Я сразу вспомнил недавний урок Арминия и решил проверить свою ауру. Я взглянул на руки. Руки оставались моими, но голубое свечение почти полностью исчезло (может, мне только казалось, что я его вижу). Воображение помогло мне переместить ауру внутрь. Дыхание сразу стало беззвучным. И так же беззвучно я ступал по каменным плитам, ведущим к двери усыпальницы. Негромкое щебетанье птиц – это все, что я слышал.
Толкнув тяжелую металлическую дверь, я очутился в полумраке усыпальницы. В ноздри пахнуло пылью, плесенью, увядшими цветами. Освещали мой путь только лучи неяркого утреннего солнца, устремившиеся вслед за мной в расшатанную дверь, которую я оставил открытой. Но этого света, конечно же, не хватало. Я двинулся по узкому коридору. С высокого сводчатого потолка кое-где капала вода. Каждый шаг уводил меня все дальше в темноту. Появилось ощущение, что я нахожусь в туннеле. Совсем как ребенок, которому предстоит родиться, подумалось мне. В каком-то смысле я действительно рождался заново. Но если ребенка в конце туннеля ожидали материнские руки, меня ждала работа, которая не могла принести никакой радости.
Коридор привел меня в просторное помещение, куда сквозь витражи стрельчатых окон пробивался неяркий свет, окрашивая камень, воздух и мою кожу в нежные розовые, голубые и зеленоватые тона. Здесь, на одинаковом расстоянии друг от друга, располагались каменные катафалки, и на каждом стоял наглухо закрытый и стянутый металлическими обручами гроб. На передних стенках катафалков были помещены мраморные дощечки с именами и датами жизни усопших.
Повинуясь инстинкту, я направился в дальний угол, где увидел гроб, поставленный здесь совсем недавно. Он резко выделялся среди своих собратьев, успевших потускнеть. Гроб окружали многочисленные венки. Помимо них, в вазах стояли белые цветы. Они уже высохли и начали опадать, роняя потемневшие лепестки на холодные каменные плиты пола. Тягостную обстановку дополняли огарки свечей.
Сам гроб был меньших размеров, чем соседние. Его белые стенки слабо поблескивали. Не сегодня-завтра сюда явятся кладбищенские служители, чтобы герметично запечатать крышку и поставить обручи (иначе в усыпальнице стоял бы удушающий трупный смрад). Я сразу же вспомнил про бедного маленького Яна, и на глаза навернулись слезы. Усилием воли я заставил себя сосредоточиться и поднял крышку.
Внутри на розовом атласе покоилась девочка лет двенадцати, только-только начавшая превращаться в девушку. Янтарные, сиреневые, розовые полоски света освещали ее бледное, безжизненное лицо. Зато ее вьющиеся медно-рыжие волосы, подцвеченные красным, выглядели совсем живыми, как и рассыпанные по лицу веснушки, и алые губы. Я невольно залюбовался позой усопшей девочки – она лежала с достоинством взрослой аристократки, сжимая в тонких пальцах увядшую лилию.
Странная красота смерти. Естественно, прежде я никогда не видел этой девочки и мог лишь предполагать, что передо мной – одна из жертв Влада, Жужанны или Аркадия, а может – жертва тех, кого они сделали подобными себе. Но как вампиры посмели посягнуть на ребенка? Вопрос был риторическим. Вспоминая свои недавние ощущения, я понимал: голод вампира заглушает любые доводы рассудка и ломает любые запреты.
Внутри меня происходила борьба воли и чувств. Воля требовала поскорее исполнить возложенную на меня миссию. Чувства... чувства пленились хрупкой девичьей красотой. Я понимал, что мне уже не вернуть эту девочку в прежнюю жизнь и нужно спасать ее душу. А сердце упорно вопрошало: ну почему столь юному и невинному созданию суждено было умереть? Повинуясь его страстному голосу, я, забыв обо всех предосторожностях, наклонился и поцеловал покойницу в лоб.
Девочка сразу же открыла глаза Зеленые, с янтарными крапинками, слегка раскосые и по-кошачьи загадочные. Ее глаза на детском личике были полны настоящей женской силы. Они влекли меня к себе, как сладкозвучное пение сирены.
Я начал тонуть в зеленом море ее глаз. Девочка улыбнулась и приподнялась на своем атласном ложе. Отшвырнув цветок, она потянулась ко мне.
Моя воля все же оказалась сильнее. Я вспомнил наставления Арминия и сосредоточился на защите сердца. Ко мне вернулась решимость. Покойница уже наполовину сидела в гробу, когда я поместил острие кола между ее плоских, только начавших формироваться грудей напротив маленького неподвижного сердца. Треснула ткань савана. Держа кол, я замахнулся молотком и... в последнюю секунду дрогнул. Я показался себе варваром, уничтожающим редкую красоту: эти зеленые, бездонные глаза, огненные волосы, белую, как фарфор, кожу. Меня вдруг охватил ужас: что я делаю? Расправляюсь с невинным ребенком? Эта мысль полоснула по сердцу словно острый нож.
К горлу подступила желчь. Меня мутило, слезы жгли глаза. Ударив молотком по тупому концу кола, я рухнул на колени, уцепившись пальцами за край гроба.
Удар получился слабым – кол отклонился вправо и не вошел в сердце. Несчастная девочка вскочила и тоже ухватилась руками за край гроба. Ее холодные ладошки коснулись моих рук. Она тут же отпрянула, испустив пронзительный, нечеловеческий крик. Алые губки изогнулись, обнажив острые зубы и неестественно длинные клыки. Ожившая покойница наклонилась ко мне, щелкая зубами и рыча, как взбесившийся щенок.
Видя ее мучения и раздосадованный собственной неудачей, я тоже закричал. В этот момент я был совершенно беззащитен и был абсолютно уверен, что новоявленная вампирша меня укусит. Однако какая-то сила не подпускала ее ко мне. Наклонив голову, я увидел у себя на груди большое золотое распятие.
Девочка продолжала вопить и корчиться, норовя выбраться из гроба, но мое присутствие удерживало ее, как стенки мышеловки. В мозгу послышался голос Арминия, спокойный, твердый, но с явным оттенком раздражения.
"Освободи ее! Она достаточно настрадалась. Немедленно освободи ее!"
Я поднял голову. Арминий стоял рядом. В его облике не было и намека на ухмыляющегося юродивого, каким ему нравилось представляться. Наоборот, я увидел властное величие и поневоле вспомнил Колосажателя на троне. Аура этого тщедушного на вид человека сияла неистощимой силой. Его длинные седые волосы и борода сверкали подобно раскаленному пламени. Мне вспомнилась начальная глава Откровений святого Иоанна, где говорилось о Сыне Человеческом с ногами, похожими на халколиван, и волосами, что как белая шерсть[22].
"Скрепи свое сердце, Абрахам. Твоя жалость обрекает ее на страдания. Ударь еще раз. Не мешкай!"
Его слова прибавили мне мужества. Я вновь втянул свою ауру внутрь себя и почувствовал себя спокойнее и сильнее. Ноги тряслись, но я встал и, презрев страх, протянул руку и выправил кол, не обращая внимания на бешено извивающиеся, словно сотни змей, руки маленькой вампирши. С ее губ слетали клочья пены, а юное лицо, такое милое несколько минут назад, перекосила недетская злоба. Но я находился под защитой креста и не боялся ее нападения.
Я нанес новый удар. На этот раз я не промахнулся. Звук молотка гулко отозвался во всех углах склепа. Девочка душераздирающе закричала, и я понял, что кол пробил ее тело насквозь.