Мальпертюи

Воцарилось молчание: разум отказывался принять все услышанное.

– Такова моя воля! – твердым голосом объявил дядюшка Кассав.

– Да будет так! – торжественно откликнулся сумрачный Айзенготт.

– Подпишитесь, – распорядился поверенный Шамп.

Все подписались, кузен Филарет поставил крест.

– Теперь уходите, – лицо у дядюшки Кассава внезапно исказилось. – Айзенготт, вы останьтесь.

Мы ретировались в сумерки желтой гостиной.

– Кто проследит за нашим размещением в этом доме? – спросила Кормелон–старшая.

– Я, – коротко ответила Нэнси.

– А почему, собственно, ВЫ, мадмуазель?

– Попросить Айзенготта объяснить вам? – вкрадчиво осведомилась сестра.

– Мне кажется… – вмешался дядя Шарль.

– Чепуха! – оборвала Нэнси. – Впрочем, вот и господин Айзенготт.

Он прошел на середину комнаты и оглядел нас по очереди пристальным тяжелым взором.

– Господин Кассав желает, чтобы Жан–Жак и Эуриалия присутствовали при его последних минутах.

Все склонили голову, даже Нэнси. Дядюшка Кассав тяжело дышал, в его стекленеющих глазах отражалось пламя свечей.

– Кресло, Жан–Жак… сядь в свое кресло… а ты, Эуриалия, подойди ко мне.

Кузина скользнула вперед, послушная и все же великолепно безразличная к странной торжественности момента.

– Посмотри мне в глаза, дочь богов, – пролепетал дядя изменившимся голосом, в котором, казалось, звучало боязливое почтение. – Посмотри мне в глаза и помоги умереть…

Эуриалия склонилась над изголовьем. Умирающий испустил долгий вздох, я услышал несколько слов, тут же растаявших в тишине: