– Едем дальше… Как ты, Пачкин, понимаешь, это абсурд. Не можем же мы делать сверхсекретные самолеты, которые разбиваются, как обыкновенные? Не можем?
– Не можем…
– Правильно… Поэтому летчика за то, что он самолет угробил, который таких деньжищ стоил, мы, как видишь, поджариваем… Поджариваем?
– Поджариваем…
– Ведь он заслужил?
– Он… заслужил…
– Ну вот! А всех свидетелей гибели сверхнадежного самолета мы пускаем в расход, чтобы разговоров не было. Пускаем?
Ужасная логика солдата дошла до Витька. Логика железная, не допускающая возражений.
– Я никому не скажу, – просипел Пачкин.
– Все так говорят, а потом ползут слухи вредные… Ты вот, вижу, мужик-то неплохой… Но тоже… потерпишь-потерпишь, а потом нажрешься и разболтаешь по пьянке. Водку-то пьешь?
– Только по праздникам, – замотал головой Витек.
– Вот в праздник и разболтаешь!.. Испортишь людям праздник…
– Не разболтаю! Клянусь, не разболтаю! – Витек подполз к солдату и стал целовать ему сапоги.
– Ну… это ты брось, – солдат легонько двинул Витька каблуком в ухо. – Не при старом режиме!.. Да… Ну, не знаю, что и делать с тобой…
– Пощадите! У меня мать старая! На кого я ее брошу?!
– О матери ты, Пачкин, не волнуйся… Мы о ней позаботимся…
– У меня невеста в городе! В музее работает! Музейный работник!
– Невеста у тебя?.. Любишь ее?
– Люблю! Люблю!
– Ну, не знаю… Ну, как мне с тобой быть? У меня приказ. А приказ надо выполнять… Не знаю, не знаю… Может, ты знаешь, как мне быть?