Дети вампира

Помимо его увещеваний я слышал настойчивый, хныкающий голосок Яна:

"Папа, пошли. Ну папа, пошли!"

Третьим был голос Аркадия:

"Брам, сын мой! Мальчик мой. Силой воли ты пошел в свою мать. Вспомни о ней и послушай меня..."

Дуэт Влада и Яна звучал гораздо громче и отчетливее, нежели его одинокий голос. Я находился в полной растерянности. Крест и цепочка лежали в моей ладони. Мне нужно было всего-навсего перевернуть ладонь.

Мой разум был практически парализован этим ментальным хором, но где-то на периферии сознания вдруг звякнул колокольчик, предупреждающий об опасности, – крестьянка поразительно быстро очнулась от забытья, в которое ее погрузил эфир, и поднялась на колени. Вероятно, тут не обошлось без мысленного приказа Влада, действовавшего сильнее, нежели наркоз. Женщина проползла мимо нас, направляясь к камере пыток. Она даже не взглянула на труп несчастной старухи, а скрылась за криво свисавшим куском бархатного занавеса.

Повторяю: эти события я отмечал где-то на самом краю сознания и даже не пытался анализировать, поскольку в моем разуме одновременно звучали слишком громкие и настойчивые голоса Влада, Яна и Аркадия. Неудивительно, что лучше всех я слышал своего сына.

"Папа, ну пошли!"

Его голосок срывался, казалось, малыш вот-вот расплачется. Жужанна взяла его на руки и вполне по-матерински стала успокаивать: гладила по спинке и шептала ласковые слова. Совсем как Герда. Я не выдержал. Пальцы сами собой разжались, распятие упало на пол, и я шагнул к сыну.

Аркадий и Влад оба бросились ко мне, однако Влад оказался быстрее. Он крепко обнял меня за плечи, этим жестом приветствуя меня и одновременно заслоняя от моего прежнего мира. Рука вампира была холодной как лед, и у меня по телу побежали мурашки. Такая же ледяная рука, только невидимая, сковала мое сознание, поэтому страха я не испытывал. Меня стремительно несло куда-то вниз.

Я и в самом деле полетел вниз – Аркадий, подскочив сзади, вырвал меня из объятий Влада. Доли секунды хватило, чтобы я пришел в себя и услышал его настоятельный призыв:

"Сын мой, беги!"

Падая, я инстинктивно раскрыл ладони. Обрушившись на пол, пальцами правой руки я наткнулся на что-то острое и вскрикнул от боли. Поглядев вниз, я почувствовал безмерное облегчение – под ладонью лежало распятие. Я сжал его в пальцах и, прежде чем встать, поднял голову. Взгляду моему предстало жуткое зрелище.

Аркадий и Влад вновь сцепились. Их схватка, как и в первый раз, была ожесточенной: каждый пытался придавить противника к полу или, наоборот, отшвырнуть от себя. Вскоре я понял, что Влад загоняет Аркадия в ловушку. Из-за обрывков черного занавеса, пошатываясь, выбралась крестьянка. В побелевших кулаках она стискивала острый деревянный кол длиной в половину человеческой руки.

Кое-как я поднялся и выкрикнул единственное слово, прорвавшееся из самых глубин моей души:

– Отец!

Аркадий услышал. Я понял: он меня услышал. В суматохе сражения он успел встретиться со мной взглядом. В его глазах мелькнула любовь, благодарность и тревога за мою судьбу. Нам хватило доли секунды, чтобы осознать свое духовное и кровное родство. И этот же миг погубил Аркадия.

– Беги! – громко крикнул он мне.

Закружив моего отца, Влад с неимоверной силой швырнул его в сторону занавеса. Прямо на кол, поблескивавший в руках крестьянки.

И Аркадия, и женщину по инерции понесло дальше. Лопнувший занавес обнажил еще один гнусный атрибут пыточной камеры – странный формы стол, залитый кровью. Рядом, на мясницкой колоде, были разложены ножи всех видов и размеров. Чуть поодаль громоздились колья.