Желтый туман

22
18
20
22
24
26
28
30

– Потому что я знаю лучший способ тебя согреть.

Каллендер бросил книжку обратно на кровать и решительно шагнул к туалетному столику. Он зарылся лицом в кудрявые надушенные волосы Салли и взял ее обеими руками за грудь. Она выгнула спинку, прикрыла глаза и улыбнулась, почувствовав его дыхание на своем лице.

– Ты был в пабе и пил джин, да?

– А что в этом дурного? – спросил Каллендер, пытаясь расстегнуть ее корсет.

– Ты мог бы и с собой немного принести.

– Неужели сам я опьяняю недостаточно?

– Ты прав, Реджи. Так чудесно иметь богатого любовника. Чувствуешь себя особенной.

Каллендер сорвал с себя галстук.

– Но ты любила бы меня и без этого, да?

– Конечно, любила бы. Да, мои соболезнования, я слышала, у тебя умер дядя. – Она освободилась от его неуклюжих рук и быстро разделась сама.

И вскоре они оказались на кровати, и на забытую книжку про вампира по имени Варни обрушились два трепещущих тела.

Мертвая Комната

Короли, построившись, как на параде, стояли смирно, а человек простого сословия шагал мимо. Он был гидом, но униформа делала его похожим на солдата, и его хриплый голос, называвший каждую коронованную особу Европы, все больше раздражал Каллендера. Реджиналду уже вконец опротивел этот назойливый человечек и тянувшиеся бесконечной вереницей восковые фигуры; эти мягкие статуи с фальшивыми украшениями начали вызывать у него отвращение еще до того, как он вошел в музей мадам Тюссо, поскольку в связи с легкой воспламеняемостью экспонатов ему пришлось выбросить последнюю из импортных сигар дяди Уильяма.

И ни до, ни после этого публичного оскорбления не случилось ничего, что могло бы смягчить гнев Каллендера. Поход в музей мадам Тюссо, на Бейкер-стрит, начался самым ужасным образом: наняв кэб, Каллендер приехал к Фелиции Лэм, но обнаружил лишь ее отсутствие. Зато тетя Пенелопа присутствовала самым навязчивым образом и кокетливо заявляла свои права на Каллендера в качестве сопровождающего, пояснив, что Фелицию четверть часа тому назад посадил в свою карету мистер Ньюкасл, тот самый медиум. Охватившее было Каллендера негодование быстро сменилось почти что паникой: он никак не мог отделаться от беспричинных опасений, что его невесту похитили и теперь ему ее больше не видать. Добираться до музея восковых фигур пришлось под аккомпанемент непрекращающейся болтовни тети Пенелопы, так что поездка превратилась в пытку.

Кульминация, которая, к удивлению Каллендера, вызвала у него лишь раздражение, оказалась сущим пустяком. Фелиция, с притворной скромностью потупив глаза, стояла в освещенном газовыми фонарями вестибюле универсального магазина на Бейкер-стрит, держась за длинную, тонкую руку Себастиана Ньюкасла. Не приходилось сомневаться в близких отношениях между ними, и Каллендер, пусть и ощущая, что дальше ничего столь значительного уже не произойдет, закипел от злости. А когда тетя Пенелопа потащила его осматривать выставку, ему показалось, что Фелиция улыбнулась ей с благодарностью. Было понятно, что за все билеты заплатил Ньюкасл, и Каллендер, по правде говоря, в этом отношении не мог предпринять решительно ничего.

Экскурсия по галерее восковых фигур для Каллендера превратилась в кошмар задолго до того, как он оказался возле Комнаты ужасов. Экспонатов он почти не замечал, зато от его внимания не ускользнул ни один из тех взглядов, которыми обменивались его невеста и Себастиан Ньюкасл. Они, казалось, намеренно отставали от остальных, увлеченно беседовали на личные темы, в то время как Каллендер шагал вперед под напором толпы, а также тети Пенелопы – эту женщину он рад был бы удавить. Лицо Каллендера пылало, галстук душил его: может, Фелиция сознательно над ним издевается? Он так напряженно следил за идущей позади группы парой, что чуть было не сбил с ног экскурсовода, когда процессия неожиданно остановилась у двери, вход в которую преграждал шнур из алого бархата.

– Здесь мы завершим нашу экскурсию, – объявил человечек в синей форме. – То есть вы увидели основную экспозицию. Но за моей спиной, леди и джентльмены, за этим шнуром, за этой дверью, находится Мертвая Комната. Или, как ее еще выразительно называют, Комната ужасов в музее мадам Тюссо. Те из вас, кто приобрел билеты на эту необычную выставку, могут сейчас последовать за мной, но предупреждаю вас, что этот зал содержит изображения пороков и инструментов уничтожения. Здесь представлены самые отъявленные душегубы и злодеи прошлого и настоящего, а также подлинные орудия пыток и казни, в том числе и та самая гильотина, на которой расстался с жизнью король Франции. Кроме того, вы увидите изображения отрубленных голов короля и его королевы, Марии-Антуанетты, а также таких известных деятелей, как мистер Робеспьер, – все это подлинные слепки, которые непосредственно после казни выполнила своими умелыми руками мадам Тюссо, тогда совсем юная девушка, и было это более полувека тому назад. Эта выставка не для пугливых, да, леди и джентльмены, но вы предупреждены, и тех из вас, кто отважился посетить Мертвую Комнату, прошу следовать за мной.

Каллендер с некоторым удивлением наблюдал, как толпа постепенно растаяла: то ли побаиваясь, то ли жалея денег на билет, британская публика, по крайней мере в этот вечер, не склонна была любоваться ужасами. В итоге осталось всего четверо посетителей, и все они были из компании Каллендера, хотя, конечно же, возглавляла группу тетя Пенелопа. Она подчеркнула этот момент, вскрикнув от восторга, когда дверь в Комнату ужасов открылась и ее пригласили внутрь.

В зале было темно, – так и задумано, решил Каллендер, – и в первый момент ему показалось, что в сумерках их поджидает толпа. Когда глаза его привыкли к потемкам, он понял, что фигуры расположены группами, как заключенные, ожидающие приговора на скамье подсудимых. Он заметил, что среди экспонатов попадаются и женские фигуры; особенно привлекла его внимание весьма пожилая дама в сером платье. В целом же все они не производили особого впечатления, тем более это были всего лишь скульптуры.

– Так вот она, знаменитая Мертвая Комната, – громко произнес Каллендер, зная, что за ним идет Фелиция. – На вид не так уж и страшно. За вознаграждение в сто гиней я с удовольствием провел бы ночь среди этих оцепеневших злодеев.