Желтый туман

– Что ж, сэр, – сказал их начальник. – Раз уж вы сами предлагаете, значит, нам незачем больше вас тревожить. Понятно, что скрывать вам нечего.

– То есть я могу пожелать вам доброй ночи, джентльмены? Час уже поздний.

– Вы правы, сэр. Спасибо за помощь, доброй вам ночи. Себастиан закрыл дверь и несколько мгновений стоял, и был с ним лишь огонек его свечи. Когда он понял, что полицейские уже ушли, он повернулся в глубокую темноту дома и позвал Фелицию, заранее зная, что никто не отзовется. Ночью удержать ее было невозможно: она, теряя последние силы, бродила по каменной долине, где спали мертвые.

Себастиан вышел на ночную улицу. Он рассеялся в воздухе радужной дымкой и просочился в ворота кладбища Всех Душ, где влился в густой туман, бурлящие клубы которого делали это место похожим на неведомое море, будто поглотившее все, кроме обломков вывороченных из земли деревьев и заброшенных надгробий. Пейзаж напоминал скорее место скитаний несчастных духов; кладбище будто и не находилось на зеленой планете.

Фелицию он отыскал у памятника в виде мраморного ангела. Она сидела, обхватив скульптуру бледными руками и устремив в туман взгляд своих светлых глаз.

– Тебя приходили искать трое мужчин, – сказал он.

– А ушли тоже трое?

– Поскольку они были из Скотленд-Ярда, задерживать кого-либо из них было бы неразумно.

– Полиция, – проговорила Фелиция. – Из-за меня ты лишился неприкосновенного убежища, да, Себастиан?

– Возможно, но какое это имеет значение, когда я вижу тебя в таком состоянии.

– Я такая, какой желала стать.

– Так что же, оно того стоило, увидеть, что жизнь и смерть – две стороны одной монеты, и подержать эту монету в собственных руках?

– Я многое узнала, – ответила Фелиция.

– Ты узнала больше, чем просила. А цена этой монеты – кровь.

Фелиция обхватила себя руками и устремила взор в землю.

– Я не могу, Себастиан, – сказала она.

– Но ты должна, – возразил он, – и ты обязательно это сделаешь. Жизни других должны стать твоей, и их кровь превратится в твою. Это твоя судьба, и ей никто не в силах противиться.

– А я не покорюсь ей. Клянусь. Ты, как никто другой, знаешь, кто я теперь, но, кем бы я ни была, кровью я себя не запятнала. Я не стану обагрять ею свою душу.

Себастиан отвернулся от нее. Она поднялась и взяла его за руку.

– Я сказала это не в упрек тебе, – проговорила она.