Уставшее время

22
18
20
22
24
26
28
30

— Запросто, — отозвался Арнольд. — Шесть концов означают шесть дней творения, центральный шестиугольник внутри — священную субботу. Когда-то Звезда была талисманом битвы, считалось, она приносит победу и дарует силу в бою. Кроме того, она была символом мудрости. Ею обозначали философский камень алхимиков. Да! Еще Звезда — символ рождения. Поэтому, — Арнольд торжественно повысил голос, сел на постели и повернулся в сторону Николая, — пока она является нашим национальным символом, еврейский народ бессмертен, сколько бы его ни травили разные юдофобы.

— На здоровье, — зевнул Николай и лениво отвернулся к стене. — А я спать хочу.

Разговор оборвался. Митя тоже ощущал вялость и сонливость. Отвратительно чувствующая себя голова требовала последовать примеру соседа. Это было нетрудно.

Поплыли бесконечно тягучие больничные дни, сдобренные перманентным запахом подгоревшей каши. От докторов Митя узнал, что кроме безвредного удара каской, от которого лишь выскочила большая шишка, он получил более серьезную травму, приложившись головой при падении о бордюр тротуара. Чувствовал себя Митя сносно, и проводить большую часть суток в лежачем положении было невыносимо. Один раз пришел навестить Матвей — «принес повинную голову», терзаясь и жалобно вздыхая. Мите пришлось соблюсти ритуал отпущения грехов.

После очередного визита супруги Николай принялся оделять всех дарами садоогорода.

— Антошка, яблоко будешь?

Антон совершенно неожиданно для всех подал отрешенный голос:

— О Господи! Да отстаньте вы от меня с вашими яблоками! Не хочу я.

— Страдает, — прокомментировал Николай. — А чего ты хочешь, Антон?

— Я хочу научиться ничего не хотеть. Пожалуйста, отвяжитесь от меня.

— Коля, не мешай человеку впадать в нирвану, — сказал Арнольд. — Он хочет перестать страдать и сделаться свободным, не видишь что ли?

— Да какая там нирвана! — махнул рукой Николай. — Выйдет отсюда — снова за девками бегать начнет. Время все вылечит.

— Это смотря какое время, — прокряхтел вдруг старик. Прямо-таки чудеса происходили у всех на глазах: оба немых заговорили одновременно. — Малое время, может, кого и лечит, а большое — всех калечит.

— Это как?

— А вот доживешь до моих годов, — ответил старик, — поймешь тогда как — когда в спине ломота, жевать нечем, холод в конечностях, памяти нет. И ко всему — кости вываливаются из суставов. Время… это ж резина, сначала тянется, потом кэ-эк даст по башке. Так-то, сынки. — И дедушка снова надолго замолчал.

Как оказалось, это был последний Митин день в клинике, но узнал он об этом только следующим утром. Очень ранним.

Разбудила его хлопнувшая дверь палаты. У входа стояли два человека, похожих на орангутангов, наряженных в одежду, и осматривали кровати. Изображая спящего, Митя оставил для обзора узкую щелочку между веками. Вид у орангутангов был недобрый: бессмысленные выражения лиц, равнодушные взгляды и позы живых роботов. Мите в этот момент подумалось, что наибольший страх у нормального обывателя должны вызывать не садистские улыбочки, а такие вот бессмысленные, животные физиономии дегенератов, тупо исполняющих веления инстинктов и приказы вышестоящих каннибалов. А это лишний раз доказывает, что человек произошел не от обезьяны (чего ему тогда бояться сородичей?) — и лишь порой отдельные особи по каким-то причинам мутируют в человекообразных обезьян.

Два великолепных образчика этой мутации предстали перед Митей во всей красе. Намерения их не вызывали никаких сомнений, Митя только затруднялся определить, к кому именно будут применены карательные санкции.

Долго гадать не пришлось. Один из орангутангов, закончив осмотр палаты, указал на него пальцем:

— Вот этот. С обмотанным черепом.