И тогда Степан Петрович выстрелил из второго ствола, с расстояния меньше трех метров. Громыхнуло чуть менее страшно, потому что во втором-то стволе была пуля. Центрированная пуля весом 9 граммов, на крупного зверя, и сразу за выстрелом раздался странный скрипящий звук, который невозможно описать, — звук пули, разносящей череп. Бич полетел на землю, трепыхаясь, как тряпичная кукла, и дальше всего у него была закинута голова, потому что пуля ударила над переносицей и снесла все, что находится выше.
Эхо замирало за стволами, а тучи вроде чуть-чуть разошлись, и даже стало чуть-чуть светлее.
— Лихо вы его! — бросил дядя Костя, сунул револьвер в кобуру… И тут же выхватил обратно, руки бича шарили по траве, ноги мерно двигались, как будто он куда-то шел.
— Кто кого лихо!
Голос у Степана Петровича стал вдруг низким и хриплым, совсем не такой, как обычно. А бич продолжал странно двигаться — бесцельно, непонятно, неприятно.
Дядя Костя подходил к лежачему, и надо было видеть, как он шел: классическая поза, сторожкость в каждом движении, наготове оружие… Ноги бича стали дергаться как-то еще более странно, вроде в стороны, да еще стали мелко вздрагивать. Дядя Костя подошел вплотную, взглянул…
— Степан Петрович, подойди…
Голос у дяди Кости тоже изменился и стал странным.
Дяди, конечно, не знали, что все это время дети стояли, а когда пошла стрельба — присели в траву за кустами, метрах в двадцати — двадцати-пяти от того места, где упал бич. Они все видели и, естественно, очень хорошо слышали все разговоры убийц.
— Никто все равно не поверит… — сипло сказал Степан Петрович. — Хоть это предъяви, а не поверят.
И он вяло ткнул рукой в лежащее на земле тело.
— А как я обо всем начальству доложу? — Голос дяди Кости стал даже не странный, а жалобный. — Всегда думал, что так не бывает…
— А я и сейчас думаю, что так не бывает; себе не верю, Константин, глазам своим…
— Верь не верь…
— То-то и оно. Вот те и бич!
— Слушай, а куры ему зачем?
— Непонятно…
— Тут все непонятно. А смеяться над нами будут…
— Будут. Тут к бабке не надо ходить… Даже когда поверят.
Степан Петрович закурил; получилось у него с третьего раза, и он даже весело хмыкнул, глядя на трясущиеся руки.