Из Клаузенбурга, опять-таки поездом, мы отправились в Бистриц (по-румынски этот городишко называется Бистрица). Если австрийские поезда показались мне тихоходными, то что тогда говорить про румынские! Тот, на котором мы ехали, плелся, как некормленая кляча. О пунктуальности на здешней железной дороге знают лишь понаслышке. Наш поезд отправился более чем с часовым опозданием и тащился до Бистрица целых шесть часов. В Голландии мы одолели бы это расстояние в два с лишним раза быстрее.
Сейчас я сижу в номере местной гостиницы, которую правильнее было бы назвать постоялым двором. И условия, и качество пищи здесь почти спартанские. Аркадий утверждает, что это единственное место в городе, где можно чувствовать себя в безопасности. Дальнейший путь нам предстоит проделать на лошадях. На сегодняшний дилижанс (он ходит раз в сутки, связывая Бистриц с неведомой мне Буковиной) мы уже опоздали, зато узнали, что на нем, похоже, уехали Стефан, Жужанна и мой сын. (Мой малыш! Я даже застонал от облегчения, узнав, что златокудрый малютка, которого видели на руках у женщины, был весел и здоров. Слава Богу, они ничего не сделали с моим Яном.) Мы опоздали всего на каких-то два часа! Остаться в Бистрице на ночь значит потерять драгоценное время. Аркадий отправился искать лошадей и экипаж, и как только он вернется, мы немедленно отправимся дальше.
Зачем Жужанне понадобился мой ребенок? Я несколько раз задавал Аркадию этот вопрос. Он отделывался туманными фразами. Не верю, чтобы он не знал. Тогда почему он не хочет назвать причину?
Я делаю эту запись, сидя в подпрыгивающем на каждой кочке экипаже. Не представляю, как потом буду читать собственные каракули, однако чувствуюнеобходимость все подробно записать. С каждой минутой становится все темнее, и я едва различаю скачущие строчки. Если мы сумеем вызволить Стефана и Яна, у нас останется письменное свидетельство о самых страшных днях в семейной истории.
А если не сумеем...
Мы отправились в путь без кучера. Лошадьми правит Аркадий – дорога ему знакома, да и зрение у него острее моего. Правда, ему сейчас не мешало бы отдохнуть, но я не стал спорить. Местность, по которой мы едем, пустынная, дикая и вдобавок гористая, чем-то она мне напомнила Швейцарские Альпы. Не хотел бы я сейчас держать поводья в своих руках, направляя лошадей по узкому серпантину дороги и поминутно рискуя сорваться с уступа в пропасть. Поэтому я даже рад, что сумерки скрывают от меня наш опасный подъем на карпатские кручи.
Погода вполне отражает состояние моего ума. Воздух сырой и зябкий. Вскоре после нашего отъезда из Бистрица начался снегопад, пока еще несильный. Экипаж, который удалось раздобыть Аркадию, представляет собой коляску, полог которой защищает лишь наши спины и головы. Аркадий предусмотрительно запасся пледами и велел мне хорошенько закутать ноги, правда, из-за снега толстая ткань быстро отсырела. Не знаю, что испытывает сейчас Аркадий, но меня сырость и холод уже пробрали до костей. Спасибо хозяину ресторана в Буде, великодушно подарившему мне бутылку бараки.
Едва мы очутились в густом лесу, которым практически повсеместно были покрыты склоны Карпат, Аркадий резко свернул с дороги. Его маневр был настолько внезапным, что карандаш в моей руке подпрыгнул и прочертил жирную линию. Я огляделся по сторонам и не поверил своим глазам. Горы, которые совсем недавно обступали нас и тянулись до самого горизонта, исчезли. Мы очутились в узкой долине, в окружении высоченных стройных сосен. Их раскидистые лапы защищали землю, не пропуская ни одной снежинки. Воздух здесь был теплым, и в нем висел легкий туман. И что самое удивительное: сверху струился мягкий солнечный свет. Наверное, так религиозные люди представляют себе проявление Божьей благодати. В лучах этого чудесного света все окружающее казалось фантастическим, неземным.
Я молча взирал на явленное чудо, не в силах вымолвить ни слова. Я даже подумал, что сплю и вижу удивительный сон. Может, мы вообще еще никуда не выезжали из бистрицкой гостиницы и все это мне только снится?
Но то была явь. Лошади неспешно ступали по густому ковру из сосновых иголок. Вскоре Аркадий остановил коляску и повернулся ко мне.
– Абрахам, – певуче молвил он.
Воздух в долине был настолько теплым и влажным, что даже дыхание вампира превращалось в тонкую струйку тумана. Голос Аркадия оставался прежним, но его облик значительно изменился: пропали холодная красота и излишняя правильность черт лица. Сейчас оно куда больше напоминало лицо живого человека.
– Где мы находимся? – тихо спросил я, боясь нарушить благоговейную тишину.
Вместо ответа Аркадий сказал:
– Есть много такого, о чем вы непременно должны узнать еще до нашего появления в замке. Может оказаться так, что мы опоздаем, и Влад успеет совершить с вашим братом ритуал вкушения крови. Если это произойдет: нет, не так, как вы подумали, – из чаши, иначе он сделает вашего брата подобным себе, а ему нужно от Стефана совсем другое... Так вот, если это случится, Влад полностью подчинит себе Стефана: он всегда будет знать, где находится ваш брат, о чем думает. И эта зависимость оборвется только с последним вздохом Стефана. Конечно, Влад не сможет управлять им постоянно, но находиться в подчинении, пусть и частичном, – этого вполне достаточно, чтобы жизнь превратилась в ад. Я знаю, о чем говорю, поскольку в прежней жизни сам прошел через это.
Должен вам сказать: первый раз Стефана похитили по моему приказу. Я совершил с ним ритуал вкушения крови, но вовсе не из желания подчинить его. Я надеялся таким образом нейтрализовать влияние Влада.
Аркадий горестно усмехнулся.
– Понимаю, каково вам сейчас ощущать себя во власти вампира.
– Вы сказали – зависимость до конца жизни? – в ужасе переспросил я. – Значит, если ритуал свершится, над Стефаном будет постоянно висеть угроза?