Гигантские белые шары заколыхались, раздался взволнованный голос Виталькиной жены:
– Ты что, глупенький? Это же я!
Только теперь я понял, почему мне привиделась жуткая английская псина. На своих Канарах она загорела дочерна, так что ее тело сливалось с окружающим мраком. И лишь незагорелые участки отчетливо светились в темноте. Грудь Светланы я принял за гигантские совиные глаза-плошки.
Моего взмокшего лба коснулась теплая рука. Пальцы, цепляясь многочисленными кольцами за брови, принялись ворошить волосы.
– А-а!!! – вскрикнул я еще громче.
– Тс-с, – прошипела Светлана и попыталась влезть ко мне под одеяло.
Я катапультировался с кушетки и приземлился в центре кухни.
– Сеня, иди ко мне! – призывно донеслось из угла. – Я люблю тебя!
Так. Только этого не хватало. Не слишком ли часто в последнее время я слышу эти слова? Нет, меня так просто не заманишь. Может, кому-то все это покажется пикантным и будоражащим приключением, но только не мне.
– А я тебя – нет!
Я шагнул к стене и принялся яростно шарить в поисках выключателя. Вот! Вспыхнул свет.
– Неужели я тебе совсем не нравлюсь? – обиженно пробормотала мадам Рыбкина и, надув губы, стыдливо закуталась в одеяло.
– Да как ты не понимаешь?! – взвился я. – Неужели ты думаешь, что я пересплю с женой своего друга только потому, что ей, видите ли, не с кем ему изменить?!
Светлана поднялась и побрела в комнату, прихватив одеяло с собой. Она была похожа на монаха-бенедиктинца в капюшоне. У двери она обернулась.
– Господи, какая же я дура! Прости меня, пожалуйста… – и скрылась в комнате.
Я торчал посреди кухни и не знал, что предпринять. Над трусами нависал живот. Появиться перед ней в таком виде еще раз было бы нелепо. Усевшись на кушетку, я закутался в простыню. Одеяла не было.
– Можно я надену твою рубашку? – донеслось из комнаты.
– Зачем?
– Хочу немного прибраться у тебя, раз уж не удалось… Все равно ночь предстоит бессонная.
– Можно, – ответил я, подивившись загадочности женской души.