинает кричать.Тени в глубине комнаты мелькают все быстрее, и внезапно появляется обнаженная, залитая кровью Донна. Она бежит к Максиму так стремительно, что тот не успевает прицелиться. Он надеялся, что с помощью Кати сможет заманить ее в ловушку, но расчет не оправдался. Он нажимает на спусковой крючок всего раз, а в следующее мгновение Донна сшибает его с ног и ударяет о стену. Катя пытается встать, и пуля попадает ей в лоб. Она с плеском падает в воду. Донна на миг отвлекается – возможно, впервые в жизни. И выронивший пистолет Максим, несмотря на то что у него сломано три ребра и поврежден позвонок, вонзает ей в спину охотничий нож.Донна изгибается и бьет его локтем в челюсть. Раздается треск, Максим выпускает крепко вонзившийся в ее плоть нож и соскальзывает на пол. Донна пытается пнуть его в горло, но из раны на ее спине хлещет кровь. Она движется слишком медленно, и Максим идет ва-банк – он толкает ее в ванну. Донна теряет равновесие и падает в воду лицом. Максим из последних сил прыгает на нее и прижимает ко дну, отчаянно стараясь не потерять сознание. Донна безуспешно пытается оттолкнуться от гладкого, скользкого бортика ванны. На пятой минуте ее тело перестает содрогаться. На шестой легонько подрагивают только конечности и лицо.На десятой наступает тишина.Максим держал бы ее под водой и дольше, но издалека доносятся переговаривающиеся по-китайски голоса. Он бросается бежать. С каждым шагом, уносящим его вдаль по улицам с красными фонарями и неоновыми вывесками немногих круглосуточных заведений, он оставляет позади груз долгих лет, прошедших со дня, когда он принял предложение наводящего на него ужас мужчины. Тогда он был мальчишкой, теперь же состарился, как цепной пес. Все кончено, думает он. Последние узы порваны.Он ошибается.Прибывшие на место полицейские, то есть сотрудники Народной вооруженной милиции Китая, вынуждены констатировать смерть знаменитой пианистки литовского происхождения и двух местных преступников, известных своими связями с триадами.Тело Донны исчезло.1Максим, называвший себя Хайнихеном, Кьяри и многими другими, давно забытыми именами, попросил сигарету, и Данте не глядя швырнул ему пачку.– Как же ей удалось спастись? – нарушив свинцовую тишину, спросила Коломба.– Холод замедляет метаболизм, – чуть слышно пробормотал Данте. История с утоплением воплощала его самые худшие страхи. – Жертвам кораблекрушений случалось и дольше выживать без кислорода.– Надо было нашпиговать ее пулями, но я еле держался на ногах и не думал, что в этом есть необходимость. – Максим понял, что поверяет свои тайны незнакомцам, но после того, как он столько лет прожил во лжи, слова будто сами слетали с языка.«Пошло оно все к черту. Я должен был выговориться давным-давно».– Она искала меня четыре года, но в конце концов пришла за мной. Скрывайся я не в Берлине, а на краю света, ничего бы не изменилось. Находись я на вершине Эйфелевой башни, Гильтине и ее бы подожгла.– И поделом! – в ярости сказала Бригитта, казалось готовая вцепиться ему в горло. – Это ты виноват во всем, что случилось после Шанхая!– Откуда вам знать, как бы она поступила? – спросил Данте.– А чем она, по-вашему, занималась, прежде чем я выследил ее в Шанхае? Горничной работала? – с презрением сказал Максим. – Я охотился за ней почти тридцать лет, и все тридцать лет она зарабатывала убийствами. Ее нанимали воры в законе и иуды из ФСБ, когда сами брезговали марать руки. Выследить ее было невозможно, если не знать, куда смотреть, но я всегда оказывался на месте слишком поздно. Россия велика, а Гильтине к тому же выезжала за границу. Пару раз я договаривался со связанными с ней мафиози, чтобы мне ее сдали, но ей всегда удавалось уйти.– Но почему вы не стали ее преследовать, когда поняли, что она еще жива? – настойчиво спросила Коломба.– Вернувшись в Москву, я обнаружил, что мое имя попало в список Потеева. Знаете, что это?– Да, – сказал Данте, но, заметив недоумевающие взгляды девушек, пояснил: – Александр Потеев был кротом ЦРУ в российской Службе внешней разведки. Он разгласил имена некоторых агентов под прикрытием. Например, Анны Чапман.– Не все имена попали в газеты, – сказал Максим. – Над головой бедняг, чьи имена держались в тайне, повисло кое-что похуже судебного процесса. Например, безвестная камера или могила с согласия обеих сторон.– И ваше имя было среди неопубликованных, – сказала Коломба.– Точно. Поэтому я сбежал, надеясь, что ни американские, ни русские спецслужбы не откроют полномасштабную охоту на такую пешку, как я, и с тех пор держался тише воды ниже травы. Кому я мог насолить? К сожалению, на хвосте у меня сидели не они, а Гильтине.– Вы уверены, что женщина, которую вы пытались убить в Шанхае, и есть Гильтине?– На ней был огнеупорный костюм и противогаз, но забыть ее манеру двигаться невозможно. Видишь ее за десять метров, а в следующую секунду она уже бьет тебя по яйцам. – Максим поднял глаза к потолку. – И потом, я был не первым в ее списке.– Что вы имеете в виду?– Мои бывшие коллеги дохли как мухи. Кто погиб при пожаре, кто утонул, кто с лестницы упал. Прямо-таки документалка о бытовых несчастных случаях. Но я поначалу воображал, что это чистка со стороны спецслужб.– С чего им было вас ликвидировать? Что такого секретного вы знали?– Коробка, – сказал Максим.– Что еще за коробка?– Там я впервые встретил Гильтине. – Он снова отхлебнул из бутылки. – Это тюрьма. Самая страшная тюрьма в истории.2Максим прилетел в Киев на военном самолете, после чего их еще с пятью спецназовцами погрузили в грузовик и повезли по заснеженным ночным дорогам. Стоял декабрь, и градусник опустился до пятнадцати ниже нуля – холодно, как в Кабуле. Однако здесь можно было хотя бы не бояться, что подорвешься на мине или поймаешь пулю.Грузовик высадил их перед затерянным в лесах военным объектом. Зона состояла из нескольких военных бараков, столовой и пары зданий для сотрудников. За делившей лагерь надвое оградой из колючей проволоки виднелся серый бетонный куб высотой с трехэтажный дом. Помимо единственного входа, стены куба были совершенно глухими – ни окон, ни щелей, только вентиляционные отверстия. Без допуска ни войти, ни выйти было невозможно.– Ни окон, ни дверей? Хотите сказать, заключенные никогда не видели солнца? – спросила Коломба.– Никогда. Я ни разу не был внутри, но мне говорили, что в кубе по крайней мере на пару часов в день включали электрическое освещение. Рассчитывать на большее зэкам не приходилось. Их свозили из тюрем по всему Советскому Союзу, но мы не знали, кто они – политзаключенные или обычные уголовники, – потому что их документы были подчищены. А еще в Коробке были дети.Данте обнаружил, что стоит в двух шагах от Максима, но не помнил, как там очутился.– Вы закрывали в таком месте детей?– Не я принимал решения. Детям отводилось специальное отделение. Всего в Коробке содержалось пятьсот заключенных, среди которых было около пятидесяти детей и подростков.– Их тоже никогда не выпускали?Максим молчал. Данте почувствовал, что потеет, и, сжав кулаки, подошел к нему вплотную.– Выпускали или нет? – повторил он, почти рыча.– Нет. Это было путешествие в один конец, – неохотно, с видимым стыдом произнес Максим.– И в чем заключались их преступления? – спросила Бригитта.– Не знаю. Их бумаги тоже подчистили. Но вряд ли детей переводили из других тюрем. Они выглядели грязными и больными, и на них не было тюремных роб.– Коробка ведь не настоящее название? – спросил Данте. – Как называлась тюрьма на самом деле?– «Дуга-три».Ответ не стал для Данте неожиданностью, и все-таки он был потрясен до глубины души.– Сукины дети. Проклятые сукины дети, – пробормотал он.– Может, объясните, о чем речь? – спросила Коломба.– «Дуга-три» – одна из самых охраняемых тайн времен холодной войны, – сказал Данте, сжимая и разжимая здоровую руку. – Это была затерянная в глуши военная база в сотне километров от Киева. Советский Союз отрицал ее существование, но НАТО засекла ее по похожим на стук дятла сигналам, передаваемым ею в радиоэфир. Никто не знал, какую функцию она выполняла. Поговаривали, что там базировалась станция противоракетной обороны. Или комплекс ионосферных исследований, вызывающий искусственные землетрясения. В действительности же на территории «Дуги-три» находился лагерь. И ты оставался там до последнего дня, солдат?– Да.– Случайно, не до апреля восемьдесят шестого года?Максим кивнул.В то время случилось что-то важное и чудовищное – это Коломба знала точно, но никак не могла вспомнить, что именно произошло.– Комплекс «Дуга-три» находился недалеко от Припяти, – объяснил Данте. – Двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года Припять превратилась в город-призрак. Точнее, двадцать седьмого апреля, потому что в первый день население никто не оповестил. Только потом из зоны эвакуировали больше трехсот тысяч человек, но к тому времени многие уже заразились и все равно погибли.Коломба наконец поняла, о чем речь, однако Бригитта заговорила первой.– Твою мать… Чернобыль, – пробормотала она.«Чернобыль».Коробка была построена рядом с эпицентром крупнейшей ядерной катастрофы в истории.3Чтобы добраться до содержимого ячейки в бардачке, Андреасу пришлось стянуть с себя ботинок. Этот акробатический трюк, сам по себе достойный человека-змеи, потребовал от толстоногого журналиста нечеловеческой ловкости. Он дважды уронил небольшой сверток, прежде чем наконец сумел бросить его себе на колени. Завернутые в тряпицу заготовки для ключей и пять маленьких отмычек вызвали бы немало вопросов у полиции, но уже не раз сослужили ему добрую службу.Талантами Данте Андреас не обладал, однако определенные способности к эскапологии у него имелись. Вопреки распространенному мнению освободиться от наручников довольно просто, ведь они созданы для заключенных, которые находятся под постоянным наблюдением и не могут повозиться с замком. В отличие от них Андреас был один, и ничто не мешало ему воспользоваться самым распространенным методом взлома – маленькой жестяной пластинкой. Он поместил рычаг между зубцами наручника и надавил, больно прищемив запястье. Блокирующий механизм заклинило, и наручник разомкнулся.Андреас был свободен. Потерев ссадину на запястье, он огляделся. За задним стеклом шевелились только силуэты в окнах.Не сводя глаз с коттеджа, Андреас запустил руку в бардачок и достал еще одну вещицу – черный пластиковый кастет. При нажатии на кнопку два электрода на его костяшках испускали низкочастотный электрический разряд в миллион вольт: хватит, чтобы обезвредить крупного пса или сделать очень больно человеку.Андреас медленно открыл дверцу и вышел из машины.Из дома доносился неразборчивый гомон. Казалось, внутри что-то оживленно обсуждают. При мысли, что эти твари не дали ему послушать рассказ мнимого мертвеца, к горлу журналиста снова подкатила желчь, но он уже знал, что скоро с ними расправится.«Никто не смеет оттирать Андреаса в сторону. А тем, кто пытается, приходится сильно об этом пожалеть».Толстяк пригнулся и, держась в тени деревьев, на удивление проворно и тихо двинулся к коттеджу.Изучая окна верхнего этажа, он обошел вокруг дома, но те располагались слишком высоко, чтобы забраться внутрь, не наделав шуму. Наконец, обнаружив на первом этаже незапертое подъемное окно ванной комнаты, он до упора открыл створку и протиснулся в щель. Необъятный зад Андреаса застрял между карнизом и окном, и какое-то время ему не удавалось ни влезть в комнату, ни спрыгнуть обратно в сад. Внезапно брюки его треснули, и он рухнул на пол ванной, в кровь разбив губы. Пару минут он пролежал, не дыша: шум падения могли услышать. Однако в коридоре ничто не двигалось, а из гостиной по-прежнему доносился ненавистный Андреасу ноющий голос Данте.Вытирая окровавленный рот, он осторожно поднялся. Ничего, они и за это заплатят. Андреас снял спадающие брюки, сел на бортик ванны и, не устояв перед искушением, дал из электрошокера пару разрядов. Темноту прорезали ослепительные вспышки.«Скоро», – подумал он.4Вне себя от негодования, Данте размахивал больной рукой в такт своим словам:– Тридцать пять тонн ядерного топлива разнесло в радиусе трех тысяч километров, сотни тысяч местных погибли от прямых последствий радиации, а еще миллионы людей по всему миру – от вызванных ею злокачественных опухолей, хотя, разумеется, истинные цифры нам никто не назовет. Статистику замалчивал не только СССР, но и другие правительства, заинтересованные в развитии ядерной энергетики. – Он повернулся к Максиму. – Если Господь существует, у Него отличное чувство юмора, учитывая, что ты до сих пор жив.– Господь помогает тем, кто сам себе помогает, – сказал Максим. – Один из охранников узнал об аварии от кого-то со станции, психанул и попытался сбежать. Среди охраны началась паника, и пациенты этим воспользовались. Я видел, как они выходят наружу, бледные и худые как жерди, с вырванным у надзирателей оружием и палками наперевес. Толпа рванулась к ограждению, мои сослуживцы открыли стрельбу, а я попросту удрал. Ну перестреляли бы мы их, а толку? Мы находились на зараженной территории и вполне могли подхватить лучевую болезнь, а может, и уже подхватили. Но перед побегом я видел, как из куба выходит девчонка.– Гильтине, – сказал Данте.– Да. Из детей сбежать удалось ей одной. Всех остальных – человек тридцать, не считая дезертировавших вместе со мной солдат и сотрудников, – изловили или убили. Альтернативу расстрелу предложили только мне: я должен был заняться поиском беглецов. Кое с кем из них пришлось повозиться, но Гильтине могла любому дать сто очков вперед.– Кто вас завербовал?– Официально – армия, но на деле мы повиновались лично военному врачу по имени Белый. Это Александр Белый отвечал за Коробку. – Максим подумал, что до сих пор боится этого человека больше, чем саму Гильтине. – Но когда он умер… приказы продолжали поступать. Как бы объяснить? Такие, как я, похожи на стайных рыбешек. Мы знаем, куда плыть и что делать, но не знаем зачем.– Я видела передачи о Чернобыле, – сказала Бригитта. – Там не было здания, похожего на Коробку.– Его снесла группа ликвидаторов, которые работали на аварийном блоке. Ликвидацией последствий аварии занимались тысячи человек, большинство из которых потом погибли от облучения. Как и пожарные, выехавшие на место сразу после взрыва.– А вы охотились за заключенными, которые попытались спастись, – мрачно заметил Данте.– Я был солдатом, а они – убийцами. – Максим снова закурил. – Белый выдал мне их личные дела. Все они были убийцами-рецидивистами. Пропаганда запрещала говорить о таких людях, ведь серийные маньяки орудовали только в загнивающей Америке. Но даже в рабочем раю без демонов не обходилось.– А сам ты кто? – спросила Бригитта.– Сейчас? Старая развалина.– Вы читали личное дело Гильтине. Кто она? Как ее зовут на самом деле? – спросила Коломба.– Никто. Она была и, похоже, остается исключением. Ее в Коробку не привозили. Она там родилась.– Боже… – Стоило Коломбе подумать, что она достигла дна, как вниз вела новая ступенька. Девочка родилась в тюрьме и выросла среди убийц. Стоит ли удивляться, что она тоже избрала убийства своей профессией?Бригитта побледнела.– Из-за вас Гильтине убила моего брата! Из-за того, что вы с ней сотворили! – выкрикнула она в лицо Максиму.– Спорить не стану.– Как она выжила в одиночку? – продолжила допрос Коломба.Прежде чем ответить, Максим отпил щедрый глоток водки.– Не знаю. Мы сбились со следа сразу после ее побега. Считалось, что она мертва, но много лет спустя поползли слухи о женщине-киллере, которая работала в том числе на ФСБ. И, как я уже говорил, когда я ее выслеживал, ей всегда удавалось ускользнуть.– Я вот чего не понимаю, – сказал Данте. – Коммунистический режим пал. Какое вам было дело до Гильтине? Вы хотели помешать ей убивать?– Разумеется, нет. Но, кроме нас с Белым, рассказать о Коробке могла только она. Мне поручили замести все следы.– Ваше новое начальство могло свалить ответственность на своих предшественников, как в случае со сталинскими репрессиями. Зачем тратить столько усилий?Прежде чем Максим успел ответить, появился Андреас.Другой возможности ему уже не представилось.5Короткую соломинку вытащила Бригитта. Девушка не догадывалась, что тянет жребий, – она просто не могла больше слушать об убийствах, заговорах и тайнах и пошла в ванную, чтобы умыться. Она думала о брате. Вспоминала утро, когда отец позвонил ей и все рассказал. Он так рыдал, что она спросонья не сразу разобрала, о чем он. Пришлось угадывать отдельные слова. «Абсент». Гюнтер.Пожар.Когда до Бригитты наконец дошел смысл его слов, ее желудок вывернуло наизнанку. Рвало так сильно, что фонтан полупереваренной пищи словно выстрелил из шланга высокого давления. Дыхание перехватило, она не могла даже плакать.Нечто похожее она чувствовала и сейчас. После того как она узнала, что ее брат погиб только потому, что оказался втянут в войну между жертвой и ее тюремщиками, ей чудом удавалось держаться на ногах. Когда Коломба объяснила, что клуб могли намеренно поджечь, Бригитту охватили гнев и ненависть к неизвестному поджигателю, но сейчас она испытывала ко всем замешанным в эту историю только жалость и отвращение.Она вышла в коридор, пошла прочь от Максима, его холодного голоса и чудовищных рассказов и, открыв дверь в темную ванную, попыталась нащупать выключатель. Дверь захлопнулась у нее за спиной.«Сквозняк», – подумала Бригитта.Окно и правда было открыто. А потом она различила в тусклом свете, проникающем из сада, мужской силуэт.«Андреас».Прежде чем Бригитта успела закричать, он ударил ее в горло кастетом. Она схватила ртом воздух, разряд тока замкнул нервы, и ее ноги подкосились. Подхватив девушку со спины, Андреас зажал ей рот и снова врубил заряд ей в бедро. Ноги Бригитты судорожно задергались, глаза закатились. Ей никогда еще не было так больно, но она не могла даже закричать – только мычать в удушающую ее руку. Она попыталась укусить его ладонь, но он взял ее за волосы и ударил лицом о зеркало. Зеркало разлетелось вдребезги, и Бригитта почувствовала, что в ее носу что-то сломалось.– Гребаная потаскуха, – прошептал ей на ухо Андреас, сунув ей между ног кастет и выпуская разряд. – Наслаждайся.Перед глазами у Бригитты потемнело, и она подумала, что умирает.Когда тени рассеялись, она поняла, что еще жива. Стоя посреди столовой, Андреас обвивал левой рукой ее горло. Что-то больно впивалось в шею: журналист прижимал к ее коже осколок зеркала размером с кусок торта.– Делайте, как я говорю, или я перережу этой шлюхе горло, – сказал он.Коломба, закусив губу, стояла перед ними с пистолетом наготове. Данте как каменный застыл у окна.Подбородок Андреаса заливала кровь. Кровоточила и рука, в которой он держал обернутый во втулку от туалетной бумаги осколок. В трусах он выглядел страшно и нелепо.– Отпусти ее, – сказала Коломба. – Или все плохо закончится.– Если ты уверена, что убьешь меня наповал, стреляй. Потому что, если у тебя не получится, я прирежу ее, как свинью. – Журналист крепче притиснул к себе Бригитту, и она с отвращением почувствовала, что к ее ягодицам прижимается эрегированный член. – А может, еще и отжарю, пока она умирает. Всегда хотел попробовать.Он провел языком по шее Бригитты, и она содрогнулась от омерзения.– Иди на хер, – сказала она.Андреас прижался к ней еще теснее:– Продолжай, ты меня заводишь.Сидящий на диване Максим смотрел на Андреаса, прищурив здоровый глаз.– Я знавал немало таких, как ты.– Да неужели? И какими же они были?– Когда я с ними расставался – мертвыми.Андреас рассмеялся:– Жаль, то золотое времечко прошло, а? – Он повернулся к Коломбе. – У тебя три секунды.Коломба искоса посмотрела на Данте. Тот кивнул. Он не сомневался, что Андреас исполнит свою угрозу. Тогда она положила пистолет на пол и подтолкнула ногой под старый сервант, где журналисту было до него не дотянуться.– Что дальше?– Дальше мы придем к соглашению, – сказал Андреас, продолжая прижимать осколок к усеянному кровоточащими порезами горлу Бригитты. – Вероятность, что вам, идиотам, удастся остановить Гильтине, так мала, что ее и рассматривать нет смысла. А значит, я должен ублажать ее, пока она не отбросит копыта от фигни, которую прячет под бинтами.– И как ты намерен это сделать?– Лучше всего было бы убить тебя и твоего дружка-аутиста, – сказал Андреас. – Но это может оказаться сложновато. Поэтому мы вместе сделаем одно доброе дело, а потом разойдемся, как в море корабли.– Ты хочешь убить Максима, – сказал Данте.– Думаешь, мы тебе позволим? – спросила Коломба.– С точки зрения Андреаса, его план совершенно рационален, – сказал Данте. – Нас свяжет общая тайна, и ни один не сможет сдать другого. А у Гильтине не останется причин нам мстить.– Вот видишь! Соображаешь ведь, когда хочешь! – подмигнул ему Андреас.– У твоего плана только один недостаток, – сказал Данте. – Максим не согласен.Как он и добивался, Андреас повернулся к Максиму, а тот запустил бутылкой водки журналисту в лицо. Андреас пошатнулся. Нос его был сломан, кровь и спирт жгли глаза. Бригитта вырвалась, и он бросился на Максима, с такой силой всадив осколок зеркала старику в горло, что кулак исчез в ране. Когда он отвел руку, раздалось чмоканье вантуза, и фонтан крови забрызгал обоих мужчин с головы до ног.Максим упал навзничь и понял, что не чувствует ничего – ни боли в разорванном горле, ни вечно ноющих ожогов. Комнату словно залило солнце, а люди превратились в застывшие в движении статуи. Коломба хватала стул, Данте с закрытыми глазами бежал к Андреасу, раззявившему рот в первобытном смехе.Свет начал тускнеть, и Максим вернулся в прошлое, перенесясь из ульмского коттеджа в пылающий «Абсент». Он лежал под грудой упавших кирпичей, которые спасли ему жизнь. Кое-как перебивался в Берлине и замирал от тревоги всякий раз, как встречался взглядом с незнакомцами. Оказался под красными фонарями Шанхая, в Испании, в Москве, в Коробке, в Кабуле среди однополчан, на курсах спецназовской подготовки.И наконец, в Калуге, где отец прощался с ним и его братьями, отправляясь на стекольный завод. Внезапно Максиму показалось, что этот момент – единственное важное и настоящее, что было в его жизни. Он даже попытался вскинуть руку, чтобы помахать отцу, но ни руки, ни тела больше не было: весь калейдоскоп его переживаний вызвали последние вспышки угасающего мозга, длившиеся не больше доли секунды.– Твою мать! Нет!Коломба обрушила стул на спину Андреаса, но удар возымел не больше эффекта, чем бутылка. Журналист с размаха вмазал ей кулаком в лицо, и Коломбу отбросило на стол. Данте кинулся на него, опустив голову и закрыв глаза, но тут же отлетел в сторону, получив в подбородок кастетом, разрядившим в него оставшиеся несколько вольт.Андреас схватил горлышко разбитой бутылки и бросился к Коломбе, но Бригитта оттолкнула его, и он, потеряв равновесие, упал на четвереньки. Горлышко в его руке треснуло, и он взвыл от боли, но, мгновенно опомнившись, ударил Коломбу локтем под грудину. Она, задыхаясь, откатилась от него по усыпанному осколками полу. Андреас вслепую схватил Бригитту и подтащил к себе, а потом, не отпуская ее горла, поднялся и толкнул ее изо всех сил.Девушка отлетела назад и ударилась об угол камина. Резкая боль в спине отдалась до самого затылка. Она осела, и толстяк ринулся к ней, чтобы добить, но не успел: Данте подполз к нему и отчаянно схватил за лодыжку обеими руками. Андреас стряхнул его руки и пнул в живот, отбросив на пару метров.Тем временем Коломбе удалось подняться, и они с Андреасом уставились друг на друга с противоположных концов стола, как пара бойцовых псов. Лицо матерящегося по-немецки журналиста превратилось в кровавую маску, под изорванной одеждой виднелась обрюзгшая плоть.– Ну же, – сказала Коломба, накручивая на кулак брючный ремень.Ее глаза отливали такой хищной зеленью, что Андреас на секунду замешкался. Наконец он вспомнил про пистолет и, развернувшись, побежал к серванту. Оружия видно не было – Коломба отбросила его к самой стене, – и Андреас опрокинул сервант. Тарелки и бокалы полетели на пол, и среди пыли и черепков показалась «беретта». Подобрав пистолет, Андреас с победной улыбкой обернулся к Коломбе:– Что дальше, путана?Она попятилась к входной двери и сшибла вешалку-стойку. Андреас поднял пистолет, казавшийся игрушкой в его огромной руке.– Говорят, схлопотав пулю в живот, умирать будешь долго. Потому что дерьмо попадает в кровь.Данте снова встал на колени и поднял руки:– Андреас, постой! Твоя взяла! Мы сделаем, как ты скажешь.– Заткнись, дебил, и до тебя очередь дойдет. – Андреас провел языком по губам. – Ну что, сука поганая, пожалела, что доставала меня? – Он шагнул к Коломбе. – Спорим, теперь тебе очень захотелось мне дать? – Он подошел еще ближе. Заваленную грудой упавших курток Коломбу словно пригвоздило к стене. – Может, если хорошенько обработаешь мой толстый хер, я даже буду помягче с тобой и твоими друзьями. Что скажешь? Договоримся?– Нет, – сказала Коломба и прямо через карман куртки выстрелила в него из револьвера Максима, молясь, чтобы старая железка не взорвалась у нее в руке. Четыре пули прошили Андреаса от груди до живота. Он, как горилла, вскинул руки и рухнул на спину, сбив каминную полку и ударившись затылком об пол.Бригитту сшибло с ног обломками деревянной столешницы и кирпичей. Снова упав, она увидела перед собой лицо Андреаса с вывалившимся изо рта распухшим языком.Бригитта закричала.6В два часа ночи, напоив потрясенную Бригитту несколькими глотками найденного в кладовой коньяка и отправив ее в душ, чтобы она немного пришла в себя, Данте вышел из коттеджа. Подойдя к «делориану», на переднем капоте которого сидела Коломба, он прислонился к дверце и закурил:– Все в порядке?– Я только что снова убила человека, Данте, – сказала Коломба. – Ни хрена не в порядке.– Это была законная самооборона.– Ты уверен?Данте вопросительно посмотрел на нее.– Я знаю, что чувствовала, спуская курок. Я хотела его убить, Данте. Хотела стереть эту улыбочку с его рожи, хотела, чтобы он исчез с лица земли. И когда он умер…– Ты почувствовала себя убийцей.– Да.– Поверь, ты не убийца. Ну разве что формально. Но я знаю, что у тебя не было выбора. Я даже думаю, что тебе давно надо было его прикончить.Коломба покачала головой. Голова болела.– Нужно было просто предоставить работу над расследованием моим коллегам. Или сдать Андреаса немецкой полиции.– Ты прекрасно знаешь, что из этого бы ничего не вышло.– «Клянусь хранить верность Республике, честно соблюдать ее конституцию и законодательство и добросовестно исполнять свойственные моей должности обязанности в интересах государства и на благо общества», – продекламировала Коломба. – Знаешь, что это?– Самый бездарный гимн из всех, что я когда-либо слышал?– Присяга, которую я давала при поступлении в полицию, – прерывающимся голосом сказала Коломба. – Я всегда верила в нее и старалась ее соблюдать. Потом начала обходить кое-какие правила, преступать законы. А сейчас… – Она покачала головой и перевела дыхание. – Я должна сдаться властям, Данте.– Если бы ты не была так расстроена, то вспомнила бы, что Андреас – очень известный писатель, и в нашу версию событий никто не поверит.– И что, по-твоему, нам делать? Спрятать трупы?– Не трупы, а только следы нашего пребывания на вилле, – осторожно сказал Данте. – Дом снят на имя Андреаса, а он убит из пистолета Максима. Вероятно, они поссорились, потому что Максим не желал выдавать ему какую-нибудь животрепещущую тайну Штази.– Я не могу лгать следствию по делу об убийстве, Данте! – закричала Коломба. – Не могу пасть так низко!– Так будет правильно.– Ну конечно! – Она ударила по капоту. – Трупы еще не остыли, а ты уже разработал план, как все уладить. Тебе плевать на все, кроме собственной задницы.– Может, по-твоему, меня надо было запереть в Коробке с такими же социопатами?– Не приписывай мне слова, которых я не говорила.– Зато подумала. – Данте прикурил очередную сигарету от окурка предыдущей. – Если мы попадем за решетку, кто остановит Гильтине? Подумай об этом.– Рано или поздно до нее доберутся коллеги Максима.– Скорее всего, большинство из них уже на том свете. Но даже если и так… они уничтожат последнюю память о Коробке.– Разве это так плохо?– Да, КоКа. Гильтине не только убийца, но и жертва. Кто-то должен дать жертвам право голоса.Почувствовав, что открылся слишком сильно, Данте замолчал, а Коломба не решалась нарушить тишину. Какое-то время они молча смотрели на окаймленное верхушками деревьев небо. В почти кромешной темноте ясно вырисовывался Млечный Путь. Оба до слез вглядывались в небеса, пытаясь забыть об ожидающем в коттедже кошмаре.– Надо уничтожить наши отпечатки, – как во сне, сказала Коломба. – Везде следы, фрагменты… Ничего не выйдет.– Воспользуемся методом Гильтине – разложим трупы и подожжем дом. Ведь Максим, в конце концов, уже спалил целый отель. Может, он как раз поджигал виллу, когда его застукал Андреас.– Хочешь поджечь дом ни в чем не повинного человека?– Можешь не сомневаться, что он застрахован. Только болван станет сдавать незастрахованный дом. И потом, это не худший поступок на свете.– Всего лишь очередное преступление… – с досадой сказала Коломба.– Зато мы выиграем время. Как по-твоему, сколько?Она задумалась.– В первую очередь мои немецкие коллеги свяжутся с родней и друзьями, потом проверят, с кем Андреас общался в последние дни. В Италии наши имена тут же взбаламутили бы полицию, но здесь это займет какое-то время. Потом им придется поговорить с итальянскими властями… При благополучном раскладе на все про все уйдет пара недель. А потом… Кто знает? Может, они никогда до нас не доберутся.– Мы заслужили немного везения.– С каких пор ты уверовал во вселенскую справедливость? – Коломба спрыгнула на землю. – Давай шевели задницей.Бывает, что копоть только фиксирует отпечатки, а на некоторых огнестойких материалах частицы ДНК даже после сильного пожара сохраняются, как насекомые в янтаре, поэтому, прежде чем разжечь огонь, им необходимо было прибраться. Найдя в чулане моющие средства, Данте занялся участком, а Коломба с Бригиттой тщательно протерли все поверхности в доме. Вымыв в ванне окровавленные осколки, они снова разбросали их по полу. Когда пришло время заняться телами, Бригитта не смогла заставить себя к ним прикоснуться. Она пулей вылетела на улицу, и ее вырвало. Коломбе пришлось в одиночку вымыть Андреасу руки, вычистить органические следы у него из-под ногтей и снова перемазать его кровью, чтобы криминалисты не заподозрили инсценировку.Обмывая его тело, она невольно представляла, что он в любой момент вскочит, прыгнет на нее и попытается задушить. Воображение так разыгралось, что у нее случился небольшой приступ. Андреас не шевелился, но его призрак словно маячил на периферии зрения, и легкие Коломбы начали смыкаться. Она закусила губу, сжала кулаки и снова взялась за работу. Радовало только одно – по крайней мере, ей не стало плохо во время драки.Собрав пылесосом волосы и частички кожи, они вытащили мешок, вымыли фильтр и вставили новый, предусмотрительно испачканный пылесборник. Затем, расплескав по гостиной оставшийся коньяк, будто там состоялась роковая попойка, они разложили трупы так, словно Андреас пырнул Максима уже после того, как тот его пристрелил, а пистолет Максима вложили старику в руку. Они разбросали черепки посуды, а на рассвете, совершенно вымотавшись и балансируя на грани нервного срыва, решили, что картина получилась довольно убедительной.Оставалась последняя проблема – как, разлив бензин, уехать втроем на двухместном автомобиле. Они решили, что Коломба отвезет Бригитту на станцию в Аугсбурге – ближайшем к вилле городе, не считая Ульма, – а потом вернется за Данте.На прощание у Данте с Бригиттой ушло несколько минут. Они сидели вдвоем на садовой скамье, стараясь не прикасаться к ней руками. Данте вел себя вполне нормально, но даже бензодиазепину, которым он накачался, едва удавалось приглушать его тревогу, а Бригитта чувствовала себя измученной и опустошенной.– Я вот чего не понимаю, – задумчиво произнесла она. – Как Максим узнал о нашем приезде?– Когда КоКа водила его в туалет, он сказал ей, что засек наши рации сканером.– Старый шпион.– Ну да.– Что планируете делать дальше?– Вернемся в Италию. А потом, наверное, снова придется отправиться на край света в поисках Гильтине.– Мне тяжело без вас придется. Вы с Коломбой – единственные, с кем я могу поговорить о случившемся. – Бригитта провела пальцами по грязным, всклокоченным волосам. – Я боюсь кошмаров. Боюсь, что меня посадят.– Насчет тюрьмы можешь не беспокоиться. Ни с Максимом, ни с Андреасом тебя ничто не связывает, а мы, если что, скажем, что никогда в жизни тебя не видели. Но синяки на лице тебе придется как-то объяснить. Можешь, например, сказать, что поцапалась с каким-нибудь пьянчугой в «Автоматике».– Что-нибудь придумаю.– А что до кошмаров… У тебя есть «Снэпчат»?– Я же не из каменного века.– Знала бы ты, сколько раз мне приходилось объяснять людям, что это такое. Мой ник Moka141. Пиши в любое время, можешь даже звонить посреди ночи. Главное, другие средства связи не используй. Если у тебя возникнут какие-то проблемы, я сразу же примчусь на помощь, о’кей?«Если кто-то меня довезет».Девушка кивнула.– Обещай, что будешь держать меня в курсе.– Обещаю. Лицо болит?– Немножко. А что?Данте прикоснулся к ней губами. Поцелуй превратился в нечто большее, чем дружеское прощание, и на душе у обоих полегчало.Наконец Бригитта села в «делориан», в багажнике которого уже лежала ее дорожная сумка. Через пятьдесят минут Коломба остановила машину в нескольких сотнях метров от железнодорожной станции: подъехать ближе на таком приметном автомобиле она не рискнула.– Мне очень жаль, что тебе пришлось через все это пройти, – сказала Коломба.– Я сама хотела поехать с вами. Теперь я, по крайней мере, знаю, почему погиб мой брат. Утешение никудышное, но хоть немного помогает уложить все это в голове.Они пожали друг другу руки, а потом вдруг обнялись и расцеловались в щеки.– Спасибо за все, – поблагодарила Коломба.– Береги Данте, – сказала напоследок Бригитта.Ее слова прозвучали так… – печально? страстно? – что Коломба, хоть и была убеждена, что Бригитта – лесбиянка, ощутила необъяснимый укол ревности. Чувство не отпускало ее, пока не заполыхал коттедж. Дом они с Данте облили бензином, перелитым в бутылку из бензобака Андреаса. Бросив бутылку рядом с телом Максима, они побежали к припаркованному в паре километров «делориану», а когда обернулись, небо уже заволокло черным дымом.Обоим вспомнился чернобыльский ядерный реактор.7В десять утра Франческо приземлился в венецианском аэропорту Марко Поло, и провожатый в темно-синем костюме отвел его к стоящему у пристани катеру, где уже дожидался официант с шампанским. Лодка отвезла Франческо к отелю «Ла Роса» на площади Сан-Поло, расположенной в самом центре туристической Венеции. Выходящая на Гранд-канал гостиница представляла собой островок спокойствия среди наводненных пешеходами узких улиц и модных бутиков. Франческо купался в новообретенной роскоши и был ничуть не удивлен, обнаружив в номере покоящуюся в ведре со льдом бутылку «Круга». К ведру был прислонен кремовый конверт с уже знакомым ему мостом на филиграни и приглашением с монограммой «COW» внутри.Распахнув окно, Франческо вдохнул запах соленой воды и керосина. В руках он крутил приглашение, поблескивающее на солнце, как золотой билет Вилли Вонки[39]. Пропуск в счастливое будущее.В номере зазвонил телефон. Консьерж сообщил, что к нему пришел гость, и он попросил, чтобы тот поднялся. Прежде чем обменяться с Франческо рукопожатием, гость – спортивный мужчина лет шестидесяти в сером костюме – оглядел его с головы до ног.– Меня зовут Марк Россари, – представился он.– Это вы ответили на мой звонок.– Да. Я отвечаю за безопасность. Мои соболезнования по поводу вашей матери. Я долго с ней работал.– Спасибо, – чуть растерянно ответил Франческо. Стоящий перед ним человек был частью жизни его матери, а он еще несколько дней назад даже не догадывался о его существовании.Не дожидаясь приглашения, Россари уселся на узкий диван.– Я пришел, чтобы проинструктировать вас перед встречей с основателем.– Проинструктировать?– Я объясню вам, как себя вести. – Россари казался одновременно расслабленным и бдительным. Его находившийся в постоянном движении взгляд остановился на глазах Франческо. – Встреча состоится после ужина в кабинете, закрытом для приглашенных, которые не входят в совет директоров. Вас обыщут, и вы оставите телефоны и другую имеющуюся у вас аппаратуру моим сотрудникам.– Хорошо.– Не пытайтесь приблизиться к основателю, пожать ему руку или тем или иным образом вступить с ним в физический контакт. Это положит конец и встрече, и вашему сотрудничеству с организацией.Франческо подергал заусенец на большом пальце.– Похоже, наша встреча – больше чем просто формальность. Это что-то вроде экзамена, верно?– Воспринимайте ее как собеседование. Если позволите дать вам совет, отвечайте на все заданные вам вопросы максимально искренне.– А если решение… основателя будет негативным? – спросил Франческо, для которого билет несколько потускнел.– Мы попросим вас не разглашать информацию о встрече и обо всем, что касается организации.– Об этом можете не волноваться.– Мы не волнуемся, – произнес Россари тоном, от которого у Франческо скрутило живот. – Вашим присутствием здесь вы обязаны уважению и доверию, которые основатель питал в отношении вашей матери. В обычных обстоятельствах вашу кандидатуру даже не приняли бы к рассмотрению. Помните об этом.– Да, конечно… Но я потерял мать прежде, чем она успела мне все толком объяснить. Я только читал документы, которые она мне оставила. У меня тысяча вопросов!Россари, начавший было подниматься, снова опустился на диван.– Основатель сообщит вам все, что вам нужно знать.– Ладно. Я просто не хочу показаться дураком. Если вы можете хоть немного рассказать о том, как работает организация, я… мне будет спокойнее. Но может быть, отель не самое подходящее место, – нервно добавил Франческо. – Безопасность и все такое.– Мы, разумеется, проверили номер на прослушку еще до вашего приезда, – сказал Россари, словно изумляясь, что это не пришло в голову его собеседнику. – Передайте мне ваш мобильник, пожалуйста.Франческо протянул ему телефон, и Россари закрыл его в холодильнике мини-бара.– А меня вы не обыщете? – спросил Франческо.– На вас нет «жучков», – сказал Россари. – И вас, и ваш багаж обыскали во время поездки на катере.Франческо ощутил смутное раздражение. Одно дело – проверка безопасности, но обыскивать человека без его ведома!.. Они нарушили его права!– А может, я установил «жучок» после того, как сошел с катера? – вызывающе спросил он.Россари впервые улыбнулся:– Уверен, вы этого не сделали.– Почему?– Потому что у вас кишка тонка, хоть вы и достаточно умны, чтобы до такого додуматься, – сказал Россари тоном сантехника, вынужденного объяснять, почему засорилась водосточная труба.Франческо захотелось ответить ему в тон, но он предусмотрительно воздержался.– Вы можете мне помочь или нет?Россари кивнул.– Мы немного выходим за пределы моей компетенции, но… Что вы знаете о неврологии?8Коломба проснулась в автомобиле, припаркованном на стоянке в граничащем с Италией швейцарском городке Кьяссо. Все тело онемело, но усталость как будто немного отступила, и, взглянув на часы, она поняла почему. Был уже полдень – она просила Данте разбудить ее через тридцать минут, а проспала целых два часа. Сам он со скрещенными ногами сидел на усыпанном окурками асфальте, с головой погрузившись в планшет.Подняв скрипнувшую на пневматических поршнях дверцу, Коломба вышла из машины, чтобы размять ноги. Данте, подключивший свой айпад к беспроводной сети парковки, продолжал читать, словно не замечая ее появления.– Эй! – крикнула она. – Не хочешь кофе? Или в туалет сходить?Он, не отрывая глаз от экрана, указал на здание за своей спиной:– Туалеты там. А кофе я сам тебе сварю.– Я бы предпочла остановиться в местечке поприличнее.– Там чисто. Пять звезд на «TripAdvisor».Коломба слишком спешила, чтобы спорить. Когда она вернулась, Данте уже запустил электрическую кофеварку. Судя по ее ворчанию, кофе закипал.– Я сварил тебе эспрессо из обычной арабики, чтобы ты не ныла, – рассеянно сказал Данте. Он положил планшет на сиденье, но взгляд его блуждал где-то очень далеко. – Потом, если хочешь, двинемся дальше. Но я бы предпочел еще немного подождать. Мне нехорошо.Казалось, Данте чувствовал себя хуже, чем когда им пришлось раскладывать по коттеджу трупы.– Что случилось?– Сначала кофе, о’кей? – У него подрагивал голос.Они опустошили свои чашки, но, прежде чем заговорить, Данте выкурил еще пару сигарет.– Знаешь, почему Павлову не дали второго Нобеля? – наконец спросил он.Коломба ждала чего угодно, но не этого.– Ты из-за Павлова так распсиховался?– Да, – сухо ответил он. – Знаешь или нет?– Да я вообще не помнила, что он нобелевский лауреат. Знаю только, что он с собаками возился.– Да, с собаками… – все больше раздражаясь, сказал Данте. – Иван Петрович Павлов. А что ты знаешь об экспериментах на собаках?– Если не угомонишься, я тебя поколочу. Мы не в школе.– Знаешь ты что-то или нет?Коломба постаралась сохранять спокойствие.– Ладно. Павлов звонил в колокольчик, когда кормил собак. Выяснив, что через какое-то время при звуке звонка у собак начинает увеличиваться слюноотделение, даже если они не получают еду, он сформулировал теорию условных рефлексов. Я молодец, профессор? Заслужила пятерку?– Знаешь, а ведь меня в вечерней школе тоже этому учили, – горько сказал Данте. – Я представлял себе, как песики весело скачут перед пустыми мисками. Только на самом деле они не скакали.– Почему?– Потому что для измерения количества выделяемой слюны Павлов хирургически выводил протоки собачьих слюнных желез наружу, чтобы слюна падала в мерную пробирку. Делая надрезы… – он дотронулся до щеки, – вот здесь. Павлов был ярым поборником вивисекции.– Я все еще не понимаю, при чем тут мы. Прошло сто лет – поздновато звонить в Общество защиты животных.– Он экспериментировал не только над собаками.Коломба фыркнула:– Данте, ради бога…– Я не выдумываю. Существует множество документальных подтверждений. Есть даже передача Би-би-си, в которой приводятся старые съемки. Я ее скачал, хочешь посмотреть?– Нет, спасибо. Но ты уверен? Неужели он и впрямь проводил опыты над людьми?– Над детьми.– Вот дерьмо… – Теперь Коломба понимала, что так взволновало Данте.– Павлов создавал искусственные фистулы, продырявливая щеки сиротам и беспризорникам… Он начинал еще в двадцатые, но по этическим причинам результаты экспериментов не обнародовали, и Нобелевку в двадцать третьем году он не получил.Коломба целиком превратилась в слух.– Это как-то связано с Коробкой?Данте кивнул.– Павлов оставил огромное научное наследие. Его методы выработки условных рефлексов использовались при подготовке космонавтов и агентов спецслужб. Хотя Павлов был открытым противником коммунистов, Сталин обожал и его теорию, и самого академика. Даже в семидесятые годы наработки Павлова лежали в основе навыков, преподававшихся в КУОС. Тебе эта аббревиатура ни о чем не говорит?– Нет.– Это Курсы усовершенствования офицерского состава для КГБ и других спецслужб. Чему именно там учили, история умалчивает, но известно, что агентов обучали методам самоконтроля – например, не чувствовать боли и усталости, лежать в ледяной ванне, не ощущая холода. Один из таких курсантов основал Ленинградский мединститут имени Павлова, успел поработать консультантом в КГБ и секретных службах и умер в девяностые. Догадываешься, как его звали?– Белый? – надеясь на отрицательный ответ, спросила Коломба.– Он самый. Шеф Максима, главврач Коробки и единственный истинный наследник этого мясника Павлова. Правда, во время холодной войны все сверхдержавы щедро финансировали программы по преодолению ограничений человеческого разума и организма. Они хотели создать суперсолдата типа Капитан Америка[40]. Или, в данном случае, Капитан Россия.– Хочешь сказать, Гильтине создали в рамках секретной оборонной программы?– Возможно, она просто переняла навыки других заключенных. Или родилась такой, поди знай. – Данте снова закурил. – В семидесятые и восьмидесятые годы в России была очень популярна городская легенда о черной «Волге».– Это автомобиль?– Да. На этой модели ездили полицейские, и, увидев такую машину перед своим подъездом, люди пугались до полусмерти, потому что ее появление могло означать, что им предстоит путешествие в Сибирь. Но черная «Волга» из легенды выезжала на улицы ночью и похищала беспризорников. – Он посмотрел на нее влажными глазами. – Возможно, это не просто легенда.– Данте, все это давно в прошлом.– Уверена? Тогда почему Максим не перестал преследовать Гильтине после распада СССР? Чьи интересы он защищал?– Думаешь, они до сих пор похищают детей?– Думаю, что-то происходит и по сей день, а враги Гильтине едва ли не опаснее, чем она сама.Они бы и дальше строили догадки, но в этот момент планшет запищал, уведомляя о новом письме. Пробежав глазами имейл от Минутилло, Данте побледнел.– Гварнери, – только и сказал он.9В то время как Данте и Коломба ехали в Ульм, Гварнери провел день со своим семилетним сыном Паоло – забрал мальчика из школы, отвез к себе и после обычной рутины «обед-уроки-ужин» вернул домой к матери, с которой развелся тремя годами ранее.Когда Гварнери и Мартина поженились, ее подруги были уверены, что эти двое превратятся в парочку из криминальных мелодрам, которые показывают в обеденное время, и будут проводить бессонные ночи, обсуждая расследования и разглядывая снимки трупов. Реальность оказалась куда менее захватывающей. Карьера Гварнери резко застопорилась, и с работы он приносил только хандру и недовольство. Одно дело – выскочить замуж за лейтенанта Коломбо[41], и совсем другое – заполучить в мужья неудачника из сериала «Офис»[42], и в конце концов Мартина выставила его за дверь.Между ними случались неизбежные размолвки и даже скандалы, которыми оба они не гордились, но постепенно их отношения устаканились и стали почти дружескими.Поэтому, отводя к ней сына, Гварнери рассчитывал, что они с бывшей немного поболтают за чашкой кофе, а если он удачно разыграет карты, даже часок покувыркаются в постели. Но когда он вошел в квартиру, отперев дверь своим ключом, Мартина лежала на диване в гостиной и спала так крепко, что растолкать ее ему не удалось. Встревоженный Гварнери отвел маленького Паолино в детскую и уложил в постель, после чего вернулся в гостиную, чтобы вызвать «скорую». Однако теперь в комнате находилась еще одна женщина. Гварнери понял, что она была там и раньше, только он ее не замечал: она сливалась со стенами, как тень среди теней, и двигалась бесшумно и быстро, как ветер. В одно мгновение она оказалась прямо перед ним – невысокая женщина в черном, с закрытым резиновой маской лицом.Гварнери схватился за табельный пистолет.Бум.Паолино, любивший, чтобы его звали Пао, как уличного художника, который рисует на стенах пингвинов, проснулся со звоном в ушах. Его как будто разбудил приснившийся грохот. Поглядев на большой синий будильник со светящимися стрелками, стоящий на тумбочке, он понял, что проспал всего час, а может, и того меньше. Он прислушался, не шумит ли телевизор, но стояла полная тишина. Наверное, отец уже ушел, иначе из-за двери доносилась бы ругань или смех. В последнее время папа с мамой все чаще смеялись, и Пао даже начал робко надеяться, что они снова будут жить все вместе. Он смутно помнил, как у него была полная семья, и немногие воспоминания о тех годах озаряло золотое сияние из рекламы рождественских куличей. Еще толком не зная, что такое ностальгия, мальчик все-таки скучал по семейной идиллии, которой никогда не существовало. Он встал с кровати, чтобы сходить на кухню за стаканом воды, но когда открыл дверь комнаты, за ней была эта женщина.Так и стояла на пороге без лица.Пао не писался с двух лет, но тут так перепугался, что по пижамной штанине побежала теплая струйка.«Чудище. Привидение».Пао свернулся калачиком и заплакал, закрыв уши руками.Что-то легко дотронулось до его затылка.– Не нужно бояться, – сказала женщина без лица. – Я тебе ничего не сделаю.Голос был безжизненным, как у робота – у коммандера Дейты[43] из «Звездного пути». Пао перестал всхлипывать и, не открывая глаз, вытер нос рукавом.– Ты кто?– Никто.– Почему у тебя нет лица?– Есть, посмотри получше.Пао поступил так же, как когда смотрел страшные фильмы: медленно-медленно приподнял веки, готовый чуть что сразу зажмуриться. Женщина не двинулась, но на ее гладком лице появилась широкая красная улыбка, похожая на веселый смайлик и подтекающая, как свежая краска.– Видишь? – сказала женщина. – Я все еще тебя пугаю?Пао внимательно посмотрел на нее. Когда женщина рисовала улыбку, ей под левый глаз упала капля, напомнившая ему клоунов из старых фильмов. Ему захотелось рассмеяться. Теперь-то он сообразил, что это сон – один из жутких кошмаров, от которых пробуждаешься с криками. Но скоро он проснется.– Где мама?– Спит, – ответила женщина с подтекающей улыбкой. – И папа тоже. А ты должен оставаться в этой комнате, пока тебя кто-нибудь не заберет.– Почему?Женщина опустилась перед ним на колени:– У меня для тебя задание. Ты же его выполнишь, правда? Оно очень важное.– Я сплю?– Да. Это просто сон. Но ты должен вести себя как на самом деле.– А если я не послушаюсь?Женщина без лица стерла улыбку рукой и нарисовала новую, с опущенными уголками.– Тогда мне станет очень грустно. И я буду приходить каждую ночь. Ты этого хочешь?Пао снова захотелось писать.– Нет, – ответил он так тихо, что и сам засомневался, что сказал это вслух.– Молодец. – Гильтине склонилась над ним. – Открой рот, – велела она.10Через три минуты после того, как Коломба прочла письмо Минутилло, она уже пересекала итальянскую границу. Остановилась она, только чтобы заправиться, а в остальное время вжимала педаль газа в пол, наплевав на ограничения скорости, камеры и дорожную полицию. Когда патрульный приказал ей съехать на обочину, она была вынуждена повиноваться, но орала на полицейского, пока тот не связался с мобильным подразделением, откуда поступило распоряжение сопроводить ее до Рима. Благодаря новому эскорту «делориан» проделал остаток пути на максимальной скорости в двести километров в час, рыча так, что казалось, будто они и правда путешествуют во времени. Данте не возражал: приняв двойную дозу хлорпромазина из своего волшебного флакона, он впал в ступор и пришел в себя только возле отеля «Имперо». Коломба вытолкнула его из машины, и он беспомощно зашатался на тротуаре.– Пошевеливайся, – сказала она, обратившись к нему впервые с тех пор, как они уехали из Кьяссо.Вялый, как желе, Данте повиновался. При виде перегородившего вход в гостиницу «делориана» им навстречу кинулся один из портье. Коломба протянула ему ключи, велела припарковать машину и поволокла Данте в вестибюль.– Ну же.– Отсюда я и сам дойду, – уперся он.– Нет, не дойдешь.Она протащила его вверх по лестнице до самого номера, а потом достала пистолет:– Отойди от двери.– Ты правда думаешь…– Отойди!Данте повиновался. Коломба провела по считывателю магнитной картой и толкнула дверь. Легкие сжались до размера кулаков, тонкая нитка дыхания царапала горло. Обеими руками держась за пистолет, она решительно шагнула внутрь и застыла при виде царившего в номере погрома. Всюду валялись скомканная одежда и пустые бутылки шампанского «Кристалл». На ковре стояло пыльное от кокаина блюдце со свернутыми купюрами.Из спальни Данте, размахивая складным ножом, выскочил совершенно голый Сантьяго:– Какого хрена вы тут делаете?Данте и Коломба переглянулись: они совершенно забыли, о чем договорились с хакером. К счастью, в гостинице нашелся еще один свободный люкс, и Данте перебрался туда, захватив с собой немного вещей, а главное, компьютер. Пока он переселялся, раздраженный вторжением Сантьяго отсиживался в спальне.Оглядев новый номер Данте, который отличался от прежнего только цветом мебели, Коломба принялась опускать рольставни.– Без меня из комнаты не выходи. Даже еду в номер не заказывай, о’кей?– Мне что, так и сидеть в темноте?– Можешь включить свет, но ставни не поднимай. Если тебя что-то не устраивает, закинься очередными таблетками, – резко сказала она.Номер был погружен в полумрак, но на ее лицо падала тонкая полоса света.– Ты правда думаешь, что сюда может заявиться Гильтине? – спросил Данте.– Она или еще какой-нибудь псих типа Андреаса. Да кто угодно. Поэтому не доверяй даже персоналу.– Я их два года знаю!– Многие и Андреаса знали как безвредного фантазера и бумагомарателя. – Коломба достала из-за пояса пистолет и вынула обойму. – Здесь два предохранителя. Один управляется вот этими двумя рычажками…– КоКа, знаю, что из моих уст это звучит странно, но тебе надо успокоиться.– Ты должен научиться защищаться, на случай если меня не будет рядом.– Ты правда можешь представить меня с пистолетом? Меня?Коломба неуверенно замялась. Слова Данте доходили до нее сквозь пелену боли и тревоги.– Согласна. Как хочешь. – Она убрала пистолет в кобуру.– Точно не хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил Данте.Она попыталась выразиться как можно мягче, но деликатность к числу ее достоинств не относилась.– Это касается только полицейских, Данте. Прости.Коломба вызвала такси и отправилась на левый берег Тибра, в квартал Остиенсе, где жила жена Гварнери. Подъезд находился под охраной, а на улице стоял десяток карабинерских «газелей» с включенными мигалками. Вдали виднелась и пара полицейских автомобилей, но уже по их расположению было понятно, что расследование в руках карабинеров. Зато полицейские заполонили всю лестницу уродливого здания, построенного в шестидесятые, до самой двери квартиры бывшей жены Гварнери. Расталкивая друг друга, чтобы заглянуть в квартиру, они ругались с пытающимися их отвадить карабинерами. Возглавляли толпу Альберти и Эспозито, причем последний уже затевал драку с часовым. При виде Коломбы они бросились вниз по ступеням, отпихивая сослуживцев.– Надо поговорить, госпожа Каселли, – сказал, добравшись до нее, Эспозито.– Не сейчас.Эспозито упорно преграждал ей дорогу.– Я вынужден настаивать. Когда?– Вечером у Данте, – бросила Коломба, грубо обошла его и обратилась к часовому: – Я замначальника мобильного подразделения Каселли. Мне нужен помощник прокурора Тревес.Дорожная полиция уже предупредила о ее прибытии, и карабинер кивнул, пропуская ее внутрь.Экспертно-криминалистический отдел уже несколько часов обследовал квартиру, и мраморный пол гостиной усеивали папки и карточки с номерами. На диване лежала Мартина. Ее горло и грудь были исколоты ножом, блузка разорвана в клочья, щеки изрезаны, а руки исполосованы – она явно защищалась. Диван, стена и даже потолок были забрызганы кровью. Огромная лужа натекла по полу до тела Гварнери, который лежал на спине, так и не выпустив из рук табельный пистолет. Над его ухом темнело пулевое отверстие, а рядом лежал окровавленный кухонный нож с налипшими на лезвие фрагментами костей.Такого хрестоматийного убийства-самоубийства Коломба никогда еще не встречала, но не поверила в эту версию даже на секунду. По земле разгуливало чудовище, готовое на все, чтобы отомстить своим тюремщикам и мучителям.«Своим создателям».К ней подошел привлекательный мужчина лет сорока в прозрачных бахилах и с незажженной сигаретой во рту.– Замначальника Каселли? – спросил он, убирая сигарету в карман пиджака. – Я помощник прокурора Тревес. – Он пожал ей руку.– Простите, что я так долго, – пробормотала Коломба, напрягая всю волю, чтобы не закричать.Тревес заметил, как она взволнована.– Может, побеседуем в другой комнате? Что скажете?Коломбе не удавалось выдавить из себя ни звука. Она молча кивнула, и они перешли в спальню. Кровать была заправлена – ни Мартине, ни ее бывшему мужу не представилась возможность в нее прилечь.– До отстранения вы были начальницей Гварнери, – сказал Тревес, закрыв дверь. – Вы знали, что у него такие серьезные семейные проблемы?– Нет. Даже представить не могла.– Есть ли у вас причины подозревать, что события разворачивались иначе, чем кажется?– Криминалисты нашли какие-то несостыковки?Тревес виновато улыбнулся:– Пока нет. А вы?Коломба поняла, что он ей не доверяет. После ее отстранения было бы глупо рассчитывать на иное. Или дело в чем-то еще?– Я видела место преступления всего минуту. Сомневаюсь, что смогла бы его обследовать, когда на полу лежит труп моего сотрудника.Тревес кивнул:– Какие отношения связывали вас с семьей Гварнери?– Я знала только инспектора. Он развелся задолго до того, как попал в мой отдел.– Но вы ведь знакомы с его сыном Паоло, верно?Коломба поняла, что это важный вопрос, но понятия не имела почему.– Однажды он приводил его в офис. С мальчиком что-то случилось? – Ее сердце учащенно забилось.– Паоло заперли в комнате снаружи. Его нашли дедушка с бабушкой, когда зашли проверить, почему никто не отвечает на звонки. Он в порядке. За исключением того, что не открывает рта. Не говорит, не пьет, не ест, а когда врач попытался осмотреть его горло, буквально впал в истерику. Врач хотел дать мальчику успокоительное, но я попросил его дождаться вашего приезда, госпожа Каселли.– Почему?– Ребенок не говорит, но пишет. – Тревес протянул Коломбе листок клетчатой бумаги. Детская рука несколько десятков раз написала на нем ее имя. А также слова «помогииите» и «пожааалуйста» со множеством восклицательных знаков. Коломбе показалось, что она слышит голос мальчика. Она вздрогнула.– Можете это объяснить? – спросил Тревес.– Нет, – невозмутимо сказала она. – А вы?– Тогда давайте посмотрим, не откроется ли вам ребенок. По крайней мере, поймем, почему он так хочет вас увидеть.Они снова протолкались через толпу полицейских и вошли в квартиру бабушки с дедушкой, которые жили двумя этажами выше Мартины. Паоло, или Пао, сидел за кухонным столом, а перед ним стоял нетронутый стакан молока. Мальчик с полными слез глазами подпирал кулаками свекольно-красное лицо. Коломбе показалось, что он не столько горюет о смерти родителей, сколько совершает над собой какое-то титаническое усилие.– Он ничего не ел, – встревоженно сообщила бабушка.– Прошу, – сказал Коломбе Тревес. – Попробуйте с ним поговорить.Коломба смущенно подошла к мальчику и села на корточки, оказавшись вровень с его лицом. Пао, стиснув зубы, посмотрел на нее. Его зрачки были крошечными, как булавочные головки.– Привет, Паолино. Я Коломба Каселли. Мне сказали, что ты хотел меня видеть.Страдальческое выражение лица мальчика сменилось улыбкой огромного облегчения. Он бросился Коломбе на шею, изо всех сил сжал ее в объятиях и тут же с криком ужаса оттолкнул ее руками и ногами.Коломба потеряла равновесие и упала на ягодицы. Что-то твердое скатилось по ее спине и проворно метнулось к краю ковра. За миг до того, как существо скрылось под ковром, Тревес запустил в него лежавшей на серванте телефонной книгой. Они с Коломбой с криками напрыгнули на него и затоптали.Наконец они отважились взглянуть, что именно не способный ни заплакать, ни сглотнуть Пао целый день продержал во рту, молясь о том, чтобы, не сломавшись, выполнить свое задание.Трехсантиметровый панцирь существа был почти полностью раздавлен, но оно еще шевелилось.Это был желтый скорпион.11Яд, содержащийся в жале этого скорпиона, которого также называют «смертельным охотником», способен убить человека или вызвать очень опасную аллергию. Есть у этого членистоногого и другая любопытная особенность: в полной темноте, особенно в теплой и влажной среде – например, во рту, – он замирает в неподвижности. Однако, когда Пао его выплюнул, резкое изменение условий привело скорпиона в ярость. Если бы Коломба не упала, жало на его хвосте вонзилось бы ей под кожу, но, к счастью, оно только задело крючок ее бюстгальтера.В следующий час в квартире царила неразбериха. Пао осушил три стакана молока и, то и дело заходясь истерическими рыданиями, рассказал о женщине без лица. Коломба даже не попыталась переубедить магистрата, который, понятное дело, решил, что мальчику приснился страшный сон: женщина без лица велела ребенку вызвать госпожу Каселли – ну-ну, а как же иначе. Разумеется, оставалось невыясненным, как в Рим попал африканский скорпион, но с этим предстояло разобраться природоохранной полиции[44].Решив было, что ей удалось избежать встречи с Сантини, Коломба тут же столкнулась с ним лицом к лицу. Впалые щеки полковника посерели от щетины, и выглядел он так, будто спал одетым.Они покинули квартиру вместе, и Коломба приготовилась к открытому столкновению. Однако, пока они не вошли в какой-то бар, Сантини молча шел с ней бок о бок. Помахав удостоверением, он прогнал из-за одного из столов влюбленную парочку, занял их место и пригласил Коломбу к нему присоединиться, а затем заказал для обоих граппу.– Я не люблю граппу, – сказала Коломба.– Сегодня все равно ее выпьешь, – ответил он и поднял свой бокал. – За Альфонсо, которому не повезло с тобой работать.Коломба с трудом проглотила граппу, и пахучее спиртное тут же ударило ей в нос.– Ты его знал?– До того как меня перевели в следственное управление, он работал на меня в мобильном подразделении. Звезд с неба не хватал, но и не заслуживал, чтобы его убили. А ведь его убили, верно? Убили из-за того, что ты втянула его в несанкционированное расследование теракта.– Его убили, потому что он выполнил свой долг. Только из-за этого.Сантини заказал еще граппы.– Вот мы и вернулись к нашим обычным разногласиям, – сказал он. – Ты веришь, что полицейские должны исправить все зло на земле, а я считаю, что дело обстоит соверше-е-енно иначе. – Сантини стукнул об стол пустым бокалом, и Коломба вдруг поняла, что он пьян. В стельку. Раньше она этого не заметила, потому что он отлично держался, не запинался и не шатался при ходьбе. – Мы да карабинеры – единственные, кто удерживает страну над пропастью, Каселли. Только благодаря нам она не превратилась в еще больший притон. Мы непогрешимы? Нет. Мы ошибаемся, лжем и воруем, как и все прочие люди, но мы защищаем мир от худшего зла. Только ты… больше так не считаешь. Ты потеряла веру.– Если бы ты знал, что за всем этим стоит, Сантини…– Нет. Уже проходили. Я послушал тебя и поплатился ногой и карьерой. На сей раз я не желаю ничего знать. – Он преувеличенно покачал головой. – Возможно, ты права и твое расследование спасет мир, и я обещаю, что не стану тебе мешать. Я ничего не знаю. Такой вот у меня талант – ничего не знать. Но если ты впутаешь в свои дела еще кого-то из наших, клянусь Богом, я тебя уничтожу. – Он уставился на нее красными глазами. – Я знаю, как это сделать, Каселли.– А что на этот счет думает Курчо?– Курчо ничего не знает. – Сантини пьяно рассмеялся. – Или, по крайней мере, хочет, чтобы мы в это верили. И ничего не обсуждает. В отличие от тебя он знает свое место.– Кажется, тебе стоит пойти домой и как следует выспаться.– Кажется, уйти стоит тебе, а я останусь здесь, – сказал Сантини и заказал очередную граппу.Коломба развернулась и ушла, но, когда она добралась до отеля, оказалось, что Данте куда-то уехал, оставив ей записку с просьбой не беспокоиться.Разумеется, Коломба забеспокоилась и была бы обеспокоена еще больше, знай она, куда он направился.12Тюрьма Ребиббиа, так сказать, едина в четырех лицах, хотя, кроме заключенных и персонала, об этом почти никто не знает. Заключенные содержатся в четырех разных блоках в зависимости от пола, возраста и статьи приговора, а сразу за воротами, в сотне метров от корпусов, есть даже футбольное поле. Туда-то под покровом почти кромешной темноты и вывел скованного наручниками Немца отряд тюремной полиции, облаченный в защитное снаряжение.С его ареста прошло больше года, но итальянским властям так и не удалось установить, действительно ли Немец родом из Германии. Известно было только, что этот человек – последний уцелевший сообщник Отца, по крайней мере из тех, кто работал с ним в семидесятые, а также что ему около шестидесяти лет и тело его почти сплошь покрыто шрамами от холодного и огнестрельного оружия.Помимо этого, абсолютный ноль. Ни его отпечатков, ни ДНК не оказалось ни в одной полицейской базе данных. Никто не опознал в нем родственника, и не существовало никаких сведений о том, была ли у него когда-нибудь работа и проходил ли он военную службу. В суде Немец не открывал рта и не снизошел до того, чтобы признать или отвергнуть вменяемые ему обвинения в преступлениях, варьировавшихся от многочисленных похищений до предумышленных убийств. Все попытки разобраться в его биографии натыкались на неприступную стену из вымышленных личностей и имен, под которыми он, похоже, действовал с незапамятных времен.Немец был загадкой.Конвойные из выездной оперативной группы тюремной полиции усадили его на пластиковый стул рядом с одними из ворот и очень бережно пристегнули к стойке: Немца боялись не только заключенные. После третьей потасовки, закончившейся необратимыми повреждениями для нападавших – сам он никогда драк не затевал, – его перевели в одиночную камеру, где он и остался, что, очевидно, нисколько его не тяготило. Те, кому довелось ненадолго стать сокамерниками Немца, рассказывали, что жить с ним – все равно что с призраком, чей взгляд вонзается тебе в затылок, стоит отвернуться.Только после того, как оперативники удалились на противоположную половину поля и выстроились в оборонительную шеренгу, в ворота тюрьмы вошла группа агентов в штатском, среди которых шагал Данте, которому явно было не по себе.– Вы узнали что-нибудь новое о том, кто он такой? – вполголоса спросил он у идущего с ним рядом круглолицего молодого полицейского.– Ничего. Эта скотина остается такой же тайной, как и в день ареста. Вероятно, вы знаете его лучше всех.– Я встречал его всего три раза в жизни, – сказал Данте. Не считая ночных кошмаров.Под неотступным взглядом Немца он медленно подошел к незанятому стулу, рухнул на сиденье и на несколько секунд уронил голову на колени.– Вы в порядке, господин Торре? – спросил тот же агент.– Да-да. Пожалуйста, делайте, как мы договорились.– Вы уверены?Данте, не разгибаясь, показал на Немца:– Если бы он хотел оторвать мне голову, он бы уже это сделал. Давайте.– У вас тридцать минут, господин Торре. – По знаку щекастого полицейского оперативники отступили на край поля и исчезли в темноте.Данте перевел дух. Он уже сильно жалел, что не захотел принимать бензодиазепины перед встречей. Боже святый, он в тюрьме, а перед ним – страшилище, отравившее его детство и бóльшую часть зрелой жизни.– Большего уединения я тебе обеспечить не могу, – сказал он Немцу. – Возможно, нас снимает спутник-шпион или записывает направленный микрофон, но уверяю тебя: что бы ты ни сказал, я никому этого не передам.Губы Немца растянулись в узкой, как щель, улыбке.– Даже своей подружке из полиции? – спросил он спокойным, как и все его повадки, голосом.Немец заговаривал не впервые, но это случалось так редко, что охранники на дальнем конце поля принялись подталкивать друг друга локтями, хотя и не могли разобрать слов.– Если я пообещаю ей не рассказывать, ты скажешь мне, кто я такой?– Не глупи.– У меня правда есть брат?– Ты знаешь, что никогда не получишь от меня ответа на этот вопрос. Зачем ты здесь?– Гильтине.– Это имя ни о чем мне не говорит.– Это женщина, которая убивает людей с помощью ЛСД и псилоцибина.Немец ничего не сказал и даже не изменился в лице. Прочесть что-либо по языку его тела было невозможно – он оказался еще более непостижим, чем Максим.– Гильтине родилась на Украине, – продолжил Данте. – Ее содержали в месте под названием Коробка. Работала киллером на русскую мафию, но на время сошла со сцены, пока не убили ее девушку.Немец продолжал сидеть неподвижно, как статуя, но что-то подсказывало Данте, что мужчина внимательно слушает.– Не знаю, на кого работал Отец, но наша с Гильтине участь во многом похожа, хотя мы выросли по разные стороны железного занавеса. А значит, тебе точно что-то известно. Ты же не упускал из виду конкурентов, верно?Немец откинул голову назад и, вероятно, впервые за много лет со ржавым скрежетом рассмеялся:– Я рад, что оставил тебя в живых. Ты забавный.– И почему же ты меня отпустил?– Говорят, заключенные привязываются к своим тюремщикам. Бывает и наоборот. Мне приказали тебя убить, но я так не смог.Данте зажмурился и покачал головой.– А ведь я всегда мечтал услышать от тебя эти слова, – прошептал он и открыл глаза. – Но то были детские фантазии. Теперь я вырос и знаю, что был для тебя всего лишь работой. Я также знаю, что ты позволил мне сбежать по приказу Отца. Так что не пытайся мной манипулировать.Улыбка Немца превратилась в презрительный оскал.– Ты теперь и правда совсем большой мальчик, – с иронией сказал он. – Даже если бы я что-то знал, зачем бы я стал откровенничать с тобой?– Затем, что это никоим образом не может тебе повредить. И затем, что ты рад, что я пришел тебя проведать. Тебе, должно быть, здесь очень скучно…– Если ты уже знаешь о Коробке, ты знаешь достаточно.– Нет. Я хочу знать, что случилось потом. Когда все рухнуло. Что случилось с такими, как я.– Свободный рынок, – сказал Немец.– То есть Коробку попросту продали с торгов?– Как всегда.– Кому нужны суперсолдаты в мире, где войны ведут дроны?– Никому. А ты так уверен, что в Коробке создавали суперсолдат? Возможно, появление женщины, о которой ты говоришь, было непредвиденной случайностью. Если бы таких, как она, было много, мы бы знали, верно?Данте снова пристально посмотрел на Немца – безрезультатно.– Для чего предназначалась Коробка?– Приятно было повидаться.Вдалеке зазвучал перезвон колоколов – сработал таймер, установленный на телефоне круглолицым агентом.– Господин Торре! Время вышло, – сказал полицейский из темноты.Данте взмахнул здоровой рукой, изумляясь чувству времени, которое развил в себе Немец.– О’кей. Одну минуту. – Он добился лишь подтверждения тому, что уже знал, но на большее и не надеялся.– Дай сигарету, пожалуйста, – сказал Немец.Данте машинально протянул пачку, но вместо того, чтобы взять ее, Немец схватил его за запястье свободной рукой и подтащил к себе. Их лица почти соприкасались.– Вот уже второй раз я сохраняю тебе жизнь. Помни об этом, – прошептал он.На мгновение Данте словно вернулся в детство и пронзительно вскрикнул, отчаянно пытаясь вырваться. Немец разжал хватку, и Данте чуть не упал на траву.Подбежала тюремная охрана, и заключенного потащили обратно в камеру. На входе в тюремный двор окруженный оперативниками Немец обернулся.– Будь осторожен, мальчик, – сказал он. – Не буди лихо.И его подтолкнули прочь.13Данте вывели из тюрьмы тем же путем, каким он туда вошел, – через выезд для тюремных фургонов. Даже оказавшись на улице, он чувствовал, с одной стороны, что вот-вот взорвется, а с другой – что совершенно изможден. Немец высасывал из него энергию, будто черная дыра. Данте замерз, ему хотелось выпить. Чего-нибудь покрепче да в большом бокале, как говорил его приемный отец.«В очень большом».Сразу за воротами стоял черный кроссовер, в котором ждали еще двое агентов и полковник Ди Марко в своем неизменном синем костюме.– Нет худа без добра: больше вам не представится возможности отчудить нечто подобное. – Полковник достал из кармана ручку и вручил ему вместе с двумя листами проштампованной бумаги.Данте прислонился к воротам и пробежал глазами документы.– Все как договаривались, – сказал Ди Марко. – Мы разрешаем вам посетить заключенного, а вы подписываете заявление о том, что не обладаете значимой информацией относительно массового убийства в поезде из Милана в Рим, смерти двух террористов либо настоящей, прошлой или будущей опасности, угрожающей нашей стране. Если вы нарушите присягу, вас обвинят в шпионаже и государственной измене.Данте продолжал читать. Ему не помешало бы мнение Минутилло, но вмешивать адвоката в такие дела он не хотел.– Не думал, что вам нужен повод, чтобы бросить человека за решетку, – заметил он.– Мы живем в демократическом государстве. Но благодаря бумагам в ваших руках лично для вас оно преобразится в Северную Корею.Данте криво усмехнулся:– А если я не подпишу? С Немцем я, благодаря вам, уже повстречался.– Тогда я буду вынужден задержать вас до дальнейших распоряжений начальства. – Ди Марко кивнул на тюрьму за спиной Данте. – Хотите переночевать там?Данте подписал оба экземпляра заявления, и полковник убрал их в папку.– Теперь, когда у вас есть моя подпись, могу я задать вам один вопрос? – спросил Данте.– Нет.– Я все равно спрошу. Вы типичная фашистская сволочь, но не идиот. Вам известно, что в официальной версии теракта есть неувязки. Вы не заинтересованы в том, чтобы вычислить истинных преступников, потому что не имеете отношения к расследованию или потому что уже знаете, кто они такие?– Если бы неувязки, о которых вы говорите, действительно существовали, будьте уверены, что все мои поступки были бы обусловлены исключительно интересами моей страны. Но вам этого не понять.Ди Марко, не прощаясь, пошел к кроссоверу. Его подчиненные сели в машину, и она умчалась прочь.Данте достал мобильник, чтобы вызвать такси, когда из сумрака раздался чей-то голос:– Вас подвезти?– Вы были в «СРТ», когда меня арестовали. Вы из отряда по борьбе с терроризмом, верно?– Восхищаюсь вашей наблюдательностью, ведь я был в маске. Меня зовут Леонардо Бонаккорсо. Я друг Коломбы.– Да, я догадался. Что вы здесь делаете?– Собираюсь вас подвезти. Вас сопровождали мои люди. От них я и узнал, что вы здесь. Выведали у Немца что-то новое?– Нет. Пожалуй, я все-таки вызову такси.– Жаль. Мы едем в одном направлении. К вам в отель.– Почему?Лео улыбнулся, и Данте понял, что этот человек ему решительно не нравится.– Коломба назначила в вашем номере общее собрание. Похоже, она хочет покончить с Гильтине раз и навсегда.14Гильтине шла по улице Сант-Антонио в темноте, которую рассеивал лишь свет редких фонарей. Позади мерцал Гранд-канал, впереди лежала рыночная площадь, где днем велась оживленная торговля. Сейчас о ней напоминал только запах подгнивших фруктов и овощей в мусорных баках, который Гильтине едва различала за запахом собственного тела и лекарств. Похоже, влажный венецианский климат ускорил течение ее болезни. А может, сказалась поездка в Рим, которую ей пришлось предпринять, чтобы ничто (чтобы Данте Торре) не разрушило конструкцию, которую она так усердно возводила. Услышав, что итальянский полицейский звонит сыну убитой ею женщины – к счастью, не тому сыну – по регулярно прослушиваемой ею линии, Гильтине поняла, что подпорки ее зеркального чертога начинают давать слабину. Потому она и отправилась в Рим, подстегиваемая спешкой, переливчатыми голосами и блуждающими огоньками мертвых. Однако на обратном пути Гильтине, ослабев от усталости и саднящих язв, задыхаясь под густым гримом, который жег раны на ее лице, подобно кислоте, впервые в жизни задалась вопросом: не зря ли она его убила? Удастся ли ей запугать и остановить новых охотников, идущих по ее следу, так же как она запугала, остановила и наконец убила тех, кто преследовал ее предыдущие двадцать лет и сделал ее той, кем она является сейчас? Или она только растравила их голод?Еще в поезде Гильтине подключилась к своим серверам с телефона и выпустила из резервуара акул, дав им цель, мишень и награду. Она не знала, сколько из них ответят на ее призыв. Акулы были непредсказуемы, и действовать им предстояло без ее прямого руководства. Очередной фактор риска, очередная неизвестная. А ведь она выросла, планируя каждый свой ход наперед, и состарилась, терпеливо дожидаясь подходящего момента, как иерихонская роза влаги. Но теперь, когда Гильтине тенью среди теней скользила по пустынным улицам, вопросы исчезали с каждым шагом. Она готовилась сделать последний шаг, который приведет к завершению ее миссии, – последний шаг до наступления покоя, которого она никогда не знала.Гильтине подошла к ограждению отеля, перелезла через стену, спрыгнула в сад и, отключив камеру наблюдения, вошла в гостиницу через служебный вход. Пешком поднявшись на четвертый этаж, она почти беззвучно взломала магнитный замок расположенного в конце коридора номера люкс с помощью металлической пластинки. Затем она, стараясь не шуметь, вошла в комнату и положила на пол сумку, которую несла на плече. Подвыпивший мужчина, спящий в заваленной подушками кровати, дышал спокойно и размеренно. Гильтине вслепую обыскала темную комнату, ища «жучок», который, как она знала, был там установлен, нащупала его чувствительными подушечками пальцев и изолировала, не выключая. Потом она склонилась над мужчиной и закрыла ему рот рукой. Он резко распахнул глаза и посмотрел на нее растерянным, расфокусированным взглядом.– У меня для тебя задание, – сказала ему Гильтине.Франческо оставалось только кивнуть.15Собрание во временном пристанище Данте проходило совсем не так весело, как предыдущее, и еда осталась почти нетронутой. Когда Коломба представила Лео двум оставшимся в живых амиго, те поднялись с дивана и почтительно пожали руку старшему по званию. Лео, который, в отличие от остальных, казалось, чувствовал себя совершенно непринужденно, сварил себе эспрессо, воспользовавшись кофемашиной, перенесенной по распоряжению Данте из его старого номера. Данте, не находивший себе места от раздражения, показал на него Коломбе:– Что он здесь делает?– Он может помочь, – ответила она.– Он из отдела по борьбе с терроризмом, – пояснил Альберти. – Работает с целевой группой. Простите, что я о вас в третьем лице, комиссар.– В настоящий момент я в отпуске, – заметил Лео, попивая эспрессо. – Черт возьми, отличный кофе!– Не пытайтесь меня задобрить, – сказал Данте. Ему не понравилось, какими взглядами обменивались Лео с Коломбой, когда думали, что их никто не видит. – Я бы предпочел, чтобы ты проконсультировалась со мной, прежде чем приглашать в команду нового члена.– Не время препираться, Данте, – сказала Коломба. – Гильтине только что убила нашего коллегу.– Вы уверены, что это была Гильтине, госпожа Каселли? – спросил Альберти.Когда Коломба рассказала о скорпионе, двое амиго позеленели, а Данте едва сдержал тошноту.– Гильтине оставила мне недвусмысленное послание.– Она понимала, что у тебя есть шанс выжить, – сглотнув неприятный комок в горле, сказал Данте, – и хотела дать тебе понять, кому ты наступаешь на мозоли.– И возможно, заставить меня остановиться.– Но почему сейчас? – спросил Эспозито.– Из-за того, что мы узнали в Германии.Коломба и Данте рассказали о встрече с Максимом, придерживаясь версии, что после разговора тот ушел от них целым и невредимым, и насколько могли ответили на вопросы. На лице Эспозито застыло недоверчивое выражение, Альберти казался напуганным, а Лео сохранял философское спокойствие – возможно, потому, что часть истории Коломба уже рассказала ему по «Снэпчату». Он был первым, с кем она связалась, когда смогла снова воспользоваться мобильником. Не считая матери, которая продолжала дожидаться их совместного обеда.– Гильтине чувствует, что мы дышим ей в спину, – наконец сказал Альберти.– А значит, она еще в Италии, – сказал Данте.Все повернулись к нему.– Ты уверен?– Иначе с чего бы она за нас взялась? Будь она на другом конце света, ей было бы не до нас. – Оттеснив Лео от стойки, Данте включил «TopBrewer» и, в свою очередь, сварил себе эспрессо.– То есть вы считаете, что после теракта в поезде она осталась здесь, – сказал Лео.– И ее время на исходе. Она начала ликвидировать людей, связанных с Коробкой, после того как Максим попытался ее убить, и между убийствами проходило по нескольку месяцев. Что ей стоило исчезнуть и, выждав годик, снова взяться за дело?– Сколько убийств вы можете с уверенностью отнести на ее счет? – спросил Лео.– С уверенностью… – Данте пожал плечами. – Все зависит от того, кого вы спросите – меня или Коломбу. Я могу с достаточным основанием назвать по меньшей мере три массовых убийства: в Греции, Швеции и во Франции. Последний перед поездом случай произошел в Греции. Перерыв очень большой.– Она была занята подготовкой, – сказал Альберти.– Да. Но я не понимаю, почему из всех нас она остановила свой выбор именно на Гварнери. Чем он занимался перед смертью? – спросила Коломба.– Госпожа Каселли, вы просили нас проверить, не связаны ли жертвы теракта в поезде с Россией. И мы кое-что нашли. Сначала это показалось нам пустяком, но после всего, что вы рассказали… – сказал Альберти. – Дети Чернобыля.Коломба вздрогнула:– Что еще за дети?По словам Альберти, после взрыва на атомной электростанции по всему миру появились сотни организаций, вывозивших детей в оздоровительные поездки в страны, которые не подверглись воздействию радиации.– В одной только Италии по сей день существует около пятидесяти подобных фондов.– Моя сестра тоже брала такого ребенка, – сказал Эспозито. – Он провел в ее доме месяц, а потом вернулся на родину.– Через Италию прошло около шестидесяти тысяч детей, – добавил Альберти.– И когда поездки закончились? – спросила Коломба. – Ведь дети давно выросли.– Зато родились новые, и благотворительные фонды продолжают им помогать. По-моему, это прекрасно.– Конечно, – сразу сказал Данте, который при всякой возможности жертвовал деньги десятку организаций, от «Врачей без границ» до «Спасем детей». – Но где, как не в кофейне, спрятать кофейное зернышко?– Не перевирай слова патера Брауна, – попыталась сострить Коломба. Несмотря на трагические обстоятельства, присутствие Лео ее смущало. Она боялась показаться ему занудой.– Я доработал его метафору. Каким образом мертвецы в поезде связаны с детьми Чернобыля?– Среди них был врач… Возможно, он работал на Коробку, – предположила Коломба.Однако Эспозито сказал:– Паола Ветри.– Звездная пиарщица? Вот уж чье имя я не ожидал услышать, – сказал Данте.– Она отвечала за отношения с общественностью в «Care of the World» – по-нашему что-то типа «Позаботься о мире», – продолжал Эспозито. – Этот европейский благотворительный фонд занялся Чернобылем одним из первых и организовал поездки не меньше чем для тысячи белорусских детей.– Куда еще их отправляли, помимо Италии? – спросил Данте.– Главным образом в Грецию, – сказал Эспозито.– После крушения греческой яхты Гильтине пропала из виду на полтора года. Возможно, она тогда что-то узнала, – сказал Данте.– Например, кто стоял за людьми, которые думали, будто она мертва, – предположила Коломба.– Сначала она расправилась с надзирателями, а после Максима перешла к начальству, – сказал Данте.– Нам нужен полный список утонувших, – решила Коломба. – Есть идеи?Лео поднял руку:– Интерпол.– Ты там кого-то знаешь?– Учитывая, сколько операций мне приходится координировать? Я знаю там кучу народу.– И кому-то из них можно доверять? – серьезно спросил Данте.– Кое-что найдется, – улыбнулся Лео.Он сделал пару звонков, и через двадцать минут им удалось узнать, что жена владельца яхты была украинкой и находилась в числе учредителей греческого отделения «COW».Новость повисла в воздухе огромной, почти осязаемой тучей.Наконец тишину нарушил неуверенный голос Данте:– Неужели мы и правда их нашли?Вспомнив необычно прохладную сентябрьскую ночь на вокзале Термини, Коломба подумала о том, какой долгий путь они проделали. Как изменилась с тех пор она сама, сколько поняла. Прошло всего несколько недель, но казалось, будто события на станции происходили в другой жизни. Возможно, так и было.– Да. Мы их нашли. И теперь должны помешать Гильтине их уничтожить.16Рассвет превратил Гильтине в силуэт в гостиничном окне. Единственным светлым пятном в сумеречной комнате была маска на ее лице. Франческо лежал в кровати, изнемогая от блаженства. Он будто вернулся во времена школьных каникул, когда, просыпаясь поутру, мог вволю понежиться в постели в предвкушении долгого, светлого, ленивого и беззаботного дня.Он с удовольствием почесал мошонку.– Как, ты сказала, тебя зовут?– Гильтине.– Странное имя. Ты русская или типа того?– Типа того, – ответила она, не отводя взгляда от воды, которая продолжала нашептывать ей свои истории.– И ты убила мою мать. – Произнеся эти слова, Франческо почувствовал, что что-то не так. Разве не должен он хоть чуточку разозлиться? Но как он мог злиться на свою новую подругу? Да и мать казалась понятием далеким и отвлеченным. – Зачем?– Чтобы ты приехал сюда. И кое с кем встретился.– С основателем.– Да.– А если он не придет?– Он обещал твоей матери, что придет. Знаешь, почему он тебя пригласил?– Нет.– Она была уверена, что не переживет операцию, и назначила тебя своим наследником.Франческо потянулся:– Откуда ты все это знаешь?– Я слушала голоса мертвых.– Значит, ты сумасшедшая.Гильтине посмотрела на него:– Нет. Не в этом моя проблема.– А в чем?Она не ответила.Франческо снова потянулся:– Ты не против, если я встану?– Вставай. Но не выходи из номера и никому не звони.– Нет, конечно.За кого она его принимает? Она ведь уже объяснила, что можно, а чего нельзя. Нельзя нарушать обещания, которые даешь друзьям. Зайдя в туалет, чтобы впервые за много часов пописать, Франческо посмотрелся в зеркало. Расширенные зрачки съедали радужку, и он, казалось, мог заглянуть в них, будто его череп стал стеклянным. Позабавленный, он снова рухнул в постель.– Кто установил в моей комнате микрофон?– Россари.– Так и знал, что он гаденыш. Он что, шпион какой-то?– Наемник.– Это лучше или хуже?– У шпионов есть убеждения.– Значит, я наемник. Кажется, мне всегда было плевать на все на свете.– Я тоже когда-то была такой.– А что случилось потом?Гильтине, не отвечая, поманила его забинтованной рукой:– Иди сюда.Шагая, как по облакам, он послушно подошел к ней. Все, даже ковролин под ногами, лучилось красотой.– Встань на колени и положи подбородок мне на ноги.Франческо повиновался и почувствовал под брюками Гильтине – она была в черных джинсах стретч, – что-то склизкое и химически-вонючее.– Что у тебя за болезнь?– Та, что исцеляет все болезни. А сейчас замри и посмотри вверх.Франческо замер, и Гильтине широко раскрыла ему правый глаз кончиками пальцев.– Ты ничего не почувствуешь. Но мне нужно дать тебе еще одну дозу. Не двигайся, – повторила она.А потом, взяв небольшой шприц, ввела в его глазное яблоко тонкую иглу.В голове у Франческо что-то ослепительно вспыхнуло, и мир снова потух.17Тела Гварнери и его бывшей жены перевезли в морг больницы Джемелли на обязательную в случае насильственной смерти аутопсию. Благодаря перемирию с Сантини Коломбе удалось добиться разрешения, чтобы им с Данте позволили посетить мертвецкую. В то, что они якобы хотят проститься с погибшими друзьями, не дожидаясь поминок, Сантини не поверил ни на минуту, однако ограничился тем, что присутствовал при их визите, молча стоя в сторонке с сигаретой в зубах. Запрещающий курить знак его нисколько не смущал – в этом вопросе они с Данте были единодушны.Накачанный бензодиазепинами, Данте вошел в больницу, притворившись, будто не заметил Сантини, и пошел по длинному серому коридору. Его внутренний термометр застрял на восьмой отметке, и в его искаженном паникой восприятии коридор удлинялся и изгибался как змея. Если бы не Коломба, которая терпеливо вела его под руку, ему не удалось бы преодолеть пятьдесят метров, отделяющие его от секционной. Данте с трудом переставлял трясущиеся ноги, а услышав резкий звук или хлопок двери, вздрагивал и поворачивал назад, но благодаря Коломбе путь занял всего пятнадцать минут.Наконец он вошел в освещенную неоновыми лампами комнату без окон, и санитар закатил внутрь две каталки с пристегнутыми к ним трупами, только что вытащенными из холодильных камер, после чего вышел, оставив Данте одного. Даже Коломба попятилась к порогу – она уже видела больше чем достаточно. Надев латексные перчатки, Данте нерешительно подошел к телам. Несмотря на свое прошлое, он так и не свыкся со смертью. Но если он и не был способен победить фобии усилием воли, то мог хотя бы заставить себя поступать так, как требовала необходимость. По его мнению, в этом и заключалась разница между человеком, страдающим от фобий, и трусом.Тела были упакованы в клеенчатые мешки на молниях, как у спальников. Неловко открепив от каталки тело покрупнее, Данте расстегнул молнию, с грустью спрашивая себя, предназначались ли мешки для одноразового применения или использовались многократно.Из мешка дохнуло густым зловонием – не вонью разложения, а уже знакомым ему смрадом насильственной смерти, крови, рвоты, внутренностей и гнилой пищи. Когда он стянул мешок с лица и груди Гварнери, его термометр подскочил до предела. В ушах зазвенело, и у него на миг отнялись ноги. Данте пришлось ухватиться за поручни каталки, чтобы не упасть головой вперед. Дождавшись, пока кровь снова побежит по его венам, он склонился над лицом полицейского и замер на расстоянии пары сантиметров от серокожего трупа. Любой другой на его месте задержал бы дыхание, но он поступил наоборот – закрыл глаза и втянул в себя воздух.Между тем Сантини подошел к Коломбе.– Где Эспозито и Альберти? – спросил он.– Спят дома. Я не поручала им ничего, кроме бумажной работы, и не намерена задействовать их в расследовании в дальнейшем.Под «бумажной работой» Коломба имела в виду продолжавшийся до семи утра анализ документации фонда, полученной при помощи двух «И» – Интернета и Интерпола. Как выяснилось, фонд «COW» обладал гораздо более сложной и разветвленной структурой, чем другие, часто дилетантские ассоциации, оказывающие поддержку детям Чернобыля. Его благотворительные проекты были многочисленны и разнообразны – от рытья колодцев, обеспечивающих больницам доступ к питьевой воде, до участия в исследованиях, симпозиумах и международных кампаниях по вакцинации. Оборотный капитал фонда составлял внушительную сумму в два миллиарда евро, бóльшая часть из которых поступала в форме пожертвований от финансовых холдингов и корпораций со всего мира. Услышав название одного из таких холдингов, Данте так и подпрыгнул: компания являлась одним из мажоритарных акционеров общества, владеющего «Executive Outcomes».«Надеюсь, вам известно, что такое „ЕО“?» – спросил он. Единственным, кто сказал «да», был Лео, но Данте притворился, что не услышал, хотя тот сидел прямо напротив него. Каким-то чудом Лео неизменно оказывался на одном диване с Коломбой.«Ладно. Вообразите, что некая группа наемников желает легально – хотя в данном контексте это слово можно употребить лишь с большой натяжкой – предоставлять на международном рынке услуги по военному вмешательству в горячих точках», – красуясь перед своей публикой, пояснил Данте.«Ты говоришь о подрядчиках», – сказала Коломба.«Это сейчас их называют подрядчиками, а тогда они были диковинной новинкой вроде последнего айфона. Возглавлял предприятие южноафриканский расист, в начале девяностых сформировавший собственный полк из армейских кадров. Как обычно у этих наци, офицеры были белыми, а солдаты и прочее пушечное мясо – чернокожими».«И кто их нанимал?»«Компания „ЕО“ появилась после падения Стены, когда оба блока начали выводить войска из секторов оккупации, бросая местные формирования на произвол судьбы. Наемники из „ЕО“ отправлялись в раздираемые беспорядками страны, где обеспечивали безопасность частных рудников и ликвидировали повстанцев, захвативших нефтяные скважины, которые принадлежали их клиентам».«Разве такая деятельность может считаться законной?» – спросил Эспозито.«Она была законной тогда и остается таковой для последователей „ЕО“ по сей день, ведь хотя деньги и поступают от частных компаний, подрядчиков нанимают правительства, признанные ООН».«Сложно поверить, что такие люди заинтересованы в финансировании благотворительного фонда», – сказал Альберти.«Кроме них, в совет директоров входит мультинациональная компания, в правлении которой также состоит бывший солдат-африканер. Эта корпорация владеет и управляет частными тюрьмами в Америке и Австралии. Я говорю не о какой-нибудь захудалой конторе – у них около пятнадцати тысяч сотрудников».«Думаешь, это те же люди, что управляли Коробкой?» – спросил Лео: Коломба заставила их перейти на «ты».«Коробка управлялась отщепенцами из числа агентов советских спецслужб. В начале девяностых им не удалось бы так быстро выйти на американский рынок. Я бы, скорее, предположил, что они были покупателями», – ответил Данте.«Хочешь сказать, они покупали детей?»«И детей, и взрослых – всех, на ком советский режим проводил самый грандиозный исправительный эксперимент в истории. На них испытывали техники допроса и методы заключения, целью которых было перевербовать человека, сломить его волю или научить выносливости». Данте попытался зажечь сигарету, но его рука так дрожала, что он не справился бы без помощи Альберти. «Вы правда думаете, что для такого товара не найдется рынка сбыта?»Коломба не стала рассказывать обо всем этом Сантини – он сам сказал, что не желает ничего знать, и она уважала его решение. Ну или хотя бы понимала. Всего пару лет назад она на его месте, вероятно, поступила бы так же. До Катастрофы. И до Данте. Главным образом до Данте.В этот момент Данте изо всех сил сдерживал тошноту. Он надеялся различить за смрадом телесных испарений знакомый химический аромат цитрусовых, но так ничего и не почувствовал. Возможно, Гильтине почти не прикасалась к телу или была в перчатках, а может, запах выветрился при перевозке. С облегчением запахнув края мешка, он попытался застегнуть молнию, но на середине ее заклинило. Вместо того чтобы подергать за бегунок, он сунул в рот никотиновую жвачку и перевел внимание на второе тело.– Ты закончил? – спросила с порога Коломба.– К сожалению, нет.– Можешь нюхать сколько угодно, главное, не трахай, ладно? – сказал Сантини.Данте оглянулся на полицейского. Он и не заметил, как тот вошел. В его мозгу, словно на барабанах слот-машины, закрутилось с полсотни ответных колкостей, но пришлось оставить их при себе – все как одна были чудовищно сексистскими и непристойными. К тому же он знал, что мать Сантини мертва, и шутить на ее счет было бы неуместно.– Это твой коллега. Прояви уважение.Сантини резко развернулся и захромал прочь.– Это ваши гребаные проблемы, – бросил он, уходя. – Я свое дело сделал.– Ну и брюзга, – сказал довольный своей моральной победой Данте. Но когда он открыл второй мешок, его эго лопнуло, как воздушный шарик.Бывшую жену Гварнери словно переехал поезд. Нож Гильтине с особой жестокостью искромсал ее лицо, глаза, шею и брюшную полость, имитируя ярость мужчины, который, подобно многим женоубийцам, стремился обезобразить предмет своей одержимости. Стараясь не смотреть на мягкие розовые внутренности, выпирающие из ран, Данте снова понюхал тело. Его желудок тотчас же взбунтовался, и он едва успел отбежать к канализационному стоку, прежде чем его вырвало. Коломба торопливо подошла к нему и поддержала за плечо:– Эй, отвести тебя на улицу?– После того, как я с таким трудом сюда вошел? Ну уж нет. – Данте вернулся к трупу женщины и опять принюхался, пытаясь проанализировать свои обонятельные ощущения. К вони телесных миазмов примешивался навсегда запечатлевшийся в его мозгу запах, которым отдавал труп Юссефа. Теперь этот аромат ассоциировался у Данте с бинтами на загадочных ранах Гильтине. Но что это, к черту, такое? Мазь, антисептик?Лихорадочно копаясь в памяти, он почти не заметил, что Коломба вывела его из секционной и, то подталкивая в спину, то таща за собой по коридору, повела на улицу. Двери перегораживал открытый гроб, куда двое сотрудников похоронного бюро укладывали обмытое и загримированное тело. В нос Данте ударил тот же запах апельсинов, к которому теперь примешивались другие цветочные и химические нотки. На секунду замерев, он вырвал у Коломбы руку и побежал прямиком к гробу. Глядя, как он склоняется над их клиентом, ритуальные агенты остолбенели.– Вы родственник? – спросил один из них.Решив, что у Данте снова случился нервный срыв, Коломба бросилась к нему. Но тот и не думал никуда сбегать – вместо этого он принялся трясти агента за плечи:– Скажи мне, что ты использовал?– Да отпусти ты!– Что ты нанес на лицо?Коломба втиснулась между ними и разняла, представившись сотрудницей полиции. К счастью, ее слова прозвучали столь убедительно, что ритуальные агенты и не подумали попросить ее показать удостоверение.– Данте, что происходит? Ты как?– Превосходно. Спроси их, что они нанесли. – Данте провел пальцем по щеке покойника, стерев грим и оставив на мертвой плоти белую полосу.– С ума сошел? – сказал второй агент, схватив его за запястье.Данте вырвал руку.– Простите, немного увлекся.– Да, извините его. И все-таки ответьте, пожалуйста, на вопрос, – сказала Коломба, разрываясь между стыдом и любопытством.– Их обрабатываем не мы, для танатопраксии у нас есть техник. Но вообще-то, это специальный грим.– Для трупов?– Ну да, а для чего же еще? Мы можем идти, комиссар? Нас ждут на похоронах.– Да-да. Еще раз простите.Коломба потащила потерявшегося в мире грез Данте прочь.– Что такого важного ты обнаружил?– Синдром Котара, вот что, – с закрытыми глазами сказал он и не добавил ни слова, пока не влил в себя три чашки кофе.18Интерес к внешнему миру вернулся к Франческо только ближе к обеду. Гильтине закрыла ставни и начала раздеваться. Наконец на ней осталась только маска и запятнанные чем-то темным бинты.– Что ты делаешь? – спросил Франческо, которому все вокруг представлялось мягким и сияющим. Блаженство стало невыносимым, как затянувшийся оргазм.– Мне нужно наложить повязки.– Кажется, ты и так достаточно забинтовалась. Ты мумия, что ли? – Он засмеялся. Прелесть его состояния заключалась в том, что все казалось ему абсолютно незначительным.Гильтине наклонилась над сумкой и вынула несколько баночек с кремами и лосьонами, рулоны свежих бинтов и фиксаторы. Разрезав скальпелем марлю на левом запястье, она начала срывать повязку, однако на сей раз вместе с коростой сходили целые лоскуты кожи. Крови не было, но неожиданная слабость заставила ее остановиться, хватая ртом воздух.Почувствовав, что Гильтине дурно, Франческо вскочил с кровати и бросился к ней:– Я помогу.– Нет. – Гильтине оттолкнула его и обессиленно пошатнулась.– Почему нет? Разве мы не друзья? – Ему показалось странным произносить это вслух, но сегодня Франческо так хотелось поделиться чувствами с миром, что они буквально разрывали его изнутри. – Меня учили оказывать первую помощь, когда я был бойскаутом. Это мать меня в скауты записала! Разве не здорово? – Франческо отвел руку Гильтине и взялся за обрезанные концы бинтов. – Больно?– Нет.Он посмотрел на ее обнажившееся запястье. Кожа была измазана чем-то вроде склизкого ила и воняла гнилыми цветами. По крайней мере, так ему показалось – в нынешнем состоянии он не мог доверять своим глазам.– Кажется, марля не присохла. Я продолжу?Маска Гильтине повернулась к нему. Глядящие из прорезей глаза казались настороженными, как у дикого животного. Женщина медленно кивнула:– Не прикасайся к ранам.– О’кей.Франческо резко дернул за полоску бинта. Повязки содрались вместе с остатками кожи и крупными кусками отмершей плоти. Гильтине увидела оголенные мышечные волокна, почти дочерна сгнившую кость. От едкого запаха заслезились глаза.Франческо растерянно смотрел на Гильтине. Если не обращать внимания на ил, ее рука выглядела совершенно здоровой. Когда он помог ей снять остальные бинты, перед ним оказалась миниатюрная женщина с выбритым лобком. Шрамов у нее было хоть отбавляй, но ни язв, ни ранений он не заметил.19Данте с Коломбой вернулись в его временный люкс, где воняло пивом и застоявшимся сигаретным дымом похуже, чем в кабаке, потому что Лео и двое амиго просидели в номере до рассвета. Данте забыл снять с двери табличку «Не беспокоить», и в комнатах так и не убрались. Вероятно, номер, где обосновался Сантьяго, был в еще худшем состоянии, потому что под дверью лежало предварительное требование о возмещении стоимости прожженного дивана.– Да кем он себя возомнил, Питом Доэрти?[45] – проворчал Данте, комкая листок и заваривая себе четвертый эспрессо.Коломба молча достала из холодильника колу. Она не переставая думала о Гильтине и синдроме Котара, информацию о котором нашла в Интернете.– Она зомби, – пробормотала она.– Только в собственной голове. – Убедившись, что датчик дыма по-прежнему надежно заклеен скотчем, Данте закурил. – Причем в прямом смысле. Причины заболевания точно не установлены, но, по всей видимости, оно связано с повреждениями мозга. Живые люди воображают себя трупами. Иногда им даже кажется, что они гниют. Они уверены, что их внутренние органы исчезли, а самим им не нужно больше ни есть, ни пить. Та еще потеха. Без медицинского вмешательства такие больные в конце концов действительно погибают.– Запах, который ты почувствовал…– Это какое-то средство, замедляющее разложение, вроде тональника того парня в гробу. Его используют для реставрации и макияжа трупов. Думаю, она пользуется им, чтобы притворяться здоровой. Хотя, само собой, в этом нет никакой нужды. Н-да… Если я умру раньше тебя, позаботься, чтобы меня кремировали.– А прах куда?– Развей в музеях Ватикана. При жизни мне так и не удалось там побывать – слишком людно.Коломба вспомнила, как описывал Гильтине Андреас.– Значит, под бинтами у нее ничего нет. Ни ожогов, ни повреждений.Данте пожал плечами:– Похоже на то. Хотя, если постоянно наносить на кожу такую гадость, раздражения не избежать.– Как считаешь, в какой момент она решила, что умерла?– Возможно, когда Максим бросил ее в ледяной ванне, она и сама поверила, что погибла. Может быть, синдром был вызван повреждениями мозга, полученными в результате нехватки кислорода. Надо бы спросить, что думает Барт.– Гильтине собирается свести счеты с врагами, прежде чем окончательно сгниет…Данте покачал головой:– Мне ее жаль.– А мне – нет. Она убила слишком многих ни в чем не повинных людей. – Коломба села на диван, который ничуть не отличался от того, что стоял в прежнем номере Данте, но вследствие самовнушения казался ей менее удобным. Зато на новом диване успел пару раз подремать Лео, и Коломба мимоходом подумала, какой он милый, когда спит.Затем она уже не мимоходом подумала, что тупеет. Она только что вышла из морга, где покоился труп одного из ее подчиненных. Нашла время предаваться влажным фантазиям!– Мы знаем, кто она и кого убивает. Кто будет ее следующей жертвой? – Коломба взяла пачку распечаток, которые оставили ей двое амиго, когда она их отпустила.Коломба сообщила бывшим подчиненным, что снимает их с дела, только после ухода Лео. Новость их отнюдь не обрадовала, но они так устали и расстроились из-за Гварнери, что даже не пытались возражать. Она пообещала, что будет держать их в курсе событий, однако выполнять обещание не собиралась. Возможно, однажды она и расскажет им обо всем, если, конечно, они с Данте выживут.– У «COW» есть члены по всему миру. В одной только Италии у них целых три филиала и еще двадцать – в других европейских странах, – сказала Коломба, перечитывая бумаги, которые ночью просматривала до рези в глазах.– Давай сосредоточимся на Италии.– Не вижу ни одной подходящей жертвы. В правление входят девяностолетний южноафриканец Джон Ван Тодер и его ровесница Сюзанна Ферранте – италоамериканка из Бостона. Плюс финансовый директор-англичанин и погибшая Ветри, которая занималась связями с общественностью. Ну и так далее.– Русские, украинцы?– Никого. Теперь, после смерти Ветри, Гильтине должна нацелиться на кого-то из них или на человека, который не фигурирует в официальных документах, но, по ее мнению, на деле возглавляет фонд.Данте вздохнул:– Может, стоит их предупредить? Мы могли бы просто позвонить им и сообщить об опасности. Пусть отменят все мероприятия и запрутся дома. Пришлось бы изрядно постараться, чтобы нам поверили, но кто-то из руководства фонда наверняка помнит сбежавшую из Коробки девчонку.– Да, я тоже об этом подумала, – неохотно сказала Коломба. – Но я боюсь, что тем самым мы приведем в действие еще более безжалостный механизм. Сколько еще максимов оказывают им свои услуги?– Даже если сейчас в их распоряжении нет наемников, их друзья-подрядчики легко предоставят новых.– И потом, мы не знаем, что на уме у Гильтине. Если она уже заложила под каким-нибудь зданием динамит, то может все равно его взорвать, а потом начать убивать людей наобум.– Она ничего не делает наобум.– Ты же сам сказал, что она сумасшедшая. Лучше всего попытаться остановить ее самим. А значит, действовать нужно наверняка. – Коломба протянула ему бумаги. – Выбирай.Данте покачал головой:– «COW» планирует какие-либо вечеринки или мероприятия в Италии?– Не меньше десятка, – сказала Коломба, с трудом сфокусировав сонный взгляд на распечатках. – И все на этой неделе, потому что у фонда юбилей. Ну что, попробуешь угадать?– Сначала ответь на последний вопрос. Можешь узнать, не находится ли кто-то из родственников Ветри неподалеку от места проведения этих раутов? Может, проверить регистрацию на авиарейсы?– Зачем?– Затем, что, возможно, убийство Ветри преследовало какую-то цель. Вспомни, как Гильтине воспользовалась в качестве прикрытия ИГИЛ. В прошлом Гильтине всегда инсценировала несчастные случаи и бытовые преступления.– Да уж, мера довольно экстремальная. Похоже, она поставила все на последнюю карту, – согласилась Коломба.– Не знаю, может, члены «COW» планируют тайные похороны в капюшонах, как в фильме «С широко закрытыми глазами». На такую церемонию Гильтине могла бы проникнуть незамеченной.– И ты надеешься, что на большой бал пригласили членов семьи?– Именно.Коломба задумалась.– Если один из них заселился в гостиницу, если его имя внесено в систему бронирования и если кто-то из коллег согласится оказать мне услугу…– Я в тебя верю.Звонить своим амиго после того, как она их отстранила, Коломбе не хотелось, поэтому она без промедления обратилась к Лео и, выйдя на террасу, разбудила его видеозвонком по «Снэпчату». Через двадцать минут она получила нужный ответ, а еще через час все трое сели в поезд, который, согласно расписанию, должен был прибыть в Венецию ровно за час до начала благотворительного фуршета в честь покойной Паолы Ветри.20Свернувшийся в позу эмбриона Франческо Ветри лежал на полу в одних трусах. Он не спал, но не видел никаких причин вставать – его слишком заворожил узор ковролина. Только подумать, что в материнском доме он не удостаивал и взглядом столетние бухарские ковры в гостиной. Франческо хорошо видел только правым глазом, потому что левый был поврежден очередной инъекцией, которую слегка небрежно произвела Гильтине.Она тем временем тщательно и с предельным вниманием накладывала на лицо базу, хотя кожа вскипала под слоем плотного воска, предназначавшегося для реставрации тел после дорожных аварий. Поверх воска Гильтине нанесла обыкновенную декоративную косметику. Наконец она подвела брови, накрасила веки тенями цвета «шампань», чтобы подчеркнуть серые глаза, и провела по губам светлой помадой, а затем посмотрелась в зеркало, спрашивая себя, не это ли лицо видит ее галлюцинирующий пленник.Гильтине понимала, что состояние Франческо вызвано коктейлем из мескалина и псилоцибина, но он так горячо настаивал, что она прекрасна, что она ощутила смутную тревогу и ввела ему дополнительную дозу, чтобы заставить его замолчать. Обычно она не поддавалась порывам, но конец был уже близок, и ей становилось все больше не по себе. Гильтине жила взаймы, и кредиторам не терпелось взыскать долг. Их бормотание слышалось в каждом скрипе мебели, в каждом шорохе штор, крики – в поднятых пароходиками волнах, рев – в гудках барж.Она надела изумрудные серьги, когда-то принадлежавшие ее любимой женщине. Теперь Гильтине помнила только ее прикосновения и вкус ее кожи. Она чувствовала, как серьги подрагивают в ее мочках: в воздухе сгущалось электричество. Казалось, вот-вот грянет молния. Гильтине знала – грядет великая тьма. Пустота. Партия, которую она начала однажды ночью в Шанхае, выбравшись из ледяной воды, близилась к завершению.Последние фигуры занимали позиции на шахматной доске.21В Венецию прибыл основатель фонда Джон Ван Тодер.В свои восемьдесят девять лет он был высок и осанист как стальной прут и обладал белоснежной шевелюрой и коричневой, словно выдубленной кожей. Глядя, как бодро старик, одетый в белую панаму и костюм из альпаки, сходит с трапа частного самолета, доставившего его из Кейптауна, ему можно было дать на двадцать лет меньше. «Белый, но не расист» – с гордостью утверждалось в его биографии, ведь в ЮАР он вернулся после добровольной ссылки на запад только по окончании апартеида. Ван Тодер прилетел один, не считая телохранителей, – на дальновидных инвестициях в недвижимость на юге Испании, медицину и страхование он так разбогател, что не мог обойтись без личной охраны. Как только с таможенными формальностями было покончено, его проводили до крытого катера, который сопровождала лодка государственной полиции.Прибыли в город и выпущенные Гильтине акулы.Правда, не в полном составе. Трое отказались в последний момент, очнувшись от безрассудных чар, влекущих их в неизведанные земли. Одного остановили в венском аэропорту – он попытался взойти на борт с самодельным револьвером. Еще одного арестовали в Барселоне, опознав в нем преступника, разыскиваемого за убийство транссексуала. Итак, в Венеции собралась четверка самых целеустремленных, которым хватило ума не выдать себя и не пытаться провезти оружие в ручной клади. Среди акул было двое итальянцев, француз и грек.Прибыв на назначенное место возле моста Вздохов, они встретились с пятым членом группы, который работал официантом в пиццерии на площади Сан-Марко. В соответствии с инструкциями, отправленными ему Гильтине вместе с последним снафф-видео, официант отвел их в ее бывшее жилище. Воспользовавшись лежавшим над косяком двери ключом, они вошли в апартаменты. Греку – заядлому фетишисту – не терпелось порыться в корзине для белья, и он немедленно исчез в ванной. Остальные собрались за кухонным столом, на котором лежал полиэтиленовый пакет с пятьюстами тысячами евро наличными, а также набор качественных острых ножей в новенькой упаковке, шерстяные лыжные маски и плотные латексные перчатки. Согласно прилагавшимся к этому комплекту письменным распоряжениям, совершив то, что от них требовалось, акулы должны были разделить сумму поровну – если, конечно, доживут до конца. Выйдя из ванной, фетишист предложил поделить деньги и сбежать, но, пока его не было, к группе присоединился шестой участник – шестидесятилетний мужчина, который, несмотря на хорватский паспорт, родился и вырос в Советском Союзе. Не посчитав нужным представиться, он взял один из ножей и аккуратно, чтобы не испачкаться в крови, прикончил фетишиста. Та же судьба ждала официанта, который вдруг сообразил, что участвовать в снафф-фильме вовсе не так весело, как быть его зрителем, и попытался удрать. Последний прибывший одним ударом сбил мужчину с ног и показал на него остальным.– Ждете приглашения? – спросил он по-английски.Троица скрутила официанта. Пока один из них зажимал бедняге рот, остальные двое по очереди пинали его и колотили кулаками, после чего все тот же незнакомец наступил официанту на горло.– Со следующим, кто попытается ослушаться, будет то же самое, – сказал он. – А теперь садитесь и ждите.Троица повиновалась. Последний прибывший наблюдал за ними, как овчарка за стадом. В этом и заключалось его задание – Гильтине обратилась к единственному человеку, которому могла безусловно доверять. Они не виделись больше двадцати лет, но именно он омывал ее раны в Коробке, а после побега научил ориентироваться во внешнем мире. Мужчина назвал Гильтине свое настоящее имя, однако навсегда остался в ее памяти Полицейским.Несмотря на все усилия Гильтине, Коломба, Лео и Данте, расположившиеся в купе второго класса высокоскоростного поезда, тоже приближались к Венеции. Данте разлегся на двух сиденьях, прижавшись щекой к стеклу. Содержимое его неизменного пузырька, без которого он не смог бы даже зайти в поезд, погрузило его в глубокую кому, но даже в наркотическом ступоре он мечтал дематериализоваться и выбраться на волю, проникнув сквозь молекулы стекла.Зато сидящие напротив Коломба и Лео не находили себе места от нетерпения. В конце концов они пересели в вагон-ресторан в середине поезда, чтобы поболтать за чашкой капучино и вафлями.– Как думаешь, что затевает наша подруга? – спросил Лео.– Не имею ни малейшего понятия. И, как я уже говорила, меня беспокоят также ее «жертвы», – изображая в воздухе кавычки, ответила Коломба. – У «COW» безупречная репутация. Никто не выдвигал против них обвинений ни в суде, не в прессе, и со стороны они и правда выглядят южноафриканским аналогом фонда Гейтсов[46]. Но если хоть десятая часть из рассказанного нам Данте – правда, они преступники. По крайней мере, военные преступники.Лео метким броском отправил пластиковый стаканчик в мусорное ведро.– Если? Ты ему не веришь?– Лео, ты должен понимать, что Данте постоянно разрывается между двумя мирами – нашим и тем, который видит только он. Когда он говорит об убийцах и лжецах, я ему верю. Когда речь заходит о заговорах, я доверяю, но проверяю. Но об остальном не знаю, что и думать.– То есть ты не веришь в его версию собственного похищения? – с любопытством спросил Лео.– Данте предоставил неопровержимые доказательства вины Отца и наличия у него обширных связей. Но что до экспериментов «МК Ультра» и холодной войны… Что тебе сказать? Он даже надеется, что рано или поздно найдет своего брата, который все ему объяснит. Сколько бы я ни твердила, что вероятность его правоты стремится к нулю, Данте продолжает бредить своими теориями. – Коломба пристально посмотрела на Лео. – Но объясни мне вот что: как вышло, что Ди Марко и его коллеги никогда не слышали ни о Гильтине, ни о Коробке? Почему деятельность «COW» никогда не расследовалась? Неужели все эти годы спецслужбы не собирали никаких сведений о фонде и не было ни слухов, ни доносов?Лео жестом пригласил ее выйти в тамбур.– Расследуя деятельность мультинациональных военных компаний, рискуешь разворошить осиное гнездо, – сказал он. – Во-первых, может оказаться, что наемники работают со странами-союзниками, а во-вторых, не исключено, что они пригодятся в зонах военных действий нам самим. Думаешь, я никогда не имел дело с подрядчиками? Стоит появиться очередному иностранному миллиардеру, и нам приходится с ними сотрудничать. «COW» связан с какой-то частной военной компанией, которой, очевидно, удалось поладить с нашим правительством.– То есть для спецслужб они неприкосновенны.– Но это не значит, что мы сильно расстроимся, если фонд взлетит на воздух. Может, Коробку и продали на свободном рынке, но купило ее точно не итальянское правительство.– Гильтине играет на руку спецслужбам… – пробормотала Коломба. – Если ей повезет – отлично, а если нет, никому и в голову не придет обвинять в этом их.Лео пожал плечами:– Это всего лишь гипотеза, но я бы на их месте так и поступил.– Правда?– Коломба, мир раздирают войны, и люди сражаются всеми доступными им средствами. Побочные жертвы бывают всегда. Иногда они необходимы и помогают избежать еще большего кровопролития. Я, например, готов прострелить голову молодому пареньку, чтобы он не взорвал пояс смертника.– Так это ты застрелил Мусту, – выдохнула Коломба.– Думаю, ты понимаешь, что мне неприятно об этом говорить.– Да, но если ты так смотришь на вещи, то я не понимаю, зачем ты здесь. Помимо прочего, ты рискуешь вылететь с работы, как случилось со мной.– Я уже довольно стар для оперативной работы. Меня бы так или иначе скоро перевели в тыл.– Это не ответ. Скажи мне правду.– Ты меня смущаешь, – хитро улыбнулся Лео.Коломба в шутку нацелила ему в переносицу указательный палец:– Колись, кому говорят.– Я не хотел оставлять тебя одну.Заглянув в купе и увидев, что Данте по-прежнему спит, прилепившись к стеклу, подобно мидии, Коломба погладила Лео по щеке. Он прижал ее к стене и поцеловал. Она притянула его к себе, наслаждаясь близостью его тела, которое недвусмысленно откликалось на ее желание.– Здесь нет спального вагона, – прошептала она ему на ухо.– Но есть дверь сзади тебя.Коломба на ощупь повернула ручку за своей спиной, и Лео подтолкнул ее в туалет. Он запер дверь, и она начала расстегивать его ремень. Под тяжестью кобуры брюки соскользнули на пол. Коломба встала на колени и взяла в рот его член. Боясь не сдержаться, он тут же отшатнулся, нагнул ее над раковиной и нетерпеливо сдернул с нее джинсы. Когда он вошел в нее, Коломба закрыла глаза. Все ее сомнения исчезли, тело задвигалось в такт бедрам Лео. Вожделение и обстоятельства не позволяли медлить, и, поскольку они не предохранялись, вскоре Лео дернулся и отстранился. Чуть позже движения его пальцев заставили Коломбу изогнуться от наслаждения, и она закрыла себе рот рукой, чтобы не закричать. Вот уже три года она не испытывала оргазма – по крайней мере, с партнером из плоти и крови.Придя в себя, Лео вытер ее бумажными полотенцами. Коломба оделась и умыла лицо.– По мне заметно? – спросила она, смотрясь в зеркало.– О да, – с блеском в глазах сказал он.Приоткрыв дверь и убедившись, что коридор пуст, они торопливо вышли и заняли свои места в купе. Данте по-прежнему пребывал в наркотической полудреме, но видел, как они вернулись. У бодрствующей части его разума не оставалось никаких сомнений в том, что между ними произошло. Он закрыл глаза, чтобы не видеть раскрасневшегося лица Коломбы – такой счастливой он ее не видел за все время их знакомства, – и понял, что потерял ее.22Венецианский дворец спорта «Мизерикордия» не походил ни на один спорткомплекс на планете. С послевоенного времени до начала семидесятых в этом возведенном в шестнадцатом столетии здании, когда-то принадлежавшем монашескому ордену, проходили игры местной баскетбольной команды, а болельщикам приходилось ютиться между кромкой поля и сводчатыми окнами. Недавно оно было отреставрировано, и фонд «COW» арендовал его для проведения вечернего приема – не только из-за внушительной архитектуры, но и потому, что службе охраны было легко обеспечить его безопасность. В здании было всего два входа, достичь одного из которых можно было, только поднявшись по широкой железной лестнице.К восьми вечера вокруг здания и на площади одноименной церкви уже собралась праздничная толпа, а гости в смокингах и вечерних платьях стройными рядами исчезали внутри. Подступы к Дворцу спорта контролировали около двадцати сотрудников службы безопасности, стоящих перед обоими входами и на мосту через канал, а неподалеку были пришвартованы два катера – полицейский и карабинерский. После проверки пригласительных гости проходили через рамку металлоискателя и детектор взрывчатки, а затем попадали в расписанный фресками зал с подпирающей кессонный потолок колоннадой. В галерею на втором этаже вела лестница, однако подниматься по ней имели право только сотрудники. Лестница была закрыта на цепочку, за которой стояли три охранника с неизменными гарнитурами и странными выпуклостями под пиджаками.На месте бывшей баскетбольной площадки положили стальной пол, где и должна была оставаться обычная публика. Под сопровождение женского струнного квартета, исполняющего Брамса и Гайдна, гости могли сделать селфи с местными чиновниками и звездами шоу-бизнеса, которые приехали почтить Паолу Ветри. Над столом с волованами висел огромный портрет усопшей.В девять по мостику с застывшей пьяной улыбкой прошел ее сын в смокинге от Армани и темных очках, скрывающих кровоизлияние в левом глазу. Под руку с ним шла облаченная в кислотно-зеленое платье от Шанель и такого же цвета жакет Гильтине. Платье было полупрозрачным, и ей пришлось нанести грим на все тело, включая ноги, обутые в красные лодочки. Со стриженными под боб черными волосами Гильтине выглядела почти девчонкой.Беззащитной девчонкой.На контроле она назвала имя, внесенное Франческо в список приглашенных как свой «плюс один», а тот подыгрывал ей и старался не рассмеяться. Марк Россари, подошедший, чтобы поприветствовать их и проводить внутрь, сухо напомнил Франческо, что на верхний этаж ему придется подняться без спутницы, как он с некоторым презрением назвал Гильтине. В собранном Россари досье имелась фотография невесты Франческо, и эта женщина была на нее совершенно не похожа.Гильтине кивнула – ее все устраивало: попасть на второй этаж она намеревалась с помощью мужчины в летной куртке, который стоял в толпе зевак на противоположном берегу канала. На миг взгляды их встретились, и Полицейский узнал Девочку, в год падения Стены оставившую ему на столе прощальную записку и пачку наличных, которых должно было хватить на то, чтобы сменить личность.В своей коротенькой записке она с жестокостью человека, так и не научившегося лгать, сообщала лишь, что собирается предпринять путешествие налегке, а он для нее – слишком тяжелая обуза. Ее отъезд не стал неожиданностью для Полицейского, но он надеялся, что Девочка хотя бы на прощание покажет, как относилась к нему все эти месяцы, когда они учились жить снаружи. Как бродячая кошка, она появилась из ниоткуда, чтобы ее вылечили и покормили, а затем столь же внезапно исчезла, отправившись по следу новой дичи и любви. Только спустя много дней Полицейский заметил, что Девочка оставила ему маленький угольный рисунок, изображавший взрослого и малышку, которые рука об руку шли вперед, согнувшись против ветра. Малышка с улыбкой смотрела на мужчину.Гильтине не подала виду, что узнала его, но, проходя металлодетектор, обернулась и подняла левую руку.Полицейский понял: пять минут.23К концу поездки действие лекарств начало слабеть, и Данте без передышки спрашивал, когда сможет выйти из поезда, пока они наконец не прибыли на вокзал Санта-Лючия. Стоило им сойти на платформу, как телефон Лео, попросившего своих сотрудников докладывать ему о любых кровавых происшествиях в Венеции, зазвонил. Подчиненные сообщили, что в туристических апартаментах в районе Каннареджо только что обнаружены два трупа.Данте, перед отъездом успевший изучить карту Венеции, пошел вперед, чтобы не видеть лиц своих спутников, и повел их по улочкам и мостам. Оставшегося в крови нейролептика хватало только на то, чтобы не биться в истерике всякий раз, когда какая-нибудь тургруппа имела наглость оказаться у него на пути. На узкой улице Сант-Антонио, которую перегораживала машина «скорой помощи», толпились зеваки и полицейские, а к набережной канала были пришвартованы лодки сил правопорядка с включенными мигалками. Будучи единственным обладателем удостоверения, Лео отправился расспросить местных коллег, оставив Данте с Коломбой дожидаться в примыкающей к улице подворотне, где был установлен религиозный алтарь.Данте пытался расслабиться, куря одну сигарету за другой.– Если он не вернется через минуту, бросаем его здесь, – проворчал он.– Если он не вернется через минуту, я ему позвоню.– Зачем терять время?– Мне жаль, что он тебе настолько не нравится.– Ты единственная, кто когда-либо мне нравился. За исключением Альберти, который меньше всего похож на копа, – резко сказал Данте. – Если мне и придется по душе кто-то еще, то уж точно не твой дружок-скорострел. Пошли отсюда!Коломба догадалась, что ее романтические похождения в поезде не остались незамеченными и Данте отнюдь не пришел от них в восторг. Она спросила себя, уж не боится ли он потерять подругу, но по его нарочитому высокомерию поняла, что причины его недовольства куда сложнее. Однако углубляться в его психологию Коломбе было недосуг.– Лео нам нужен, ясно? – отрезала она.Данте мысленно высказал ей свои соображения насчет того, кому и для чего нужен Лео. Не успел он устыдиться своих мыслей, как комиссар вернулся:– Две жертвы. По меньшей мере трое нападавших. У одного из погибших татуировка с покерной колодой. Возможно, убийства связаны с карточными долгами. Как бы там ни было, убийца не Гильтине.– Гильтине могла убить и чужими руками, – сказал Данте.– Личности жертв установили? – спросила Коломба.– Знаю только, что один был местным официантом, а другой – туристом из Греции.– Будем надеяться, что ее целью были они и с историей покончено, – сказал Данте.– Нет, Данте. Будем надеяться, что это не так, – отрезала Коломба. – Потому что я рассчитываю на то, что она все еще где-то рядом. На сей раз я не позволю этой забинтованной шлюхе уйти.С тех пор как Гильтине заметила на своем теле первые язвы, на ней никогда еще не было так мало бинтов. От боли она с трудом сохраняла застывшую улыбку на своем раскрашенном лице. Наконец Россари отвлек Франческо от сластей на десертном столе и повел его наверх. Видимо опасаясь, что тот вооружился пластиковой вилкой, его повторно обыскали и проверили детектором взрывчатки. Забрав у молодого человека мобильник и зажигалку, охранники провели его в роскошно обставленный кабинет со стенами из матового стекла. За письменным столом с чашкой чая в руке сидел седой старик с желтыми белками глаз – основатель фонда Джон Ван Тодер.– Паола учила тебя английскому? – на том же языке спросил он.– Oh yes[47].– Значит, ты поймешь, если я скажу тебе сесть на этот гребаный стул?Франческо кивнул и после секундного промедления сел напротив Ван Тодера.– Рад познакомиться, – зачем-то выговорил он. – Грандиозная вечеринка.Полицейский спрятал пакет с деньгами за нишу в стене и оглядел трех оставшихся членов команды: пару похожих на Лорела и Харди итальянцев и француза с осунувшимся лицом. Задание, доверенное им Гильтине, требовало вечерней формы одежды. Все трое расстарались как могли, но теперь представляли собой весьма пестрое зрелище: толстяк взял напрокат нечто вроде карнавального костюма, дистрофик нарядился в смокинг от лучшего портного, а француз натянул мотоциклетную куртку, которая, по его мнению, представляла собой венец элегантности. Подобный вкус в одежде заставлял усомниться в его вменяемости даже тех, кто не знал, что он убил и съел своего соседа по квартире.Они разделились. Лорел и Харди зашагали к железной лестнице, а француз направился к главному входу. С него-то и начался переполох. Устав дожидаться в очереди, он достал из-под куртки резак и принялся полосовать им впередистоящих. Когда румяный молодой человек, получив колотый удар в шею, рухнул на колени, а девушка, одетая, как Леди Гага на последней церемонии вручения наград «MTV», была ранена в лицо, в толпе завопили. Поднялась паника, и француз начал размахивать ножом вслепую.Старик озадаченно смотрел на Франческо, не понимая, почему тот не снимает темные очки. Парень выглядел как наркоман, но в собранном Россери досье не было никаких сведений о том, что он употребляет наркотики. Тем не менее у Ван Тодера сложилось стойкое впечатление, что Франческо не понимает ни одного его слова. Он вздохнул:– Твоя мать работала со мной с самого начала. Без нее мы не смогли бы с такой легкостью провозить товар по территории твоей страны. Я многим ей обязан, не говоря уже о том, что мы с ней подписали нотариально заверенный договор, нарушение которого повлекло бы за собой значительную неустойку. Поэтому тебе доверят определенные административные задачи. Можешь и дальше пользоваться миланским офисом и прочим имуществом. К работе, связанной с профильным направлением нашей деятельности, ты перейдешь, только когда – и если – мы решим, что ты готов. Как и твоя мать, оплату ты будешь получать в форме дивидендов от прибыли одной из наших дочерних компаний.– О’кей.– Это все, что ты можешь сказать?– Мне нравится миланский офис. Он красивый.Ван Тодер взглянул на молодого человека с еще большим замешательством.– Если хочешь о чем-то спросить, спрашивай сейчас, – сказал он.Несколько веков назад Франческо задавался миллионом вопросов о деятельности «COW», но теперь не мог вспомнить ни одного. Это напоминало мандраж на экзамене, правда вместо паники он испытывал скуку. Ему хотелось поскорее вернуться на вечеринку и снова оказаться рядом со своей подругой Гильтине – самой красивой женщиной на свете. Однако из вежливости – и следуя ее настоятельным советам – Франческо попытался выдавить из себя хоть один вопрос.– Кто вы все-таки, черт возьми, такие? – спросил он. – Я понял только, что денег у вас как грязи и вам принадлежит все, что я собирался унаследовать. И что ваша организация продает детей.Вздрогнув, старик подался к Франческо и отвесил ему затрещину, от которой с того свалились очки. Схватив молодого человека за лацканы, Ван Тодер притянул его к себе и уставился на его зрачки:– Кто накачал тебя наркотой?Тем временем итальянцев, натянувших на голову лыжные маски, остановили на середине лестницы двое охранников. Толстый итальянец вцепился одному из них в горло, и оба покатились по ступеням, а худой извлек из рукава нож для свежевания свиных туш и нацелил его в лицо второму.Мужчина не успел сориентироваться, и дистрофик легко мог перерезать ему горло или выколоть глаз, но замер в нерешительности. Он мечтал о таком шансе много месяцев – с тех самых пор, как Гильтине познакомилась с ним в чате и начала присылать ему видеоролики с изнасилованиями и пытками, – однако сейчас обнаружил в себе внутренние тормоза, о существовании которых не подозревал. Воспользовавшись его оцепенением, охранник вырвал у него нож и, заломив руку за спину, сбил с ног. Внезапно невдалеке раздался выстрел, и мужчина навзничь упал на ступени. Итальянец поднял взгляд. Вверх по лестнице с залитым кровью лицом бежал его товарищ. Его нелепый костюм был разорван в клочья.– Теперь у меня есть пистолет! – радостно закричал толстяк и открыл огонь по спускающимся по лестнице сотрудникам службы безопасности.Гости еще и не догадывались, что происходит снаружи. В зале оживленно беседовали, шум с улицы перекрывала громкая музыка, а большое окно у входа было занавешено. Однако среди охранников новость уже распространилась, и они валом бросились к выходу. Этого и дожидалась Гильтине. Сбросив туфли, она босиком взбежала по лестнице. Охранники не ожидали опасности со стороны невооруженной женщины, но, будучи профессионалами, шагнули к ней, чтобы остановить, не доставая пистолетов. Это было ошибкой, хотя оружие, вероятно, все равно бы их не спасло.В застекленном кабинете стало довольно тесно: к основателю и его гостю присоединились Россари и трое вооруженных автоматами телохранителей.– Мы должны вывести вас из здания, – сказал Россари.Ван Тодер показал на Франческо:– Он знает, что происходит.Россари поднял молодого человека над полом и прижал к стене.– Кто стоит за нападением? – спросил он.Эйфория Франческо почти улетучилась. Ее сменили тревога и растерянность. То есть он и раньше был растерян, но только сейчас начал это понимать.– Может быть, это Гильтине, – сказал он. – Она на вас злится.– Кто такая Гильтине? – озадаченно спросил Россари.Прежде чем молодой человек успел ответить, стена за его спиной разлетелась вдребезги под ударом железной столешницы. Франческо упал затылком на зазубренное стекло. Осколки вонзились в костный мозг между вторым и третьим позвонком. Сын Паолы Ветри почувствовал отрешенность, которую до него испытывали тысячи казненных на гильотине: казалось, он полностью замкнут в своей голове. Кислотно-зеленая тень перемахнула через его тело и ворвалась в кабинет, двигаясь так быстро, что Франческо не успевал следить за ней своими угасающими глазами. Воздуха не хватало. Он попытался вдохнуть, но легких уже не было, и миг спустя он тоже перестал существовать.Оборванная, всклокоченная, раненая Гильтине стояла перед Ван Тодером. Платье пропитала кровь, хлещущая из пулевого ранения в ее правом боку. Между ними лежали трупы троих телохранителей. Отброшенное в галерею тело умирающего Россари слабо подергивалось.– Ты Девочка, верно? – спросил основатель по-русски, глядя на нее как на редкую драгоценность. – Максиму не удалось тебя убить. Да и кому это под силу? Ты особенная.Гильтине уже занесла было охотничий нож, вырванный у одного из охранников на лестнице, но, услышав его голос, беспомощно упала на колени. Она дрожала, словно грешник, услышавший глас Божий в Судный день, или пес, на которого кричит хозяин. Голоса мертвых в ее голове, самоконтроль, воля – все растаяло без следа. Она снова стала двухлетней девочкой, которую надзиратели оторвали от груди кормилицы и впервые отвели в так называемую амбулаторию, где мужчина, обладавший абсолютной властью над жизнью и смертью узников, впервые ремнями привязал ее к койке.Ван Тодер не переехал в ЮАР по окончании апартеида. Ван Тодер родился в день распада Советского Союза, когда некий ученый решил, что его исследования будут пользоваться спросом в новую эпоху, влекущую за собой новые войны и потребности в механизмах контроля.Над Гильтине стоял Александр Белый – наследник Павлова и тюремщик, создавший в украинской глубинке земной ад, существовавший до тех пор, пока его не уничтожила другая, радиоактивная преисподняя.24За стенами зала для торжеств разразился хаос. Охранников и карабинеров отвлекли выстрелы, раздавшиеся со стороны внешней лестницы, и размахивающему ножом французу удалось расчистить себе путь. Теперь входную дверь ему преграждали всего трое гражданских.Француз облизнул окровавленные губы и, занеся нож, как байонет, кинулся к ним. Таким его и увидели вышедшие на площадь с прилегающей улицы Коломба, Данте и Лео.– Гильтине спустила своих псов, – в ужасе выдохнул Данте.В толпе были десятки раненых. Кто-то бросался в канал, пытаясь спастись вплавь.– Стоять! – одновременно закричали Коломба и Лео, выхватив оружие, но вместо ответа француз, как дикарь, вскинул над головой нож.Оба спустили курки. Пуля Лео угодила французу в живот, и он, перевалившись через парапет, упал прямо в пришвартованную лодку.«Никогда в жизни так не развлекался», – успел подумать француз перед смертью.Размахивая перед охранниками удостоверением, Лео двинулся к зданию. Коломба последовала за ним. В ушах у обоих звенело от выстрелов и криков. Происходящее казалось настолько противоестественным, что Коломба еле передвигала ноги. Ее почти накрыл приступ паники, но Лео сжал ее ладонь.– Ты здесь? – спросил он, глядя ей в глаза. – Я предпочел бы, чтобы ты подождала снаружи, но боюсь не справиться в одиночку.Коломба кивнула и улыбнулась.– Я тебя не брошу, – сказала она и пошла за ним.Данте старался не отставать, но на пороге ему отказали ноги. Слишком людно, слишком тесно, слишком громко. Часть его рассудка, принимающая решения в подобных ситуациях, взяла верх. Проклиная себя, он остался на улице, а его спутники смешались с обезумевшей толпой гостей вечеринки. Побежав на крики, они нашли на лестнице троих погибших с переломанными костями. Их убили голыми руками.– Она здесь, – сказала Коломба.Кучка приглашенных прорвалась через охрану и высыпала на улицу, оттеснив Данте на мост. Наконец ему удалось ухватиться за перила, и он увидел на лестнице Дворца спорта двоих мужчин, попавших под перекрестный огонь охранников и полицейских. Тот из двоих, что был более худощавым, нырнул в канал, и его тело тут же всплыло на поверхность. Его изрешеченный десятками пуль товарищ упал на ступени.Данте заметил в бегущей толпе человека, который пытался проложить себе путь в противоположном направлении. На мужчине была слишком теплая летная куртка с меховым воротником. Данте осторожно двинулся к нему.С трудом опустившись на старые колени, Белый подобрал выроненный Гильтине нож. Женщина продолжала стоять на четвереньках, и он поднялся, опираясь на ее спину.– В чем дело? На тебя так действует мой голос? Если бы я об этом знал, то не стал бы волноваться по поводу тебя, мой маленький Ангел смерти.Он обеими руками занес нож и пырнул Гильтине в левый бок. Та с криком изогнулась, но по-прежнему не могла пошевелиться, потерявшись в полном боли и электрических вспышек кошмаре. Белый нанес ей еще один удар. На сей раз лезвие прошло между ребрами и проткнуло легкое. Гильтине снова попыталась закричать, но изо рта вырвался только по-детски жалобный стон. Белый дрожащими, узловатыми от артрита руками вскинул нож в третий раз, когда до его слуха донесся скрип осколков под подошвами чьих-то ботинок. Коломба и Лео добрались до кабинета. Оба держали его на мушке.– Стоять! – закричала Коломба. – Бросьте нож.Белый повиновался.– Эта женщина пыталась меня убить, – сказал он по-английски. – Я просто защищался.Гильтине съежилась на полу. Она была с ног до головы в крови, а ее модное платье превратилось в лохмотья. Коломба подумала, что эта женщина мало напоминает беспощадную убийцу, которую они преследовали три недели. Данте, как всегда, оказался прав: не считая свежих ран, под стершимся гримом Гильтине не было ни следа ожогов или болезни. Она подошла к женщине, чтобы надеть на нее наручники.Данте следовал за мужчиной на расстоянии, не зная, как поступить. Внезапно тот остановился, обернулся и в упор посмотрел на него. И Данте понял, что незнакомец его узнал.Он приготовился бежать, если мужчина попытается напасть, но, судя по позе, это не входило в его намерения. Они замерли в паре метров друг от друга. В радиусе пятисот метров они были единственными, кто не кричал и не пытался сбежать.– Данте Торре, – с заметным восточноевропейским акцентом произнес мужчина в летной куртке.– Откуда ты меня знаешь?– Девочка рассказала мне о тебе. – Это не совсем соответствовало истине, потому что они не обменялись ни словом, однако в присланных ею инструкциях присутствовала ссылка на статью о «человеке из силосной башни». – Она говорила, что ты опасен. Ты здесь, а значит, она была права.– Девочка – это Гильтине? – спросил Данте.– Я никогда не знал ее имени.– Ты ведь понимаешь, что она не выйдет оттуда живой?– Она и не рассчитывала на выживание. Никто из нас не рассчитывал выжить, даже эти болваны. – Мужчина показал на трупы двух итальянцев, окруженные полицейскими и сотрудниками службы безопасности. – Но ничто не запрещает мне надеяться.Данте пристально посмотрел на него.– Ты тоже был в Коробке, – сказал он.– Будто это кому-то интересно.– Это интересно мне.– Значит, ты сумасшедший. Коробки больше нет, но с тех пор возвели тюрьмы получше – в том числе благодаря нам. Полная изоляция, крошечные камеры. – Мужчина пожал плечами. – Мне хотя бы было с кем поговорить, когда я не был слишком… – Не найдя подходящего слова, он постучал пальцем по виску. – От лекарств.– Ты говорил с Девочкой.– Она никогда не отличалась разговорчивостью.– Пойдем со мной в полицию. Расскажи все, что знаешь. Подумай о других узниках. Ты можешь почтить их память.– У меня другое задание, – сказал мужчина, которого когда-то называли Полицейским, и спрыгнул с моста прямо на площадь Мизерикордия. Только увидев, как мужчина бежит к полицейскому кордону, Данте понял, что он задумал.– Остановите его! – закричал он, размахивая руками, чтобы привлечь внимание. – Стреляйте! Черт! У него бомба!Но Полицейский уже добежал до своих коллег из другой земли и эпохи и нажал на детонатор, который держал в левой руке. Спрятанный под курткой «семтекс» воспламенился, и все в радиусе пятидесяти метров накрыло взрывной волной. Людей отшвырнуло, как груды тряпья, окна Дворца спорта вышибло, несколько лестничных подпорок подломились, и лестница со скрежетом покореженного металла накренилась к воде.Ударная волна достигла здания, опрокинула на пол обезумевших от страха гостей и пронеслась по застекленному кабинету, довершив разрушения, причиненные Гильтине. Лео и Коломбу подбросило в воздух и завалило штукатуркой. Белый упал на стол, раздробил себе таз и потерял сознание.Гильтине поднялась на ноги.Совершенно оглушенный Данте неуклюже поднялся на чудом уцелевшем мосту и побежал к площади Мизерикордия, где царил воплощенный кошмар. В толпе стонали десятки раненых, не меньше дюжины полицейских, карабинеров и прохожих разорвало на части. Все побагровело от крови, в пыли и дыму виднелись куски тел. Из лодок бежали на помощь другие полицейские и врачи «неотложки». Данте ошеломленно пересек превратившуюся в побоище площадь и направился к лестнице Дворца спорта, молясь, чтобы она не рухнула под его весом.Первой пришла в себя Коломба. Стряхнув обломки, она повернулась к Лео и потрясла его за плечи. Он открыл глаза.Гильтине на нетвердых ногах подошла к столу, на котором лежал Белый, и подобрала выроненный стариком нож, но рукоять упрямо выскальзывала из мокрой от крови ладони. Как только ей наконец удалось поднять его, на пороге появился покрытый пылью и пеплом Данте.– Не делай этого, – сказал он.Но Гильтине не слышала – мертвые вернулись, и в ее ушах звенело от их криков. Она уронила нож и снова подняла его, склонившись над стариком. Данте, молясь господу дураков, рванулся к ней. По пятам за ним бежала Коломба. Гильтине подняла взгляд на Данте, улыбнулась ему и занесла нож над Белым, который уже открыл глаза и с ужасом смотрел на нее.Но не успели Коломба и Данте к ней приблизиться, как Лео выпустил обойму женщине в спину. По-прежнему улыбаясь, Гильтине упала на пол. Тело ее внезапно стало невесомым, неизбывная боль исчезла. Голоса стали мягкими и нежными. Она узнала в их сонме голоса Полицейского и Башмачника и тихий, теплый шепот женщины, которая познакомила ее с музыкой и сладким сном в обнимку.Гильтине отправилась ей навстречу.25Коломба склонилась над Гильтине. Женщина была мертва.Данте в ярости повернулся к Лео:– В этом не было необходимости. Никакой гребаной необходимости!Перезарядив пистолет, Лео подошел к Коломбе:– Она умерла?– Да.«Боже, какая она маленькая», – подумала Коломба. В Гильтине было не больше сорока килограммов веса.– Данте, что там взорвалось?– Старый друг Гильтине пытался обеспечить ей путь к отступлению.– И ему это почти удалось, – добавил Лео, подобрав брошенный Гильтине нож.– Лео, ты портишь улики, – сказала Коломба.– Какой я рассеянный.Что-то в тоне его голоса заставило Данте вздрогнуть.– Не трогай ее! – закричал он.Слишком поздно – Лео пырнул Коломбу в живот и провернул в ране нож.Желудок Коломбы превратился в лед. Выронив пистолет, она упала на колени. На руки хлынула кровь. Она увидела, как Лео сшибает Данте на пол и наклоняется над Белым. Неспособный пошевелиться от невыносимой боли в тазу, старик со страхом уставился на него.– Если ты сохранишь мне жизнь, я сделаю тебя богачом, – сказал он.– До свидания, – произнес Лео по-русски и равнодушно рассек ему горло, словно резал праздничный пирог.Данте подполз к Коломбе, которая, свернувшись в комок, лежала в луже крови.– КоКа… – со слезами прошептал он. – Не двигайся. Я сейчас зажму твою рану. Зажму…Лео схватил Данте и рывком вздернул на ноги.– Пора идти, – сказал он.Данте почувствовал, что его внутренний термометр подскочил до десятки, до сотни, до тысячи. Лицо Лео превратилось в темное пятно в углу берлинского медиафасада, потом в лицо прохожего, увидев которого он несколько месяцев назад попал в швейцарскую клинику с психотическим срывом.– Это ты, – пробормотал он.– Молодец, братик, – сказал Лео и сдавил ему горло.Дождавшись, пока Данте потеряет сознание, он взвалил его себе на плечи.Последним, что увидела Коломба, была тянущаяся к ней из-за плеча Лео рука Данте. Она хотела сказать ему, что спасет его, что он был прав во всем, что они никогда больше не расстанутся, но произнесла это только во сне.Врачи спасли ее, когда она уже стояла на пороге смерти, но к этому времени Лео и Данте бесследно исчезли.Потребовалось семь дней, чтобы установить, что Лео Бонаккорсо никогда не существовал.Примечание автораЯ поменял некоторые аббревиатуры, соответствующие наименованиям подразделений итальянской полиции и сил правопорядка, чтобы иметь больше свободы при описании их взаимодействия и сфер компетенции, и допустил некоторые вольности со штабами, казармами, адресами и тому подобными деталями.Еще больше вольностей я допустил в отношении конструкции поездов: система кондиционирования в поездах Рим – Милан отличается от той, что приведена мной в настоящем романе.Коробка – тоже плод моей фантазии, однако многое другое, например сведения о количестве погибших в результате чернобыльской аварии, соответствует действительности.Если вас заинтересовали затронутые мной темы, вы можете найти более подробную информацию, ознакомившись со следующими источниками:ПАВЛОВФролов Ю. П. Павлов и его учение об условных рефлексах. Giunti Barbera, Firenze 1977;Траэтта Л. Собака Павлова (Il Cane di Pavlov), Progedit, Бари, 2006;Асратян Э. И. П. Павлов. Жизнь и научное творчество. Editions en langues étrangerès, Mosca 1953;Павлов И. П. Условный рефлекс. Bollati Boringhieri, Torino 2011;а также данная статья, которую я упоминаю и в романе: https://snob.ru/selected/entry/109466СОВЕТСКИЕ СПЕЦИАЛЬНЫЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯhttps://aurorasito.wordpress.com/?s=kgbhttp://www.voxeurop.eu/it/content/article/3006271-il-kgb-e-ancora-tra-noiРУССКАЯ МАФИЯhttps://it.wikipedia.org/wiki/Organizacijahttp://www.eastonline.it/public/upload/str_ait/522_it.pdfhttp://www.corriere.it/esteri/08_ottobre_01/mafia_russa_cartelli_messicani_48ba1c2a-8fc5-11dd-83b2-00144f02aabc.shtml«ДУГА-3»http://www.nogeoingegneria.com/tecnologie/nucleare/il-disastro-di-chernobyl-le-verita-nascoste/https://en.wikipedia.org/wiki/Duga_radarРазумеется, кое-кто утверждает, будто все это выдумки. Судите сами.Я бы хотел поблагодарить:команду издательства «Мондадори». Моих издателей Карло Караббу и Марилену Росси, редактора Алессандру Маффиолини, которая, не теряя терпения и чувства юмора, работала со мной изо дня в день, даже по воскресеньям и в разгар лета, а также главного редактора Фабиолу Рибони;моего агента Лауру Гранди, которая подбадривала меня всякий раз, когда я нуждался в поддержке;моего близкого друга и наставника Пьеро Фрабетти, который не покидал меня с первого до последнего дня: никогда еще у меня не было более неумолимого читателя;мою жену Ольгу Бунееву, которая не только терпела меня, но и стала моим проводником по тайнам России времен холодной войны и организованной преступности, отыскивала редкие документы и рисовала необычайно сложные схемы;Юлию Бунееву за торты (поверьте, выпечка никогда не бывает лишней).И конечно, я благодарю вас, читатели, за это путешествие, которое мы предприняли вместе.* * *notesПримечания1Куплет из песни британской панк-рок-группы «Секс Пистолс» «Anarchy in the UK» («Анархия в Соединенном Королевстве») (1976). Букв. перевод с англ. яз.: «Я антихрист / Я анархист / Я не знаю, чего хочу / Но знаю, как этого добиться / Я хочу завалить прохожего».2«Полуночный спецпоезд» (англ.) – американская народная песня.3Христо Явашев (р. 1935) – американский скульптор и художник, прославившийся вместе со своей женой Жанной-Клод де Гийебон работами, в которых «упаковывал» различные объекты.4Почтовая полиция – полиция почтовых и иных сообщений (Servizio Polizia Postale e delle Comunicazioni); пресекает использование коммуникационных сетей и технологий в целях совершения преступлений; ведет борьбу с детской порнографией в Интернете, нарушениями авторских прав и торговли в Сети, борется с компьютерным пиратством, телефонным мошенничеством, нарушениями в сфере почтовых отправлений.5«Ви-Икс» (от англ. VX) – фосфорорганическое боевое отравляющее вещество нервно-паралитического действия.6«Мы снова скованы одной цепью» (англ.) – песня англо-американской рок-группы «Претендерс» (1982).7Джеймс Риддли Хоффа (1913–1975) – американский профсоюзный лидер, исчезнувший при загадочных обстоятельствах. Его останки не найдены по сей день.827 июня 1980 г. авиалайнер «McDonnell Douglas DC-9-15» итальянской авиакомпании «Itavia», выполнявший рейс по маршруту Болонья – Палермо, рухнул в Тирренское море в 25 км от острова Устика, разрушившись на две части. Все 81 человек, находившиеся на борту, погибли. Среди версий следствия были, помимо прочих, взрыв бомбы и поражение ракетой «воздух – воздух», но причины катастрофы до сих пор не установлены.9«Варкрафт» – серия игр, созданная Blizzard Entertainment.10Брат (исп.).11Нет уж, спасибо, друг (исп.).12Лингва франка – язык или диалект, систематически используемый для коммуникации между людьми, родными языками которых являются другие языки.13«Общество мертвых поэтов» (1989) – художественный фильм, снятый режиссером Питером Уиром, повествующий об учителе английского языка и литературы, который вдохновляет учеников менять свою жизнь, пробуждая в них интерес к поэзии и литературе. Учитель просит мальчиков называть себя «О капитан, мой капитан!», что является цитатой из одноименного стихотворения Уолта Уитмена.14На самом деле Муста путает притчу о бабочке Чжуан-цзы и фразу из «Иллюзий» Ричарда Баха: «То, что гусеница называет концом света, учитель назовет бабочкой».15Иракская колода, или колода смерти, – известная комбинация игральных карт, выполненная в виде портретов самых разыскиваемых администрацией США иракцев. Использовалась в течение иракской войны для поиска свергнутых иракских лидеров.16Зожники (от ЗОЖ) – приверженцы здорового образа жизни.17Цитата из песни Дэвида Боуи «Space Oddity» («Странный случай в космосе»): «Центр управления полетами вызывает майора Тома» (англ.).18Чарли Браун – один из главных персонажей серии комиксов «Peanuts» (зд. «Мелюзга» (англ.)), выходившей с 1950 по 2000 г. Его приятель – грязнуля Пиг-Пен – постоянно влечет за собой облако грязи и пыли.19Гильтине – в литовской мифологии богиня смерти, чумы (в источниках VII в.), дух смерти (фолькл.).20«Упс!.. Я сделала это снова» (англ.) – песня американской поп-певицы Бритни Спирс (2000).21Флорентийский монстр – прозвище, данное итальянскими СМИ предполагаемому серийному убийце, совершившему семь или восемь двойных убийств в провинции Флоренция в период с 1968 по 1985 г.22«Московский мул» – коктейль на основе водки, имбирного эля и лайма, который подают в медной кружке.23Ндрангета – крупная итальянская организованная преступная группировка, происходящая из Калабрии.24Речь идет о рассказе Г. К. Честертона «Сломанная шпага» (перев. А. Ибрагимова).25Cow (англ.) – корова.26«Маньяк-убийца» (англ.) – песня американской рок-группы «Токин Хедс» (1975).27Испания (исп.).28«DeLorean DMC-12» – спортивный автомобиль с корпусом из миллиметровых листов нержавеющей стали, который выпускался в Северной Ирландии для американской автомобильной компании «DeLorean Motor Company» с 1981 по 1983 г. Автомобиль приобрел широкую известность после выхода фильма «Назад в будущее», где выступал в качестве машины времени.29Джейсон Стейтем – английский актер, известный по фильмам режиссера Гая Ричи «Карты, деньги, два ствола», «Большой куш» и «Револьвер», а также дилогии «Адреналин» и сериям фильмов «Перевозчик», «Неудержимые» и «Форсаж».30Ильич Рамирес Санчес, также известный как Карлос Шакал, – международный террорист, осуществлявший террористические операции в интересах «Народного фронта освобождения Палестины (НФОП)», «Красных бригад», «Красной армии Японии», Организации освобождения Палестины (ООП).31Джеймс Дуглас Моррисон (1943–1971) – американский певец, поэт, автор песен и вокалист группы «Дорз». Согласно официальной версии, умер в 1971 г. от сердечного приступа.32«Ангелы ада» – один из крупнейших в мире мотоклубов, имеющий филиалы по всему миру.33Анри Дезире Ландрю (1869–1922) – французский серийный убийца по прозвищу Синяя Борода из Гамбе, убивавший одиноких женщин и присваивавший их имущество.34Так точно (нем.).35«Я – берлинец» – ставшая культовой фраза из речи американского президента Джона Кеннеди, произнесенной 26 июня 1963 г. перед Шёнебергской ратушей, в которой президент выразил поддержку западным берлинцам после возведения коммунистическим режимом ГДР Берлинской стены.36Дерьмо! (нем.)37«Ценник» (англ.) – песня британской певицы Джесси Джей (2011).38Имя Донна по-итальянски означает «женщина».39Вилли Вонка – герой сказочной повести Роальда Даля «Чарли и шоколадная фабрика» (1964), а также экранизаций «Вилли Вонка и шоколадная фабрика» (1971) и «Чарли и шоколадная фабрика» (2005). Вилли Вонка – эксцентричный шоколадный магнат-затворник, устраивающий розыгрыш пяти золотых билетов, которые позволили бы пяти детям побывать на экскурсии на его фабрике, после чего четверо должны были получить пожизненное обеспечение шоколадом, а один – особенный приз.40Стивен Роджерс, или Капитан Америка, – супергерой из комиксов издательства «Marvel Comics», юноша, усиленный экспериментальной сывороткой до максимума физической силы, чтобы помочь военным операциям США.41Лейтенант Коломбо – главный герой американского детективного телесериала «Коломбо» (1968–1978; 1989–2003); полицейский, скрывающий за неловкими манерами и заурядной внешностью острый ум, наблюдательность и знание человеческой психологии.42«Офис» (2005–2013) – снятый в стиле псевдодокументалистики американский телесериал, пародирующий будни современного офиса.43Лейтенант-коммандер Дейта – андроид, персонаж научно-фантастического телесериала «Звездный путь: Следующее поколение» (1987–1994), а также полнометражных фильмов по мотивам «Звездного пути».44Природоохранная полиция, или лесной корпус государства, расформированный в 2017 г., специализировался на охране природы, пресечении правонарушений в аграрном секторе, контроле над заповедниками и международной торговлей животными и растениями.45Пит Доэрти (р. 1979) – британский музыкант и поэт, участник различных инди- и панк-коллективов; известен многочисленными нарушениями закона, связанными с наркотической и алкогольной зависимостью.46Фонд Билла и Мелинды Гейтс, ранее известный как фонд Уильяма Х. Гейтса, – основанный в 2000 г. Биллом и Мелиндой Гейтс частный благотворительный фонд, основными целями которого являются глобальное улучшение здравоохранения, сокращение нищеты, расширение образовательных возможностей и доступа к информационным технологиям.47О да (англ.).
ebooksa