Брачный сезон или Эксперименты с женой

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сколько ж там градусов?

– А мне говорили, что вы не пьете…

– Ни капли, – пришлось согласиться мне.

Этот ответ почему-то взволновал Марию. Она тихонько вздохнула и благодарно улыбнулась:

– Я так и знала. Вы ж учитель. Я ведь с мужем именно из-за этого самого развелась. Из-за водки… Такой уж он был зверюга, что не приведи господь. Вылитый Володька.

Я с сомнением оглядел стены комнаты. Синтетический ковер, бра, часы… Так, постойте, а это что же такое? Над двуспальной кроватью, где Мария Антоновна, явно в одиночестве, проводила ночи, висел портрет симпатичного мужика в летной фуражке. На зверюгу – да и на Володьку – он похож не был. Мадам Еписеева уловила этот мой взгляд и с готовностью объяснила:

– Вы, наверное, думаете, что это и есть мой муж? Нет, этого я из журнала вырезала и отдала увеличить. А Володьке сказала, что это его папа. Был, мол, летчиком. Разбился на испытаниях. Насмерть. Даже могилы не осталось…

Видя мое недоумение, она пригласила:

– Ну, прошу к столу.

Я замешкался и вспомнил о цветах, которые все еще увядали у меня под мышкой.

– Куда бы их пристроить? Это вам, Мария Антоновна.

Она одарила меня странным взглядом и достала из буфета стеклянную вазочку.

– Мне так давно не дарили цветов, – пробормотала вдова летчика-испытателя и двинулась по направлению к кухне. – Я воды налью, а вы пока устраивайтесь.

Да, ради такого взгляда стоит иногда разориться на цветы. Даже на «японские хризантемы».

А где, кстати, сам хулиган Еписеев? Небось, хулиганит? Хорошенькое же будет дельце, если он обнаружит в собственной квартире собственного же классного руководителя. Представляю его рожу. Надо будет, кстати, поинтересоваться у Маши, где ее чадо. И выпить с ней на брудершафт – хотя бы и облепихи, – а то ни в какие ворота: все «Мария Антоновна» да «Арсений Кириллович».

Я плеснул желтоватой водицы в хрустальные стаканы и потянулся за огурчиком.

– Сама солила! – раздалось над моим плечом.

От неожиданности я отдернул руку.

– Да вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь, – продолжала Мария Антоновна, – у меня тридцать банок насолено…

Хрустнув огурчиком, я поднял стакан с облепихой и предложил: